Седому понадобилось около сотни вдохов, чтобы справиться со своей первой добычей и испортить её ради получения новой.
Седой ещё и начал учить меня тому как… Если говорить честно, то как правильно грабить поместья. А так, конечно, тому, как должны выглядеть правильная работа ватажника или искателя.
— Первая ловушка.
Седой остановился, очертил пальцем что-то, видимое только ему.
— Первая защитная формация. Кстати, тоже одно из утерянных знаний, над возвращением которого бьются многие семьи и кланы. Если с массивами всё понятно, талант одной из Первых профессий позволяет игнорировать даже запреты и сотни лет, то вопрос формаций гораздо интересней. Потому как позволяет надеяться на то, что готовое решение будет по силам даже не очень талантливым мастерам. Ну и, конечно, принесёт несметные богатства, славу и силу тому клану, что сумеет разгадать её.
— Семье или клану, — поправил я Седого.
Но он со мной не согласился:
— Надеяться не запрещено, сам путь идущего — это путь надежд, как иногда красиво пишут в стихах, но сколько людей в самых крупных семьях и сколько их в кланах? Артефакторов в кланах в сотни раз больше.
— Талант никто не отменял, — теперь уже не согласен был я.
— Ладно, — отмахнулся Седой, — не будем спорить из-за пустяка. Ты прав и в какой-нибудь семье однажды может появиться гений, что разгадает тайну материала, на основе которого и созданы все формации Древних. Пока что любой, кто хочет защитить свои земли запретами, вынужден тратить баснословное количество духовных камней, перенося формации Древних с Полей Битвы.
Я изумился:
— Чего?
— Что чего?
— Запреты можно перенести?
— Не запреты, а формации, с помощью которых они созданы.
Седой поднял руку, на ладони у него лежал глаз голема. Вдох, и он полетел вперёд, прокатился по засыпанной листвой земле.
Голубая вспышка и вся листва оказалась иссечена, разорвана на мелкие клочки, перемешана с землёй.
— Сейчас я лишь разрядил ловушку, заставил её сработать. Пройдёт год, другой и она снова накопит силы, станет опасна. Но за это время можно снять нанесённый слой земли, добраться до основы, флагов из небесного металла, которые хранят в себе суть формации и извлечь их, изолировать от силы Неба, переместить на другое место, а там уже заставить работать в полную силу. С формациями запретов точно так же.
— Да, но… — я замялся, пытаясь объяснить причину своего потрясения. — Разве они… Разве это не… Они же огромные, запреты эти! Вернее, их формации.
— И поэтому тоже это так дорого. Но когда-то, вернув полностью под свою власть одно из Полей Битвы Орден перенёс все его формации запрета на свои земли. Главная резиденция Ордена защищена не только зонами запрета техник, но и зоной запрета силы, там…
Я перебил его:
— До сих пор?
— Что до сих пор?
— До сих пор защищена?
Седой глянул на меня исподлобья, отрезал:
— Орден распущен, но земли его целы, как бы ни пытался Эрзум прибрать их к рукам. Вот, ублюдку Иглаю хотелось меня прибить, но сумел ли он это сделать? Нет, не сумел, так и клан его пусть держит свои загребущие руки при себе. Император, хоть и был разбит вестью о смерти сына, остался справедлив. Способ вернуть доброе имя нашему Ордену всё ещё есть, и с твоей помощью мы это сделаем. Только присоединись к нам.
— Эрзум?
Подметил очень знакомое название. Разве не о нём говорил безымянный Страж на арене Ордена в городе Меча? И разве не теми же самыми словами: «Долгие годы пытается наложить руки на богатства Ордена в Четвёртом поясе». Правда, Страж говорил и ещё кое-что: «Возможно, кто-то решил сделать приятное главе и стереть филиал Ордена».
Я на миг стиснул зубы. Дарсовы ублюдки. Словно со стороны услышал свой голос:
— Так Иглат из клана Эрзум?
— К-хм, я не говорил этого? Да, из него. Давно занимается тем, что подлавливает членов Ордена, которые покидают Шестой пояс по делам.
— Помнится, у Ордена Небесного Меча были земли не только в Четвёртом, но и во Втором поясе.
Седой помрачнел:
— Это, малец, не та тема, о которой мне, как и любому из моего Ордена, приятно говорить. Да. Были.
Я возразил:
— И всё ещё есть.
— Были, — отрезал Седой. — Они были у одного из десяти сильнейших кланов Империи.
— А теперь они, значит, сами по себе?
Седой впился в меня взглядом:
— Орзуф, к чему ты ведёшь? Пытаешься переплюнуть тысячи шутников Империи, которые уже шесть десятков лет оттачивают на нас свои остроты? Верные Ордену заперты в Шестом поясе, не так уж много среди нас тех, кто рискует выбраться в Пятый. Ещё меньше тех, кто рискует заглянуть на земли Эрзума и их союзников. Одним из таких был Галум, которого я считал твоим учителем.
Я оборвал его, цедя слова:
— Это здесь при чём?
Седой не опустил взгляда:
— Как при чём? Орден наказан. Для нас больше нет возможности повторить путь тех, кто основал филиал Ордена во Втором. Мы либо сражаемся с сектантами, либо умираем, тюремные Пояса закрыты для нашего искупления. Все попытки добраться же до братьев в Пятом поясе заканчиваются одинаково. У меня было три друга-соученика. И где они теперь? Их убили на землях Эрзума. Одного из них убили именно наши братья из земель Второго.
Я раскрыл было рот, но тут же его захлопнул. Что тут спрашивать? Всё и так совершенно ясно. Все, кого Орден отдаёт налогом, переходят в Пятый пояс, в земли Эрзума и получает над собой Указ. Что тут неясного?
Осознав, что до боли стиснул древко Флага, заставил себя ослабить хватку. Время ещё есть. Нескоро ещё Виликор и остальные отправятся налогом. Да и отправятся ли? Я ведь просил обратить внимание на Виликор. Из всех учеников Академии она лучше всего подходит для того, чтобы достойно управлять людьми и Орденом. Но для меня есть ли разница, кто отправится в, по сути, долговое служение, рабство? Те, кого я знаю, или неизвестные мне таланты Ордена Небесного Меча?
Седой вздохнул:
— Извини, Орзуф, я погорячился. Давай сделаем вид, что всей этой беседы не было. Я не самый мудрый в нашем Ордене, не самый лучший. Всё, что я могу в очередной раз повторить — так это то, что с твоим появлением у Ордена появился шанс смягчить наказание Императора, пройти ещё одно Поле Битвы, покорить его и принести ключи от него Императору. Тогда можно будет рассчитывать на то, что перестанут закрывать глаза на случаи, подобные тому, от которого мы сбежали.
Я с трудом, всё ещё думая о своём, сообразил, о чём говорит Седой.