Двумя неделями позже
Резкий свистящий звук рассек воздух, и тонкая металлическая трость опустилась на спину Оуэна. От жгучего удара он непроизвольно дернул руками, связанными веревкой.
Выйдя из «1740», я не думала, что когда-нибудь туда вернусь. И когда приезжала, чтобы встретиться с Каллой, это ощущение усилилось. И, хотя Роберт говорил, что моему возвращению всегда рады, я ему не поверила. Или не хотела верить, что мне понадобится вернуться.
Но вот я тут, в моем наряде Домины, состоящем из юбки и корсета, выбиваю дерьмо из Оуэна.
И пусть я одета как Домина, у меня было не то самое нужное настроение. Мой разум терзали темные мысли. Беспокойство за быстро ухудшающееся здоровье отца. Страх за то, что Смерть уже стояла на пороге нашего дома и только и поджидала, как бы скорее его забрать. Горе из-за провалившейся карьеры учителя. Волнение — смогу ли я вновь когда-нибудь работать преподавателем.
И агония, которая накрывала меня с головой при любой мысли о Уильяме.
И чем больше подобных мыслей проносилось в моем мозгу, тем усерднее я работала тростью, вкладывая в удары все, что накипело. И это давало некоторое освобождение.
— Госпожа, пощады! — закричал Оуэн.
Рука застыла на взмахе. За все те годы, когда у нас проходили сессии, Оуэн ни разу не использовал свое стоп-слово.
Трость выскользнула из моих пальцев и упала на пол. При виде крови, выступившей из ран на спине Оуэна, я в ужасе поднесла руку ко рту.
— О, Боже, Оуэн. Мне так жаль!
— Развяжи меня.
Я не стала ослаблять веревки. Вместо этого просто выхватила из сумки ножницы и быстро их разрезала.
— Не двигайся. Я принесу аптечку.
Он посмотрел на меня через плечо.
— Не нужно.
— Что, прости?
— Я говорю, не нужно.
— Но у тебя раны на спине, — возразила я, присев на колени возле кресла для пыток гениталий, — нужно их обработать. Наверное, даже лучше позвать Господина Элиаса, чтобы он тебя перевязал.
Оуэн покачал головой.
— Я больше беспокоюсь о тебе.
— Обо мне? — недоверчиво переспросила я.
— Сейчас на сессии… это была не ты.
Сжав кулаки, я приложила все усилия, чтобы не заплакать. Шрамы. Кровь. Господи, я ему навредила. Как я могла такое с ним сотворить? Этого не должно было случиться.
— Оуэн, мне так жаль, — я покачала головой. — То, что я тебе навредила, это просто убивает меня.
Он рассмеялся.
— Думаешь, я использовал стоп-слово из-за боли?
Я кивнула.
— Софи, я мазохист, помнишь?
— Помню, но у всех свой предел, особенно, если у человека связаны руки.
— Я остановил тебя, потому что понял, что больно тебе.
— Но…
— Ты не давала мне МОЮ боль. Ты отдавала мне СВОЮ.
Я больше не могла сдерживать слезы. Они хлынули из глаз, проделывая влажные дорожки на щеках.
— В последнее время я все порчу. Теперь вот испортила сессию.
— Ты не испортила сессию.
— Испортила.
— Ну, не совсем. — Он смущенно взглянул на меня, а потом уставился в пол. — Я кончил без разрешения.
Осознав, что почти сижу в луже спермы, я отпрыгнула.
— Очень милый вариант помочь мне почувствовать себя лучше.
Оуэн рассмеялся.
— Подловила, детка. Отличная сессия, я считаю.
Я игриво ударила его по щеке.
— Кончил без разрешения, назвал меня деткой. Я тебе задницу синяками распишу, и в этот раз ошибки не будет. — Взглянув на его спину, покрытую вздувшимися свежими шрамами, я поморщилась. — Теперь ты разрешишь промыть твои раны?
