Я стояла возле зеркала и внимательно рассматривала себя. Для сегодняшнего заседания я выбрала свое самое скромное платье. Черное, закрывающее колени, с длинными рукавами и высоким воротом. Ничего сексуального или вызывающего. Выглядела как смерть во всей ее красе. Неудивительно — в последний раз я надевала это платье шесть лет назад на похороны бабушки. Сегодня я ощущала себя также, будто иду на еще одни похороны — только уже моей профессиональной карьеры.
Застегнув на своей шее бабушкино жемчужное ожерелье, я пробежалась по бусинам пальцами и пробормотала:
— Donne moi de la force, Grand-Maman.
Сегодня мне больше всего понадобится сила, а у кого ее просить, как не у самой сильной женщины в моей жизни? У той, кто, как и я, смогла решиться на столь же морально неприемлемый поступок для выживания собственной семьи.
На комоде зазвонил мобильный, но мне даже не требовалось брать его в руки, чтобы узнать, кто звонил. Уильям набирал и постоянно слал СМС мне с той самой секунды, как я выбежала из школы. Но точно так же, как я не знала, что сказать папе или брату, мне нечего было ответить и ему. Я была слишком сильно потрясена и находилась в смешанных чувствах.
В дверь постучались, и когда я обернулась, наш с братом громкий вздох прозвучал синхронно. Ансель надел костюм с галстуком. Я понятия не имела, что он захочет поехать со мной, но за завтраком он передал мне молоко и заявил, что отвезет меня на собрание сам.
На этом разговор завершился. Я не ответила ни да, ни нет. А теперь он стоял напротив и выглядел так, как, должно быть, выглядел папа в свои семнадцать лет. В тот момент я поняла, что мой младший брат стал мужчиной. Перемена произошла незаметно, ведь я приезжала домой только на выходные и праздники.
— Нам лучше поторопиться, — сказал он.
Я кивнула.
— Посмотри-ка, как ты разоделся. — Я подошла к нему.
— Со мной иногда так бывает, — ухмыльнулся он.
Потянувшись вперед, я поправила ему галстук.
— Ты и так красивый, но, когда одеваешься так, то становишься просто неотразимым. — Я поцеловала его в щеку. — И очень похожим на папу.
— Кстати говоря, он едет с нами.
— Что? — Я убрала руку от лица брата. — Но он же не может.
Ансель отступил назад, в коридор. Проследив за его взглядом, я увидела папу, сидящего в своем кресле-каталке, и мой взгляд мгновенно затуманили набежавшие слезы. Лучший костюм висел на нем, как на вешалке, но Анселю удалось замаскировать ремни, которые удерживали папу в сидячем положении, спрятав их под пиджак.
Быстро взяв себя в руки, я выдавила из себя улыбку.
— Разве я не счастливейшая из женщин? Сегодня меня сопровождают двое самых красивых мужчин.
— Именно, — согласился отец.
Прихватив накидку с кровати, я тоже вышла в коридор.
— Ну что ж, давайте выдвигаться на представление.
Папа ободряюще улыбнулся.
— Софи, все будет хорошо. Верь в это хотя бы немного.
— Стараюсь, — шумно выдохнула я.
Сев в семейный грузовик, мы направились на место. И, поскольку наш городок был невелик, все значимые собрания проводились в здании Суда, в одном из залов для судебных заседаний. Когда мы въехали на парковку, мой желудок сжался и меня чуть не вырвало.
— Слушай, если собираешься блевать, делай это в окно, я только недавно почистил салон, — предупредил Ансель.
Вместо того, чтобы устроить ему взбучку за черствость, я улыбнулась. Его язвительный комментарий был ровно тем, что мне требовалось услышать, чтобы успокоиться. И брат точно знал, что делал, потому что, когда я повернулась к нему, Ансель улыбнулся.
— Благодарю за совет, придурок.
— Всегда пожалуйста, жопка.
