Он так решительно настроен не приближаться ко мне, что готов нарушить единственную летнюю традицию, которую они с Кэмом соблюдали последние три года — с тех пор, как мои родители впервые разрешили им развести костер без присмотра.
Я подтягиваю ноги и обхватываю их руками, кладу голову на колени. Мали продолжает поглядывать на меня с озабоченным выражением на лице, прежде чем, наконец, решает избавить меня от страданий.
— Почему мне кажется, что нам кого-то не хватает? — спрашивает она, оглядываясь вокруг, как будто она еще не знает, кого здесь нет.
— Потому что это так, — отвечает Лукас. — Хейс и Айзек оба не пришли.
— Айзека, блядь, не приглашали, — усмехается Кэм.
Мали опускает голову, улыбаясь, затем возвращается к тому, что было ее первоначальным намерением. — А Хейс? Где этот идиот?
Кэм пожимает плечами. — Не здесь.
— Ну, очевидно. — Она закатывает глаза. — Но почему его здесь нет? Он всегда здесь.
Оуэн делает последний глоток пива и бросает банку в кучу, образующуюся на земле. — Кто-нибудь еще думает, что он был не в себе в последнее время?
Лукас и Эйден кивают, но Кэма, похоже, это не беспокоит. Он хватает кочергу и начинает разбрасывать дрова в камине.
— Он, наверное, встречается с какой-нибудь новой цыпочкой, — просто говорит он, понятия не имея, что только что словесно ударил меня в живот. — Обычно он ненадолго исчезает, когда появляется кто-то новый. Он вернется, когда, либо он поймет, что они пытаются сделать, либо они поймут, что он никогда не остепенится.
Я знаю, что это неправда. Хейс может быть мудаком, но я не думаю, что он настолько жесток, чтобы начать встречаться с какой-то другой девушкой сразу после того, что произошло между нами. И Кэм не знает, что он не приходит для того, чтобы избегать меня, поэтому, конечно, он бы так подумал. Но это не значит, что сама идея не вызывает у меня чувства, что меня может стошнить.
Мали, богиня, которой она и является, настолько созвучна моим эмоциям, что она дает мне выход, прежде чем я даже попрошу об этом. Она кладет руки на низ живота и морщится.
— Лейк, можно я пойду прилягу к тебе в постель?
Я киваю. — Да. Я пойду с тобой.
Брови Кэма хмурятся, когда он оглядывает Мали. — Все в порядке?
— Да, — говорит она, отмахиваясь от этого. — Менструальные спазмы.
Все парни замолкают, поглядывая друг на друга, как будто это самая неловкая ситуация, в которой они когда-либо были.
— Тебе сколько, семь? — язвит Мали. — Я должна иметь это в виду. Если мне когда-нибудь будет нужно, чтобы вы, ребята, заткнулись? Легко. Просто упомяну кровотечение из моего влагалища.
— Если бы я только знала это, когда мы еще учились в средней школе, — вступаю я в разговор.
Когда мы уходим, уже начинается мужской разговор.
— Ты когда-нибудь трахал девушку во время месячных? — Спрашивает Оуэн. — Такой мокрой она еще никогда не была. Опустите руки. Никаких возражений.
Эйден вздыхает. — Да, я падаю в обморок при виде крови, так что на этот раз я откажусь.
— Будем надеяться, что у него никогда не будет дочери, — говорю я Мали.
Она снова смотрит на огонь. — Кто, Эйден? Для этого ему пришлось бы переспать, а у него нет ни единого шанса.
Достаточно справедливо.
Мы заходим в дом, и, прежде чем подняться в мою комнату, я указываю на холодильник. — Может, мне взять мороженое и обезболивающие?
Она качает головой. — Мои месячные были две недели назад. Ты просто выглядела так, будто предпочла бы быть где угодно, только не там.
Мои плечи опускаются, когда я грустно улыбаюсь ей. — Спасибо тебе.
— Ты можешь отблагодарить меня, позволив нам посмотреть Сумерки.
Когда она взбегает по лестнице, я откидываю голову назад и вздыхаю, прежде чем последовать за ней.
Я должна была догадаться, что здесь есть подвох.
Наступает вторник, и я стараюсь задержаться на катке немного дольше, чем необходимо, после работы под предлогом оформления каких-то регистрационных документов. На самом деле, я жду, появится ли Хейс на тренировке, пока я все еще здесь. Но он этого не делает. Я предполагаю, что он где-то поблизости, ждет, пока моя арендованная машина выедет со стоянки, прежде чем зайти внутрь.
Это чертовски расстраивает, но он определенно настроен решительно — надо отдать ему должное.
В среду я позволяю себе в миллионный раз подумать о том, чтобы прийти к нему на работу, но всегда что-то меня удерживает. Тихий внутренний голос говорит мне, что это плохая идея. Что я не должна подвергать себя вероятности того, что мне растопчут сердце… снова.
Но когда я направляюсь на встречу с Хизер и Мали на ужин, я замечаю его грузовик перед бильярдной на Мейн-стрит. Мои большие пальцы барабанят по рулевому колесу, когда я продолжаю поглядывать на него. И когда загорается зеленый, я, наконец, говорю «к черту все» и поворачиваю налево.
Бездействие по этому поводу сводит меня с ума. Если он больше не хочет иметь со мной ничего общего, это прекрасно. Но ему придется сказать мне это в лицо — к черту потенциальное разбитое сердце.
Паркуя свою машину, я достаю телефон и отправляю девочкам сообщение, сообщая им, что кое-что произошло. Как только я нажимаю «Отправить», я смотрю на себя в зеркало. Сделав последний глубокий вдох, я проглатываю комок в горле и прогоняю тошноту, прежде чем войти внутрь.
Мне требуется всего секунда, прежде чем я замечаю его, стоящего в дальнем углу, пока он пьет пиво и играет в бильярд. И что самое лучшее из всего этого?
Он один.
8
Есть что-то расслабляющее в том, чтобы поиграть в бильярд. Здесь нет ни таймера, ни ожиданий, а когда вы играете сами по себе, то и правил тоже нет. Последние полторы недели были не самыми насыщенными событиями в моей жизни. В основном это состояло из того, что я проводил время в своей комнате, слушая музыку, играя в видеоигры и уклоняясь от приглашений Кэма прийти потусоваться.
Так было до тех пор, пока я не услышал, как моя мама и Девин начали шептаться друг с другом обо мне, спрашивая, не в депрессии ли я или я сделал что-то такое, из-за чего потерял всех своих друзей. Тогда я понял, что, вероятно, разумно выйти из дома ради чего-то другого, кроме работы и хоккейных тренировок.
Итак, это бильярд.
Я наклоняюсь и выстраиваюсь в очередь, чтобы сделать свой выстрел, когда последний голос, который я ожидал услышать, достигает моих ушей.
— Вау. В конце концов, у тебя все еще есть пульс.
Лейкин.