ФЕНИКС
Голова болит.
Нет, не совсем точно.
Такое чувство, будто в ней каждый сосуд наполнен кислотой, пульсирующей под звуки барабана. Такого, в какой раньше били на галерах для синхронизации движений гребцов.
Хотя мои глаза закрыты, солнечный свет ударяет по сетчатке, как хлыст. Я поворачиваюсь в постели и стону.
Зачем пить больше одного раза в жизни, если похмелье такое дерьмовое? Комната вращается в направлении, противоположном моим внутренностям, и у меня перехватывает дыхание.
— Только не говори, что тебя снова вырвет, — говорит глубокий, ровный голос, который скользит по моей коже, как бальзам.
— Хм? — приоткрываю глаз, но его заливает свет.
Моргая, я перевожу взгляд и вижу обнаженного татуированного профессора Сегала, стоящим у моей кровати.
Только это не моя комната.
Все такое чистое, такое стильное, цвета слоновой кости.
— Профессор? — пытаюсь сесть, но агония ударяет в голову.
— Полегче, — он налетает сверху и крепко обхватывает меня за спину, удерживая в одном положении, пока я сажусь.
Его прикосновение успокаивает расшатанные нервы, а запах кожи и красного дерева возвращает к реальности. Я в доме профессора Сегала. Это комната, в которой он сидел в субботу вечером, когда мы впервые переписывались.
— Как я сюда попала? — хриплю.
— Ты была пьяна, и я забрал тебя возле «Кампус Кафе».
— Зачем? — утопаю в плюшевых подушках.
Профессор Сегал не отвечает какое-то время. Я поднимаю голову и всматриваюсь в его суровые черты. Он равнодушно смотрит на меня, как в моменты, когда студенты задают глупые вопросы в классе.
Пот выступает на лбу. Что я говорила? Мой разум воспроизводит последние несколько секунд.
— Ты смотришь на меня так потому, что ответ очевиден?
Он поднимает бровь.
— Эй, — если бы я могла собраться с силами, чтобы ткнуть его в грудь, я бы это сделала, но мои руки налились свинцом. — Если девушка напивается, то это не означает, что ее нужно похитить.
— Никто не похищает, как ты красноречиво выразилась, то, что уже ему принадлежит.
Моя кожа натягивается, хотя не могу сказать, то ли это из-за напряженности его взгляда, то ли из-за его заявления о собственности. Воспоминания прошлой ночи просачиваются сквозь какофонию боли. В основном это Аксель и Вир, флиртующие со сцены, и свидание профессора Сегала с доктором Раринг.
— Что ты делал с лектором по маркетингу?
— Мы разговаривали об этом прошлой ночью, — отвечает он, его голос наполнен мрачным весельем.
— Я не помню.
— И вряд ли вспомнишь.
Мои зубы клацают.
— Вы были на свидании?
— И с доктором Ксандером за компанию?
— Не знаю, — взгляд падает на одеяло цвета слоновой кости, сделанное из крошечных шелковых квадратиков.
Фух. Мои легкие сдулись под натиском смущения. Я веду себя слишком капризно, особенно, если учитывать, что нас с профессором Сегалом объединяет всего лишь договоренность.
Конечно, он утащил меня с улицы, ведь я, черт возьми, продалась ему за две тысячи фунтов стерлингов в месяц.
— Забудь об этом, — бормочу я.
— Мисс Шталь, — резкий голос пробивается сквозь мое угрюмое настроение.
Я выпрямляюсь.
— Да, сэр?
— Мы с доктором Ксандером планировали выпить по чашечке кофе в субботу. Насколько я был осведомлен, должны были быть только мы вдвоем.
Тяжесть в груди уменьшается, и я наконец могу расслабиться. Смотрю в его смеющиеся глаза и улыбаюсь.
— Как твоя голова? — он спрашивает.
— Весьма дерьмово.
— Возможно, в следующий раз лучше не наливать шнапс в кофе.
Вздрагиваю при воспоминании о том, как пила его. Неудивительно, что сегодня утром я чувствую себя так ужасно.
— У тебя есть аспирин?
— Это последнее, что нужно принимать натощак, — он поворачивается и идет к двери.
— Куда ты уходишь? — спрашиваю я, скользя взглядом по его широкой спине и задерживаясь на тугой заднице под серыми спортивными штанами.
— Хочу принести средство от похмелья, после которого тебя не вывернет наизнанку.
— Э… хорошо, — снова откидываюсь на подушки и осматриваюсь.
Комната могла бы послужить съемочной площадкой для фильма «Красавица и чудовище», только вот она полностью лишена цвета. Единственное исключение, — это серебряное напыление вокруг изголовья кровати и на изогнутых ножках мебели.
Она сдержанная и элегантная, как и сам профессор Сегал, но при детальном рассмотрении оказывается замысловатой и творческой. Богатые карнизы украшают потолок и обрамляют зеркала. Все это гармонично сочетается с красивой хрустальной люстрой.