Он припарковался на одном из мест закрытой стоянки. Я сидела внутри, пока он занимался установкой специальной подножки, чтобы папа на инвалидном кресле мог выехать самостоятельно. Как только отец оказался снаружи, Ансель постучал мне в окно, сигнализируя, что пора выходить и явить свой светлый лик страждущим.
Мы вошли в здание. Я увидела кое-кого знакомого, кто явно ждал нас, и с улыбкой подошла его обнять.
— Я так рада видеть тебя, Оуэн.
— Я тоже рад видеть Вас, Госпожа.
Услышав его ответ, я не могла не напрячься. И он наверняка заметил мою реакцию.
— Извини. Обещаю, эта ошибка не повторится.
— Спасибо, — ответила я и выскользнула из его объятий.
Когда я пришла в «1740» разбираться с Каллой, Оуэн был там с Госпожой Венерой. Он сразу же позвонил мне, предложив свои официальные услуги, и я была более чем благодарна их принять.
Папа рядом кашлянул, будто прочищая горло, и я покачала головой.
— Ох, где же мои манеры? Позволь представить тебе моего отца, Майкла, и моего брата, Анселя. А это, — я указала на Оуэна, — мой адвокат, Оуэн Сандборн.
— Рад познакомиться с вами обоими, — ответил тот.
Он принял руку моего отца и сердечно ее пожал. За то время, пока мы были вместе, я рассказала Оуэну про состояние папы, поэтому он знал нюансы.
— Вы постараетесь сохранить Софи работу?
— Черт побери, будьте в этом уверены, — улыбнулся Оуэн.
Папа улыбнулся ему в ответ.
— Отлично. Значит мы прекрасно поладим.
Оуэн открыл нам дверь.
— Нужно войти, заседание совета скоро начнется.
Несмотря на то, что я старалась натянуть ту же эмоциональную броню, которую надевала каждый раз будучи Доминой, мне все же было тяжело успокоить колотящееся сердце и дрожащие колени. Видя это, Оуэн положил ладонь на мою поясницу и подтолкнул вперед, к двери. Ансель и папа пошли следом.
Сказать, что комната была забита людьми, значит ничего не сказать. Конечно, я можно было бы предположить количество людей по переполненной парковке, но я и представить себе не могла, что помещение будет забито настолько, что останутся только стоячие места. В таком маленьком городке, как наш, сексуальный скандал всегда будет главным светским развлечением.
Когда мы появились в проходе, вся оживленная болтовня затихла. Липкие взгляды со всех сторон заставили мою кожу покрыться мурашками. Оуэн проводил меня к круглому столу с двумя креслами. Рядом стоял другой стол, за которым расположились Уильям и его адвокат. Я храбро встретила его взгляд, а он в ответ наградил меня вымученной улыбкой. Но я не отреагировала, вместо этого расположившись в кресле, которое отодвинул для меня Оуэн.
Несколько долгих и тяжелых минут в мою спину впивались чужие взгляды, а потом Левинсон стукнул молотком, обозначив начало заседания, и толпа замолкла. Председатель прочистил горло.
— Мы собрались здесь сегодня, чтобы обсудить, следует ли увольнять сотрудников, директора Уильяма Фостера и учительницу Софи Джеймсон, на основании нарушения Десяти Профессиональных Стандартов Джорджии. Исходя из должности, мы начнем с мисс Джеймсон. — Левинсон бросил взгляд в нашу сторону поверх очков. — Не хотел бы защитник мисс Джеймсон выступить со своим обращением?
— Да, сэр. — Оуэн встал со своего места и прошел к подиуму. — Во-первых, хочу сказать, что мне очень жаль, что мы все вынуждены были собраться по такому поводу. В первую очередь потому, что дисциплинарные разбирательства такого уровня и по таким вопросам должны проводиться за закрытыми дверями. Сегодняшний инцидент крайне негативно сказался на эмоциональном благополучии моей клиентки, как, я уверен, и на благополучии директора Фостера.
— Простите, мистер Сандборн, я понимаю, что вы из Атланты и находите наши методы довольно архаичными и устаревшими, однако могу вас заверить, что сегодняшнее заседание полностью соответствует рамкам закона. Ваша речь не имеет никакого отношения к делу клиента, потому я вынужден просить вас приступить к сути.
