Мы остановились на практически полностью заполненной парковке кафе «Люмьер». Оглядев себя, я спросила:
— Ты уверен, что я нормально одета для посещения такого места?
— В субботу утром все так одеты.
Прежде чем я открыла дверь, Уильям уже обошел грузовик, чтобы помочь мне.
— Ты всегда такой или стараешься понравится мне, чтобы я снова тебя отшлепала?
Уильям усмехнулся и вытащил меня наружу, поставив на ноги.
— Я всегда такой, и обычно у моих Домин с этим проблем нет.
При упоминании других Леди я внутренне ощетинилась. Хотя и не имела права ощущать себя его Хозяйкой, мне не понравилась мысль о нем рядом с Каллой или любой другой женщиной.
— Я не твоя Домина.
Уильям проигнорировал мой комментарий и предложил взять его под руку.
— Можешь на меня опереться.
Нога все еще болела, поэтому я не стала с ним спорить, а просто так и сделала.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Стойка менеджера находилась у входной двери.
— Предпочитаете сидеть внутри или снаружи? — спросила хостесс.
Уильям посмотрел на меня.
— Снаружи.
Она подвела нас к столику в отдалении.
— Наслаждайтесь. — И дала два меню.
Как всякий хорошо воспитанный сабмиссив, Уильям выдвинул для меня стул. Я прикусила язык, чтобы не заявить, что сейчас не 1950-е, мы не в клубе, и я не его Домина. Поэтому вместо этого взяла меню и стала смотреть, что там внутри.
Появился наш официант с двумя стаканами воды. Увидев Уильяма, у него буквально глаза вылезли из орбит.
— Как вы сегодня?
— Прекрасно, — ответила я, хотя тому было наплевать на то, что я скажу.
— Вообще-то… не могли бы вы принести нам пакет со льдом? — попросил Уильям.
Официант перевел взгляд на него.
— Конечно. Я сейчас вернусь.
Когда тот умчался прочь, я фыркнула.
— Наверное, ты все время это видишь, да?
— Чего, не понял?
— Как перед тобой заискивают и женщины, и мужчины.
Он улыбнулся.
— Будто у тебя такой проблемы нет, — заметил Уильям, чуть развернувшись ко мне. — Держу пари, что вокруг тебя куча людей, которые хотят прислуживать тебе, в клубе ты находишься или нет.
— Клуб — одно, а реальная жизнь — другое.
Уильям странно посмотрел на меня.
— А разве это не то же самое?
— Для меня — нет.
Вернулся официант с пакетом льда, обернутым в льняную салфетку. Уильям поблагодарил его и передал пакет мне. Когда официант понял, что это не для Уильяма, выражение его лица мгновенно изменилось. Вздохнув, он достал свой кожаный планшет.
— Так что вам, ребята, принести этим прекрасным утром?
— Мне «Мимозу» и блинчики с клубникой, — сказала я.
Уильям встретился со мной взглядом.
— Мне то же самое. И плюс еще омлет из двух взбитых яиц.
Официант кивнул.
— Я принесу напитки.
— Теперь, когда мы снова одни, хочу кое-что спросить.
— Давай.
— Как парень, играющий в футбол и владеющий трастовым фондом, попал в Тему?
Уильям сделал глоток воды и усмехнулся.
— Думаю, все началось с контроля. После того, как умерла мама, мне пришлось постоянно держать себя в руках, включая эмоции. И чем старше я становился, тем больше ответственности на меня валилось. И мне захотелось отпустить все это, хотя бы на короткий промежуток времени.
— М-м-м-м… ты просто классический случай золотого мальчика, которому нужно передать контроль и просто отпустить все.
— Звучит так, словно ты во мне разочаровалась.
— Думаю, я надеялась на более пикантную историю, типа той, в которой тебя шлепала няня, — рассмеялась я
На лице Уильяма появилась гримаса.
— Моей няне было шестьдесят.
— Так может у тебя фетиш на бабушек?
— Черт, нет.
— Каким был твой опыт в БДСМ?
