ФЕНИКС
Гравитация притягивает мою голову к стоящему, толстому, испещренному венами члену профессора Сегала. И он стоит под углом сорок пять градусов от дорожки волос на животе.
Кожаные ремни, удерживающие меня на колесе, немного натягиваются под моим весом, но дискомфорт только усиливает возбуждение.
Между ног пульсирует.
У меня течет слюна.
Все, на чем я могу сейчас сосредоточиться, это капля смазки на его огромной головке.
— Хочешь его? — спрашивает он мягким, шелковым голосом.
— Да, — шепчу я.
— Скажи, чего ты хочешь.
Мой взгляд скользит вверх по подтянутому животу, мимо вздымающейся груди и задерживается на приоткрытых губах, прежде чем встречается с пылающими глазами.
Его взгляд совершенно дикий. И мою грудь распирает от гордости.
— Я хочу Ваш член, — говорю я.
— Проси.
Все мышцы сжимаются от потребности.
— Пожалуйста, — мой голос напряжен. — Пожалуйста, дайте мне ваш огромный член.
Он обхватывает основание ствола.
— Этот?
— Да.
К этой минуте я задыхаюсь. Задыхаюсь, потому что хочу отсосать ему. Задыхаюсь, потому что после многих дней пыток и унижений от профессора мне нужно кончить по его команде.
Мой разум настолько измучен похотью, что я не могу вспомнить, в какой момент это началось. Сейчас он мне нужен так сильно, что я получу его, чего бы это не стоило.
— Пожалуйста, — говорю я между быстрыми вдохами. — Дайте мне отсосать.
Шипя сквозь зубы, он сокращает расстояние между нами и встает рядом, его член находится в нескольких сантиметрах от моего рта. Он такой длинный, толстый и большой, что его тепло опаляет мои губы.
— Лижи.
Я провожу языком вниз по стволу настолько далеко, насколько могу дотянуться в этом положении, и поднимаюсь назад к выпуклой головке. Мой язык скользит по уздечке, и я слизываю жидкость, собравшуюся на щели.
Профессор Сегал вздрагивает, и это движение посылает трепет прямо в мою киску. Так хочется сомкнуть бедра, сдвинуть ноги, создать небольшое трение, но я застряла в кожаных ограничителях.
Он отступает, и я издаю протестующий звук.
— Глаза вверх.
Когда мы встречаемся взглядами, он делает шаг ко мне и оказывается в радиусе досягаемости.
— Насколько сильно ты этого хочешь? — он двигает им вверх-вниз, и я совершенно загипнотизировано смотрю.
— Я ужасно люблю Ваш член, — бормочу я в его разгоряченную плоть. — Он такой большой, и мне хочется обхватить его губами и сосать.
— Скажи «пожалуйста».
— Пожалуйста, позвольте мне.
Профессор Сегал одобрительно рычит.
— Открой рот.
Раздвигая губы, стону, когда он скользит по моему языку к задней стенке горла. Это первый знакомый акт этой сцены, и я успокаиваюсь, когда он двигается вперед и назад медленными и твердыми движениями.
Это совсем не похоже на бешеные толчки наших утренних сессий. По крайней мере, сейчас профессор спокойнее.
Каждый изгиб, каждая вена, каждый контур его ствола ясно ощущается у меня во в рту. Каждый раз, когда он касается задней стенки горла, я сглатываю и глажу его языком.
— Ты говорила об эротическом сне, — он выходит, так что его член растягивает мои губы, а затем снова входит.
— Я не помню, — вру, потому что такого сна не было.
Профессор не слышит меня, ведь слова выходят приглушенными и искаженными, когда мой рот заполнен его членом. Я болтаю какую-то ерунду, потому что ему плевать на этот сон. Вероятно, ему просто нравится, как мой рот вибрирует вокруг члена.
Это еще более безумно, чем когда он притворился доставщиком и ворвался в мою квартиру. Я привязана к колесу для пыток, меня ебет в рот мой профессор финансов и бухгалтерского учета, а я не могу нарадоваться.
— Ты у меня такая хорошая девочка, правда, любовь моя? — говорит он своим глубоким культурным голосом. — И не важно, где ты научилась сосать член под таким неудобным углом.
Я издаю звук в задней части горла.
— Смотри на меня, когда я к тебе обращаюсь, — говорит он.
Мои глаза поднимаются и встречаются с его горящим взглядом.
Дыхание останавливается, и он давит так глубоко, что головка его члена упирается в заднюю стенку горла, а мой нос утыкается в его лобок. Под этим углом челюсть словно отвисает, потому что он охренительно большой.
Пульс ускоряется.
Пятна танцуют перед глазами. Если я не найду способ вдохнуть, то задохнусь.
— Дыши глубже, — говорит он тем же тоном, которым говорил о финансах. — Издай два резких звука, если это слишком.
