После того, как мы заканчиваем в кафе, мы заходим практически в каждый магазин на главной улице, чтобы купить принадлежности для наших костюмов, а затем отправляемся в наш отель, как раз ко времени регистрации заезда.
У нас семейный люкс, который на самом деле представляет собой просто набор комнат с внутренними дверями, чтобы их можно было соединить. У нас три комнаты, в одной из которых есть гостиная зона и гигантская ванна, которая находится как бы просто… посередине спальни.
— Не поймите меня неправильно, это выглядит восхитительно, но почему прямо рядом с кроватью?
— Во-первых, — начинает Зейд, запрыгивая в ванну и откидываясь назад, скрестив лодыжки рядом с краном. Его рубашка задирается спереди, и я мельком вижу татуировки и прядь тёмных волос, которые обещают, что вид, который я увидела на его телефоне, не был воображаемым. Под этим поясом действительно что-то есть. И под чем-то я подразумеваю его член. Мои щёки вспыхивают, пока Зейд продолжает болтать. — Ты только что употребила слово «восхитительно» без всякой иронии? Во-вторых, ванна находится в спальне, потому что это номер для новобрачных, и жених и невеста должны трахаться в нём.
— Так элегантно, как всегда, — говорит Тристан с раздражённым видом, возвращаясь после осмотра номера. Я видела, как он проводит пальцем по верхней части рамки для фотографий, чтобы проверить, нет ли пыли, а затем драматично вздыхает. Лично я считаю, что этот маленький отель типа «постель и завтрак» очарователен. — Давайте договоримся о ночлеге.
— Мы с Марни здесь, — произносит Зейд, но в этой комнате только одна двуспальная кровать, так что этого не произойдёт. — А вы по двое в каждой из других комнат, по одному на кровать. Решено, и точка.
— Как насчёт… Я буду спать здесь одна, а вы, ребята, займёте другие кровати. — Я скрещиваю руки на груди и смотрю на Зейда и Тристана.
— Я не собираюсь спать ни с одним из этих придурков, — издевается Зейд, выпрыгивая из ванны и хватая меня за ноги и за талию, чтобы заключить в свои объятия. Я визжу, когда он кружит нас и бросает меня на кровать. Я подпрыгиваю на короткую секунду, прежде чем он накрывает меня своим телом и сжимает мои руки в запястьях. — Я бы предпочёл остаться здесь, с тобой, Черити.
— Без шансов, — шепчу я в ответ. Логически понимать, что Зейд просто дразнит меня, — это одно, но, когда он вот так лежит на мне, это… совсем другое. Мы смотрим друг на друга, и я могу сказать, что не единственная, кто это чувствует. Мускул на щеке Зейда дёргается, и мне внезапно становится трудно дышать. Мы оба чувствуем напряжение. Чёрт возьми, мы чувствовали его с самого первого дня. В первый раз, когда мы увидели друг друга, я поняла, что между мной и этим засранцем-рок-звездой возникла химия.
Зейд стонет и скатывается с меня, но ущерб уже нанесён. Моё сердце бешено колотится, а между грудей стекает капелька пота.
— В диване есть выдвижная кровать, — говорит Зак из другой комнаты, и я слышу скрип петель, когда он её раскладывает. Сев, я прохожу в гостиную и наблюдаю, как он начинает застилать постель. — Я буду спать здесь. Это лучше, чем делить постель с его величеством.
— Я уже много лет не мочился в постель, — заявляет Виндзор, раздвигая занавески и глядя вниз на ручей, протекающий за домом. Он оглядывается на Зака с широкой улыбкой. — Хотя в прошлый раз, когда мы спали вместе в постели, я проснулся от того, что твой стояк вонзился мне в ногу.
— Чушь собачья, — фыркает Зак, когда Крид прищуривает свои голубые глаза.
— Когда это вы двое спали в одной постели? — спрашивает он, плюхаясь в одно из кресел и закидывая свои коричневые ботинки Баркер Блэк на кофейный столик. Виндзор медленно оборачивается, на его губах появляется жестокая улыбка. Иногда мне кажется, что находиться в комнате с этими парнями — всё равно что стоять в яме со змеями. В них так много проклятого яда, и я всегда жду, когда они нанесут удар.
