Проблема решена.
Когда я начинаю расхаживать по комнате, ожидая, когда она придет сюда, до меня доходит, что это первый раз, когда у меня в постели будет девушка. Подожди, что за хрень? Я ломаю голову, пытаясь вспомнить, когда я переспал с девушкой здесь, и однажды там была одна из подруг Дев, но это было в гостиной. С кем бы то ни было еще, я всегда ходил к ним домой или где-нибудь встречался с ними.
Дело не в том, что Лейкин значит для меня больше или что-то в этом роде. Просто у нас не так много мест, куда мы можем пойти, чтобы перепихнуться. Не могу пойти к ней домой, потому что Кэм может узнать о нас. Общественные места опасны, потому что мы рискуем быть пойманными кем-то из наших знакомых. Единственный раз, когда это произошло, было после игры. Если бы я не добрался до нее в ту же секунду, я бы покончил с собой.
Да, это просто обстоятельства. Она не… Это не…
Черт.
На подъездную дорожку въезжает машина, и я заставляю себя перестать слишком много думать, когда выхожу на крыльцо. Лейкин вылезает с пассажирской стороны, в то время как Мали опускает стекло.
— Извините меня, мистер Уайлдер. Каковы ваши намерения относительно моей Лейкин?
Лицо Лей становится красным, как свекла, когда она поворачивается и свирепо смотрит на нее. — Мали.
— Что? — Мне нужно знать, что он не пытается украсть твою добродетель, — возражает она, затем снова сосредотачивается на мне. — Ну? Я жду.
— Привет, Амалия, — говорю я, зная, что она терпеть не может, когда люди используют ее полное имя.
Ее губы сжимаются в тонкую линию. — Неправильный ответ. Лейкин, возвращайся в машину. Мы возвращаемся домой.
Лейкин вздыхает и смотрит в небо. — Что я сделала, чтобы заслужить это?
— Возвращайся в машину, и я отвезу тебя в стрип-клуб! — кричит Мали. — Мы можем устроить денежный дождь для этих толстозадых шлюшек!
Мои брови приподнимаются, и я смеюсь, когда Лейкин бормочет себе под нос: «ради всего святого». Потом поворачивается ко мне и улыбается.
— У тебя есть хоккейная клюшка, которую я могу одолжить?
Я киваю в сторону своего грузовика. — Проверь кузов.
Подходя, она улыбается еще шире и хватает хоккейную клюшку, держа ее как бейсбольную биту. Мали визжит и ругается, когда она дает задний ход и выезжает на улицу.
— Не делай ничего такого, чего бы я не сделала! — кричит она и быстро уезжает.
Как только она уходит, Лейкин вздыхает с облегчением. — Есть идеи о том, где похоронить тело?
Я усмехаюсь и открываю дверь, чтобы она вошла внутрь. — Я бы предложил разобраться с этим, но я не уверен, что хочу, чтобы ее дух преследовал мою задницу.
Она поджимает губы. — Ладно, хорошая мысль. Я думаю, она будет жить, по крайней мере, сегодня.
— Ага.
Обхватив ее руками, я наклоняюсь и нежно целую ее. Она делает глубокий вдох и выдох, как будто весь день провела в ожидании этого момента.
Блядь, то же самое.
— Как прошла работа? — спрашивает она, когда мы отстраняемся.
— Скучно, но появился Марк и позволил мне уйти пораньше.
— Это было мило с его стороны. Она поднимает свой пустой стаканчик из Старбакса. — Где мусорка?
Я киваю в угол комнаты. — С другой стороны холодильника.
Она подходит к ней, собираясь выбросить стаканчик, когда в последнюю минуту до меня доходит. Чертова тарелка. Но уже слишком поздно. Она нажимает ногой на рычаг, и она открывается, открывая совершенно отличную тарелку, которую я выбросил.
Уставившись на нее на секунду, она склоняет голову набок и начинает смеяться. — Это… это сделал ты?
— Знаешь что, может быть, Мали следовало забрать тебя с собой, — говорю я, только наполовину шутя, потому что мне бы очень хотелось избежать этой ситуации.
Она на секунду прищуривает глаза, но явно не собирается оставлять эту тему без внимания. — Почему ты выбросил тарелку, Эйч?
Я смотрю на потолок, затем на стену, затем на пол — куда угодно, только не на нее. — Потому что я не хотел, чтобы она была в раковине.
— А ты не думал, что можно просто помыть ее?
Черт возьми, блядь. — Я не знаю как, ясно?
У нее отвисает челюсть, и я могу сказать по выражению ее лица, что ей это нравится. — Тебе двадцать! Как ты можешь не знать, как мыть посуду?
— Потому что я всегда покупал еду на вынос или заказывал пиццу, — объясняю я. — И если мне нужна была тарелка, я просто оставлял ее в раковине, а потом моя мама или Девин ее мыли.
Она прикусывает губу, пытаясь удержаться от слишком широкой улыбки. — Ты очарователен.
Мои глаза закатываются. — Да, да. Мы можем оставить это сейчас?
— Нет. — Достав тарелку и вилку из мусорного ведра, она кладет их обратно в раковину и подходит ко мне. — Давай. Я собираюсь научить тебя.
— Что? Нет. Мы не—
Она хватает меня за руку и тянет к раковине. — Мы сделаем это.
Я фыркаю и встаю перед тарелкой, которую больше всего на свете хотел бы расколоть на кусочки. Мне следовало просто разбить ее, прежде чем выбрасывать. Можно было бы избежать всего этого. Но нет.
— Хорошо, возьми губку, — говорит она, и я хватаю ее правой рукой. — Теперь нанеси на нее средство для мытья посуды, но не слишком много.
— Как мне узнать, не слишком ли это много?
— Ты узнаешь.
Переворачивая бутылочку вверх дном, я сжимаю ее, и она вытекает, покрывая губку синей жидкостью. Глаза Лейкин расширяются, затем она смеется и забирает у меня бутылку.
— Хорошо, — говорит она. — Может быть, ты не узнаешь.
Я бросаю губку в раковину и собираюсь уйти, но она останавливает меня.