— Мне было девятнадцать, и я начал встречаться с девушкой, у которой были задатки Госпожи. Ей нравилось связывать и шлепать меня, и говорить, что я должен с ней делать. А потом я начал от этого заводиться, будто понял, что упускал до этого. Мы пошли в клуб, как бы в шутку, но это нам обоим открыло глаза на этот мир. Прежде чем расстаться, мы были вместе еще несколько лет. После этого я встречал своих будущих девушек только в клубе.
— Девушек? Звучит так, будто для тебя это все игрушки.
Уильям фыркнул.
— Нет, Софи, это не игрушки. Я могу пересчитать своих Домин по пальцам одной руки.
— Так что, только пятеро?
— Можешь называть меня «Мистер Моногамный».
— О, ну понятно. — От того, что он настроен на моногамию и отношения в целом, я почувствовала облегчение. — Я что, назначена номером Шесть?
Лицо Уильяма стало застенчивым.
— Я считаю только тех, с кем у меня был реальный секс.
— О, так у нас снова эта неприятная тема про проникновение, да?
Он улыбнулся.
— Именно. И теперь твоя очередь. Как ты начала вести такой образ жизни?
— А я его и не веду. — Он нахмурился, и я продолжила. — Я имею в виду, что не живу лайфстайл. Я работаю Госпожой, но в жизни — я не Домина.
— Ты никогда не практиковала БДСМ вне клуба «1740»?
Я покачала головой.
— Неа.
В глазах Уильяма вспыхнули и смятение, и разочарование.
— Ты просто профессиональная Госпожа?
— Да, последние пять лет. Вчера был мой последний рабочий день.
— Не могу в это поверить, — нахмурился Уильям. — Думаю, я должен был догадаться об этом, когда ты сказала, что не позволяешь сабам доставлять себе удовольствие. Я просто предположил, что ты как…
— Калла? — Он кивнул. — Только не говори мне, что чувствуешь себя ущемленным, когда проводишь время с кем-то, кто не живет в лайфстайл.
— Нет. Дело не в этом.
— Тогда в чем?
Официант вернулся и принес наши напитки. Уильям сделал такой большой глоток своей «Мимозы», что почти осушил бокал. Я продолжила смотреть на него с ожиданием, и он вздохнул.
— Я живу в лайфстайл уже тринадцать лет, и с тех пор у меня не было отношений без составляющей Д/с. Я больше не уверен, что представляю, как выглядят нормальные отношения.
— Ох.
Когда я поняла, на что он намекает, то уставилась на свои колени. Мои чувства к нему были полным беспорядком, и просто не знала, что сказать.
— Хм, мои откровения заставили обычно болтливую Домину потерять дар речи?
Оторвав взгляд от своих рук, я взглянула на него.
— Извини, но ты немного застал меня врасплох. Весь этот день выбил меня из колеи… но ты больше всего.
— Я?
— Конечно, ты. Я никогда не позволяла себе ничего подобного с другим сабмиссивом. То, как ты меня трогал, было самым потрясающим сексуальным опытом в моей жизни. И физически я бы могла, конечно, от тебя уйти. Но эмоционально…
— Так ты тоже это почувствовала?
— И да, и нет. Возможно. — Я потерла лоб. — Не знаю, что почувствовала, но я чертовски растеряна. Последние пару лет у меня вообще не было отношений, и тем более, во время сессий.
Уильям скрестил руки на груди.
— Как-то тяжело поверить, что такая красивая и сексуальная женщина не имела серьезных отношений хренову тучу времени.
— Ну, каков льстец, — поддразнила я.
— Хороший саб всегда делает Госпоже комплименты, — низким голосом продекламировал Уильям.
— И ты строго следуешь правилам, когда они соответствуют цели. Скажи, ты был бойскаутом?
Он рассмеялся.
— Нет, Всезнайка, не был. И я не делаю ложных комплиментов. Я действительно имел в виду все, что сказал.