— Когда мы переспали с Марни в последний день второго курса, — говорит Виндзор, как будто это самая естественная вещь в мире.
— Ты имеешь в виду, когда ты спал рядом с Марни, — выплёвывает Тристан ледяным голосом. Он звучит разозлённым, и я не могу удержаться, чтобы не взглянуть на него. — Никто не поверит, что кто-то из вас занимался с ней сексом, так что даже не намекайте.
— А если бы я это сделал, тебя бы это взбесило? — Виндзор бросает вызов, засовывая руки в карманы своих белых слаксов. На нём белая рубашка на пуговицах с короткими рукавами в тонкую полоску и те блестящие чёрные ботинки, которые он всегда надевает, как будто собирается покататься верхом.
— Ты этого не делал, — произносит Тристан, и его голос резко прорезает внезапно повисшую в гостиной напряжённость. Голубые глаза Крида впитывают всё это с оттенком нетерпения, как будто ему действительно понравилось бы наблюдать, как они вдвоём выбивают друг из друга все дерьмо.
— С кем Марни спит или не спит, не ваше дело, — рычит Зак, перебивая двух других парней. — Так что оставь эту тему в покое и отвали. — Тристан ухмыляется, и я просто вижу, как вечер летит коту под хвост.
Я выхожу на середину комнаты.
— Хватит. — Мой голос звучит жёстко и отрывисто, и все они поворачиваются, чтобы посмотреть на меня. Моё сердце сейчас колотится так быстро, что я просто молюсь, чтобы не упасть в обморок. — Вы, ребята, не можете продолжать ссориться, это нечестно. — Я выдыхаю и провожу пальцами по волосам. Я оглядываюсь по сторонам, и в кои-то веки все они притихли. Довольно шокирующе, если вы вообще хоть что-нибудь знаете о ком-либо из этих парней. По сути, все они альфа-самцы. Крутая компания. — Всё это сбивает меня с толку.
— Мне жаль, — произносит Зак, и если бы его голос не звучал так искренне, я бы просто подумала, что он пресмыкается передо мной. — Ты права. — Он садится на край дивана-кровати с лёгким вздохом. — Ты не заслуживаешь иметь дело со всем этим дерьмом после всего того дерьма, через которое мы тебя заставили пройти.
— Я… знаю, что ты заинтересован в отношениях, — говорю я ему, чувствуя, как горят мои щёки. Я перевожу взгляд на Крида. — И ты. — Дыши, Марни, дыши. — А что насчёт тебя, Зейд?
Он стоит прямо за дверью в спальню и смотрит на меня яркими изумрудными глазами. Его руки засунуты в карманы, и он закрывает глаза в конце выдоха.
— Я так сильно облажался с тобой, Марни, — шепчет он, его голос такой хриплый и необузданный, что, если бы он остановился и записал песню прямо сейчас, эмоции были бы настолько реальными, что, вероятно, заставили бы людей плакать. — Я был заинтересован с самого первого дня. Я тебе это говорил.
— Теперь ты заинтересован? — шепчу я, изо всех сил стараясь, чтобы слова выходили наружу. Здесь так много напряжения, что моя кожа становится ноющей и стянутой.
Зейд смотрит мне прямо в глаза.
— Я заинтересован. Серьёзно, блядь, заинтересован.
Крид издаёт разочарованный звук, а Зак хмурится.
Затем я поворачиваюсь к Тристану. Он стоит в дверях рядом со мной. Мы так близко, что я вижу, как бешено бьётся его пульс. Внешне он выглядит спокойным. Но я могу сказать, что всё это лишь видимость. У него всё кипит внутри.
— А как насчёт тебя?
— А что насчёт меня? — Тристан отвечает, хладнокровный, как чёртов огурец, его острый, как лезвие, серый взгляд пронзает меня насквозь.
