Появившись передо мной в костюме и галстуке, Оуэн снова выглядел как красивый, выдающийся и уверенный в себе адвокат. В руках он держал запакованную коробочку с драгоценностями.
— У меня для тебя кое-что есть.
Наклонив голову, я наставила на него указательный палец:
— Тебе совершенно необязательно это делать.
Оуэн подмигнул.
— Конечно, обязательно. Кроме того, не припомню ни одного клуба, где в уставе сказано, что саб не может сделать своей Госпоже подарок.
Спорить дальше я не стала. С возбуждением ребенка в рождественское утро я разорвала обертку. Коробка со щелчком открылась, и мне пришлось затаить дыхание.
— Оуэн, просто дыхание перехватывает…
Внутри оказался золотой браслет с подвесками, которые представляли собой мешанину из портретов моих любимых авторов, таких как Шекспир, По или Харпер Ли. Там так же были подвески в форме персонажей книг— перья, ворон, пересмешник, — украшенные стразами Сваровски.
— Где ты его нашел?
— Друг-ювелир сделал на заказ.
Прежде чем что-то сказать, мне пришлось перевести дыхание:
— Я не знаю, что сказать.
— Достаточно благодарного выражения Вашего лица.
Я улыбнулась.
— Это самый чуткий подарок, который мне когда-либо делали.
— Пожалуйста.
Свободной рукой я коснулась его щеки, потом нагнулась и поцеловала в губы. В прикосновении не было искры, между нами не пробежало электричество — это не был поцелуй любви или романтической привязанности. Люди за пределами тематического сообщества никогда не могли осознать истинной глубины эмоций, которые возникали между Доминой и сабмиссивом после сессии, той истинной привязанности одного к другому и наоборот.
Когда я отстранилась, Оуэн разочарованно вздохнул:
— Без языка?
Я рассмеялась, безмолвно поблагодарив его за внимание к моменту.
— Веди себя хорошо.
— Ох, но мне так нравится угроза наказания, — парировал он с озорным блеском в глазах.
— Я обязательно сообщу Госпоже Венере и Госпоже Рейн, чтобы тебя лишили слишком сильного воздействия.
Оуэн нахмурился.
— Вот это было очень жестоко.
— Тогда будь хорошим мальчиком.
— Буду. Ради Вас, — он улыбнулся и указал на браслет. — Когда будете носить его, постарайтесь думать обо мне время от времени.
— Ну разумеется, я буду думать о тебе. Как я могу не думать о человеке, который подарил мне такой красивый и обдуманный подарок?
На прощание Оуэн быстро поцеловал меня в щеку. Когда он ушел, я старалась игнорировать тянущее чувство в груди. Мне никогда не хотелось привязываться к клиентам, но почти невозможно было игнорировать разделенное с ними, наполненное такими интимными действиями, время.
Наверное, мне лучше было отправиться домой и закончить собирать вещи. В понедельник я покидала яркие огни города и возвращалась домой, на ферму, работать учителем в той самой школе, которую закончила сама. Планировалось, что я приступлю к своим обязанностям во вторник. Было жутко думать, что всего через десять дней я буду стоять перед своими первыми учениками.
Но оглядев Темницу, поняла, что пока не готова покинуть клуб «1740». Будучи чрезмерно сентиментальным человеком, я чувствовала, что хочу продлить свою последнюю ночь здесь. Мне хотелось подняться наверх и пообщаться с некоторыми сотрудниками, ведь, учитывая довольно плотный график в последнюю неделю, у меня попросту не было времени посидеть и поболтать.
Поэтому схватила сумочку и поспешно вышла из комнаты, пройдя по длинному, похожему на лабиринт коридору к лифтам. В клубе было всего два этажа, и Темница состояла из десяти приватных комнат, оборудованных для различного типа игр. Когда я проходила мимо комнаты, предназначенной для блад-плей (примеч. пер.: игры с кровью) и игр с иглами, моего носа достиг запах антисептика. В это же время из комнаты для медфетиша донесся звук жужжания. Неважно, какие извращения вас интересовали, вы могли найти их тут, в клубе «1740».
После короткой поездки двери лифта открылись на основном этаже. Поднявшись на второй этаж, я миновала стол приемной, где сканировали членские карточки. Клиенты в клубе были привилегированные, так что «1740» шли на все, чтобы защитить их частную жизнь.
