Джонас качает головой, ему наплевать на его причастность к смерти Джо.
Я свирепо смотрю на него, и он поднимает маму со стула, ее руки все еще сцеплены за спиной.
— Отпусти ее, — требую я.
— Мы уходим, — говорит он, полностью игнорируя, что я вообще что-то сказала, поскольку мама позволяет ему водить ее вокруг стола, как будто ее все это устраивает.
— Я никуда с тобой не пойду, и она тоже.
В ту секунду, когда она оказывается на расстоянии вытянутой руки, я хватаю ее за плечо и пытаюсь вырвать из его хватки.
— Джо-Джо, пожалуйста. Не надо, — тихо умоляет мама.
— Нет. Я не позволю этому случиться. Я не позволю ему так с тобой обращаться. Разве ты не слышала ничего из того, что Тоби или Мария рассказывали тебе о нем?
— Они лгут, Джоди.
У меня от шока отвисает подбородок.
— Ч-что? Ты не можешь на самом деле говорить мне это прямо сейчас. Он сломал их. Он причинил им боль. Он—
— Джоди, пожалуйста? — умоляет мама, ее глаза сверлят мои. — Просто делай, что он говорит.
Я выдерживаю ее взгляд, мое сердце колотится, а кровь со свистом проходит мимо ушей.
— Пожалуйста, — одними губами произносит она. — Доверься мне.
— Джоанна, — рычит Джонас, хватка на ее волосах усиливается, пока она не вскрикивает от боли.
— Черт, — шиплю я, бросаясь вперед, впиваясь ногтями в руку Джонаса и пытаясь ослабить его хватку на ней. — Отпусти ее, ты, гребаный психопат.
Он движется слишком быстро, и следующее, что я осознаю, — моя щека горит, и я едва успеваю поднять руки, чтобы не удариться головой о деревянный пол, когда отступаю назад.
— Джоди, — кричит мама.
— Ты, блядь, ударил меня, — ахаю я в ужасе, прижимая руку к щеке.
Все еще держа маму в своей неумолимой хватке, он искоса смотрит на меня. Его глаза почти такие же черные, как и его душа, и от этого меня пронзает волна страха. Но я отказываюсь это показывать. Если последние несколько недель и научили меня чему-то, так это никогда не съеживаться. Вместо этого я собираю все свои силы и выкапываю своего внутреннего борца.
Что бы сделала Стелла?
— Не проявляй ко мне неуважения.
— Почему? — шиплю я. — Ты запрешь меня в подвале, чтобы преподать мне урок, как ты это делал с Тоби?
— Не смей, — рычит он, с его губ слетает слюна, а его изможденное, ранее бледное лицо краснеет от гнева. — Даже не упоминай имя этого подонка. Он ничто. И как только мы будем свободны, я собираюсь убедиться, что от него не останется ничего, кроме воспоминаний.
— Нет, — кричу я, пробираясь вперед, но успеваю пройти всего несколько дюймов, прежде чем он прижимает свой ботинок к моей руке. — Делай, как тебе говорят, милая. Слушай своего папочку.
Мой желудок снова переворачивается. — Ты не мой папа. Ты гребаный монстр.
Я отдергиваю руку, прежде чем он решит переломать мне все пальцы.
Он смотрит на меня с чистой ненавистью, когда я снова встаю. Мои ноги дрожат, и я вынуждена опереться о стену, чтобы не упасть. Его ноздри раздуваются, а грудь вздымается.
Он выглядит лучше, чем в тот день, на экране Тоби, но он далеко не здоров.
— Мы можем сделать это легким или трудным путем, — предупреждает он меня. — Но мы покидаем этот дом всей семьей и никогда не собираемся оглядываться назад.
— Ты бредишь, если хоть на секунду думаешь, что я куда-то пойду с тобой.
— Прекрасно, — спокойно говорит он. Слишком, блядь, спокойно. — Мы сделаем это, по-твоему.
Маму отбрасывают, швыряют на пол, как будто она ничто. Однако, в отличие от меня, она недостаточно быстра, и ее голова ударяется об пол с леденящим душу треском.
— Мама, — я бросаюсь вперед, но он ловит меня, его рука снова накрывает мое лицо — но на этот раз меня касается не его кожа, а ткань.
Мои руки молотят, и мои ногти царапают его руки, сдирая с них куски кожи, когда мои ноги пинаются, но что бы я ни делала, его хватка не ослабевает, и вскоре мое тело начинает становиться вялым, слабым, и мои глаза начинают опускаться, когти тьмы начинают обвиваться вокруг меня и угрожают утащить меня под воду.
— Нет, — кричу я, паника заполняет мой организм, когда я пытаюсь предотвратить неизбежное.
Я не могу пойти ко дну. Если я это сделаю, то понятия не буду иметь, куда он нас заведет. У меня не будет возможности добраться до Тоби.
Джонас собирается забрать нас, и он собирается…
— Тоби, — хнычу я.
— Ты не слушаешь меня, не так ли, милая? Он не придет. Он не хочет тебя, на самом деле. Он просто хотел отомстить, и я думаю, твоя киска была достаточно хороша, чтобы оставаться рядом немного дольше, чем требовалось. Ты просто не могла этого видеть. Но, я полагаю, ты всегда была раздражающе наивна.
***
Запах разложения — это первое, что поражает меня, когда тьма начинает рассеиваться. Мой нос морщится, а губы кривятся.
Второе, что я осознаю, — это холод. Пронизывающий до костей холод, от которого у меня стучат зубы.
Где я, черт возьми, нахожусь?
Заставляю себя открыть глаза, и меня встречает еще больше темноты.
Мое сердце учащенно бьется, а голова идет кругом, когда я пытаюсь что-нибудь разглядеть в окружающей меня тьме.
— Мама? — шепчу я, когда начинает накатывать паника.
— Да, Джо-Джо. Я здесь.
Облегчение переполняет меня, и я заставляю себя сесть. О чем я быстро сожалею, когда содержимое моего желудка решает, что оно хочет появиться снова.