— Тебе нравится? — с нескрываемым волнением спрашивает мама, пока я рассматриваю комнату, которую она окрестила моей. Стены выкрашены в нежный персиковый цвет. Потолок белый натяжной с встроенными по всему периметру лампочками для слабой подсветки вечером или ночью и простой люстрой с белым плафоном, напоминающим по форме шейный бандаж для животных. Окно и дверь на балкон закрыты жалюзи. Около окна стоит ученический стол, рядом удобное компьютерное кресло, у стены раскладной диван светло-коричневого цвета и ближе к выходу шкаф с зеркалом.
Я рассматриваю интерьер своего нового жилища с часто бьющимся сердцем, потому что он напоминает мне комнату, в которой я провела всё своё детство. Тогда папа был жив, сам делал ремонт, выкрашивал стены в бесящий его персиковый оттенок, встраивал лампочки в спинку моей кровати, ведь мне хотелось, как в кино, — светящееся чудо над головой. Причудливый рождественский дух перед сном. Так глупо, но сейчас это воспоминание вскрывает мне вены. Без анестезии. Однако я стойко выдерживаю молчаливую паузу, глядя на то, как Жанна Павловна кусает губы чуть ли не до крови. Наверное, впервые я вижу её в болезненном состоянии ожидания. У меня нет ни капли жалости к этой женщине. Наоборот, мне хочется, чтобы она страдала так же, как и я, когда осталась без родителей на попечении у тётки.
— Разве тебе важно моё мнение? — кидаю рюкзак на пол около стола и впитываю каждую эмоцию, проявляющуюся на лице матери. Ей не по душе мои высказывания. Да, они резкие и причиняют боль. Обязаны причинять. Чтобы человек страдал, у него должна быть совесть, а Жанна Павловна не может похвастать таким качеством.
— Лиза… — выдыхает и прикрывает лицо рукой, изображая расстройство. — Перестань, пожалуйста, так себя вести.
— Как?
— Словно я тебе чужой человек, — вновь направляет на меня свой просящий взгляд. Я игнорирую внутреннюю дрожь и складываю руки на груди.
— Но ведь так и есть, Жанна Павловна.
— Лиза, — охает и начинает часто моргать, что совсем не идёт к её красивому образу.
Слёзы отнюдь не красят сногсшибательную женщину. Внутри что-то болезненно скребёт, пока мама вытирает щеки пальцами и собирается с духом.
— Я понимаю, что тебе пришлось многое пережить, пока я… Пока я приходила в себя, но прошу тебя, Лиза, дай мне шанс всё исправить, — голубые глаза Жанны наполняются очередной порцией солёной влаги, а я отворачиваюсь. — Я не о многом прошу. Можешь не называть меня мамой. Только не отгораживайся, как не родная.
— У тебя плохие попытки наладить со мной контакт, Жанна Павловна, — ёжусь от того, насколько отчуждённо звучит мой голос, но к матери не поворачиваюсь. — Стоило оставить меня с тётей Леной, а не запихивать в гимназию, где я выгляжу тупее всех тупых.
— Дочка, что тебе сказали? — дёргаю плечом, когда на него ложатся изящные пальчики. Неприятно, что она меня трогает. На душе тут же гадко становится, и хочется расплакаться, как в детстве, чтобы меня подхватили на руки и качали, пока слёзы не высохнут. Вот только мне уже далеко не пять лет, да и качать больше некому.
— Ничего. Это очевидно. Я одна хочу побыть. Можешь уйти?
Задерживаю дыхание, а вместе с ним и другие процессы в организме. Ощущение такое, словно у меня в животе расположены круглые часы, и они громко тикают, отсчитывая момент, когда комната опустеет, и Жанна унесёт с собой приторный аромат дорогого парфюма. Сколько себя помню, она всегда только им и пользовалась, потому что аромат до безумия нравился папе. Меня же сейчас выворачивает наизнанку от каждого вдоха, сделанного в её обществе. Дышу через раз, чтобы не травить себя воспоминаниями, а она молчит несколько минут, после чего раздаются шаги в сторону двери. Я медленно опускаю плечи, закрываю дверь, повернув защёлку, и позволяю себе расслабиться. Подхожу к дивану и практически стекаю на пол рядом с ним. Вожу ладошкой по светлому паркету. Всё так неправильно и чуждо. Мама упорно пытается воссоздать потерянную картинку идеальной семьи, но ведь это невозможно. Мы её потеряли. Частично по её вине.
Я сглатываю противный ком и тянусь к карману жилетки, чтобы достать вибрирующий телефон. У меня даже улыбка по лицу расплывается.
— Степан Андреевич, — произношу с радостью, слыша, как друг отца тихо посмеивается. Ему не нравится, когда я его называю по имени и отчеству. Принимает только дядя Стёпа и с улыбкой до самых ушей.
— Мелкая Лиза, я же просил тебя позвонить, как доберётесь. Хочешь, чтобы твой дядя Великан поседел раньше времени?
Крепко зажмуриваюсь и прикусываю нижнюю губу. Растяпа! Совсем из головы вылетело.
— Прости, дядь Стёп… Я забыла…
— Хорошо, что ответила сейчас. Я беспокоился, — тяжело вздыхает, — у вас всё нормально?
— Да.
— Лиз, давай договоримся на берегу, что если повторится то, что было пять лет назад, то ты мне наберёшь. Хорошо?
— Хорошо.
— В любое время. Даже ночью. Звони. Я приеду.
— Ладно.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Как там новая школа? — уже не так напряжённо спрашивает дядя Стёпа, а я начинаю рассматривать однотонные белые носки, словно там калейдоскоп красок. — Всё нравится?
Кратко оповещаю его о прошедшем дне в гимназии, умалчивая о противных одноклассниках и красавчике из параллельного. Для Степана Андреевича эта информация будет лишней. Мы беседуем около пяти минут, после чего я отключаю вызов и поднимаюсь на ноги, откидывая телефон в сторону. Сумка с моими вещами лежит около шкафа и ждёт своего часа. Да и мне хочется отвлечься от гнетущих мыслей. Весь сегодняшний день пропитан горечью и напоминает бисквит начинающего кондитера. Я расстегиваю молнию на сумке и открываю дверку шкафа, чтобы посмотреть, есть ли там плечики. Замираю.
Сердце принимается стучать агрессивнее, а в ушах бомбит пульс своей нереальной частотой. Перед глазами набитое одеждой пространство. Я дотрагиваюсь до брюк палаццо и тут же одергиваю руку, словно сунула её в костёр. Жанна… Накупила шмоток, чтобы компенсировать годы своего отсутствия. Я прикусываю трясущуюся нижнюю губу и через пару секунд вовсе смыкаю челюсти на кулаке. Хожу из стороны в сторону, глядя на весь шик, который организовала мать, и не понимаю, на что она надеется?! На что?!
На великое прощение?!
Так его не будет!
Останавливаюсь около обилия модных новинок и начинаю выбрасывать их из шкафа прямо на пол. Даже носки летят прочь. Оставляют лишь форму, которую мне придётся надевать в гимназию. Плиссированная юбка, жилетка, классические брюки и пиджак бордового цвета с эмблемой. Несколько белоснежных блузок и водолазка. Разбираю сумку, испытывая чувство удовлетворения, и открываю дверь Жанне, когда заканчиваю. Она входит с улыбкой, но та медленно стекает с её лица при взгляде на подарок, которым усыпан пол.
— Что это? — поднимает на меня округлившиеся от удивления глаза. — Я же… Тебе… Лиза…
— Это разбитые детские мечты, Жанна Павловна. Забери и не пытайся больше меня подкупить.