В этом году в академии Бёрберри реально идёт снег, что чертовски странно. Ради всего святого, мы в центральной Калифорнии.
— Глобальное потепление, — говорит Миранда, стоя там с поднятыми к небу ладонями, и крошечные хлопья тают на её ладонях. Сегодня вечером шоу талантов, но на самом деле это никого больше не волнует, поскольку все, чего хотят, так это поиграть в снежки или — в зависимости от года обучения в школе — поговорить о зимнем бале, лыжной прогулке или, для нас, третьекурсников, о возможности поездки на выходные в Сан-Франциско, чтобы посмотреть балет и симфонию.
Нетрудно понять, что я хочу делать. Несмотря на то, что мы с папой уже пару раз воспользовались теми билетами, которые купил нам Зак, мне никогда не бывает достаточно. Мы даже воспользовались третьим билетом, чтобы взять нашу старую соседку, миссис Флеминг. Может, она и глухая, но сказала, что чувствует вибрации, и всё равно ей понравилось шоу.
— Знаешь, что Джон сказал мне сегодня? — говорит Эндрю, засовывая руки в карманы и вздрагивая, когда белый пух оседает на сады. Снегопад пока не настолько густой и обильный, чтобы доставлять удовольствие, но он приближается. Каждый ученик Бёрберри молится, что снега будет достаточно, чтобы можно было кататься на санках.
— Если глобальное потепление реально, то почему на улице так холодно? — передразнивает Миранда, драматично закатывая глаза. — Мы все слышали его сегодня. По крайней мере, мисс Фелтон отстранила его от занятий в школе за то, что он сорвал лифчик с бедной первокурсницы. Он такой засранец.
— Все определились с тем, чем будете заниматься зимой? — спрашиваю я, прерывая разговор. Последний человек в мире, о котором я хотела бы говорить — это Джон Ганнибал. Он кусок дерьма, человек, и политика его отца — отстой, вот и всё. — Потому что вы знаете, что я еду с оркестр, верно?
— Куда бы ты ни отправилась, парни последуют за тобой, — говорит Эндрю почти с тоской. Он откидывается на спинку стола для пикника и смотрит на кружащиеся хлопья, натянув белую шапочку на уши. — Я вне себя от ревности. Я бы хотел, чтобы парни ходили за мной по пятам, как потерявшиеся щенки.
— Они бы так и сделали, если бы ты просто позволил своему уродскому флагу развеваться, — упрекает Миранда, останавливаясь, когда появляются Лиззи и Тристан, выходящие из дверей здания часовни. Ох. Моё сердце бешено колотится, когда я вижу их вместе, но я не обращаю на это внимания. Как я уже сказала, я должна позволить пазлам сложиться так, как они могут сложиться. Я не занимаюсь саботажем.
В День благодарения мы все вместе ели в столовой, и кухонный персонал академии приготовил довольно традиционное блюдо. Лиззи тогда тоже сидела рядом с Тристаном, и мне пришло в голову, что она действительно добивается его. Она прилагает усилия. И всё же она по-прежнему носит своё обручальное кольцо. Она так же, как и Эндрю, разрывается между реальностью и далёкой мечтой.
Я немного отважный оптимист: я всегда выбираю мечту.
— Тристан, ты собираешься в поездку в Сан-Франциско или… — начинаю я, замолкая и плотнее кутаясь в одну из толстовок Зака. Он случайно оставил её в моей комнате, и что ж, она большая и мягкая, и я слишком люблю его запах, чтобы вернуть её обратно. Грейпфрут и мускатный орех — вот что мне это напоминает.
— Еду в Сан-Франциско, — отвечает он, и Лиззи прикусывает губу.
— А я иду на зимний бал, — говорит она с лёгким вздохом. — Мой папа оформил пропуск для посетителей, чтобы Марсель мог сходить со мной. — Кажется, она не особенно рада этому, и я замечаю, как напрягаются плечи Тристана.
Он проходит мимо неё и выходит из-под навеса, чтобы взглянуть на сумеречное небо и кружащийся снег.
Мгновение спустя выходит Зак, замечает меня в своей толстовке с капюшоном и, ухмыляясь, подходит, чтобы сесть рядом со мной. Даже в украденной толстовке я всё равно мёрзну, поэтому прижимаюсь к нему и в конце концов оказываюсь между его ног, его большое, тёплое тело прижимается к моему. Так мне больше нравится, когда меня поглощает Зак в своём тяжёлом зимнем пальто.