На челюсти Оуэна заходили желваки.
— Да, сэр. Уверен, что и вы, и я внимательно прочли Кодекс Поведения Педагогов. Также я уверен, что вы детально обсудили Десять Профессиональных Стандартов, которые мне хотелось бы зачитать.
— Да, прошу вас.
Оуэн прочистил горло и громко произнес:
— Педагог должен демонстрировать поведение, соответствующее общепризнанным профессиональным стандартам и сохраняющее достоинство и целостность профессии педагога. Неэтичное поведение включает, но не ограничивается любым поведением, которое ухудшает или уменьшает способность владельца лицензии функционировать на своем рабочем месте.
Вместо того, чтобы обращаться к скучающим членам совета, он повернулся к внимательно наблюдающей за нами толпе.
— Это, леди и джентльмены, дословная цитата. Ничего ни прибавить, ни отнять. Это то, что записано в контракте мисс Джеймсон, который был подписан и заверен уполномоченными лицами нашего штата.
Затем Оуэн снова повернулся к школьному совету.
— Может показаться, что сегодня мы собрались здесь для того, чтобы судить об образовательных способностях мисс Джеймсон, но вместо этого ставим под сомнение ее мораль. И собрались здесь, чтобы сделать это из-за чего-то, что произошло далеко за пределами класса. Если бы не мстительные действия бывшей подруги директора Фостера, никто ничего и никогда не узнал бы. Не было бы необходимости подвергать сомнению поведение мисс Джеймсон, потому что в этом городе оно было известно как образцовое. И давайте не будем забывать, что она окончила эту же самую среднюю школу с отличием. Я почти уверен, что если бы велись записи ее повседневной жизни, они была бы безупречны, так как мисс Джеймсон не была нарушительницей спокойствия. Пока училась в школе, она состояла в нескольких общественных организациях, где добровольно проводила почти все свое время. До этого прискорбного инцидента вам было бы трудно найти кого-нибудь, кто мог бы плохо отзываться о ее поведении или характере.
Потом он сделал паузу, но только лишь для того, чтобы добавить драматического эффекта.
— Да, это правда, что мисс Джеймсон работала в качестве профессиональной Домины в течении последних пяти лет. И хотя это не имеет реального отношения к делу, стоит отметить, что работа оставалась работой и не переросла в сексуальные предпочтения моей подзащитной. Она устроилась на эту вакансию не только для того, чтобы окончить колледж, но и для того, чтобы поддержать своего брата и отца-инвалида. Учитывая, что в реальной жизни она не была Доминой, я уверен, что были некоторые аспекты работы, которые она находила неприятными. Но она продолжала работать, руководствуясь любовью к своей семье. И если подумать, то это достойно уважения.
После слов Оуэна несколько членов правления посмотрели на меня с любопытством. Думаю, в этот момент они сами задавались вопросом о том, на что те готовы пойти, чтобы помочь своим любимым.
— Уверен, некоторые могут возразить, что мисс Джеймсон была не до конца честна, ведь в своем заявлении о приеме на работу она не указала клуб в качестве одного из предыдущих мест своей работы. Но я бы сказал, что подавляющее большинство людей не откровенны в отношении своей трудовой истории. По самым разным причинам. Возможно, их просто уволили, или они уволились сами, или работа, которую они делали, не повлияла бы на их учительские способности. Однако этот небольшой факт не делает мисс Джеймсон лгуньей.
— Давайте перейдем к сути. На карту поставлена работа моей подзащитной в качестве педагога. За четыре месяца которые преподает, мисс Джеймсон получила два административных замечания. — Оуэн сделал паузу и взглянул на членов правления. — И мне хотелось бы отметить для протокола, что ни одно из этих замечаний не было сделано директором Фостером, если кто-нибудь захочет ехидно прокомментировать, что их отношения основывались на взаимной выгоде.
— Так и запишем, — ответил Левинсон.
