«Наверно, кастрюля упала, запачкалась, а он ее мыть пошел», — подумал Олави и присел на чурбан, ожидая товарища. Но прошло пять минут, десять, пятнадцать, а Толя все не возвращался. Тогда Олави вышел к берегу и негромко, чтобы не разбудить ребят, позвал:
— Толя, ты где?
Ответа не последовало.
— Толька, если не отзовешься, я разбужу всех, — уже с угрозой повторил Олави.
И снова в ответ ни звука.
Испуганно озираясь по сторонам, Олави со всех ног? пустился в лагерь и разбудил учителя:
— Виктор Петрович, беда, Толя Лушин пропал.
— Как пропал, куда пропал, а ты где был?
— Я дремал, потом кастрюли упали, и Толя пошел к берегу. Я ждал-ждал, а его все нет. На берег сходил, и там нет.
От этих слов сердце глухо застучало в груди учителя. Он мигом вскочил и, наспех одевшись, побежал вместе с Олави к берегу ламбы. Но Толи нигде не было. Возле тропинки они нашли только зеленый берет мальчика.
Известие, принесенное Олави, с быстротою молнии облетело все палатки. За две-три минуты ребята были на ногах и ждали Виктора Петровича.
Когда учитель вернулся к палаткам, там уже Володя Мелькин выстроил ребят.
— Сколько отрядов пойдут искать Лушина? — спросил Володя.
— Как можно больше. В каждом отряде по пять человек. Но далеко по лесу не разбредаться, — отдавал распоряжения учитель. — Володя, Павлик, Саша, Тюрин, Сорокин, Таня Калитина, отбирайте людей, будете в своих отрядах командирами, каждый берет по ракете. Если что-либо обнаружите, сразу же подавайте сигнал. Идем в обход Сяргиламбы. Я думаю, за полчаса Толя не мог далеко уйти.
Володя пересчитал, сколько ребят уходит на поиски, и выдал каждому командиру по фальшфейеру.
Один за другим отряды начали спускаться с крутого берега. И в этот миг со стороны самой дальней, заболоченной губы Сяргиламбы донесся не то протяжный плач, не то вой.
Виктор Петрович остановил ребят, прислушался.
— Мамочки родные, это волки! Наверно, они и утащили Лушина. Ой, я боюсь! — прошептала Нютка Петрова.
— Молчи ты, нюня, — напустился на Нютку Павлик Тергуев. — Волки только в августе выть начинают. Это, скорей, гагара.
Через несколько секунд звук повторился снова, и трудно было разобрать, кому он принадлежит — зверю или какой-либо ночной птице. Снова потянулись томительные, долгие, как часы, секунды ожидания.
И вдруг в ночных сумерках над болотом взвился красный огонек сигнальной ракеты, За ним второй. Это означало, что требуется помощь самого начальника лагеря.
— Все остаются здесь, — сказал Виктор Петрович, — Со мной идет только Павлик Тергуев.
Ребята поднялись на высокий берег Сяргиламбы и, вслушиваясь в каждый звук ночи, ждали, не покажется ли снова сигнальная ракета.
Павлик едва поспевал за Виктором Петровичем.
— Скорей, скорей, — подбадривал учитель. — Надо спешить.
Через четверть часа они добрались до болота.
Еще с крутого лесистого берега в серых сумерках белой ночи учитель и Павлик увидели посреди болота Толю Лушина. В руках у него была палка.
— Э-ге-гей! — крикнул учитель. — Толя!
— Скорей, скорей! — обрадованно прокричал он в ответ и почему-то сел.
Павлик и Виктор Петрович спустились на болото. Под ногами оседали зыбкие кочки и хлюпала мутная жижа. Чем ближе они подходили к Толе, тем громче становилось чавканье.
Наконец путники, с трудом вытаскивая ноги из коричневого месива, добрались до Толи. И тут увидели такое, что мурашки по спине забегали.
Увязнув в ржавой болотной грязи, по пояс в воде стоял Венька Рюхин. Куртка и фуражка его были сплошь заляпаны тиной. Счастливая улыбка на Венькином лице ярче слов говорила о том, как он рад неожиданной подмоге.
Виктор Петрович тотчас подал Рюхину жердь и потянул за другой конец. Бочага запузырилась, захлюпала, неохотно освобождая пленника. И вскоре Венька очутился на кочке, где стояли его спасители.
— А теперь, голубчики, рассказывайте, что это за фокусы, — строго проговорил Виктор Петрович.
— Венька ночью в лагерь пришел, — начал Толя. — Я заметил и погнался за ним. А потом он провалился в трясину и стал вязнуть. Может, слышали, как он кричал. Я сразу жердей принес, стал тянуть, но силы не хватило, больно глубоко Венька завяз. А чтобы его не засасывало, я Веньке жердей накидал, и он на них грудью навалился.
А потом я говорю Веньке, что в лагерь пойду за подмогой, а он не отпускает меня. «Утону», — говорит. Я говорю, были бы с собой ракеты, мигом бы ребят вызвали, А Венька мне пару ракет из-за пазухи и достает.
Виктор Петрович укоризненно покачал головой.
— Ай, Рюхин, Рюхин.
— Виктор Петрович… С этого дня все кончено… Слово даю…
Ужас, который только что испытал Венька, лишил его былого красноречия. Он говорил путанно и сбивчиво.
— Виктор Петрович, это я в дуплянку лазил и форелевые самоловки тоже мои. Я вам все объясню, только скажите ребятам, чтобы меня в лесничество приняли.
— Ладно, Веня, идем, — ответил учитель. — Из-за тебя сегодня весь лагерь не спит. А вопрос о том, быть тебе в лесничестве или нет, ребята решат сами…
Уже солнце позолотило вершины деревьев, когда спасители Веньки Рюхина и он сам появились в лагере. Трубные звуки кричавших на заре журавлей неслись над сонными водами Сяргиламбы.
В лагере никто глаз не сомкнул в эту ночь. Чтобы разогнать знобящий холодок раннего утра, ребята набросали в костер побольше хвороста и расселись в кружок. Трудно передать, как все удивились, увидев Веньку.
— Ну, Рюхин, раздевайся, присаживайся к огню, а заодно и о своих подвигах расскажешь, — сказал Виктор Петрович и подошел к костру.
— По порядку рассказывать? — стаскивая с себя мокрую куртку, переспросил Венька.
Учитель улыбнулся:
— Давай по порядку.
— Ребята, я хочу жить в лагере… — начал было Венька, но чей-то возглас, хлесткий, как пощечина, прервал его.