Войдя в помещение, которое называли «клубом», я помахала одному из вышибал. Внутри находился бар и огромный танцпол, поэтому помещение напоминало обычный клуб. Также вокруг были столы и кушетки, чтобы люди могли поговорить, по-видимому, чтобы обсудить то, что хотели сделать в приватных комнатах, располагавшихся внизу. За пределами «клуба» проводились публичные экшены, где могли присутствовать все желающие, чтобы посмотреть на порку флоггером или связывание.
В пятницу вечером здесь всегда многолюдно, поэтому мне пришлось пробираться сквозь толпу. Люди вокруг были одеты по-разному — от фетишной одежды до обычных джинсов. Некоторые двигались на танцполе под музыку, другие — просто разговаривали.
Увидев перед собой Генри Кавилла без рубашки и обуви, я отшатнулась. Пришлось даже посмотреть еще раз. Не то чтобы я могла себе это придумать — знаменитости часто посещали «1740», но, когда его осветило вспышкой света, я поняла, что дело просто в крайней схожести. Но у мужчины оказались темно-карие, а не голубые глаза, и более светлые, чем у актера, волосы.
Он был невероятно высок, и я не смогла не впиться взглядом в его мускулистую и покрытую темной порослью грудь. Полоска волос вела вниз и исчезала под поясом низко сидящих джинсов, а его самого окружала аура властности, заставляя меня задаться вопросом о том, кем же он был в обычной жизни.
На мгновение задержав на мне взгляд, он опустил глаза в пол и произнес:
— Добрый вечер, Госпожа.
Сабмиссив? Я бы и за миллион лет не догадалась. Хотя точно зная по своим клиентам, что нижние мужчины не являлись нюнями, я видела, что нечто в этом человеке просто кричит о его доминантности. Конечно, тот факт, что он был без обуви, должен говорить о его сабмиссивности, но на нем ведь не было ошейника, а такие нижние обычно кому-то принадлежат. Потому что, если нет, то его буквально при входе уже сцапал бы какой-нибудь Верх, он бы даже до танцпола не успел дойти. Интересно, что с ним случилось, но еще больше интересно, каково это, быть с ним? Я слишком редко проводила сессии не с постоянными клиентами, но для своей последней ночи в клубе хорошо бы сделать нечто особенное.
Для того, чтобы проверить его сабмиссивность, я скомандовала:
— Посмотри на меня.
Он поднял взгляд от ботинок и посмотрел мне в глаза.
— Ищешь с кем поиграть сегодня?
— Ищу. И, если Вам будет угодно, Госпожа, для меня было бы честью быть избранным Вами.
Его голос. Господи Боже и мокрые трусики. Совершенно под стать его телу — сильный, твердый, глубокий. Но, несмотря на то, что тот очень хорошо ответил на вопрос, у меня еще оставались сомнения. Поэтому я размахнулась и со всей силой, на какую была способна, ударила его по щеке. Звук от удара эхом разнесся вокруг. Мужчина, который не был истинным сабом, а просто играл его роль, обычно имел вполне определенную реакцию — у него темнели глаза, взгляд наполнялся яростью от гнева, вскипающего от такого неуважительного обращения.
Но его реакция была иная. Лицо саба осталось бесстрастным, но в то же время он вздрогнул, а взгляд его наполнился смесью желания и жажды. Такая реакция повлекла за собой мою собственную — между ног стало влажно. Он напомнил мне лошадь на ферме. Необъезженного жеребца, которого требуется сломать, подчинить себе. И черт бы меня побрал, если мне не хотелось это сделать.
Желая продлить волшебный миг предвкушения, я похлопала его по той же щеке, которую ударила.
— Я подумаю об этом.
— Да, Госпожа, — прежде чем отступить, он снова склонил голову.
Черт, кто-то хорошо обучил его. Пройдя мимо, я направилась к бару. В горле пересохло, и мне отчаянно требовалось что-нибудь выпить.
— Приветик, сахарные сиськи, — с улыбкой поздоровался Лайл, бармен.
— Если бы ты был моим нижним, я бы тебе всю задницу отбила за подобное обращение, — задумчиво произнесла я, прежде чем скользнуть на один из стульев.
Он подмигнул.
— Мой сменщик скоро придет. Можешь отвести меня вниз и показать, о чем ты говорила. Знаешь, как прощальный подарок.
— Ты играешь в саба для другой команды, — рассмеялась я.
Лайл пожал плечами.