Потом принесли наши блинчики, и я счастливо занялась едой, чтобы избежать дальнейших разговоров об отношениях. К несчастью, Уильям был настроен решительно.
— Чисто из любопытства, о каком количестве времени мы говорим, и как долго у тебя не было отношений?
Я ткнула ножом в пухлую клубнику. Подсчитывать не было нужды — дата четко засела у меня в голове.
— Три года пять месяцев и десять дней.
Губы Уильяма сложились в веселую улыбку.
— Хмм… Наверное, ты сильно обожглась, если помнишь дату так четко.
Я провела подушечкой пальца по краю бокала с шампанским.
— Некоторые вещи невозможно забыть.
Закрыв глаза, я попыталась отогнать голос, эхом звучащий в моем разуме: «Боже, Софи, ты делаешь для своего отца абсолютно все. Скоро он умрет, а ты с чем останешься? Все сама и сама».
— Мне жаль, что я поднял столь болезненную тему, Софи.
Открыв глаза, я увидела раскаяние на лице Уильяма. Его искренние слова и тон, которым это было сказано, наконец, пробили мою эмоциональную броню. В тот момент я могла сделать многое — отшутиться, сменить тему, придумать историю про бывшего, который мне изменил. Но опасная смесь беспокойства за меня и сострадания в глазах Уильяма разрушила все бастионы. Кроме того, он понимал, что такое горе и то, что близость потери меняло все. Его реакция была… настоящей.
— Три года пять месяцев и десять дней назад моему отцу поставили диагноз «митоническая дистрофия», это форма мышечной дистрофии, предполагающая жизнь в инвалидном кресле. Парень, или лучше сказать, ублюдок, с которым я тогда встречалась, сказал, что я недостаточно уделяю ему времени и порвал со мной. Тогда я поклялась, что отец будет самым важным человеком в моей жизни, и ни один эгоистичный засранец этого не изменит.
— Мне жаль твоего отца.
— Спасибо, — прошептала я, пытаясь сдержать эмоции.
Черт, не было ничего хуже, чем потерять самообладание в кафе полном людей, а тем более стать такой уязвимой перед Уильямом.
— Я могу взять тебя за руку? — Наверное, у меня было очень смущенное выражение лица, потому что тот извиняюще улыбнулся. — Извини. Для меня сложно отбросить лайфстайл, особенно когда я был с тобой, как с Госпожой. Так что должен спросить твоего разрешения, чтобы взять за руку.
— Хорошо.
Вместо того, чтобы протянуть руку через стол, он встал и передвинул свой стул, чтобы сесть рядом, а потом взял мою ладонь в свою. Ласково скользнул кончиками пальцев по моей коже. Эти касания были нежными и добрыми. Такая двойственность в том, что он давал и что жаждал получить.
— Знаешь, когда я впервые тебя увидел, то подумал, что у тебя глаза воина.
— Правда?
— Потому и посмотрел в глаза, хотя и не должен был. Поэтому мне захотелось, чтобы ты меня выбрала. Я мог сказать, что в твоей жизни было такое же горе, как и в моей. Некоторые думают, что будет неправильно связываться с тем, у кого есть такой опыт, но думаю, что мы могли бы разделить нашу боль.
— Это так, — согласилась я.
— Расскажи мне о своем отце.
Его просьба удивила меня.
— Серьезно?
Уильям кивнул.
— Но только если сама хочешь. Я больше не хочу тебя расстраивать.
Мне не понравилось это смешанное чувство — будто у меня действительно появился мужчина вне моей семьи, который заботится обо мне. Тот, кто искренне интересовался мной, без скрытых мотивов, и от кого не нужно что-то скрывать.
— Слушай, тебе необязательно это делать. Мне жалость не нужна.
— Не делай так, — мягко попросил он.
— Как?
— Не закрывайся.
— Я не закрываюсь.
— Именно так ты и делаешь.
Я выдернула свою руку из его ладони.
— Что за черт с этими эмоциональными качелями? Сначала ты говоришь, что не хочешь меня расстраивать, потом раздражаешься, потому что я не хочу говорить?