— Оценка ее работы — удовлетворительно. Нет никаких областей, которые нуждались бы в улучшении и никаких комментариев по поводу сомнений в морали самой мисс Джеймсон или ее взаимодействию с учениками. Это весьма показательно, учитывая, что у большинства учителей первого года работы есть профессиональные области, которыми требуют улучшения.
Оуэн помахал копиями моих отчетов.
— В моих руках находится письменное доказательство того, что прошлое мисс Джеймсон никоим образом не помешало ей стать хорошим учителем.
И бросил документы на стол перед Левинсоном.
Вернувшись назад, Оуэн достал из своего портфеля большую стопку бумаг.
— Также у меня в руках рекомендательные письма от студентов мисс Джеймсон. Они говорят о том, чему научились в этом году с ней в качестве преподавателя, а также о том, какой она добросердечный и заботливый человек. Ученики просят проголосовать за то, чтобы оставить ее преподавать в средней школе Милтон.
От слез, навернувшихся на глаза, у меня сбилось дыхание. Оуэн ничего не говорил о письмах. Не знаю, как он смог так быстро их раздобыть. При мысли о том, как ученики, с которыми я работала четыре месяца, пишут мне рекомендательные письма, я заплакала.
— И, наконец, я расскажу о первопричине того, почему мы сегодня собрались, о которой, уверен, ходят самые разнообразные сплетни. Да, у директора Фостера и мисс Джеймсон была сексуальная связь. Однако для протокола хочу отметить, что их связь являлась и романтической, они встречались. Так что произошедшее не являлось «женскими уловками», чтобы попытаться повысить свой статус в школе.
Отвернувшись от школьного совета, Оуэн еще раз оглядел толпу собравшихся.
— Когда в среднюю школу Милтон наняли мисс Джеймсон — нанимателем являлся директор Ньюсом, которого чуть позже уволили. Директора Фостера наняли менее чем за неделю до начала учебного года, в это время моя клиентка жила в пригороде Атланты. Она не была дома и не слышала местные сплетни, связанные с увольнением директора Ньюсома и наймом директора Фостера.
— И последнее, остается вопрос — как так получилось, что эти двое встретились в клубе. Но я уверен, что адвокат директора Фостера согласится, что склонности клиента в его личной жизни имеют мало общего с его профессиональными способностями. После встречи на пробежке в горном парке Кеннесо они пообедали и провели вместе выходные. Но об увольнении директора Ньюсома мисс Джеймсон узнала, только когда вышла на работу. — Оуэн сделал паузу, и, повернув голову, я увидела, что его взгляд сосредоточился на женщине. — Глава отдела по найму персонала может засвидетельствовать, что мисс Джеймсон понятия не имела, что мистер Фостер будет новым директором.
Я взглянула на Джейн, и она кивнула Оуэну, прежде чем улыбнуться мне.
Оуэн снова повернулся к членам правления.
— Это говорит о том, что они лишь недавно познакомились и оба были ошеломлены тем, что мистер Фостер теперь босс мисс Джеймсон. После этого оба пытались придерживаться профессиональных отношений и оставаться отстраненными, но их личные отношения возобновились. Но конечно же, с их стороны было полным отсутствием здравого смысла присутствовать в клубе на вечеринке в честь Хэллоуина.
С хитрой улыбкой Оуэн повернулся к присутствующим.
— Конечно, каждый может бросить камень, потому что он абсолютно безгрешен, верно? Никто никогда не ходил на вечеринки или, например, на просмотр футбола в баре и не напивался. Никто не делал что-то очень личное, что, будь оно раскрыто, может привести к потере работы, супруга или положения в обществе, да?
Он скользнул взглядом по толпе и повернулся, чтобы точно также взглянуть на школьный совет.
— Думаю, будет правильно сказать, что и мисс Джеймсон, и директор Фостер достаточно заплатили за свое прегрешение. Лишить их работы будет все равно, что обрезать веревку висящему над пропастью. Поэтому прошу дать им шанс продолжить профессиональную деятельность в роли честных педагогов, какими они и являются.
Закончив, Оуэн вернулся за стол и сел рядом со мной.