— Может, мне интересно посмотреть в чем разница между фемдомом (примеч. пер.: доминирует женщина) и мейлдомом (примеч. пер.: доминирует мужчина).
— Учитывая то, что у меня нет члена, думаю, ты будешь крайне разочарован. — Он открыл рот, чтобы начать спорить, но я покачала головой. — И не предлагай мне использовать страпон. Я таким не занимаюсь.
— Ты не знаешь, от чего отказываешься, — заметила Госпожа Венера, присоединяясь к нам. — Но мне не зачем тебе это пояснять, ведь ты же просто работаешь Доминой. Оставляешь тут все веселье и идешь домой, в свой ванильный мир. Блин, ты, наверное, и сексом занимаешься в миссионерской позе на белых простынях, — рассмеялась она.
— Очень смешно. Кому, как не тебе, знать, что я никогда не была ванильной девочкой. Мне нравятся извращения.
Венера закатила глаза.
— Да уж, мейнстримные извращения — наручники, взбитые сливки, возможно, пара шлепков.
— Говоря об отшлепанных попках, не могу не заметить того прекрасного нижнего, на которого ты положила глаз, — сказал Лайл.
Мне не нужно было смотреть через плечо, чтобы понять, что тот саб на меня смотрит. Жар его взгляда прожигал мою спину.
— Я подумываю о сессии с ним. На дорожку, так сказать. Но я не уверена. Внешность, конечно, шикарная, но с ним должно быть что-то не так. Иначе его уже давно прибрали бы к рукам.
— Ты разве не знаешь его? — спросила Венера.
Я покачала головой и сделала глоток клюквенного сока.
— Наверное, он один из тех, кто приехал оторваться на выходной.
— О, девочка моя, это Уильям. Он член клуба уже примерно год. Играл с разными Леди, а потом стал встречаться с Каллой.
Я с отвращением наморщила нос.
— Такая внешность и очевидная несостоятельность в выборе Госпожи.
Лайл рассмеялся.
— После всех этих лет ты все еще фукаешь?
— Если бы кошки были шлюшками, она была бы кошкой-шлюхой.
Не будучи никогда ранее в клубе, я обнаружила, что большинство Домин оказались приветливыми и дружелюбными. Точнее, все, кроме Каллы. Когда я только начинала, она тоже являлась новичком. Все пошло хорошо, и меня начали разыскивать те, кто был постоянными посетителями. Вот тогда-то она и начала сходить с ума, и потекло говно. Естественно, что мне хотелось сказать ей, чтобы та отвалила, но она была подружкой владельца, потому пришлось прикусить язык. Но, слава Богу, та в основном работала в выходные, не считая нескольких странных вечеров в будни, так что мы нечасто пересекались.
Венера постучала черными ноготками с металлическим отливом по барной стойке.
— Мне жаль Уильяма. Калла приложила руку, чтобы оставить его вне игры.
— Зачем это? — спросила я.
— Очевидно она желала лайфстайл Д/с (примеч. пер.: Доминант/сабмиссив) отношений вне клуба, но ему это было неинтересно. Так что она попыталась его выжить, сделав так, чтобы ему не с кем стало играть.
— Вот отмороженная, — пробормотала я.
— Можешь повторить. Учитывая насколько близкие отношения у нее с Робертом, никто из персонала к нему не подойдет. Его единственная надежда — найти реальную, а не игровую Госпожу, которая захочет с ним поиграть.
Оглянувшись, снова посмотрела на Уильяма. Забытое ощущение бабочек, которые шевельнулись в животе — я не чувствовала их так долго.
Желание.
Мне никогда не хотелось играть с сабмиссивом просто так. Это всегда было работой… из-за денег. Но пять минут назад он пробудил во мне интерес, и теперь, узнав про его бедственное положение, мне действительно захотелось с ним поиграть. По непонятной причине я чувствовала, что должна отдать дань своим увлечениям, прежде чем покину клуб «1740» и уйду на учительскую стезю.
Глаза Лайла расширились.
— О, девочка, выброси эту идею из своей головы прямо сейчас.
— Какую? — невинно спросила я.
— Ты же подумываешь над тем, чтобы поиграть с ним, да?
— Возможно.
— Хочешь уйти с помпой?
— Сегодня мой последний вечер в «1740». А это значит, что и с Робертом покончено. Я имею в виду, что все равно не смогу попросить у него рекомендаций. — Я снова взглянула на Уильяма. — Почему бы мне не повеселиться напоследок?