— Это разные вещи. Мне искренне хочется узнать о твоем отце, а ты не хочешь рассказывать. Но не потому, что тебе больно, а потому, что ты не хочешь говорить со мной о нем.
— Ты меня бесишь.
— Но я прав, — глядя на то, как я сдулась, он добавил, — верно?
— Ладно, да. Ты прав. Теперь счастлив?
— Нет. Но что-то говорит мне, что должен бы, потому что ты нечасто признаешь, что не права.
Я рассмеялась, чтобы замаскировать свой гнев.
— Мне бы понравилось, отхлещи я тебя по заднице прямо сейчас.
Уильям подмигнул.
— Мне бы тоже понравилось. Очень.
— Ты уверен, что раньше преподавал, а не занимался психологией? Я имею в виду, ты прочитал мои эмоции, как заправский психиатр.
— Когда проводишь у психолога столько времени, сколько провел я, волей-неволей нахватаешься от него.
— Но ты же не считаешь, что мне нужен психолог?
— Я начал терапию, когда умерла мама. По той же причине и начал играть в футбол. Врач предложил мне это, как способ выплеснуть свой внутренний гнев.
— Мне было интересно, почему молодой богач выбрал футбол. Я думала, что вы все играете в гольф или лакросс.
— Мой дедушка разбогател, потому что получил спортивную стипендию в колледже, играя в футбол, — рассмеялся Уильям. — Не имея инженерного образования в сочетании с тем, что тот вырос на птицеводческой ферме, он никогда не смог бы разработать нагреватель для курятника, на который и получил патент, а значит, не заработал бы свои миллионы.
— Ты шутишь, да?
— Нет, не шучу.
— Кажется, терапия тебе действительно помогла. Я имею в виду, ты получаешь удовольствие не только от футбола, но и смог собрать свою жизнь воедино и начать двигаться дальше.
Он рассмеялся.
— Это просто умело выстроенный внешний фасад.
— Очень сомневаюсь.
— Скоро ты убедишься, что все мы здесь немного не в своем уме.
Преподаватель английского, живущий во мне, нахмурился, узнав цитату из книги Льюиса Кэролла.
— Я была практически уверена в этом еще до начала работы в «1740».
— Как насчет небольшого количества бесплатной терапии?
— Ладно. Почему бы и нет.
Уильям пристально посмотрел мне в глаза, будто хотел заставить поддаться собственной воле.
— Расскажи мне о своем отце, Софи.
Это не было просьбой. Это было приказом. Хотя в конце фразы было что-то такое, утешительное.
— Мой отец — папочка — это мой мир и Вселенная. Он тот, ради кого встает и садится солнце.
— Истинная папина дочка.
Я кивнула.
— Моя бабушка рассказывала мне, как мама часто говорила, что когда я была ребенком, то могла закатить самую сильную истерику в мире, но стоило прийти папе, и я успокаивалась. Ему даже не нужно было брать меня на руки. Как только я чувствовала его присутствие, все сразу становилось лучше.
Проницательный Уильям заметил:
— Это впервые, когда ты упомянула свою мать.
— Думаю, это потому, что я не слишком много о ней помню. Она погибла от несчастного случая, когда мне было три года.
— Мне жаль.
— Все нормально. Я бы сказала, ты знаешь, что я чувствую, но тебе должно быть тяжелее. Ты знал маму дольше.
— Думаю, потерять маму тяжело вне зависимости от того, сколько тебе лет.
— Как и у тебя, нам помогали бабушка и дедушка. Но все равно, папа делал для меня все, что мог. Он участвовал во всем, неважно, кормлении или купании. Не знаю, откуда тот брал столько энергии — заботиться обо мне, управлять фермой в течении недели, устраивать соревнования по выходным. Но каким-то образом ему удавалось. — Подумав о том, как много мог мой отец, я в гневе стиснула зубы. — Давным-давно он был воплощением крепкого ковбоя. А потом гребаный врач отнял у него все это. Сначала тот перестал пользоваться веревками, потому что руки потеряли свою хватку. Потом перестал ездить верхом.