— Нам нужно купить тебе новую куртку, — говорит он, но мы оба знаем, что у меня уже есть одна, которую Миранда купила мне в прошлом году. Я просто предпочла надеть его толстовку с капюшоном, вот и всё. — Не то чтобы я возражал, что ты надела мою толстовку. — Он смеётся и прижимается носом к моему уху, вызывая у меня серьёзную стаю бабочек, целый рой. Его мускулистые руки обхватывают меня, крепко сжимая, и я расслабляюсь в них.
— Ты собираешься в путешествие по Сан-Франциско? — спрашиваю я, и Миранда драматично вздыхает.
— Эй, ты, сумасшедшая, — говорит она, подходя и становясь передо мной, выглядя как модель со своей копной блестящих волос, дизайнерским лыжным костюмом и ярко-розовой курткой. Она указывает на меня и тычет пальцем в лоб. — Я же говорила тебе: куда бы ты ни отправилась, ребята последуют за тобой, перестань их спрашивать.
— А ты? — спрашивает Зак, потому что Крид не единственный, кто знает о поцелуе между мной и Мирандой. Так или иначе, они все знают, и они чертовски завидуют этому. Может быть, они видят в ней серьёзную угрозу?
— Конечно, я еду в Сан-Франциско, — усмехается она, проверяя время на своих часах. — Это право третьего курса. — Она опускает руку и смотрит на меня. — Уже почти пора собираться. То есть, если ты не хочешь выйти на сцену с растрёпанными волосами и плохо нанесённым макияжем.
— Ну разве ты не прелесть? — поддразниваю я, зачерпывая немного снега и бросая в неё.
— Нам нужно успеть на шоу талантов, — говорит Тристан, поворачиваясь, чтобы посмотреть на нас, засунув руки в карманы своего серого шерстяного пальто. — Это крайне важно.
— Вы, ребята, что-то запланировали, — догадываюсь я, оглядываясь на Зака, но он ничем не выдаёт себя. Его лицо выглядит таким же, как всегда, серьёзным, глубоким и мрачным. Я протягиваю руку и дёргаю за прядь его каштановых волос, но он просто поднимает брови и ничего не говорит.
Я думаю, это не имеет значения.
Я всё равно всё выясню.
Зрительный зал переполнен, но в толпе чувствуется общее раздражение. Посещение обязательно, но всем хочется просто поваляться в снегу. Меня это не беспокоит. Я просто использую это шоу как баллы интересов при подаче заявления в колледж, а также для подготовки к зимнему концерту. На следующей неделе я уезжаю на соревнования Чирлидеров в Лос-Анджелес, так что не смогу играть на арфе все выходные.
Часть меня задаётся вопросом, не стоит ли мне уйти из команды. Я не особенно увлекаюсь чирлидингом или спортом в целом, но это хороший способ оставаться в форме, и это действительно добавляет интереса к моему резюме. В любом случае, несмотря на то, что половина девушек в команде — члены Компании, которые ненавидят меня и моих парней, я не могу бросить тренера Ханну и остальных прямо перед нашим первым настоящим соревнованием.
Мы провели несколько местных мероприятий, но пока не вернулись ни с какими медалями или трофеями. Я не думаю, что в этот раз всё будет по-другому, но с начала третьего курса мы стали намного лучше, так что кто знает?
Зейд — один из первых исполнителей, вышедших на сцену, и публика встречает его довольно тепло. Отчасти, я уверена, это из-за его одежды: эти кожаные штаны, обтягивающие его задницу, как вторая кожа, и свободная рваная майка с логотипом какой-то старой группы спереди. Может, он и играет на акустической гитаре, но выглядит так, словно готов к рок-концерту.
Я крадусь из-за кулис и стою на краю зрительного зала, моё сердце поёт, когда он играет свою песню перед всей школой. Бекки выкрикивает какую-то чушь из-за занавески, но я не позволяю её словам беспокоить меня, потому что в них слышен оттенок ревности. И Зейд… он сказал мне, что любит меня, правда?
Эти несколько слов — огромная вещь. Они чертовски много значат.
Непосредственно перед тем, как покинуть сцену, Зейд подмигивает мне и целует, отвешивает поклон и покидает сцену слева.
Я поднимаюсь сразу после него, так что мне приходится пробираться за кулисы до того, как арфу выкатят на место, и я выхожу перед толпой под смешанный свист и одобрительные возгласы. На данный момент это не имеет значения. Я к этому привыкла. Первые несколько раз, когда я играла после инцидента на первом курсе, было тяжело, но становилось всё легче и легче, и я знаю, что не могу позволить страху помешать мне заниматься тем, что я люблю.