— Калла придет через час.
Я подняла брови в сторону Лайла.
— И что?
Он покачал головой.
— Я просто радуюсь, что буду далеко, когда полетят пух и перья.
— Я позабочусь о том, чтобы запереть за собой дверь.
Венера вздохнула.
— Да ладно тебе, Лайл. Посмотри какой он жалкий. С ним никто не играет. Это как секс из жалости.
Он фыркнул.
— Не поощряй ее.
— Будто я смогла бы ее остановить, даже если бы захотела, — отмахнулась Венера.
— Хорошая была бы попытка, — ответила я обоим и одним глотком допила свой сок. А потом встала со стула. — Увидимся позже, ребята.
— Повеселись. И я жажду деталей, — сказала Венера.
— Ой, обязательно все запишу. Для тебя.
Лайл покачал головой.
— Вероятно, она сама все увидит в одиннадцать. В конце концов, новости разлетятся, как горячие пирожки.
Я рассмеялась над заявлением Лайла. Потом танцующей походкой направилась туда, где стоял Уильям.
— Здравствуй, маленький сабмиссив.
Он опустил взгляд.
— Снова здравствуйте, Госпожа.
— Я немного подумала и решила, почему бы мне не поиграть с тобой сегодня?
Не подумав о последствиях, он поднял на меня глаза.
— Правда?
— Ты выглядишь удивленным.
— Просто у меня создалось впечатление, что я тут персона нон-грата.
— Правильное впечатление. Твоя бывшая Госпожа приложила руку, в этом клубе у нее есть кое-какая власть.
Темные глаза Уильяма расширились.
— Тогда почему Вы хотите поиграть со мной?
— Потому что мне нравится вызов. И я люблю злить людей.
Уголки его губ приподнялись, сложившись в улыбку.
— Понятно.
— Я — Госпожа Джульетта.
— Уильям, — ответил он, скользя взглядом к бару. — Мне принести вам что-нибудь выпить?
— Боже, Боже, как формально. Твоя последняя гребаная Госпожа ожидала от тебя этого?
Уильям снова ответил улыбкой:
— Нет, Мэм. Можете винить во всем мое воспитание.
— Не нужно никого винить. Мне все нравится. Образованный мужчина с хорошо подвешенным языком меня заводит.
Что за черт? Я действительно это сказала?
— Рад услужить. — Уильяма впились в меня своими карими глазами.
Они были настолько темно-коричневыми, что казались практически черными. Другой мужчина выглядел бы бездушным, будь у него такой взгляд. Но у него он был переполнен эмоциями — удовольствием, добротой, желанием, сопереживанием и привязанностью. У него такие глаза, в которых можно потеряться.
Я быстро кивнула.
— Так, насчет выпивки…
— Да, Госпожа.
И персонал, и гости могли получить только один напиток, содержащий алкоголь. Трудно соблюдать правило БДР, когда ты не владеешь собой. Я передала Уильяму свою карту служащего, чтобы бармен мог просканировать ее и выдать напиток.
— Мне возьми водку с клюквенным соком. Себе — все, что захочешь.
— Сейчас вернусь.
В ожидании его возвращения я присела на мягкий диван с подушками. И нервно постукивала ногой по полу, а по моей коже побежали мурашки, меня охватило какое-то странное чувство. Интересно, те Домины, которые занимались Темой не из-за денег, чувствовали то же самое, когда находили нового саба?
Уильям вернулся с моей выпивкой. Себе он взял пиво.
— Интересный выбор, — задумчиво произнесла я.
— Почему Вы так думаете?
— Я думала, что ты выберешь что-то иное… выше классом. Типа белого вина или ликера.
Из глубин широкой груди Уильяма вырвался смешок:
— Простите, Госпожа. Но если бы я заказал что-то подобное, то точно казался бы хреном-зазнайкой.
— В этом нет ничего такого. — Я чувствовала себя чрезвычайно смелой и раскованной, поэтому положила руку ему на пах. А когда сжала ладонь, Уильям судорожно втянул воздух. — Я всегда думала, что слово «хрен» употребляют, говоря о чем-то мелком, но в тебе определенно нет ничего мелкого.
— Что именно у меня не мелкое, Госпожа?
— Член.
— Приятно знать.
Я убрала руку, услышав разочарованный выдох Уильяма.
— Во что тебе нравится играть?
— Мне нравится, когда меня контролируют.
Я улыбнулась.
