МАРИУС
Самым медленным движением я вынимаю бутылку с вином и наслаждаюсь тем, как тугая маленькая киска Феникс сжимает цветное стекло. Ее клитор все еще красный и налитый, несмотря на оргазм, что указывает на готовность к большему.
Член с одобрением упирается в ткань кожаных джинсов. Она умеет сквиртить. Я могу утверждать, только взглянув.
Даже, если предположение ошибочно, через время я буду пить из нее.
— Что Вы планируете делать? — спрашивает она.
— Испить из твоего Святого Грааля, — говорю я с ухмылкой. — Не могу дождаться.
Она поднимает голову и смотрит на меня широко раскрытыми глазами, тяжело дыша через приоткрытые губы. Она смущена, но тело сочится развратом.
Приходится приложить все усилия, чтобы не хмыкнуть. Хедвига Феникс Шталь зарекомендовала себя как очаровательную игрушку. И стоит она бесконечно больше, чем ежемесячное пособие, которое требует.
— Подождите, — она извивается в ограничениях. — Вы же не собираетесь…
Жар пронзает пах. Часть меня, которая наслаждается тем, что калечит ее невинность, урчит от удовольствия.
Я поднимаю бровь.
— Закончи предложение, — говорю я, пытаясь скрыть волнение в голосе. — Смелее.
— Вы не нальете вино в мою… — она сжимает губы.
— В твою…
Я позволяю голосу умолкнуть, потому что поглощен жуткой смесью внимания и возбуждения.
— Я пришла сюда не за этим, — говорит она сквозь стиснутые зубы.
— У меня сложилось впечатление, что как раз за этим, — мой взгляд падает на ее влажные складочки. — Или я ошибся, и это не ты стонала, сжимаясь вокруг бутылки?
— Вы намеренно неправильно меня понимаете.
Мне нужно приложить все усилия, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица, пока я регулирую кресло так, чтобы ее таз поднимался вверх.
— Просвети меня.
— Член, — огрызается она. — Вот, за чем я пришла.
Я потираю подбородок.
— Боже, какая распутная юная леди.
Она скалит зубы.
— Вы не нальете в меня вино. Я не позволю.
— Снова?
Она отступает.
— Что?
Я кладу руку за ухо.
— Я слышу одни жалобы и ни разу не было стоп-слова.
Ноздри Феникс раздуваются, а грудь вздымается и опускается от частых вдохов. Она натягивает манжеты запястьями и сжимает руки в кулаки. Но не обманывает меня этими протестами.
— Ты из тех женщин, которые слишком стыдятся признать свою слабость к извращениям, — говорю легко, как будто просто размышляю.
— Вы можете сделать такой вывод после одного разговора? — спрашивает она с раздражением.
— То, чего ты не сказала, куда важнее.
Ее глаза сужаются, прежде чем вспыхнуть от понимания.
Я киваю.
— Все это может закончиться одним словом, но ты плачешь и скулишь, а не используешь его. Почему? Потому что хочешь этого так же сильно, как и я, но пытаешься снять с себя ответственность, демонстрируя сопротивление.
Ее щеки пылают тем же оттенком, что и лампочки.
— З-заткнись.
— Не волнуйся, милая шлюшка, я возьму на себя всю ответственность за сегодняшние распутства.
Феникс закрывает рот.
Человек получше чувствовал бы хоть капельку вины за то, что вывернул наизнанку ее слабости, но я никогда и не говорил, что я хороший.
Горлышко бутылки мокрое от ее соков, настолько, что выскальзывает из рук. Требуются все усилия, чтобы не облизать его дочиста, но приличия нужно соблюдать, по крайней мере, на первом свидании.
Проткнув ее штопором и сделав несколько поворотов, я откупориваю бутылку с приятным хлопком.
Ноздри наполняются смешанным букетом белого вина и мокрой киски, а член каменеет до предела. Видимо, унижение таких дерзких девушек, как Феникс, творит чудеса с моим периодом одиночества и равнодушия.
Я тянусь к U-образной силиконовой игрушке, которую купил в «Красной комнате», и подстраиваю тонкие ручки.