Сжав кулаки, я вспомнила мучительное выражение лица своего отца в тот день, когда он не смог сесть в седло. Слишком гордый, чтобы попросить помощи, он попросту перестал ездить верхом.
— Потом перестал ходить.
— Теперь он привязан к инвалидному креслу?
— Да.
— Я мог бы еще раз сказать, что мне жаль, но это слишком незначительно для того, через что он прошел. Для него должно быть так мучительно все это, но и для тебя — тоже. Понять, что твой супергерой смертен, что он живой человек, бренный и хрупкий.
— Да, — прошептала я.
— Тем не менее, все как-то выровнялось. Тот, о ком когда-то заботились, стал заботиться сам. — Он внимательно посмотрел на меня. — Вот почему ты пошла работать Доминой. Чтобы поддержать отца деньгами.
— И ради брата. Ему всего семнадцать, — напомнила я.
На этот раз Уильям не стал спрашивать, а просто нежно прикоснулся к моей щеке.
— Ты хоть представляешь, насколько ты удивительная?
Я застеснялась его прикосновения и комплимента.
— Ничего такого.
Он покачал головой.
— Я серьезно, Софи. Мало кто в мире обладает такой способностью любить и быть добрым, как ты. Не говоря уже о твоей самоотверженности и бескорыстии.
Меня согрело его восхищение, но я легкомысленно отмахнулась рукой.
— Я стала практически проституткой, чтобы содержать ферму и учиться в колледже. В таком трудно углядеть героизм.
— Ты сделала то, что должна была, чтобы дать любимым людям то, в чем они нуждались. Не все смогут отважиться на такое ради семьи. Многие бы просто начали жить для себя, оставив отца и брата на произвол судьбы.
— И стали бы самовлюбленными ублюдками.
— Именно. Стали бы. К сожалению, из таких людей, в основном, и состоит мир. — Он улыбнулся мне. — И это все делает тебя просто удивительной. — Когда я открыла рот, чтобы протестовать, Уильям прижал к моим губам палец. — И не спорь со мной, Софи. Просто прими комплимент, а еще лучше, постарайся принять произошедшее.
— И еще раз, я бы хотела отшлепать тебя по заднице.
— Очень рад это слышать.
Наша беседа текла так же свободно, как и «Мимозы», которые мы продолжали заказывать. Мы разговаривали, пока тех, кто завтракал, не сменили те, кто пришли на обед. Я никогда не встречала никого, кроме своего отца, с кем могла бы говорить так же легко, как с Уильямом. Он искренне интересовался всем, что я ему рассказывала. Ни разу не посмотрел в свой телефон и не вышел за рамки, как большинство знакомых мне парней. Конечно, многие из тех, с кем я встречалась, были примерно моего возраста, а пока мы болтали, я узнала, что Уильяму тридцать два. Почти на десять лет старше меня.
Мне было интересно слушать о нем. Я узнала, что, хотя тот вырос в Атланте, образование и футбольную стипендию он получил в Университете Теннесси. Футбольная карьера закончилась на втором курсе, когда Уильям повредил колено, но он трансформировал свою любовь к спорту в преподавание и тренерскую работу. Я позавидовала путешествиям, которые тот совершил в течение жизни — он отдыхал в Европе, исследовал пещеры в Австралии и Новой Зеландии.
Когда подошло время ужина, возле нашего столика появился нетерпеливый официант. Мне сложно было винить его, ведь мы просидели за столиком много часов. По крайней мере, Уильям подсунул ему пятьдесят долларов, чтобы восполнить чаевые, которые тот мог заработать, обслуживая наш столик.
— Вы готовы получить расчет, господин?
Как только вокруг начало включаться искусственное освещение, Уильям посмотрел в мои глаза пытливым взглядом. И дело было не в том, что заканчивалось наше свидание за завтраком. Дело было в разрыве связи, появление которой ни один из нас не мог предугадать. Мы оба знали, что прощание будет окончательным — я поеду домой, чтобы преподавать, а Уильям вернется в «1740», чтобы найти новую Госпожу.