— Я тебе интересна? — чертовски трудно произнести эти слова, задать вопрос, который, честно говоря, мучил меня почти два года. Я хочу услышать, как он это скажет. Мои мысли ненадолго возвращаются к Лиззи, но… Мне нужно знать, что чувствует Тристан, независимо от того, что произойдёт потом.
Он кладёт руку на дверной косяк над моей головой и наклоняется ближе.
— Разве я не ясно дал тебе это понять? — спрашивает он, и ухмылка искривляет его полные губы. У него такие чертовски красивые волосы, иссиня-чёрные пряди, которые мягко спадают ему на лоб.
— Это не ответ. — Я застываю, когда он кладёт левую руку мне на бедро и прижимает большой палец к тазовой кости, заставляя меня задыхаться. — Да или нет.
Тристан смотрит на меня так долго, что я задаюсь вопросом, собирается ли он вообще отвечать. Но потом я вспоминаю тот момент в Париже, возле Эйфелевой башни. В нём было так много напряжения, а его лицо было таким мягким, почти нежным. Он собирался что-то сказать мне, прежде чем Виндзор прервал нас, я знаю, что так оно и было.
Я помню их спор на французском и жалею, что не выбрала язык любви вместо испанского и японского. Часть меня знает, что в этом разговоре есть что-то такое, что я бы захотела услышать.
— Хорошим последующим вопросом было бы: ты всё ещё любишь Лиззи, и если да, то как твои чувства к девушке Уолтон соотносятся с твоими чувствами к Марни? — Виндзор неторопливо идёт вперёд, полностью осознавая, что он ставит точку в этом разговоре. Я могла бы убить его в этот момент.
Лицо Тристана омрачается, и он усмехается, поворачиваясь к Виндзору, как будто, возможно, он затеет драку, которая не закончится без кровопролития. Я представляю, как они вдвоём насмерть осыпают друг друга ударами. Я кладу руку ему на грудь и встаю между ними, переводя взгляд на принца.
— В чём твоя проблема, Винд? — огрызаюсь я, чувствуя, как мой гнев и разочарование всплывают на поверхность. Он действительно задира из задир. Типа, это его конёк, и я не могу решить, тусуется ли он со мной потому, что это то, что ему нравится делать, или из-за чего-то ещё. Всё, что он говорит и делает — это большая постановка, шутка. — Почему ты всё усложняешь?
Он всё ещё улыбается, когда подходит ко мне, ставя нас лицом к лицу.
— Это был правильный вопрос: Тристан любит Лиззи, Лиззи любит Тристана. Так что же происходит с тобой, Марни? Я не хочу видеть, как тебе причиняют боль.
— Я верю в это, — говорю я, чувствуя стеснение в груди. — Но я также знаю, что ты достаточно социально осведомлён, чтобы не поднимать подобную тему в такой момент, как этот. Ты продолжаешь шутить о том, как мы могли бы встречаться и повеселиться вместе, но я не могу понять, шутишь ты или серьёзно, или…
Виндзор Йорк, принц грёбаной Англии, обнимает меня одной рукой и притягивает к себе так быстро, что я не успеваю закончить предложение. Вместо этого я ощущаю его пальцы на своём подбородке, а его рот прижимается к моему.
Его язык обводит мою нижнюю губу, прежде чем погрузиться в мой рот, вожделение и страсть бурлят в его прикосновениях и проникают в меня. Внезапно между нами возникает такое напряжение, что я едва могу дышать. Нет, не совсем, я не могу. Я не дышу. Как я могу, когда он целует меня так, словно ждал всю свою жизнь, чтобы найти меня?
В этом поцелуе нет ни поддразнивания, ни шутки.
Там нет ничего, кроме намерения, ясного и острого. Всё это в том, как он обнимает меня, прикасается ко мне, целует меня. Пламенный огонь бурлит в моей крови, настраивая меня против всего мира. В этот момент я ничего не хочу больше, чем его, чем моего собственного грёбаного принца.
Он внезапно отстраняется, изящно, как всегда, скользя пальцами от моего подбородка вверх по линии скулы, касаясь моих волос.