— Что это такое? — голос Феникс дрожит.
Я поднимаю розовато-лиловый предмет в ее поле зрения.
— В данном случае следовало бы использовать металлический инструмент, чтобы держать тебя открытой, но это лучшее, что я мог найти в кратчайшие сроки.
— Это не ответ, — рычит она.
— Разве ты не слышала о гинекологическом зеркале?
Она качает головой.
— Влагалищное зеркало, зеркало Куско? — спрашиваю я.
— Нет, но начинаю понимать суть, — ее голос дрожит.
Мои губы дергаются.
— Это позволит открыть тебя достаточно широко, чтобы вместить необходимое количество вина.
— Вот дерьмо, — она откидывает голову назад и стонет.
— У меня нет страсти к копрофилии, но если ты настаиваешь…
— Нет, — кричит она.
Я смеюсь.
— Лежи спокойно и не пролей ни капли.
— Это сложно, учитывая, что я не чашка. Может быть, вы все же сходите наверх за бокалом? — говорит она, повышая голос. — Или выпьете прямо из бутылки?
— Ну же, мисс Шталь. У нас был этот разговор. Любые дальнейшие выпады с вашей стороны будут меть последствия.
— Но…
Я с силой шлепаю ее по внутренней стороне бедра.
— А-а-а-а! — она откидывает голову и тяжело задыхается.
Шлепок!
Она двигает бедрами, киска блестит от растущего возбуждения.
Я хочу исследовать эту тягу к боли, но она уже настолько неприлично мокрая, что с вином пора двигаться дальше.
— Я собираюсь засунуть изогнутую часть этой игрушки в твою тугую маленькую дырочку, — произношу каждое слово, наслаждаясь тем, как она хнычет. — А когда ты раскроешься передо мной, наполню тебя вином.
— Нет, — стонет она.
— Рад, что ты одобряешь.
Смазки так много, что силиконовая игрушка беспрепятственно скользит внутрь. Она работает как зеркало и раздвигает стенки при помощи лишь двух тонких язычков, которыми я могу регулировать ширину растяжения.
Внутренние мышцы Феникс смыкаются и сжимают язычки игрушки вместе.
— Расслабься, — я нежно шлепаю ее.
Киска снова сжимается, прежде чем мышцы слабеют.
— Хорошая девочка.
Мышцы дергаются, а клитор наливается под моим взглядом.
Я истекаю слюной. И не в ожидании питья вина. Каждая часть этой женщины вызывает у меня бесконечное восхищение.
Раздвигаю язычки игрушки, снова открываю ее и мысленно делаю пометку купить еще одну из нержавеющей стали… или титана.
— Сейчас, — говорю, поднося горлышко бутылки к ее блестящей дырочке.
Она издает жалобный звук, но тело реагирует так же, как когда я ее похвалил.
Наклонив бутылку, наливаю достаточно жидкости, чтобы заполнить рюмку. Она снова дергается, и вино стекает по губам к заднице. Я подхватываю струйку и выпиваю жидкость до того, как она успевает ее вытолкнуть.
Горячее тело разогрело «Сансер» выше температуры, подходящей для белого вина, но также сделало посредственный «Совиньон Блан» восхитительным. Я глотаю жидкость, напевая одобрение, и облизываю ее дочиста.
Феникс стонет, ее бедра дергаются. Я чувствую, как пылающий клитор трется о кончик моего носа. Проникаю языком внутрь, преследуя аромат.
Кровь приливает к члену с каждым ее криком, и я так возбужден, что кружится голова. Каждая металлическая пуговица на ширинке тупым ножом врезается в ствол. Мне нужно исправить ситуацию — сейчас, прежде чем я потеряю контроль.
Феникс не просто полностью в моей власти, она доверила мне и свое удовольствие, и безопасность.
Я отстраняюсь и встречаю жар в ее глазах.
— Еще? — спрашиваю я.
— Пожалуйста, — говорит она с отчаянием, от которого у меня начинает болеть член.
Нижняя половина тела остается совершенно неподвижной для следующей порции, даже несмотря на то, что ее грудь поднимается и опускается, как кузнечные мехи. Кружево лифчика скрывает соски, и я жалею, что не заставил ее раздеться.