— Только если мы поговорим в процессе.
— О чем? Ты же был на встрече Школьного Совета. Ты и так все знаешь.
Оуэн понимающе взглянул на меня.
— Я хочу, чтобы ты рассказала о нем.
От боли, вызванной одним упоминанием об Уильяме, я зажмурилась.
— Значит я прав, ты к нему что-то чувствуешь.
— Да, — прошептала я.
— Давай приберемся тут.
— Ладно, — кивнула я.
Поднявшись с пола, я подошла к шкафу, где лежала аптечка. Потом, вымыв руки, намылила два полотенца, взяла спирт и марлю. Натянув пару резиновых перчаток, я осторожно положила мыльную ткань на спину Оуэна и, услышав шипение, поморщилась.
— Прости.
— Если я скажу, что у меня снова встал, ты почувствуешь себя лучше?
Происходящее было настолько абсурдно, что я рассмеялась.
— Может быть.
— Хорошо. — Я продолжила смывать кровь, и Оуэн спросил: — Так куда делся Уильям?
— Не знаю. Я не говорила с ним после того дня. — Я бросила пропитанное кровью полотенце на пол и взяла другое. — Все прошло… плохо.
— Он виноват или ты?
— Я. — Мой вздох был полон сожаления.
— Почему?
Медленно смакуя болезненные детали, я пересказала Оуэну наш последний разговор.
— Так почему ты его отшила?
— Почему? Ты сейчас серьезно?
— Ну да, вполне.
— Ну что такого хорошего могло произойти, останься мы вместе? Не считая вообще того, что он — сабмиссив, а я работаю Доминой за деньги. А потом еще все это школьное дерьмо навалилось.
— У всех пар есть прошлое. У некоторых оно более странное, чем у других. Что до этой херни «Домина-саб», так над этим просто нужно поработать. В смысле, посмотри на меня. Ни одна из моих жен не интересовалась сессиями, поэтому я просто занялся этой частью жизни самостоятельно. Уильям мог бы удовлетворять свои желания и без тебя.
— В том то и дело. Я полный сторонник моногамии. И я не смогла бы целовать Уильяма у двери, отправляя его к другой Домине.
— Даже если бы это была одна из девочек в клубе, которой ты доверяешь?
При мысли о Госпоже Ангел или Госпоже Венере, протягивающих свои лапки или хотя бы флоггеры к Уильяму, внутри меня проснулось желание убивать.
— Нет. Не могу.
Пропитав комок ваты спиртом, я начала протирать рубцы на спине Оуэна, не касаясь открытых ран.
Он не сопротивлялся, только задышал чаще.
— Ты что там, дрочить пытаешься? — требовательно уточнила я.
— Еще раз замечу, я мазохист, — рассмеялся Оуэн.
— Ты просто невозможен.
— А ты психологическая мазохистка.
Мои пальцы, касающиеся его спины, застыли.
— Что, прости? Ты что, реально думаешь, что я наслаждаюсь этим состоянием?
— Вообще, реально не думаю, — вздохнул Оуэн. — Скорее всего термин неправильный. Как называют тех, кто отталкивает людей, которых любит, потому что боится, а потом ощущает себя несчастным, вместо того, чтобы дать отношениям шанс?
— Я не боюсь. Я просто реалистка.
— Пойми, что будь все «реалистами», тестирование не понадобилось бы. Но, вместо этого, люди рискуют и терпят неудачи. У большинства обстоятельства складываются так, что все шансы против них. Но они верят в себя и сдают тест — чтобы рискнуть.
— Господи, тебе обязательно все сводить к литературным аналогиям, чтобы пошатнуть мою решимость? — поддразнила его я.
— Ты отклоняешься от темы.
— А ты когда заделался психологом?
— Любой мало-мальски стоящий адвокат, сталкивается с чертовски большим количеством психоанализа. Эта хрень пригодится для всего, от бракоразводных дел до убийств. — Оуэн оглянулся. — Кроме того, я уже пятнадцать лет в терапии. И знаю достаточно, чтобы быть опасным.