Итак, я сажусь на этот табурет и провожу пальцами по струнам, закрывая глаза и позволяя мелодии плыть в воздухе, подобно снежинкам, кружащимся с эбеново-тёмного неба снаружи. В воздухе повеяло резким похолоданием, из-за чего мир кажется намного более ярким. Иногда, когда я играю на арфе, мне кажется, что я создаю звук из воздуха, заправляя случайные ноты в ткацкий станок, пока не создам что-то совершенно новое.
Как это часто бывает, я отвлекаюсь, перебирая струны, слегка покачиваясь в такт музыке. Из-за кулис доносится какой-то шум и движение, очень отчётливое ворчание и какие-то споры, но я ни на что из этого не обращаю внимания. Я нахожусь в той части песни, где темп ускоряется, и мне кажется, что я щекочу инструмент, заставляя его смеяться и петь каждым движением моих пальцев.
Мой взгляд поднимается вверх и находит несколько пустых мест в передней части аудитории, где должны быть парни. Миранда, Лиззи и Эндрю там, но никого из моих парней. Ни одного. Я заканчиваю свою песню и прислушиваюсь к негромким хлопкам и нескольким грубым выкрикам, которые быстро заглушаются персоналом.
Поднимаясь на ноги, я отвешиваю поклон и направляюсь за кулисы, чтобы найти Зака, Виндзора и Зейда в противостоянии с некоторыми из Гарпий.
— Однажды мы застанем тебя в нужном месте в нужное время, — усмехается Джален Доннер, вытирая кровь с лица рукавом. — Я, чёрт возьми, убью Тристана Вандербильта. Кстати, где эта киска? Слишком занят тем, что трахает чью-то подружку?
— Тебе чертовски повезло, — насмехается надо мной Илеана Тайттингер, одетая в какой-то нелепый белый комбинезон. Все девушки Компании участвуют в песенном и танцевальном номере под песню Мэрайи Кэри «Всё, чего я хочу на Рождество, — это ты». Судя по тому немногому, что я видела во время прослушиваний, это довольно ужасно.
— И почему же? — спрашиваю я, складывая руки на длинном красном платье, которое на мне надето. Оно такое блестящее и красивое, достаточно длинное и струящееся, чтобы его можно было надевать, когда я играю.
— Эти придурки думали, что смогут поиметь нас, — говорит Виндзор, делая шаг вперёд и хватая меч с одной из подставок для реквизита для предстоящего представления «Щелкунчика» в драматическом клубе. Он взмахивает деревянным клинком по кругу и принимает боевую стойку, которая ясно показывает, что он получил изрядную долю уроков фехтования. — Они собирались бросать на сцену петарды, пока ты играла.
Мои брови поднимаются вверх.
Чёрт.
Петарда могла бы легко оторвать мне пальцы. Может, в этом и был смысл, а?
Я смотрю вниз, на пол, и вижу разбросанные фейерверки, спички и несколько зажигалок. Когда Харпер и Бекки выходят из раздевалки, они не выглядят счастливыми, увидев меня стоящей там невредимой.
— Красивые парики, — говорю я, и Киара серьёзно набрасывается на меня. Зак ловит её и толкает назад, заставляя споткнуться на каблуках.
— Не трогай мою грёбаную девушку, или ты увидишь, как быстро я нарушу её правило «Никакого насилия». Видишь, она действительно классно и честно играет. Что же касается меня, то я грёбаный мудак. Я не боюсь говорить о делах твоего папы или о трёх молодых беременных женщинах, подающих на него в суд для алиментов на ребёнка.
— Закрой свой чёртов рот! — огрызается Киара, шипя себе под нос. На сцене трио девушек из Плебеев, чья музыка достаточно громкая, чтобы заглушить нашу ссору. Конечно же, здесь нет ни одного сотрудника. Заставляет меня задуматься, скольким учителям Харпер заплатила, чтобы они смотрели в другую сторону.
Но тут входят миссис Эмбертон и мисс Хайленд, между ними стоит заплаканная Эбони Питерсон. Я понятия не имею, какую уловку она затеяла, но она хмурится, как только видит меня.
— Откуда взялись все эти фейерверки? — спрашивает миссис Эмбертон, её взгляд поднимается, чтобы встретиться с моим. Она кажется искренне обеспокоенной, и это приятно. Я заставляю себя улыбнуться.