— Миледи, мне очень интересно. — Он улыбается, но теперь в этом есть что-то такое, чего я раньше просто не замечала, или он чертовски хорошо скрывал. — Ты такая… в тебе есть всё, о чём я и не подозревал, что хочу. Ты ненавидишь деньги. Ты ненавидишь придурков. Ты ни хрена не понимаешь. Дорогая, позволь мне сделать из тебя принцессу.
— Прекрати, — выдыхаю я, потому что теперь я уверена, что он снова шутит. Я отталкиваюсь от него, и он отпускает меня, наблюдая мерцающими карими глазами, как я прижимаюсь спиной к стене между ним и Тристаном.
Король Бёрберри в этот момент — больше не счастливый маленький правитель.
— Ты сукин сын, — рычит Тристан, и Виндзор ухмыляется.
— Вообще-то, сын принцессы. Правнук королевы. Давайте, по крайней мере, разберёмся с этой частью. Может, вы и «американская королевская семья», — Винд насмешливо выводит пальцами маленькие кавычки, — но на самом деле я здесь член королевской семьи. — Он ухмыляется. — Десятый в очереди на трон, достаточно престижный, чтобы быть важным, но недостаточно близкий к этому, чтобы кого-то волновало, что я делаю. У меня есть свои собственные деньги, своя собственная жизнь. Если я захочу встречаться с бедной американской девушкой, я могу это сделать. Что насчёт тебя? Тебе вообще позволено любить Марни?
Тристан делает шаг вперёд, а затем поворачивается, чтобы посмотреть на меня. К его чести, он сдерживает злую усмешку на своём лице и остужает выражение, высовывая язык, чтобы облизать край губы, когда оглядывает меня.
Его взгляд останавливается на моём лице, а затем он поворачивается ко мне, хватает меня за бёдра и усаживает на край диванного столика. Он поднимает обе руки и запускает пальцы в мои волосы, притягивая меня для ещё одного поцелуя.
Серьёзно, в этот момент мой разум отключился, уносясь в небытие. Я просто сгусток эмоций, в котором не осталось никакой логики.
Это острое томление внутри меня нарастает по спирали, достигая крещендо, когда Тристан проводит языком по моим губам. Его поцелуй такой же резкий и холодный, как и он сам, но пронизан раскалённым добела расплавленным огнём. Если я смогу расплавить его внешнюю сталь и докопаться до того, что лежит под ней… он был бы грёбаным огненным штормом. Его пальцы обхватывают мои бёдра с обеих сторон, впиваясь ровно настолько, чтобы было больно и приятно одновременно.
Мне вспоминается зимний бал и та ночь на яхте. «Просто помни, что Крид не единственный, кто заинтересован». То, как он поцеловал меня тогда, и то, как он целует меня сейчас… одинаково. Это ведь не было полной чушью, не так ли? То, как я чувствовала себя их, когда мы все сидели вместе за столом? То было по-настоящему. Это было по-настоящему. Это было чертовски реально.
Тристан отстраняется и прижимается своим лбом к моему, тяжело дыша.
А потом он отшатывается, как будто обжёгся, и несётся через гостиную в свою комнату.
Он убегает.
— Прекрати. — Только одно это слово от меня. Мне даже не нужно кричать об этом. Смысл достаточно ясен в этом единственном слоге.
Тристан останавливается и оглядывается на меня, зрачки расширены, серые глаза горят, как едва тлеющие угли.
— Что? — у него такой голос, словно он вот-вот сорвётся. Ему определённо нужно побыть одному, чтобы успокоиться, это точно. Но не раньше, чем он ответит на мой вопрос.
— Тебе интересно? Поцелуй — это не ответ. Я хочу услышать это на словах. — Я поднимаю подбородок, и Тристан оборачивается, его ноздри раздуваются от гнева. Он закрывает глаза и отводит взгляд, как будто ему больно.
— Я уже навлёк на себя гнев моего отца из-за тебя, отказался от своего семейного состояния, разве…
— Это не ответ.
