Наш попечитель начал возмущенный допрос. Он поинтересовался, откуда эти цветы, и почувствовал явное облегчение, узнав, что я не трачу на них приютские деньги. Затем он пожелал узнать, кто такая Джейн. Я предвидела этот вопрос и решила взять нахальством.
— Моя горничная, — ответила я.
— Что? — возопил он и побагровел.
— Горничная.
— Что она тут делает?
Я любезно вдалась в детали: чинит мои платья, чистит мои туфли, моет мне голову, убирает у меня в комоде.
Тут мне показалось, что у него будет удар, и потому я милосердно прибавила, что жалованье она получает из моих личных доходов, что я плачу приюту пять долларов пятьдесят центов за ее содержание и что она, хотя роста и большого, ест мало.
Он возразил, что я могла бы пользоваться для услуг одной из сироток.
Я объяснила, все еще вежливо, что Джейн служит у меня много лет и я без нее не справлюсь.
Наконец он ушел, предварительно сообщив мне, что он лично никогда не имел претензий к миссис Липпет. Она — женщина со здравым смыслом, без новомодных идей, но солидная и дельная. Он надеется, что у меня хватит разума следовать ее примеру.
Ну, милая моя Джуди, что ты на это скажешь? Через несколько минут после его ухода зашел доктор, и я подробно передала ему слова высокородного Сайруса. Впервые в истории нашего знакомства мы с доктором оказались согласны.
— Миссис Липпет! — вскипел он. — Вот старый дурак! Выжил из ума!
Сэди Кэт сидит у меня на полу и аккуратно наматывает шелк для Джейн, которая просто влюблена в этого бесенка.
— Я пишу твоей тете Джуди, — говорю я. — Что передать от тебя?
— Никогда не слыхала ни про какую тетю!
— Она тетя всех хороших девочек в этой школе.
— Скажите ей, чтобы она меня навестила и привезла конфет, — говорит Сэди.
И верно!
Привет председателю.
Салли.
13-е марта.
Миссис Джуди Аббот Пендльтон.
Милостивая государыня!
Ваши четыре письма, две телеграммы и три чека получены. Ваши приказания будут исполнены, как только заваленная работой заведующая будет в состоянии справиться с ними.
Я поручила столовую Бетси Кайндред и предоставила ей сто долларов на переделку этого мрачного помещения. Она сразу согласилась, выбрала пять подходящих сирот для технической помощи и заперла дверь. Три дня дети едят в классах, прямо с парт. Не имею ни малейшего представления, что Бетси там делает; но у нее гораздо лучший вкус, чем у меня, и я не считаю нужным вмешиваться.
Какое наслаждение свалить дело на другого и знать, что все будет исполнено как следует! При всем моем уважении к возрасту и опытности наших служащих должна сказать, что они не очень-то восприимчивы к новым идеям. Они считают, что приют Джона Грайера должен оставаться в том же самом виде, в каком был устроен его благородным основателем в 1875 году.
Между прочим, твоя мысль об отдельной столовой для заведующей просто спасла меня. Хотя сначала я, существо социальное, презрительно отвергла ее. Обычно я устаю до смерти и обедаю одна; но в тех редких случаях, когда во мне еще теплится жизнь, я приглашаю кого-нибудь из сотрудников разделить со мной трапезу и в застольной болтовне наношу самые существенные удары. Когда совсем уж необходимо вдуть в мисс Снейс немного свежего воздуха, я приглашаю ее к обеду и деликатно приправляю кислородом консервированную телятину.
Консервированная телятина — лучшее блюдо для званых обедов в представлении нашей кухарки. Через месяц, пожалуй, я возьмусь за питание для служащих; но пока что у нас столько более важных вопросов, чем наши удобства, что нам придется есть эту телятину. За дверью только что раздался ужасный грохот. Один херувимчик, по-видимому, толкает другого с лестницы. Я невозмутимо пишу. Человеку, желающему проводить свои дни среди сирот, приходится развивать в себе спокойствие духа.
Получила ли ты письмо от Леоноры Фентон? Она выходит замуж за врача-миссионера и уезжает в Сиам! Слышала ты когда-нибудь такую чушь? Леонора Фентон — во главе миссии! Как ты думаешь, будет она услаждать танцами взоры язычников?
Однако это не глупее, чем я — во главе приюта, или ты — во главе семейства, или Марти Кин, порхающая в высшем свете Парижа. Должно быть, она ездит на посольские балы в штанах для верховой езды. А что она делает с волосами, как ты думаешь? Не могли же они так скоро отрасти. Наверное, носит парик. Сколько веселеньких сюрпризов дал наш курс!
Принесли почту. Прошу прощения, но я должна немедленно прочесть приятное пузатое письмо из Вашингтона.
Не такое уж приятное, скорее дерзкое. Гордон никак не может отрешиться от мысли, что соединение С. М.-Б. со ста тринадцатью сиротами — просто-напросто шутка. Он не считал бы это шуткой, если бы сам попробовал. Он обещает навестить нас, когда поедет на север полюбоваться моими усилиями. А что, если б я передала ему бразды правления и удрала в Нью-Йорк сделать несколько покупок? Наши простыни совсем износились, и у нас всего двести одиннадцать одеял.