Так как знала, что он ждет именно моего решения, я сказала:
— Да. Мы готовы.
— Сейчас принесу.
После того, как официант ушел, Уильям подарил мне легкую улыбку.
— Полагаю, это единственный раз в моей нынешней жизни лайфстайл, когда меня называли «господин».
Я рассмеялась.
— Да. Точно.
Он удивил меня, придвинув свой стул еще ближе к моему. Положив одну из рук на стол, другую Уильям забросил на спинку стула и наклонился. Почувствовав его теплое дыхание на своей щеке, я поборола желание отклониться. Домина и сильная женщина во мне всегда стойко держали свои позиции.
— Подари мне ночь.
От его просьбы мое сердце пустилось вскачь.
— Ты несерьезно.
— Серьезно.
Я покачала головой.
— И что изменит одна ночь?
— Подарит мне шанс быть внутри тебя.
От его слов я резко выдохнула. Независимо от всех тех причин, по которым я не должна была хотеть этого, я жаждала того же, что и он. Увидев его прошлой ночью, почувствовав его, я не могла не задаться вопросом о размере и толщине, о том, как тот будет ощущаться в движении, внутри меня. Блядь, да я мечтала об этом буквально сегодняшнем утром. Несмотря на его слова и мои собственные тайные мысли, решила поспорить и тихо спросила:
— Твой язык был внутри меня вчера ночью. Этого разве недостаточно?
— Нет. Это была просто дразнилка. — В его глазах мелькнула злость. — Только призрак вкуса, прости за каламбур.
С моих губ сорвался смех, немного ослабив окружающую нас напряженность.
— Хочешь пойти в «1740»?
Уильям покачал головой.
— Нет. Хочу побыть наедине с тобой без декораций и сложностей.
Выгнув бровь, я сказала:
— Полагаю, частью этих сложностей является Госпожа Калла.
— Частью, да.
— Это правда, что она хотела отношений с тобой?
— Правда. Но еще больше ей хотелось взять меня под ошейник.
Я не смогла скрыть отвращение.
— Извини, никогда не понимала этой нужды — взять нижнего под ошейник. Сама идея, что ты принадлежишь кому-то, кто полностью владеет твоим телом и мыслями, является для меня странной.
— Кто-то говорит, что обручальное кольцо — это тоже своеобразный символ принадлежности.
— Наверное, в этом есть скрытый смысл. — Прежде чем задать следующий вопрос я заколебалась. — Ты боялся ответственности?
— Мне тридцать два. Я к ней готов.
— Так в чем проблема?
— Она — не та самая.
— Ох, — пробормотала я.
— Чтобы полностью отдать себя кому-то, нужно любить этого человека. И я понимаю, что хотя и заботился о Калле или о Брук в реальной жизни, я не любил их.
— Значит, в конечном итоге ты разбил ей сердце, а когда разбиваешь сердце такой женщине, как Калла, то она становится реальной сукой.
— Да, к сожалению, это так. Но мне не хотелось ее ранить.
Я не могла не улыбаться.
— В это верю. И, вообще, я не верю, что ты можешь хотеть ранить хоть кого-то. Ты как большой милый плюшевый мишка.
— Звучит так, будто я тряпка.
— Нет, Уильям. Ты мужчина, от головы до невероятно большого члена.
— Ну, спасибо, — рассмеялся он.
Поскольку нам необходимо было сменить тему, я сказала:
— Раз мы исключили «1740», то куда ты предлагаешь пойти? Я имею в виду, конечно, я живу в отдельной квартире подвального типа, но это и близко не Темница.
— Мы можем поехать ко мне в отель.
Я не стала спрашивать его, почему он не зовет меня в свой дом. Многие клиенты «1740» не были жильцами этого города, а просто приезжали в город поиграть. И, естественно, снимали номера в отелях.
Я ухмыльнулась.
— М-м-м… В городе нет пентхауса с игровой. Ты разочаровываешь меня, богатенький мальчик.