Еще будет время.
В этом я уверен.
Следующая порция почти не расплескивается, поэтому, когда я прикасаюсь ртом ко входу, остается еще немного вина. Я глотаю пьянящую смесь «Сансер» и Феникс, наслаждаясь тем, как она дрожит и стонет.
— Твоя киска выглядит прекрасно с этим вином. Зачем мне хрустальные бокалы, когда есть ты?
Я сбрызгиваю ее вином, позволяя ему стекать по набухшему клитору, половым губам и заднице.
Феникс хнычет.
— Пожалуйста.
— «Пожалуйста», что? Мисс Шталь, — говорю я срывающимся голосом. — Выражайтесь четче.
— Вылижи меня.
Отчаяние в ее тоне бьет прямо по яйцам. Все мысли об игрушках, вине и шантаже исчезают, оставляя мое обнаженное желание.
Я наклоняюсь вперед на стуле и исследую каждую складочку и контур ее киски своим языком, запоминая, какие места заставляют ее задыхаться, какие заставляют стонать. Приходится облизать ее несколько раз, чтобы убрать все следы вина, и теперь все, что осталось, это Феникс.
Вкус невероятный — теплый и насыщенный. Я вытаскиваю силиконовую игрушку из влагалища, желая держать ее открытой только губами, пальцами и языком.
До сих пор я едва касался клитора. Провожу кончиком языка вокруг его основания, и Феникс шипит сквозь зубы.
— Зде-есь, — хныкает она, растягивая букву «е». — Еще, пожалуйста.
Я провожу языком по набухшему бугорку и просовываю палец в ее дырочку. Внутренние мышцы плотно сжимаются вокруг пальца, что объясняет, почему мне было трудно удерживать силиконовую игрушку открытой.
— Боже, какая ты тугая, — рычу я.
— Это чтобы лучше трахать тебя, внучек, — говорит она сквозь стиснутые зубы.
Отсылка к Красной Шапочке ослабила сексуальное напряжение, настолько, что я фыркнул от смеха. Феникс — это восторг, и я с нетерпением жду возможности узнать больше.
— Продолжай болтать, — говорю я, касаясь губами сладкого клитора, — и я забуду, зачем здесь.
— Нет, извини, пожалуйста, — говорит она, дергая бедрами.
Продолжается ряд бессмысленных слов, которые все сводятся к мольбе о продолжении.
Шлепок! Легонько хлопаю ее по внутренней стороне бедра.
— А-а-а! — выкрикивает она со смесью удивления и восторга.
— Не разговаривай, пока я занят, — говорю с ухмылкой.
Феникс замолкает.
Я смыкаю губы вокруг ее клитора, осыпая его французскими поцелуями, которые заставляют ее вздрагивать и стонать. Единственный оставшийся след вина — это запах, но он едва заметен под жаром ее возбуждения.
Бедняжка стонет и дрожит подо мной, пока я довожу ее до апогея криков. Я тону в Феникс. Она везде — на языке, в ушах, проникает в каждый нерв.
Даже не задумываясь, я расстегиваю пуговицы на джинсах и шлифую член в такт ее стонам.
Я никогда не исходил желанием настолько, особенно сразу после оргазма, но есть что-то в этой девушке, взрывающее мое либидо. Она мой личный афродизиак, посланный провидением, чтобы облегчить мое пребывание в этом унылом приморском городке.
Прежде чем я успеваю подумать, что буду делать с ней, когда моя миссия будет завершена, она издает жалобный звук, от которого звенит в ушах. Ее ноги дрожат в стременах, а тело бьется в конвульсиях.
Мышцы сжимаются вокруг пальца вспышками, которые я почти ощущаю вокруг своего ствола.
Эйфория берет верх над чувствами. Яйца напрягаются, и я кончаю в горячем порыве, выплескивая сперму на пол.
Наклоняюсь вперед, мой язык медленно очерчивает круги вокруг ее пульсирующего клитора.
— Еще, — говорит она, тяжело дыша.
Могу ли я возбудиться еще раз сегодня?
Если Феникс будет моей музой, то ответ утвердительный.