Моё сердце бьётся так быстро, и я чувствую, что другие ребята внимательно наблюдают за мной. Я смотрю на него снизу-вверх и жду. Лиззи не выходит у меня из головы в этот момент, но всё, что я могу сделать прямо сейчас — это начать с простого ответа на мой вопрос. Если он заинтересован в Лиззи, то это выбор, который ему придётся сделать самостоятельно. Если она ему небезразлична, тогда… он должен сам это решить. Я не могу заставить его.
— Да.
Только одно слово.
Это похоже на вызов.
«Жаль. Я с нетерпением ждал вызова».
Он сказал мне это давным-давно, в самый первый день нашей встречи.
Похоже, он собирается получить то, что хотел.
— Вы пятеро… — я вздрагиваю, всё ещё сидя на краю диванного столика. — Вам придётся бороться за меня, если вы хотите меня. Но не кулаками, не пари и не всякой ерундой. Я имею в виду, что вам придётся отбросить свои барьеры и проводить время со мной.
— Марни, — начинает Зак мягким голосом, но я поднимаю руку. Я ещё не закончила. Мои щёки пылают от смущения, а моё тело горит так, как никогда раньше. Если я не разберусь с этим сейчас, то уже никогда не смогу.
— За то, что вы со мной сделали, — я бросаю на Виндзора полуобвиняющийся взгляд. Формально он ничего не сделал, кроме как был мне другом. Дело в том, что я знаю, знаю, что у него есть скрытые мотивы. Ничто из того, что он делает, не является простым и понятным или без расчёта, так что мне жаль, но ему тоже придётся подыгрывать. — За то, что вы со мной сделали, — повторяю я, — вам всем… придётся ухаживать за мной одновременно.
— Ухаживать за тобой? — говорит Зейд с лёгкой, натянутой усмешкой. — Такая старомодная.
— Вам придётся встречаться со мной одновременно, всем пятерым. — Я выдыхаю, закрываю глаза и откидываю голову на стену. Мне нужно… что-то, чтобы избавиться от всех этих эмоций. Я поднимаю голову и открываю глаза, вглядываясь в их лица. Их эмоции варьируются от ошеломления — Виндзор — до холодной ярости — Крид — и всего, что находится между ними. — Никаких других девушек. — На последнем слове мой голос становится жёстким. — Я серьёзно. Если я увижу вас с другой девушкой…
— Я не прикасался ни к одной девушке с первого курса, — говорит Тристан, и мои глаза расширяются. Он был немного шлюхой. Верю ли я вообще в то, что он мне сейчас говорит? — Так что всё в порядке. Мне всё равно. Что-нибудь ещё? — сейчас он весь такой деловой, но… может быть, в хорошем смысле? Он говорит так, как будто делает это на уроке, как будто он делает заметки и прикидывает, как лучше всего получить пятёрку, победить.
— Я… — я начинаю, но в голове у меня становится совершенно пусто. — Нет, я думаю, что это всё. Мы встречаемся, и мы делаем… что бы мы ни делали, если бы просто встречались друг с другом. Это… это всё, что я могу сказать.
Я спрыгиваю вниз, вбегаю в свою комнату и запираю за собой дверь.
Я стою там достаточно долго, чтобы перевести дыхание, прежде чем переодеться в купальник, накинуть халат и спуститься вниз к бассейну.
Когда я прыгаю в воду, она ледяная, но благодаря этому в голове у меня проясняется.
Это всё, что мне сейчас нужно — ясная голова.
И эквивалент холодного душа.
Очень холодного душа.
Позже тем же вечером я лежу на огромной двуспальной кровати в полном одиночестве и смотрю какое-то дурацкое ночное шоу по телевизору, что для меня в некотором роде удовольствие, учитывая политику академии «никакой посторонней электроники». Я имею в виду, иногда по выходным я смотрю что-то на своём телефоне, но для разнообразия приятно иметь большой телевизор.
Как раз в тот момент, когда я нащупываю пульт, чтобы выключить его, я слышу скрип и грохот, а затем яростную ругань Зака.
Поднявшись с кровати, я подхожу и приоткрываю дверь, отделяющую мою спальню от гостиной.
И тут моя рука взлетает, чтобы прикрыть рот.