Я делаю большой выдох, а затем глубокий вдох, который прогоняет пятна. Теперь, когда голова вернулась в нормальное положение, я провожу языком вверх и вниз по нижней части его члена.
Глубокий стон профессора Сегала вызывает дрожь удовлетворения между ног. Пусть я и связана, но все равно доставляю ему удовольствие. Когда он входит и выходит изо рта, в желании прикоснуться к себе, моя рука дергается к пульсирующей киске.
Я втягиваю щеки, желая, чтобы он кончил, чтобы и я могла получить разрядку. Его дыхание учащается, а ритм меняется на бешеные толчки, грозя опрокинуть и меня, и пыточное колесо к стене.
Прежде чем я это осознаю, он кончает с рычанием, которое прошибает меня током. Под таким углом невозможно все проглотить, поэтому из уголка моего рта льется густая струя спермы.
— Негодяйка, — стонет он.
— Что я сделала?
Что-то злобное мелькает в его глазах, прежде чем он вырывается из меня и исчезает за задней частью колеса. Оно немного дергается, когда профессор двигает его по часовой стрелке, пока я полностью не переворачиваюсь, а мои волосы падают на пол.
Я втягиваю воздух, когда все тепло и ощущения, которые собрались между ног, перетекают в голову.
Профессор Сегал возвращается, но я вижу только его ноги, пока не вытягиваю шею. Но даже так я не могу встретиться с ним взглядом.
— Ты помнишь стоп-слова? — снова спрашивает он.
Моя грудь вздымается и опускается от частых вдохов, и приходится прилагать все усилия, чтобы сохранять спокойствие.
— Да, — говорю я, повышая голос. — «Желтый» — замедляемся, «красный» — останавливаемся.
— Какой сейчас?
Смех вырывается из моей груди.
Я, блять, истеричка.
— Зеленый.
Профессор Сегал проводит пальцами обеих рук по внутренней поверхности моих бедер.
— Мне нравятся твои ноги, — шепчет он издалека. — Такие длинные, стройные и гибкие. Но они и близко не самая моя любимая часть тебя.
— Тогда какая?
Он делает паузу, и я напрягаюсь, боясь встретиться с ним взглядом. С глазами, которые, наверное, смотрят на мокрое пятно на моих трусиках.
Его пальцы скользят по кружевной отделке возле одной ноги, вызывая покалывание, и у второй. Он сдвигает ткань в сторону, обнажая мою киску.
— А-а-а-ах, — я выдыхаю долго и судорожно.
Прохладный ветерок кружится вокруг разгоряченной плоти, и мой выдох превращается в стон. Когда его горячее дыхание опаляет мои складочки, я теряю нить разговора.
— Я люблю твою киску, — говорит он низким голосом, от которого напрягаются мышцы. — Это сверкающая жемчужина в красивых лепестках. Мне нравится, что она всегда готовая и влажная.
Откуда мне было знать, что он выберет мою киску? Я разжимаю губы, чтобы сказать это, но он говорит первым.
— Но это все еще не моя любимая часть.
— Значит, мои соски?
Он качает головой.
— Ты удивишься, если я скажу, что твои огромные серые глаза?
Прежде чем я успеваю ответить, его рот опускается на мою киску. Это так неожиданно и сопровождается таким огромным приливом удовольствия, что я вскрикиваю.
Он посасывает клитор, создавая мягкий вакуум ртом, и, без того нежный центр становится чувствительнее в два или в три раза. Вспышка ощущений пронзает мой живот и бедра, как молния, и я дергаюсь и содрогаюсь в своих оковах.
— Черт, — цежу я сквозь стиснутые зубы.
— Тебе нравится? — он бормочет рядом с горящей точкой.
— Блять, да, — мой голос дрожит. — Зеленый. Зеленый. Зеленый.
Он глубоко хихикает в мою киску, и вибрации звука проходят от клитора к разгоряченным внутренностям. Дрожь растекается вниз, вниз, вниз от задницы, по позвоночнику, вниз к голове.
Мне никогда не лизали в положении «вверх ногами». Я никогда не представляла этого, даже после того, как впервые увидела бондажированное колесо.
Это мощнее, чем на прошлой неделе, когда профессор Сегал привязал меня к креслу, из-за того, что сейчас вся кровь прилила к голове.
А еще он грубее и быстрее. Как будто знает, что я менее чувствительна, находясь с такой позиции, и компенсирует это.
Профессор лижет в бешеном темпе, от которого у меня содрогается сердце. Та часть меня, которая думает, что он сошёл с ума, дрожит, другая часть, которая хочет большего, подталкивает к нему бедра.
— П-пальцы, — кричу я. — Пожалуйста.
Профессор Сегал шлепает меня по внутренней поверхности бедер, что только добавляет к удовольствию.
— Кто верхний?
— Вы, — выпаливаю я.
— Кто? — он рычит в мою киску.
— Профессор Сегал, — говорю я намного громче.