Это полная противоположность здания, которое я раньше называла домом, там все было разношерстным и грязным. Сердце сжимается при мысли о папе. Не то чтобы я скучала по этому жалкому мудаку, но эмоции, которые я пыталась заглушить выпивкой прошлой ночью, всплывают на поверхность.
Я в самом деле думала, что профессор Сегал отверг меня. В горле становится ком, а глаза горят. Я никогда не плачу. Но когда опускаю голову, на один из шелковых квадратов падает слеза.
— Какого хрена? — тру глаза тыльной стороной ладони, но от этого становится только хуже.
Мягкие шаги разносятся по комнате.
— Все в порядке?
— Да, — говорю я голосом, полным эмоций. — Просто голова болит.
Он ставит серебряный поднос на тумбочку и скользит пальцами мне вверх по шее. Я вздрагиваю, когда он поднимает мой подбородок, чтобы наши взгляды встретились.
— Скажи мне, что не так.
Золотые блики в его глазах горят ярче утреннего солнца, окрашивая радужку в ярко-бирюзовый цвет. Не знаю, в ярости он или раздражен, но я не могу быть причиной его угрюмого настроения.
Мой взгляд падает на острую скулу, и я отвечаю:
— Ничего.
— Я не спрашиваю дважды.
Сглатываю.
— Это действительно не важно, — прежде чем он скажет что-то, от чего у меня по коже побегут мурашки, я добавляю: — Прошлой ночью в моей голове пронеслись всякие глупости.
— Продолжай.
Я качаю головой.
— Папа либо заблокировал меня, либо изменил номер, либо кто-то уничтожил его телефон. Я не знаю. Я увидела тебя с ней прошлой ночью и подумала, что история повторяется. Ну знаешь, в один момент человек увлечен мной, а в следующий уходит и даже не оборачивается.
Профессор Сегал убирает руку.
— Так я похож на твоего отца?
— Нет, — говорю я, решив не упоминать слово «папочка». — Мой папа был придурком, а ты…
— Тоже придурок?
Мои глаза ловят его взгляд.
— Хм?
— Прошлой ночью ты назвала меня придурком.
— Это не похоже на меня.
— Сомневаешься в моих словах? — он поднимает бровь.
— Нет, — выпаливаю я.
Он поворачивается к тумбочке и берет стакан.
— Выпей это.
Мой нос морщится.
— Могу я спросить, что это?
— Коктейль, который я считаю в самом деле эффективным, — говорит он, улыбаясь. — Томатный сок, сельдерей, немного корейской груши и щепотка женьшеня.
— Это правда помогает?
Он подносит стакан к моим губам.
— Попробуй сама.
Делаю глоток, ожидая, что на вкус коктейль будет как холодный суп, но, к моему удивлению, он легкий и напоминает водянистую сальсу.
— Неплохо.
— Рад, что заслужил твое одобрение, — говорит он с легким смешком, но стоит надо мной, пока я допиваю весь стакан.
— Спасибо, — откидываюсь на подушки и вздыхаю.
— Теперь вода, — он поднимает огромный стакан и заставляет сделать несколько глотков.
Как раз в тот момент, когда я думаю, что он собирается проявить милосердие и оставить меня наедине со страданиями, он забирается на кровать и укладывает меня на свое голое тело. Моя голова лежит на сгибе плеча, а грудь прижата к его боку.
Я таю на профессоре и вздыхаю. Это самая большая близость, которую я ощущала к кому-либо за всю свою жизнь. Я могла бы так легко привыкнуть к тому, что он обнимает меня вот так.
— Расскажи мне о своем отце, — его глубокий голос резонирует в воздухе.
— Ты что, — бормочу я ему в шею. — Психолог?
— Если хочешь, — отвечает он легким голосом. — Вы были близки?
— Нет, — кладу руку в ямочку между его грудными мышцами. — Да. Не совсем.
— Звучит противоречиво.
Я вздыхаю.
— Все сложно.
— Просвети меня.
— Всегда были только я и он, сколько себя помню.
— Где твоя мать?
— Где-то, — бормочу я. — Все, что осталось от нее, — это имя и несколько фотографий.
Профессор Сегал молчит. То ли это намек продолжать говорить, то ли он обдумывает мои слова, я не могу сказать наверняка. Но приятно разговаривать с кем-то, кто не будет слишком остро реагировать.
— Он был нормальным, наверное. Немного холодным, скупым и много разглагольствовал о женщинах. Но у меня был только он, верно?
Он издает звук согласия.
— Иногда мне хотелось, чтобы он упал замертво. Он обзывал меня всевозможными ужасными словами, — сжимаю зубы. — Один раз он угрожал продать меня этому жуткому сутенеру Криусу Ваниру.
Профессор Сегал напрягается, будто затаив дыхание.
Я съеживаюсь от того, что рассказала слишком много. Теперь он подумает, что папа поймал меня за чем-то гнусным.
— Это была всего лишь угроза, — слова натыкаются друг на друга. — Не то, чтобы я сделала что-то плохое. Ему просто не нравится, когда я одета как нормальная девушка.
— Отсюда и одежда из воскресной школы, в которую ты была одета в день нашей встречи.