— Это точно. — Я обработала кожу возле последнего шрама. — Похоже, все не так плохо, как мне показалось. Но я все еще за то, чтобы позвать Господина Элиаса, чтобы тот взглянул, не надо ли наложить швы.
— Ты снова отклоняешься от темы.
Разочарованно зарычав, я встала.
— Ну а что мне еще делать, как думаешь? Позвонить ему? Приехать туда, где он сейчас, вывалить на него свою любовь и упасть в объятья?
— Да. Это именно то, что тебе следует сделать по моему мнению.
— И что дальше? Папу я не брошу, значит мне надо предложить Уильяму вернуться в город, который облил нас помоями, и жить там долго и счастливо?
— Ты не права. Даже если учесть, что я многого не видел, но на том собрании было достаточно много людей, которые тебя поддерживали.
Я помахала рукой, чтобы показать, что он свободен.
— Ты в курсе, что если мне нужно что-нибудь купить — от простого сникерса до тампонов — я должна либо ехать полчаса до другого города, либо терпеть шепот за спиной?
— Прошло только несколько недель. Дай людям время. Сплетни утихнут.
— Семь месяцев и девять дней.
— Что, прости?
— Семь месяцев и девять дней, именно столько прошло, когда утихли слухи про мою сбежавшую мачеху.
— Ну ладно, значит у тебя есть примерно год, чтобы эти узколобые жопошники заткнулись. По большому счету, это не так важно, как быть несчастным в свои двадцать четыре — двадцать семь лет.
Прикусив нижнюю губу, я спросила:
— Так что, думаешь, я должна ему позвонить?
Оуэн взглянул на меня поверх своего плеча и улыбнулся.
— Думаю, что тебе пора бы включить эмоциональный интеллект и лететь на крыльях своей любви.
— Отличная аналогия, — засмеялась я.
— Пожалуйста. Позвони ему или съезди. Сделай то, что принесет тебе счастье. Только вы двое реально знаете, что там происходит между вами, и неважно, кто там еще что думает.
Обхватив ладонями щеки Оуэна, я подарила ему нежный поцелуй и, чуть отклонившись, произнесла:
— Мне действительно жаль насчет того, как получилось сегодня.
— Не волнуйся. Иди домой, напейся, ляг, поспи и забудь обо всем. Завтра будет новый день.
— Как скажешь, Скарлетт.
— Так и знал, что ты ее вспомнишь.
Оглядев комнату, я покачала головой.
— Если отключу голову, я не уверена, что смогу заниматься всем этим.
— А тебе и необязательно. Ты можешь снова найти работу учителем еще до того, как закончится учебный год.
— Ты реально в это веришь?
— Верю, — подмигнул он. — И совершенно случайно знаю пару людей, которые могут немного тебе помочь.
— Ох, Оуэн, ты слишком хорош для меня.
— Ты самая лучшая Госпожа из всех, кто у меня был, поэтому с моей стороны будет совершенно честно оказать тебе услугу.
— Но ты уже оказал, когда согласился представлять мои интересы.
— Я помогал себе. Знаешь, сколько звонков мне поступило после окончания твоего дела? Сотни. Я почти что Ф. Ли Бейли, только из Атланты (примеч. пер.: Фрэнсис Ли Бейли младший (10.06.1933 — 03.06.2021 гг.) — бывший американский адвокат по уголовным делам)
— Это только пока я тебе помогаю, — рассмеялась я.
— Даже больше, чем сама думаешь. — Он склонил голову. — Госпожа, могу я получить разрешение поцеловать Вас в щеку?
— Да. Можешь.
Оуэн наклонился и нежно, но целомудренно поцеловал меня.
— Спасибо, Госпожа.
Протянув руку, я погладила его щеку.
— Нет. Это тебе спасибо, мой дорогой саб.