— Чтобы ты знала, есть такой пентхаус. Но, учитывая, что у моего дедушки есть ключ, я не могу поставить Андреевский крест в прихожей. И так как они с бабушкой на этих выходных в городе, я вынужден был остановиться в отеле.
— Какая жалость.
Уильям улыбнулся.
— Да, и не говори.
— Тогда, я думаю, придется ехать в твой номер. Хотя, конечно, когда дело дойдет до игры, нам придется импровизировать.
— У меня в грузовике есть веревка.
— Какой подготовленный саб. Никогда не угадаешь, где тебя будут связывать, да?
Он игриво подтолкнул мою ногу своей.
— Использую ее для скалолазания. Я рассказывал, прежде чем побывать веревочным девственником, помнишь?
— Помню. Тебе понравилось?
— Да, понравилось. Мне бы хотелось попробовать более сложные обвязки.
— А мне бы хотелось тебя в них увидеть, — в задумчивости произнесла я.
Я меньше всего об этом думала и понятия не имею, почему это вырвалось. Хотя мы и собирались быть вместе, это всего лишь на одну ночь. У меня больше не будет возможности увидеть его связанным. И пусть это не было тем, чего мне реально хотелось до дрожи в коленях во время секса, но с Уильямом, очевидно, я наслаждалась процессом.
Вернулся официант и принес наш счет. Я начала искать сумочку, но Уильям покачал головой.
— Я угощаю.
— Мне не нужна благотворительность.
— Считай, что это добавка к чаевым с прошлой ночи.
— Но ты мне не платил. Мы просто играли.
— Но я же все еще могу оставить чаевые, не так ли?
Я надула губы.
— Полагаю, что так.
— Тебя просто убивает, когда ты теряешь контроль, не так ли? — спросил он с улыбкой.
— Вообще-то да.
Улыбка Уильяма стала шире, потом он добавил к счету еще пятьдесят долларов.
— Готова?
Я кивнула.
— Но сначала подвези меня к моей машине.
— Ты не хочешь просто поехать в отель?
— Нет. Я хочу иметь возможность прийти и уйти, когда захочу.
— Госпожа такая властная, — пробормотал он, вставая со стула.
Я поджала губы.
— Ты что, боишься, что я уеду и не вернусь?
— Возможно, — подождав мгновение, ответил он.
— Могу тебя уверить, что я — женщина слова.
Он наклонил голову в сторону, а потом появилась его эта великолепная улыбка с ямочками. Ох, черт. Ямочки — это моя слабость.
— Я верю тебе, Софи.
— Хорошо.
Встав, я поняла, что мне стало легче опираться на больную лодыжку. Я все еще немного хромала, но уже было не так плохо. И, конечно, вокруг маячил Уильям, готовый броситься меня спасать в любую минуту, если я вдруг буду падать.
Когда мы вернулись, количество машин на парковке сильно сократилось. Уильяму удалось припарковать грузовик возле моей машины.
— Хочешь поехать за мной?
Я рассмеялась.
— Думаю, сейчас ты пытаешься контролировать меня снизу.
Сняв руки с руля, он поднял их в воздух.
— Я просто хотел быть полезным, клянусь.
— Просто расслабься, хорошо?
— Тебя, знаешь ли, не убило бы, если бы тебе время от времени помогали.
Хотя меня так и подмывало подсказать ему, где он может проявить свою полезность, серьезное выражение лица Уильяма заставило меня передумать.
— Я попробую.
— Хорошо. Увидимся в центре, отель «Ритц».
— Я была бы разочарована, назови ты другой адрес, — фыркнула я.
— Рад услужить Вам, Госпожа, — подмигнул он.
Открывая дверь, я удивилась, что Уильям не помчался мне помогать. Оглянувшись, я увидела, что он улыбается.
— Просто делаю, как Вы приказали. Не лезу, но остаюсь полезным.
— Хорошая работа.
— Пожалуйста. Увидимся в отеле.
— Увидимся.