Я смеюсь.
— Это самый простой способ сделать так, чтобы он отстал. Я приезжала домой только потому, что он настоял, чтобы я каждую неделю просила деньги на продукты. Но однажды он просто исчез.
— Он не сказал, куда направился, и не дал знать, что он в безопасности?
К горлу подкатывает желчь. Я чувствую себя дерьмом из-за того, что не трачу каждую свободную минуту на поиски папы, но жизнь без него в тысячу раз лучше.
— Ничего, — хриплю я.
Профессор делает глубокий вдох.
— Я поспрашивал о твоем отце и обнаружил кое-что интересное.
Я наклоняю голову, пытаясь встретиться с ним взглядом, но он смотрит на люстру.
— И что же?
— Ты не должна никому об этом говорить.
Мое сердце сжимается.
— Его убили?
— Нет, — говорит профессор Сегал слишком быстро, на мой взгляд, и затем делает паузу.
В моих легких останавливается воздух. Каждая часть тела замирает.
— Товарищ сказал мне, что его назначили новым начальником тюрьмы «Сикрофт».
— Извини, что?
— Что ты знаешь о делах своего отца?
— Он всегда говорил, что он бухгалтер, но держал меня в стороне от дел, — это мягко сказано, но я слишком привыкла хранить секреты, чтобы проговориться, что папа работает на ирландскую мафию. — А что?
— Он должен был заниматься не только бухгалтерией, чтобы заслужить такую ответственную должность. «Сикрофт» — это место, куда преступный мир помещает людей, слишком важных, чтобы убивать, и слишком опасных, чтобы оставить в живых.
— Только не говори, что это место реально существует. — говорю я.
— Видимо так, — он проводит пальцами по моим волосам, вызывая покалывание на коже головы. — Я думал, твой отец взял с тебя слово хранить в тайне место, куда он исчез.
— Нет, — скриплю зубами. — Не могу поверить, что потратила целый час на беспокойство об этом ублюдке.
Профессор Сегал смеется от души и продолжает смеяться даже тогда, когда это уже не кажется уместным. Это было даже не смешно. Я отстраняюсь, моя голова теперь лежит на его бицепсе, так что я могу лучше рассмотреть его лицо.
В уголках глаз веселые морщинки, а улыбка такая широкая, что кажется маниакальной. Что, черт возьми, я сказала, чтобы вызвать такую реакцию?
— Мариус? То есть… профессор? — провожу круг на его груди.
Он моргает снова и снова, словно активируя свою стальную маску.
— Ты просто напомнила мне кое-что.
— Твой отец тоже пропал?
Он снова смеется.
— Если бы пропал, я бы ненавидел его намного меньше.
— Ой, — я обвила рукой его грудь и зарылась лицом в его шею. — Извини. Полагаю, он был хуже моего.
Профессор Сегал успокаивающе проводит рукой вверх и вниз по моей спине, но мне интересно, не делает ли он это для собственного успокоения.
— Слова «ублюдок» недостаточно даже чтобы начать описать моего отца, — рычит он. — Его единственное достоинство в том, что он ценит образование.
Я фыркаю.
— То же самое и с моим.
Он целует меня в висок.
— Он когда-нибудь причинял тебе боль?
— Могло быть и хуже, — бормочу я.
— Как?
— Я имею в виду, что он никогда не поднимал руку и всегда успокаивался, когда я плакала. В основном он просто стоял надо мной и кричал всякую ерунду, пока я терпела.
Он качает головой.
— Он похож на человека, который не смог бы и слова сказать равному себе.
— Ага, — делаю паузу. — Каким был твой?
Мариус издает очень долгий вздох.
— Я не проводил с ним столько времени, сколько ты со своим. Моя мать была его любовницей и терпела его визиты несколько раз в месяц, но он был столь же хорош в контроле, сколь и в садизме.
— Каким образом? — мои пальцы сжимают его мышцы.
— Позже я понял, что он держал ее на поводке при помощи наркотиков. По этой причине она не пыталась сбежать.
— Но ты сбежал?
— Да.
То, как он произносит эти два слова, звучит зловеще.
— Ты убил его? — шепчу я.
Он зажмуривает глаза.
— Я потерпел неудачу. Это больше не повторится.
— Что ты имеешь в виду?
Он колеблется несколько мгновений, словно размышляя, стоит ли объяснять, но затем качает головой.
— Обсудим эту историю в другой раз. Тебе уже лучше, так что я принесу что-нибудь поесть.
Профессор Сегал выскальзывает из-под меня и направляется к двери.
Мои губы приоткрываются в знак протеста, но я не могу произнести ни слова. Там, откуда я родом, вмешательство в чужие дела может превратить любопытного назойливого человека в соучастника.
Но всего в нескольких предложениях он разгадал тайну того, что случилось с папой. Я рада, что он жив, и раздражена тем, что он бросил меня ради чего-то получше, но в основном я не переживаю из-за этого жалкого старого говнюка.
Теперь я горю желанием узнать, как профессор Сегал освободился от своего отца.