— Хорошая речь, — прошептала я.
— Спасибо, — ответил он и подмигнул.
И если сперва я подумала, что это знак, что все идет по плану, то потом, когда начал говорить адвокат Уильяма, это ощущение только усилилось. Выступления оказались похожи. Во второй речи говорилось, какой замечательный человек мистер Фостер благодаря его благотворительности и пожертвованиям. Также адвокат осветил подробности его прошлой деятельности в роли учителя — акцент сделали на том, как преуспели его ученики в экзаменах по истории и о вкладе, который он внес в качестве помощника футбольного тренера. К тому времени, как адвокат Уильяма закончил, я сгрызла ногти до мяса.
Прежде чем обратиться к собравшимся, Левинсон прочистил горло.
— Сначала мы вынесем решение в отношении мисс Джеймсон. Выслушав доводы мистера Сандборна и учитывая тот факт, что у мисс Джеймсон нет земельных владений в округе или штате, я предлагаю освободить ее от занимаемой должности, — начал он.
— Так они все же собираются меня уволить? — прошептала я Оуэну на ухо.
Он приподнял руку, чтобы я замолчала, и с любопытством посмотрел в сторону Левинсона.
— Добавлю, что мисс Джеймсон получит рекомендательное письмо для того, чтобы устроиться в любое другое учебное заведение, которое захочет ее нанять. Также это происшествие не будет отражено в ее послужном списке PSC.
Один за другим члены школьного совета подняли руки, голосуя «за». Мое сердце рухнуло в пятки, а к горлу подступила желчь. Слушать, что сказали Уильяму я уже не могла.
— Все могло быть гораздо хуже, — прошептал Оуэн мне на ухо. — Они могли отозвать твою лицензию, и ты никогда не смогла бы преподавать в Джорджии. Благодаря этому решению ты просто можешь найти другую работу в преподавании, словно предыдущего опыта и не существовало.
— А если спросят, чем я занималась до этого, что мне ответить?
— У тебя будет рекомендательное письмо о том, что ты занимались обучением по контракту.
Я обдумала его слова. Было отвратительно это признавать, но Оуэн оказался прав. Могло быть гораздо хуже. Во время обучения нам рассказывали ужасные истории об аннулировании лицензий. После такого к преподаванию уже не возвращались. А у меня был шанс попробовать построить карьеру еще раз в другом месте.
— Ты прав. Мне это не нравится, но я понимаю.
Стук молотка заставил меня подпрыгнуть на месте. Погрузившись в разговор с Оуэном, я не услышала, какой вердикт вынесли Уильяму. Повернув голову, я взглянула на него и заметила его силуэт возле одной из боковых дверей. Он выглядел разочарованным, но не опустошенным, когда выходил. Только я подумала, что надо бы спросить папу или Анселя, какой вердикт вынесли Уильяму, как возле нашего стола остановился его поверенный, Уолтер Аткинс.
— Сильная речь, — сказал он, пожимая руку Оуэна. — Рад, что жители этого городка смогли в полной мере прочувствовать, почему Сандборна называют акулой-убийцей.
Оуэн рассмеялся.
— Спасибо. Должен сказать, что ваши аргументы тоже привели меня в восторг.
— Надеюсь, Уильям тоже их оценил. Не думаю, что он слишком сильно доволен переводом.
— Каким переводом? — спросила я, прежде чем успела сообразить, что стоило промолчать.
Уолтер посмотрел на меня.
— Вы точно слышали, что тут произошло пять секунд назад?
Во взгляде Оуэна мелькнуло извинение.
— Боюсь, что мы с Софи обсуждали решение, которое было принято по ее делу, поэтому пропустили вторую часть.
— Понятно. Уильяма отправили в административный отпуск сроком на год. Он будет работать на внутренних должностях, пока слухи не пойдут на спад. В следующем году он вернется на должность помощника директора. Управляющую должность он уже, скорее всего, никогда не получит.
— Так он останется работать в Милтоне? — бесцеремонно перебила я.
