Мои глаза расширяются. — Ради любви к Богу, нет.
Было достаточно плохо, что мне пришлось однажды проделать это дерьмо, да еще и перед Лейкин, если уж на то пошло. Это было убедительным доказательством того, что у Кармы есть чувство юмора. Но делать это сейчас, после того, как мы занялись сексом, — это совершенно новый уровень унижения.
Зная, что они, вероятно, уже видели мой грузовик на стоянке, это только вопрос времени, когда один из парней придет искать меня. Итак, чтобы меня не застукали, я быстро целую Лейкин на прощание и сжимаю ее руку, прежде чем отпустить и направиться в раздевалку.
— Привет, Мейвезер (Флойд Мейвезер-младший — американский боксёр-профессионал, выступавший в полусредней весовой категории.), — шутит Оуэн, начиная веселиться, поскольку он не видел меня с игры. — Как прошел твой ранний вечер?
Я закатываю глаза и кидаю ему средний палец. — Этот говнюк заслужил все, что получил.
— Что он получил, так это три шва возле левого глаза, — сообщает мне Айзек. — С каких это пор ты так грязно играешь?
— С тех пор, как люди не знают, когда нужно заткнуть свой гребаный рот. Ты хочешь быть следующим?
Айзек и я терпим друг друга ради команды, но мы ни в коем случае не друзья. Он придурок. Напыщенный, высокомерный, заноза в заднице, который думает, что он лучший во всем, потому что родители избаловали его в детстве. Даже в старших классах он считал себя крутым парнем просто потому, что его семья богаче наших.
Вероятно, именно поэтому он до сих пор не покинул дом, хотя у него есть трастовый фонд для этого.
Он полностью доволен тем, что живет на мамины и папины деньги, занимаясь чем-то продуктивным только тогда, когда приходит на хоккейную тренировку.
— Чувак, ты не видел, как кто-то пытался сжечь это место дотла? — спрашивает Лукас, указывая на черную отметину на плитке.
Мои брови хмурятся. — Что за черт? Кто бы это сделал?
— Я думал, это ты, — говорит мне Оуэн.
— Я?
Он пожимает плечами. — Ты был здесь последним.
Я недоверчиво фыркаю. — Какая часть меня кричит тебе «Поджигатель»?
— Все, — в унисон отвечают Оуэн и Лукас.
— Пошли вы оба.
Кэм входит в тот момент, когда Оуэн безуспешно пытается стереть пятно ботинком. — Я просто говорю, что ты был очень зол, когда тебя вышвырнули из игры.
Глядя на метку, а затем снова на меня, Кэм приподнимает брови. — Ты пытаешься сжечь весь мир дотла, поджигатель?
Нет никакого правдоподобного оправдания тому, что я поджег номер телефона этого мудака, так что мой единственный вариант — отрицать это.
— Это дерьмо сделал не я, — говорю я ему. — Если бы я хотел поджечь это место, я бы справился с этим гораздо лучше.
Все парни обмениваются взглядами, и Кэм кивает, поджимая губы. — Справедливое замечание.
Все возвращаются к подготовке к тренировке, в то время как Кэм кладет свои вещи на скамейку рядом со мной. Я пытаюсь понять, есть ли у него хоть какое-то представление о том, что произошло прошлой ночью, но в нем нет ничего необычного.
— Уайлдер, — говорит тренер, выходя из своего кабинета. — Назови мне хоть одну вескую причину, почему я не должен отстранять тебя от должности за тот трюк, который ты выкинул прошлой ночью.
Я могу придумать больше.
Он мудак, который связался не с тем парнем.
Он не знает, когда нужно заткнуться.
Он клеился к моей девушке.
Но ни один из этих ответов он не хочет услышать, а последний — не вариант. Единственное, что я могу сделать, это опустить голову и проглотить свою гордость.
— Он залез мне под кожу, — говорю я ему. — Это больше не повторится.
— Недостаточно хорошо. Ты один из моих лучших игроков. Я не могу допустить, чтобы тебя вышвырнули из игр, особенно из тех, где нам есть что доказывать.
Я киваю, соглашаясь с тем, что мне придется пропустить следующую игру, но Кэм закрывает свой шкафчик и разворачивается.
— Тренер, при всем должном уважении, я здесь на стороне Эйча, — говорит он.
Тренер выглядит каким угодно, но только не удивленным. — Ни хрена себе, Шерлок. Он твой лучший друг.
Кэм качает головой. — Дело не в этом. Некоторые парни пытались использовать Лейк, чтобы поиметь нас. Я слышал, как они говорили об этом после игры.
В какой-то момент такая возможность промелькнула у меня в голове, но известие о том, что я был прав, выводит меня из себя. Мне неприятно осознавать, что я сыграл им на руку. Но что я ненавижу еще больше, так это то, что они пытались использовать Лейкин как пешку.
— Это правда, Эйч?
Я киваю. — Он сказал о ней несколько довольно неуважительных вещей, и я вышел из себя.
Тренер переводит взгляд с Кэма на меня, затем тяжело вздыхает. — Прекрасно, но если это случится снова, я отстраню тебя. Никаких исключений.
Он исчезает обратно в свой кабинет, когда Кэм садится, чтобы надеть коньки. — В любом случае, что этот парень тебе сказал?
Я не удивлен, что Кэм этого не слышал. С тех пор, как его арестовали, он носит затычки для ушей во время игр. Сначала это было для того, чтобы он не слышал, что люди говорят о нем, но после того, как он привык к этому, он понял, что это помогает ему сосредоточиться.
Насколько я знаю, единственный человек, который слышал, что было сказано, это судья.
— Просто назвал ее парой неподобающих имен и заставил Лейкин пролить на себя свой напиток, чтобы ей пришлось надеть его джерси.
— Ааа. — Он кивает. — Мне было интересно, почему на ней это надето, но прежде чем я успел спросить ее, она переоделась в твою.
Пыхтя, я зашнуровываю коньки. — Да, я ни за что не позволил бы им выйти сухими из воды с этим дерьмом. Они хотят, чтобы девочки были в их джерси, они могут привезти с собой своих собственных болельщиц.
Мы все заканчиваем готовиться, и некоторые ребята начинают покидать раздевалку. Мы с Кэмом встаем, чтобы последовать за ним, и он похлопывает меня по плечу.
— Тренер может с этим не согласиться, но я ценю, что ты меня прикрываешь, — говорит он, отчего чувство вины во мне усиливается. — Спасибо, чувак.
Я смотрю, как он выходит на лед, и все, о чем я могу думать, — это о том, как все это хреново. Он думает, что я такой замечательный друг, а я тем временем лгу ему и тайком встречаюсь с его младшей сестрой — предаю его таким образом, что это неизбежно разрушит нашу дружбу.