Старая металлическая перекладина в диване-кровати согнулась и сломалась под мускулистым телом Зака. Сейчас он изо всех сил пытается выбраться из-под груды одеял и подушек. Как только я справляюсь со своим смехом, я бросаюсь ему на помощь. Конечно, когда я беру его за руку и тяну, это всё равно что тянуть гору мышц. Он позволяет мне притвориться, что я помогаю ему подняться, выбираясь из кучи в боксёрах с низкой посадкой и больше ни в чём.
Моё сердце издаёт такой большой, сильный стук, что вся кровь в моём теле приливает к голове и… другим местам.
— Грёбаная дурацкая кровать, — ругается он, наклоняясь, чтобы достать свой телефон из-под одеял.
Его боксёры слегка сползают, и я вижу его задницу.
Но… хорошую задницу. Например, у него ямочки на пояснице и мышцы, к которым моим рукам больно хочется прикоснуться. Это не то же самое, что заглядывать в щель сантехника. Я прикрываю рот рукой, чтобы сдержать ещё один нервный смешок.
Зак поднимается на ноги и оглядывается на меня, приподнимая свои тёмные брови.
— Что тут смешного? — спрашивает он глубоким баритоном.
— Ну, твои мышцы только что сломали кровать, — я протягиваю руку и сжимаю его бицепс. Это как нагретый солнцем долбаный камень, такой гладкий, твёрдый и горячий. — И ты сильно выставил свою задницу на показ, когда наклонился.
— Ты думаешь, моя задница забавная? — спрашивает он, и ухмылка скользит по его губам. — Так уж случилось, что твоя мне действительно нравится.
Мои щёки вспыхивают, и я понимаю, что всё это время ласкала его руку, просто донимая его до чёртиков. Я отдёргиваю руку и увеличиваю расстояние между нами на несколько футов.
— А я и не говорила, что мне она не нравится, — поддразниваю я, и от того, как он смотрит на меня, вся темнота внутри него превращается в глубокие, тёплые тени, которые проносятся по мне под его пристальным взглядом. — Тебе помочь починить кровать? — спрашиваю я, потому что в таком маленьком отеле типа «постель и завтрак» вряд ли найдётся другой номер, куда его можно перемеестить, или даже кто-то на стойке регистрации, с кем можно поговорить на этот счёт.
— Эх, — говорит Зак, снимая постельное бельё и отбрасывая его в сторону. — Я думаю, она немного не поддаётся починке. — Он пытается собрать обломки и превратить кровать обратно в диван, но безуспешно. Его уже не спасти. — Пол сойдёт, — говорит он после того, как одна из ржавых пружин буквально отваливается.
Я отхожу в сторону, пока Зак устраивает печальную, жалкую маленькую постель на полу.
Я прикусываю нижнюю губу и тереблю руками перед своей майки.
Это похоже на одну из тех яой-манг, которые купил мне Крид, где герои едут в отель и случайно бронируют только одну кровать вместо двух, и в итоге им приходится её делить…
Да, да. Это в точности как в аниме, или манге, или любовном романе.
Мои щёки вспыхивают, когда Зак бросает свои подушки в кучу, останавливаясь, чтобы взглянуть на меня.
— Ты можешь разделить постель со мной, — говорю я, и мой голос превращается в задыхающийся шёпот.
Зак останавливается и поворачивается, чтобы посмотреть на меня, стоящую там в бледно-розовой майке и коротких шортах, сшитых из тонкого, непрочного материала. Оно очень мягкое и удобное, но сейчас я внезапно чувствую свои соски так, как никогда раньше. Наверное, потому, что на мне нет лифчика. Или другого нижнего белья.
Если я буду делить постель с одним из самых горячих парней в академии, может быть, мне стоит подумать о том, чтобы сначала надеть бельё?
— Ты уверена в этом? — спрашивает он, глядя на меня своими прекрасными янтарными глазами. Да, они коричневые, но в слабом свете прикроватной лампы в них есть что-то медовое. Зак, должно быть, заснул с включённым светом, потому что он уже был зажжён, когда я вошла сюда. — Ты не обязана этого делать, ты же знаешь.