Сингапур, щенок моего сердца, шлет почтительный привет. Я тоже.
С. М.-Б.
Приют Джона Грайера.
Пятница.
Дорогая моя Джуди!
Видела бы ты, что сделали из столовой твои сто долларов и Бетси Кайндред!
Комната превратилась в ослепительно-желтую мечту. Она выходит на север, Бетси решила оживить ее — и оживила. Стены — светло-желтые с бордюром из маленьких зайчиков, бегущих друг за дружкой. Все деревянные предметы, включая столы и скамейки, — веселого желтого цвета. Вместо скатертей, которые нам не по карману, у нас полотняные дорожки в зайчиках. В желтых горшках временно стоит верба, но ожидают они одуванчиков, лютиков и ромашек. И новая посуда, Джуди, — белая, с желтыми нарциссами (так мы думаем, хотя весьма возможно, что это розы, у нас в доме нет ботаника). А самое чудесное — это наши САЛФЕТКИ, мы их в жизни не видели, и приняли за носовые платки, и стали восторженно сморкаться.
В честь открытия столовой у нас было мороженое с бисквитами. Так хорошо видеть этих ребятишек не запуганными и не вялыми, что я назначаю призы за веселость для всех, кроме Сэди Кэт. Она барабанила по столу ножом и вилкой и пела «Входи в чертог наш золотой».
Помнишь ли ты вдохновенный текст над дверью столовой — «Господь накормит и напоит нас»? Мы закрасили его и прикрыли зайчиками. Учите, если хотите, такой легкой вере нормальных детей, у которых есть семья и дом, но человеку, которого, возможно, ждет скамейка в парке, нужна более воинственная вера.
«Господь дал тебе руки, голову и широкий мир, где ты действуешь. Пользуйся этим как следует — и у тебя будет все. Пользуйся этим плохо — и ты будешь нуждаться». Вот наш девиз, и то с оговорками.
Сортируя наших детей, я избавилась от одиннадцати. Благословенный Государственный Союз Благотворительных Учреждений помог мне пристроить трех девочек в очень милые семьи, одну даже удочерят, если она понравится. А она понравится, уж об этом я позаботилась. Она — премированный ребенок нашего приюта, послушная и вежливая, с локонами и улыбками, как раз такая, о какой мечтает каждая семья. Когда усыновляющие родители выбирают себе дочку, я присутствую при этом и так волнуюсь, точно участвую в неисповедимых намерениях судьбы. Какая мелочь может перетянуть чашу весов! Ребенок улыбнется — и его приняли; чихнет — и семья пройдет мимо.
Трое из наших старших мальчиков поступили работать на фермы. Один — далеко на западе, на ранчо. Молва гласит, что он станет ковбоем, будет воевать с краснокожими и охотиться на страшных медведей, хотя мне кажется, что он будет мирно жать пшеницу. Он уехал настоящим героем, под завистливыми взглядами двадцати пяти маленьких мальчиков, которые со вздохом вернулись к безопасно монотонной жизни нашего приюта.
Пятеро других отправлены в подходящие для них заведения. Один — глухой, другой — эпилептик, остальные три — почти идиоты. Как они попали к нам? У нас воспитательное заведение, и мы не может расходовать наши драгоценные силы на дефективных детей.
Сиротские приюты вышли из моды. Я намерена создать школу-интернат для физического, нравственного и умственного развития тех, чьи родители не могут о них заботиться.
Сиротки — это общий термин, многие из наших детей совсем и не сироты. У большинства есть один упорный и надоедливый родитель (или родительница), не желающий отказаться от своих прав, так что я не могу отдать их на усыновление. Но остальным жилось бы гораздо лучше в любящих приемных семьях, чем в самом образцовом заведении, какое я могла бы создать.
В своих путешествиях ты, наверное, встречаешься с кучей хороших людей; не можешь ли ты всучить хоть кому-то из них ребенка, лучше — мальчика. У нас очень много лишних мальчиков, и никому они не нужны. Вот и говори после этого о женоненавистниках! Они ничто перед мужененавистничеством усыновляющих родителей. Я могла бы поместить тысячу девочек с золотыми кудрями и ямочками на щеках, но хороший живой мальчуган, от девяти до тринадцати — совершенно неходовой товар. По-видимому, всем кажется, что они вечно возятся в грязи и царапают красное дерево.
Как ты думаешь, не могли бы мужские клубы усыновлять мальчиков «на счастье»; их можно поместить в тихие, добрые семьи, а в субботу, после обеда, их забирали бы члены клуба. Они возили бы их на футбол или в цирк и возвращали, когда мальчик им надоест, как возвращают книги в библиотеку. Это — прекрасное воспитание для холостяков. Вечно твердят, что девиц надо готовить к материнству. Почему же не готовить к отцовству? Пусть лучшие мужские клубы возьмутся за это. Пожалуйста, убеди Джервиса распространять эту идею в разных клубах! А я уговорю Гордона заняться этим в Вашингтоне. Они оба — члены такого множества клубов, что мы бы пристроили, по меньшей мере, дюжину мальчиков.