— В некотором роде. — Во взгляде Уолтера была надменность. — Хотя сложно сказать, что он не ощутит всю тяжесть наказания.
— Ну да, он просто будет получать зарплату директора в то время, как меня выкинули вон, — я злобно покачала головой, — хрень какая!
Поскольку мой голос стал громче обычного разговора, на звук повернулись несколько человек.
— Думаю, нам уже пора. — Оуэн взял меня за руку. — Уолтер, буду рад пообщаться еще раз.
Все еще ощущая ярость, я позволила Оуэну увести меня. Толпа расступилась, будто у меня была проказа, и, если они будут слишком близко, я могла заразить их. Ансель и папа пошли за нами.
Как только мы отошли от людей, папа сказал:
— Все не так плохо, как можно подумать, Софи.
— Да, Оуэн тоже так сказал, — пробормотала я.
— Пусть пройдет немного времени. Ты поймешь, что все могло быть гораздо хуже.
Я вскинула руки вверх.
— Еще раз повторяю, Оуэн мне то же самое сказал. Я в курсе, что мне должно стать легче из-за этих слов, но не стало. Сейчас ничего не заставит меня почувствовать себя лучше. Может, кроме, бутылки Джека.
— Тогда езжай домой и займись своим Джеком. Выплесни это все. И тогда завтра, даже если ты проснешься с адским похмельем, у тебя все еще будет цель в жизни, — ответил папа.
Оуэн улыбнулся.
— Дело говорит.
— Ясно. Так и сделаю, окей?
— Окей.
Я крепко обняла Оуэна.
— Я никогда не смогу тебе отплатить за то, что ты сделал.
— Простого спасибо будет достаточно. И на здоровье. Просто держись. Та Софи, которую я знаю, не позволит себе пасть духом. Самым лучшим одолжением себе будет не позволить этим ублюдкам взять верх.
— Я попробую. Обещаю.
Поцеловав меня в щеку, Оуэн усадил меня в грузовик. Ансель уже закатил кресло папы внутрь. Как только мы выехали с парковки, я вздохнула и обхватила голову руками.
— Если не возражаете, не могли бы мы не обсуждать сегодняшний вечер?
— Как скажешь, Соф.
К счастью, мое желание учли, и мы ехали молча. Дома вместе с Анселем помогала папе подготовиться ко сну. Услышав стук в заднюю дверь, мы с братом обменялись взглядами.
— Мне открыть? — спросил младший.
Я покачала головой.
— Нет. Закончи тут с папой.
Затем я направилась в угол, где стоял папин дробовик. За последние двадцать четыре часа у нас в доме появлялись пару психов, которые хотели поговорить со мной. В основном это были мужчины с претензией на сексуальное домогательство. Таким образом, дробовик стал просто необходимостью. Удивительно, как, черт побери, быстро они убирались в свою тачку, когда открываешь дверь, держа заряженное ружье.
Уперев приклад в плечо, я спустилась вниз. Не спрашивая «кто там», открыла и прицелилась в дверной проем, прокомментировав:
— Какого хера надо?
Увидев на пороге Уильяма, я опустила дробовик.
— Думаю, мне надо сменить штаны, потому что ты только что напугала меня до усрачки, — заметил он с неуверенной улыбкой.
— Извини. Последние пару дней это вынужденная необходимость. Оберегает от идиотов, бродящих снаружи. Наверное, мне стоило попросить у Роберта адрес Каллы и отправлять этих мудозвонов к ней домой.
Лицо Уильяма стало серьезным.
— Так ты действительно ходила в «1740» вчера?
Приподняв брови, я прислонила дробовик к перилам крыльца.
— А ты как об этом узнал?
— У меня свои источники.
— Калла звонила, чтобы на меня пожаловаться? — фыркнула я.
— Нет. Не звонила. И ты уже достаточно обо мне знаешь, чтобы понять, что я не стану с ней разговаривать после всего, что она сделала.
— Учитывая, что я надавала ей по роже, не думаю, что она сегодня может говорить.
— Ты не хочешь пригласить меня внутрь?
Я покачала головой.