— Я… нет, всё хорошо, — говорю я, убирая с лица несколько золотисто-розовых прядей. Я улыбаюсь, чтобы поднять настроение, но между нами есть напряжение, которое растёт с тех пор, как… чёрт, я не знаю, где-то с прошлого года? — Захвати несколько подушек.
Я поворачиваюсь и направляюсь обратно в комнату, слушая бормотание ночного комедийного шоу, пока сооружаю между нами небольшую изгородь из подушек. Это немного по-детски, но я всё равно это делаю.
Зак ухмыляется, кладёт подушку на левую сторону кровати и забирается на неё, проминая матрас своим большим телом. Внезапно я обнаруживаю, что у меня вспотели ладони и бешено колотится сердце.
— Чего ты ждёшь? — спрашивает он, откидываясь на подушки и скрещивая руки за головой. — Неужели моя задница такая страшная?
— Я сказала забавная, а не страшная, — бормочу я, перебираясь на свою сторону кровати и ложась поверх одеяла. Здесь немного жарко, так что я пока не чувствую необходимости забираться под одеяло. По-видимому, он тоже.
Несколько минут мы сидим в тишине, вместе смотря особенно непристойный эпизод «Южного парка». Это одна из старых серий, где одного из главных героев, Стэна, тошнит каждый раз, когда его пассия, Венди, смотрит на него. Я чувствую это на духовном уровне. Мои увлечения — все пять, кх-м — вызывают у меня тошноту. Но, типа, в действительно хорошем смысле.
Это так сбивает с толку.
— Ты знаешь… Я думал, что, оставив тебя в покое, я поступаю правильно, — говорит Зак, когда начинается рекламный ролик. Фу, я и забыла, какой надоедливой бывает реклама. Я использую приложения для блокировки рекламы на своём телефоне, поэтому мне больше не нужно её просматривать.
Я молчу, потому что не уверена, что сказать.
Он поворачивается и опирается на стену из подушек, чтобы посмотреть на меня.
— Но ты всё это время хотела, чтобы я сражался, да? — я ничего не говорю, но Зак просто улыбается. — Теперь, когда я об этом знаю, надеюсь, ты готова.
— Готова к чему? — спрашиваю я, когда он садится, а затем кладёт руки по обе стороны от меня с самоуверенной улыбкой на лице. Я ещё не вернула его куртку Леттермана. Честно говоря, мне нравится её носить. Мне нравится его запах, этот спортивный аромат, который я узнаю мгновенно, но в котором, кажется, всегда присутствуют новые нотки. На этот раз я чувствую запах мяты, мускатного ореха и лаванды.
— Чтобы я начал действовать радикально, — произносит Зак, протягивая руку и проводя пальцами по моей шее сбоку. Тихий стон вырывается у меня прежде, чем я успеваю его сдержать, а затем Зак наклоняется ко мне. Точно так же, как я делала это с Кридом, я целую его так, словно нет ни границ, ни барьеров, ничто нас не сдерживает.
Это так чертовски приятно, этот освежающий прилив желания без чувства вины. Ну, ладно, может, и есть капелька вины, но я говорю себе, что это последняя часть моей мести, встающая на свои места. Я встречаюсь с этими парнями, исследую свои чувства к ним, и мне пока не нужно выбирать. Мне не нужно выбирать.
Ещё один стон вырывается у меня, и я обнаруживаю, что мои пальцы впиваются в мышцы спины Зака, притягивая его к себе, притягивая ближе. Он позволяет мне вот так прижиматься к нему, и, кажется, ему это даже нравится. Мы сливаемся так, что я более или менее лежу, а он… ну как бы лежит на мне.
Тяжесть его тела приятна на ощупь, его кожа горячая и скользкая под моими руками.
Его правая рука скользит вверх по моему боку, задирая топик, и я стону, извиваясь под ним. В моей голове всплывает голос Крида: «Не ёрзай так, у меня встанет».
