Насколько, блядь, заблуждается этот больной придурок?
— Нам нужна фотография, — заявляет он.
— Фотография? — выпаливаю я.
— Да. Это новое начало для нас, для нашей семьи. Это важно.
— Конечно, дорогой. Все, что ты захочешь, — говорит мама, и от сладости в ее голосе у меня сводит зубы. Как он не замечает, что это подделка?
«Потому что он привык к этому», — говорит тихий голос в глубине моего сознания. Ты просто никогда раньше не замечала, наивная сучка.
Я глубоко вздыхаю, ненавидя себя за то, что не увидела большего в прошлом. Я была довольна тем, что они оба были счастливы, что все было так, как должно быть. Но я начинаю понимать, что это было далеко от истины. Он промыл ей мозги, контролировал ее, превратил в свою маленькую комнатную собачку. Я просто надеюсь, что она не попадет прямиком обратно в его ловушку, потому что мне действительно не хотелось бы выходить из этого без нее.
— Тогда давай, — говорит Джонас, вытаскивая телефон из кармана и разблокировав его. Я замечаю, что он использовал тот же пароль, что и раньше. — Джоди, подойди сюда, — призывает он.
Надежно спрятав нож в рукаве, я делаю, как мне сказали, надеясь, что этот фарс скоро закончится. Последнее место в мире, где я, возможно, хотела бы быть, это запертой в этом холодном и сыром подвале, но я начинаю думать, что это на самом деле предпочтительнее этого.
Если бы я не думала, что есть шанс одержать верх или, по крайней мере, план побега, когда мне наконец разрешат подняться сюда, тогда я бы снова заперлась там, внизу.
Над нами раздается громкий скрип, когда Джонас наклоняется и делает фотографию за фотографией нас. Я вздрагиваю каждый раз, когда закрывается затвор, потому что выгляжу ужасно. Порезы и синяки от его жестоких ударов более чем очевидны на каждом изображении. Меня тошнит от мысли, что они были вызваны моим отцом. Тот, кто призван защищать меня от всего остального.
Похоже, это все, что он пытался делать всю мою жизнь. Защищал меня.
Неужели он решил, что теперь, когда я знаю правду, все ставки сняты? Теперь он может относиться ко мне так же плохо, как и ко всем остальным в его жизни?
Это из-за того, что он потерял Марию и Тоби в качестве своих боксерских груш, так что теперь он собирается обратить это на нас вместо этого?
Очередной громкий скрип заставляет меня поднять глаза к потолку, о котором идет речь.
— О, это просто мой приятель. Он помогал мне.
— Кто он? — спрашиваю я, отрываясь от нашей группы и пятясь к двери.
— Тебе не о ком беспокоиться. Ну, если только ты не перейдешь ему дорогу, — мрачно предупреждает он.
— Это было так прекрасно, Джонас. Спасибо тебе, — говорит мама, поднимаясь на ноги и проводя руками по его груди. Накидывая их ему на плечи, она смотрит на меня. — Иди.
— Ничего, если я воспользуюсь ванной? — Спрашиваю я, не желая рисковать и убегать от него.
— Конечно, милая. Но не пытайся сбежать. Все двери и окна надежно заперты.
— Мне просто нужно пописать, Папа, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы.
Он оглядывается на меня и удовлетворенно улыбается.
К счастью, мама быстро отвлекает его, и я могу выбежать из комнаты.
— Я так сильно скучала по тебе, дорогой. — Меня тошнит, когда до меня доносится мамино мурлыканье.
— Я засыпал каждую ночь, мечтая, чтобы ты была рядом со мной.
Я не утруждаю себя тем, чтобы идти к дверям. Возможно, он патологический лжец, но я почти уверена, что это была правда. Он вложил в это слишком много труда, чтобы одна из нас могла просто выйти на свободу. И в любом случае, если бы дверь была широко открыта прямо сейчас, я бы никогда не оставила маму с ним. Когда мы выберемся из этого места, мы выберемся вместе.
Мой взгляд устремляется к входной двери. Свет, проникающий сквозь стеклянные панели, зовет меня, но когда я, наконец, двигаюсь, это в том направлении, в котором я сказал ему, что иду.
Мое тело болит, а мышцы напрягаются, когда я поднимаюсь по лестнице. Дни, проведенные без еды, сделали меня слабее, чем, я думаю, я когда-либо чувствовала себя раньше.
Каждый шаг требует колоссальных усилий, но я знаю, что мне нужно это сделать.
Я осматриваю коридор, когда наконец поднимаю свои тяжелые конечности наверх, пытаясь понять, где мне следует попробовать в первую очередь.
Здесь кто-то есть, и, если он поймает меня за чем-то другим, кроме как сходить пописать, мне крышка — и я уверена, что ни малейшего шанса вернуться к чему-то столь «нормальному», как ужин с моими родителями, больше не повторится.
Мне нужно это учесть, и мне нужно положиться на то, что мама сможет отвлечь Джонаса.
Дрожь отвращения пробегает по мне, когда я думаю о том, до каких новых минимумов ей, возможно, придется опуститься, чтобы дать мне этот шанс.
Наконец, я решаю отправиться в ванную, как и обещала. Если начнется какое-то дерьмо, то мне не нужно все время рваться сходить в туалет.
Я вхожу в маленькую комнату и закрываю за собой дверь. Впервые с тех пор, как я здесь, у меня есть такая привилегия, и это пьянящее чувство — знать, что никто не смотрит на меня, когда я опускаю свою задницу в унитаз.
Сделав то, что мне нужно, я быстро роюсь в шкафах в надежде найти еще оружие, но, к сожалению, в каждом пусто, если не считать нового рулона туалетной бумаги, и я действительно не думаю, что это сильно поможет.
— Черт, — шиплю я, когда пытаюсь открыть окно и обнаруживаю, что оно так же плотно закрыто, как и то, что в подвале.
Украдкой переводя дыхание, я готовлюсь выскользнуть из ванной и обыскать все остальные комнаты, которые здесь есть.
В ту секунду, когда я переступаю порог коридора, тишину прорезает громкий, противный храп.
Улыбка подергивается на моих губах, когда я иду на громкий шум в сторону комнаты в конце коридора.
Дверь приоткрыта, но в комнате внутри темно, как и внизу, несмотря на очевидный дневной свет, проникающий через входную дверь.
У меня перехватывает дыхание, когда я нахожу мужчину-зверя, лежащего на кровати в одних джинсах, с волосатым животом, свисающим с пояса.
Моя верхняя губа скривилась от запаха застарелого стариковского пота и еще чего-то отвратительного, что я даже не хочу пытаться идентифицировать, когда я пробираюсь глубже в комнату в поисках чего-нибудь полезного.
Только когда я стою прямо за ним, я понимаю, чего именно я хочу.
Его телефон торчит из верхнего кармана.
— Черт, — одними губами произношу я, сжимая кулаки, чтобы унять дрожь в руках.
Если этот парень чутко спит, то я в полной заднице. Но если это не так, если я смогу вытащить это так, чтобы он не понял, то это наш выход.
Выпуская нож из рукава, я обхватываю его пальцами и крепко держу над горлом парня.