— Один из первокурсников уронил коробку с ними и убежал, — отвечает Харпер, обмахиваясь веером. Её боди такое обтягивающее, что у неё верблюжий носок (прим. — ткань плотно обтягивает женские гинеталии). Клянусь своей жизнью, я не смогла бы такого придумать, даже если бы попыталась. Её парик явно дорогой, сделан из настоящих человеческих волос и такой же блестящий, как настоящие волосы Миранды.
Я стащу его при первой же возможности.
Песня, звучащая на сцене, затихает, и мы слышим, как толпа хлопает.
— Харпер Дюпон и Голубокровные, — объявляет мистер Картер, и я закатываю глаза. Бывшие Голубокровные подходит больше.
— Ни пуха, ни пера, — мурлычет Зейд, когда девушки с важным видом проходят мимо него. — Буквально, пожалуйста. Я хочу посмотреть на какую-нибудь кость (прим. — в английском языке пожелание удачи «Break a leg», что дословно переводиться как «Сломай Ногу»).
— Подавись своим дерьмом, Зейд, — рычит Бекки, проходя мимо.
— Эй, — говорит Зак, беря меня за локоть. — Иди посиди в зрительный зал с Мирандой, хорошо?
Я бросаю на него взгляд.
— Помнишь наш маленький разговор? — спрашивает Виндзор, вращая деревянный меч по кругу, в то время как ребята из компании подозрительно смотрят на него. Я думаю, принц действительно мог бы надрать им задницы, если бы захотел. То есть до тех пор, пока он не получит нагоняй и замечание от мисс Хайленд за то, что возится с реквизитом, к которому ему прикасаться не положено.
— Наша очередь играть грязно, — шепчет Зейд, подталкивая меня к лестнице.
Я делаю, как он просит, занимая место между Мирандой и Лиззи.
Свет на сцене гаснет, и начинается песня. Медленно прожектор возвращается к жизни, и Харпер поворачивается, хватает микрофон и поёт ноты Мэрайи, довольно впечатляющим образом имитируя знаменитую песню. Я думаю, есть причина, по которой она возглавляет хор.
Однако, как только она начинает танцевать, я не могу сдержать хихиканья.
— Она похожа на сумасшедшего снежного кролика, — шепчу я, и Миранда с Лиззи присоединяются ко мне. Другие девушки — Бекки, Илеана, Эбигейл, Валентина, Киара, Мэйлин, Анна и Эбони — присоединяются к хореографическому танцу, беря в руки собственные микрофоны.
Всё это просто… это смешно. Извините, я стараюсь не принижать других, но эти девушки пытались убить меня, так что я полагаю, что они достойны честной критики.
Примерно на середине песни, когда я уже думаю, что просто больше не могу этого выносить… девять парней из Плебеев, которых я едва узнаю, появляются из-за занавеса, двигаясь позади девушек, пока те заняты пением и сосредотачиваются на публике.
Парни срывают их парики, и воцаряется хаос, на заднем плане играет песня с едва уловимым намёком на вокал Мэрайи, доносящийся из динамиков. Птеродактильный визг Харпер эхом отдаётся в её микрофоне как раз перед тем, как парни отступают назад, словно ожидая чего-то большего.
В этот момент сверху льётся вязкая красная жидкость, покрывая Гарпий с головы до ног, когда они кричат.
Однако на этот раз я не думаю, что это краска. Крид не лгал. Нет, мои ребята выложились по полной: это кровь.
Когда песня подходит к концу, во всём зале воцаряется тишина, Тристан и Крид появляются с противоположной стороны зала, незаметно усаживаясь на два пустых места. Зак, Виндзор и Зейд выходят сразу после и садятся в конце первого ряда примерно через десять мест от меня.
Харпер стоит там, тяжело дыша и дрожа, её девочки по обе стороны от неё, большинство из них плачут.
Занавес опускается перед ними, и на нём повсюду приколоты трусики.
Святое… ёбаное дерьмо.
Музыка стихает, и зал разражается смехом.
Хорошо, что я уезжаю из города на соревнования по чирлидингу: в Академии проливается кровь. Теперь, отомстив, я позволила им повеситься на их собственной верёвке. Мои парни… они немного расширяют правила своим творческим подходом. Они превращают жестокость в безупречное совершенство почти так же, как скульптор шлифует мрамор или камень.
Это впечатляет и в то же время немного пугает.