Если я продолжу так делать, то Зак…
Я снова ёрзаю, и он оказывается между моих бёдер, его тело горячее и твёрдое, и от него так хорошо пахнет. Я провожу пальцами по его спине, царапая его ногтями, и он издаёт этот рычащий звук, который я чувствую всеми своими костями. Моя спина выгибается навстречу ему, прижимаясь грудью к его груди.
Наши поцелуи немного замедляются через несколько минут, переходя в этот горячий чувственный ритм. Именно тогда я чувствую его твёрдость между своих бёдер, прижимающуюся к его боксерам. Я полностью осознаю тот факт, что между нами всего два тонких слоя ткани.
Я кладу ладони между нами, намереваясь немного оттолкнуть Зака, но в итоге испытываю прилив возбуждения, когда чувствую его твёрдые грудные мышцы и твёрдые острия сосков. Я издаю тихий звук удовольствия, и он стонет, протягивая руку, чтобы обхватить мою грудь через мягкий, тонкий материал моей майки.
Удовольствие настолько сильное, что я откидываюсь на подушки, прерывая поцелуй и тяжело дыша. Зак опускает ладонь к моей обнажённой талии, его кожа горячая и потная, а затем он скользит вверх, пока не проникает под ткань моей майки и не обхватывает мою обнажённую грудь.
Звук, срывающийся с моих губ, настолько чужой, что я почти пугаюсь, вздрагивая, когда Зак хихикает и утыкается носом в мою ключицу.
— Если ты не будешь вести себя тихо, то разбудишь всех остальных придурков.
— Тихо? — я задыхаюсь, на мгновение забывая значение этого слова. Зак улыбается мне, опуская голову мне на грудь. Когда он берет мой сосок в рот, я стону так громко, что уверена, меня услышит кто-нибудь ещё. Однако ощущения настолько новые, настолько ошеломляющие, что я едва могу дышать.
Желание, похоть и нужда спиралью пронизывают меня, зарождаясь в моей сердцевине и раскрываясь, пока не затронут каждый дюйм тела. Я так внезапно, так отчаянно нуждаюсь в большем, что не знаю, что с собой делать. Зак наклоняется вперёд, и его твёрдость соприкасается с теплом моей сердцевины.
Мы оба замираем при звуке открывающейся двери, и я выскальзываю из-под него, приземляясь на пол на колени.
Я вскакиваю на ноги, поправляю майку, чувствуя, как учащается мой пульс.
Зейд проходит в гостиную и открывает мини-холодильник, достаёт содовую, прежде чем остановиться и повернуться, чтобы посмотреть на меня, стоящую в пижаме на виду у двери. Хотя я не уверена, что он видит Зака. Его взгляд скользит по сломанному дивану-кровати Зака и куче одеял на полу, прежде чем он снова смотрит на меня.
— Я знал, что мне следовало занять эту ёбаную диван-кровать, — рычит он, открывая бутылку содовой, в то время как Зак откатывается на свою сторону кровати, закрывая глаза одной рукой и издавая стон.
Мы с Зейдом смотрим друг на друга долгую, страстную секунду, мой взгляд скользит по его татуированной мускулистой фигуре. Он тоже без рубашки, и моё тело пульсирует в ответ.
Чёрт.
Чёрт, чёрт, чёрт.
Моя мать рано лишилась девственности и использовала секс как инструмент и оружие, чтобы получить то, что она хотела. Я никогда не хотела быть похожей на неё, поэтому я сдерживалась, подавляла естественные чувства внутри себя. Но, глядя на покрытое татуировками тело Зейда, а затем оглядываясь на Зака без рубашки, я задаюсь вопросом, как долго ещё я действительно смогу оставаться в здравом уме.
— Может, тебе и стоило это сделать, — шепчу я, а затем, извинившись, иду в ванную, включаю душ и проскальзываю в него. Глубоко внутри меня есть потребность, которую трудно выразить словами. Я сама об этом забочусь, затем включаю холодный душ, чтобы в последний раз побрызгать на себя ледяной водой, и снова забираюсь в постель.
Когда я возвращаюсь, Зак уже спит, но я почти уверена, что вижу салфетки в мусорном ведре с его стороны.
Мы не говорили о том, что чуть не произошло, в течение довольно долгого времени после этого.