— Папа еще не уснул, а мне не хочется, чтобы он слышал то, что я должна тебе сказать.
В глазах Уильяма появилось затравленное выражение.
— Ладно. И что ты должна сказать?
Сделав глубокий вдох, я прошла мимо него до конца веранды. Глядя на пастбище, залитое ярким лунным светом, я старалась не думать о том, как мы с Уильямом ездили верхом. Мысли о счастливых временах не облегчали задачу, которую мне предстояло совершить.
— Друг для друга мы как яд. За то короткое время, пока мы были вместе, умудрились разрушить все хорошее и важное, что было в жизни у каждого. Те отношения, которые мы смогли построить, нежизнеспособны. Их просто не должно быть.
Услышав резкий вздох Уильяма, я обернулась. Его страдальческое выражение лица почти сломало меня. Но мне нужно было оставаться стойкой. Несмотря на то, что сказал бы папа об отношениях дедушки и Grand-Maman, мы были самими собой. И я могла смотреть на Уильяма не придумывая то, чего не было.
— Я знаю, что как бы сильно ни старалась, всегда буду винить тебя в том, что не смогла осуществить свою мечту — преподавать.
Уильям сделал шаг вперед.
— Софи, но ты будешь преподавать. Я уверен.
— Надеюсь, когда-нибудь, да. И если я решусь, то начну с нуля. Равно как моя жизнь начнется с нуля и не будет привязана к прошлому. — Я подавила горестный всхлип, рвущийся наружу. — Извини, Уильям, но так просто получилось. Глубоко внутри ты знаешь, что это — правильное решение.
— Сейчас я знаю только, что мое сердце разбивается. Вся моя жизнь превратилась в дерьмо, а ты оставалась единственным лучиком солнца в этом всем. А теперь и последняя надежда пропала.
— Прости.
— И ты меня прости. За то, что в твоей упрямой голове засело, что есть правильные и неправильные отношения. Что встреча двух людей должна быть идеальна и все сразу идти гладко. Прости, Софи, но это полная херня. И ты слишком умна, чтобы быть такой наивной. Отношения — это борьба. Кровавая, болезненная и пугающая. Точно так же, как меняется и покрывается шрамами поле боя, меняются и отношения. Но именно происходящее определяет величие. И учитывая, что ты учитель английского, ты, блядь, должна знать, что самые великие любовные истории никогда не были легкими.
— Ну да. В конце там обычно все умирали.
— Никогда не замечал, что ты такая пессимистка, когда дело касалось любви.
— Я и не была, пока тебя не встретила. А потом «опачки», и все страдания стали реальными. С тобой рядом произошло все плохое, что вообще могло произойти.
— О, похоже я собрал в себе самое худшее. В конце концов это уже третий раз, когда мы разговариваем о наших отношениях в таком ключе.
— Мне жаль, Уильям, честно. Но так и должно было произойти.
— И как сабмиссив я должен покориться желанию Госпожи, да?
— Я никогда не была твоей Госпожой, и ты это знаешь.
— Ты владела моим телом, сердцем и душой.
Зажмурив глаза, я прошептала:
— Уильям, пожалуйста.
— Хорошо. Во имя Ваших желаний.
— Спасибо.
Когда он спускался с крыльца, я должна была ощутить облегчение, но этого не случилось. Вместо этого мне показалось, что одна из пуль дробовика попала мне в грудь и разнесла сердце на мелкие кусочки. Чувствуя головокружение, я ухватилась за перила, чтобы не упасть.
Внизу Уильям остановился. Он помолчал минуту, прежде чем повернуться.
— Если бы я не встретил тебя в «1740», ты все равно привлекла бы меня в школе. Я узнал бы тебя получше, и мне бы понравился твой сарказм, твоя сила и твоя доброта. Мне пришлось бы бороться со здравым смыслом, чтобы не пригласить тебя на свидание. И ты никогда не сможешь убедить меня в том, что нам не суждено было встретиться и не быть вместе.
Сказав это, он сел в свой «Порше» и уехал, увозя в ночь кусочек моего сердца.