Во время короткой поездки в Лос-Анджелес я добровольно соглашаюсь делить комнату с тренером Ханной (нас нечётное количество, так что кто-то должен это делать), и я очень слежу за тем, чтобы не пить и не есть ничего, что только что не было в запечатанном контейнере или обёртке. Вам лучше поверить, что я тоже очень трепетно отношусь к своим волосам. Я ни за что не позволю им удивить меня бритвой.
Нам удаётся увезти домой серебряную медаль, что впечатляет, учитывая дисгармоничную атмосферу в команде.
Когда я возвращаюсь, то нахожу парней в синяках после драки. Ни одному из них не удалось уйти невредимым.
— Что случилось? — спрашиваю я, протягивая руку, чтобы осторожно провести большим пальцем по синяку на левом глазу Виндзора. Он ухмыляется и хватает меня за запястье таким молниеносным движением, что у меня замирает сердце. Он целует внутреннюю сторону моего запястья, и я задыхаюсь, когда он проводит языком по моему пульсу.
— Почти то, что ты могла бы подумать, любовь моя. Поссорились во дворе.
— Они тоже дерутся грязно, — растягивает слова Крид, дотрагиваясь до царапин на своей щеке. Это след от женской драки.
— Девочки тоже были в этом замешаны? — спрашиваю я, и Зак кивает.
— Мы их не трогали, если это то, о чём ты беспокоишься. У нас есть некоторая честь, но это немного ухудшило соотношение сил семнадцать на восемь. Если бы с нами там не было Лиззи, всё было бы намного хуже. Она схватилась с Харпер ради тебя.
— Я пыталась, — говорит она, щеголяя разбитой губой. По крайней мере, у неё всё ещё сохранились волосы.
— Семнадцать на восемь… — я начинаю, думая о составе. Ладно, значит, все девять Гарпий, восемь парней из их Роты и куропатка на грушевом дереве, верно (прим. — Куропатка на грушевом дереве — фраза используемая в конце перечисления, чтобы подвести итог. Отсылка из песни «The twelve days of the Christmas»)? Против моих парней, Лиззи, Эндрю и Майрона. Или, по крайней мере, таково моё предположение. На Миранде нет никаких отметин. — Боже.
— Это того стоило, — продолжает Крид, шлёпая свою близняшку, когда она пытается приложить тёплый компресс к его лицу. — Они устроили на нас засаду в темноте с бритвами и ножницами. Идиоты. Мы все были в грёбаных шляпах. Мы не тупые.
— Вы что, пошли нарываться на неприятности? — спрашиваю я, скрещивая руки на груди.
— Беда сама нас находит, — мурлычет Тристан со своего места в углу. Он сидит в огромном чёрном кожаном кресле, которое выглядит как идеальное кресло для чтения. Мы в его общежитии в Третьей башне. На самом деле я никогда раньше здесь не была. Вот вы знали, что тут есть долбаный камин? Я так завидую. — Нам не нужно их искать.
— Кто-нибудь из них собирается в поездку в Сан-Франциско? — спрашиваю я, но Тристан только качает головой. Он не знает. Здорово.
— Всё будет становиться хуже, прежде чем станет лучше, да? — спрашиваю я, чувствуя это ужасное прерывистое бурлящее ощущение в животе. Это чувство вины, вот что это такое. Всё это из-за меня. Правда, парни сказали, что хотят взять это на себя, но… это не только их борьба.
Мне нужно ускорить это дело.
— Не надо, — шепчет Зак, кладя свои большие руки мне на плечи и сжимая, разминая мою напряжённую плоть сильными пальцами. О мой Бог. Я бы с удовольствием получила от него массаж голышом и с маслом… Гм. — Я вижу, у тебя всё на лице написано, доверься нам, мы позаботимся об этом. Сосредоточься на том, чтобы надрать задницу Тристану в учёбе, хорошо?
Тристан прищуривает свои серые, как лезвие, глаза, и я знаю, что, несмотря на то, что мы встречаемся, это не значит, что он не будет стараться изо всех сил, чтобы занять моё место среди лучших в классе.
— Давайте побеспокоимся о Клубе Бесконечности, — говорит он, и что-то в его голосе подсказывает мне, что он имеет в виду не только младшую версию. Дрожь пробегает по моей спине, но я киваю и с этого момента чертовски уверена, что буду держать бейсбольную биту, которую позаимствовала в спортзале, рядом со своей кроватью, когда сплю.