— Это хорошо, потому что я люблю говорить мужчине, что ему нужно делать.
— Еще я люблю боль.
— Этого я не прошу, но спасибо, что сказал об этом и готов к боли.
— Прошу прощения, Госпожа. Кажется, я говорил с Вами не так, как должно.
— И я позволяю тебе больше, чем должно, — постучав ногой по полу, я продолжила, — хмм… так значит у нас тут еще один мазохист. Я работала с таким примерно час назад.
— Мне не всегда нужна боль, чтобы поймать сабспейс (примеч. пер.: сабспейс — особое трансовое состояние нижнего, возникающее вследствие выделения эндорфинов в процессе действия на фоне эмоционального подъема). Она просто усиливает удовольствие. Разница примерно, как между тем, чтобы мастурбировать и входить в тугую киску.
От его аналогии у меня снова пересохло во рту. После затяжного глотка я снова спросила:
— Боллбастинг (примеч. пер.: удары по обнаженной мошонке) это твое?
Уильям слегка поморщился.
— Не совсем.
— Что именно тебе в этом не нравится?
— Ну, если быть честным, я люблю свой член, и мне не нравятся практики с пытками этой части моего тела.
Вообще-то, обычно я не позволяла себе болтать с сабом так долго, но была так заинтригована всем, что могла услышать от Уильяма, что продолжила разговор.
— Интересно. Полагаю, свое красивое тело ты тоже любишь, но совсем не против, чтобы тебя избили?
В глазах Уильяма засветилось веселье.
— Синяки и порезы заживают. Насчет перелома члена я не так уверен.
Я от души рассмеялась над этим замечанием.
— Вы, мужики, так похожи. Если бы все сводилось к выбору жить без члена или умереть, думаю, 99 % выбрали бы смерть.
— Это уже не мое дело, кто что выберет, — он глотнул пива, — но если дело касается моих собственных яиц, то в будущем мне хотелось бы иметь детей. И я не уверен, что многократное связывание и пытки этой части моего тела поспособствуют облегчению процесса.
— Важный момент. Получается, для тебя боль не основа процесса, а лишь сопровождение?
— Да, Госпожа.
— Какие табу?
— Анальные игры и унижения.
— Интересно, почему меня это не удивляет?
— И почему же, Госпожа?
— Увидев тебя впервые, я подумала, что ты — доминант, играющий в саба. У нас тут такие водятся. Они любят крутиться тут, примеряя то верхнюю, то нижнюю роль. По мне — так это просто трата чужого времени. Одно дело быть свитчем, когда на сессии это согласовано, но совсем другое… — Я вздохнула. — Впрочем, это глупое предположение. После всех лет и опыта в Теме мне следовало его делать.
— Вы так подумали из-за моей внешности?
— Нет, дело не в том, что ты сложен, как Супермен. Все дело в поведении.
Он поморщился.
— Последние пару недель на работе был сущий ад. Меня только перевели, и нужно выучить до хрена нового. Думаю, я просто не смог отключиться от этого и перенес поведение в место, где нужно просто быть нижним.
Я едва смогла скрыть улыбку от его непосредственной болтовни. Можно было предположить, что он из того типа парней, которые никогда не встречали недружелюбных незнакомцев и были честны во всех аспектах собственной жизни. Это было так мило.
— Прежде чем мы направимся вниз, какое у тебя стоп-слово?
— Хейсман.
— Это после кубка?
Брови Уильяма удивленно поползли вверх.
— Вы — фанатка футбола?
— Я — нет. А вот мой мелкий брат — да. Хотя ладно, не стоит говорить, что он мелкий. В конце концов, ему семнадцать, и в нем 192 сантиметра роста. Он квотербек в старшей школе.
— В его возрасте я тоже был квотербеком.
Я поджала губы.
— Ну да. Как же я не догадалась.
Он подмигнул.
— Пеггинг в табу (примеч. пер.: анальный секс со страпоном).
— Саб, который любит подразнить. А я была уверена, что это работа Домины.
— Я с нетерпением жду того, как Вы будете это делать.
— А я с нетерпением жду момента, когда смогу поставить тебя на место.
О, да. Я действительно горела желанием это сделать. И не могла вспомнить, когда в последний раз у меня был такой милый, умный и забавный сабмиссив, с которым можно было поиграть. Будет очень весело.
Поднявшись с дивана, я ткнула пальцем в сторону Уильяма.
— Пойдем.