— А кому принадлежит эта киска?
— Вам, — всхлипываю я.
Он продолжает, и мы наполняем подвал тяжелыми вздохами. Это больше кружит голову, чем вчерашний шнапс, больше волнует, чем момент, когда его щедрый чек пришел на мой банковский счет.
Пульсирует везде, покалывает в местах, которые я не считала чувствительными, и дрожу там, где он нужен мне больше всего.
Я хочу сжать бедра и поймать его голову. Я хочу сказать ему, чтобы он замедлился, потому что я слишком быстро кончу. Но потом я вспоминаю, что этот мужчина способен доставлять многократные оргазмы.
— О, черт, профессор, я сейчас…
Кульминация ударяет, как циклон, вырывая душу с места, где она покоилась. Мое сознание кружится, выпархивает из подвала, из виллы и плывет по небу сквозь сияние.
Я никогда не переживала ничего настолько сексуально убийственного, чтобы вызвало бы вне телесные ощущения, никогда не думала, что такое возможно.
По крайней мере, до сих пор.
Высокая нота витает на краю моего сознания, непрерывный звук ужаса или блаженства. Требуется несколько ударов сердца, охрипшее горло и пустые легкие, чтобы понять, что звук исходит от меня.
Сознание возвращается в настоящее, когда я шумно втягиваю воздух, и только тогда я замечаю, как все мое тело содрогается от мощной кульминации.
Профессор Сегал проводит языком от клитора к моей дырочке длинными, вялыми, неторопливыми движениями, растягивая ощущения, заставляя их блекнуть, но не исчезать до конца.
— Черт, — говорю я сквозь судорожные вдохи. — Что Вы пытаетесь сделать? Убить меня?
Он смеется и сжимает мой клитор с небольшим давлением, которое подталкивает меня к новой разрядке. Второй оргазм более терпим — меньше духовных ощущений и больше физического взрыва. Мои внутренние мышцы пульсируют и сокращаются в собственном ритме, который перекачивает экстаз в дрожащие конечности.
Я дергаюсь в оковах, когда профессор отпускает пальцы. Проходит несколько секунд, прежде чем мои губы возвращают себе способность говорить.
— Почему? — говорю я сквозь судорожные вдохи. — Почему Вы смеетесь?
— Знаешь ли ты, что оргазм называют la petite mort? — он спрашивает.
— Это «маленькая смерть» по-французски, — говорю я со стоном. — Если это так, то я попала в рай.
Повернув колесо на место, он отвязывает мои ноги, а затем и руки, которые безвольно падают по бокам. Наконец он расстегивает упряжь, и я, абсолютно обмякшая от оргазма, падаю в его объятия.
— Как ты? — спрашивает он, и это звучит слишком весело для человека, который только что пытался убить меня избытком удовольствия.
— Хватит, — хриплю я.
— Хм… — говорит он. — Это не похоже на «желтый» или «красный».
Я растворяюсь в нем со слабым смешком.
— Как будто Вы можете выжать из меня еще один оргазм.
Он нежно похлопывает меня по заднице.
— У нас в распоряжении весь вечер.
— Вы на виагре? — выпаливаю я.
Он издает странный звук, который может быть смехом.
— Двадцать восемь — это не старость.
— Хммм, — между нами почти десятилетие, но я слишком устала, чтобы говорить о разнице в возрасте.
Все еще прижимая меня к своей груди, он кладет меня на кровать и шелковые простыни, а затем обнимает сзади меня, свернувшуюся калачиком.
Когда я засыпаю, то наконец отпускаю свои сомнения. Он отправился домой со мной, а не с доктором Раринг. Профессор Сегал не думает, что я хуже, потому что младше.
***
Я не уверена, сколько времени прошло, или мне это кажется, но матрас рядом со мной прогибается. Я приоткрываю глаза и вижу обнаженную фигуру профессора Сегала, исчезающую за кожаной занавеской.
— Ты не отвечаешь на звонки, — говорит мужской голос, который полностью вырывает меня из сна.
Что здесь делает незнакомый мужчина, когда мы в постели?
— Теперь ты знаешь, почему, — никогда не слышала, чтобы профессор говорил так холодно.
Мужчина усмехается.
— Кто это? Еще одна из твоих блядей-извращенок?
Затаив дыхание, я сажусь на кровати, прижимаю шелковую простыню к груди и жду.
Чего, не знаю.
Возможно, того, что профессор Сегал защитит меня или, по крайней мере, скажет этому человеку, чтобы он шел нахрен и убирался из дома, но их шаги исчезают в коридоре.
— Я бы предпочел не использовать такую неприятную терминологию, — отвечает профессор.
Эхо слов профессора Сегала врезается под дых с болью, которая только усиливается от хихиканья мужчины. Его единственное возражение против того, чтобы называть меня блядью, заключалось в том, что ему не нравится формулировка?
Не то чтобы я была его девушкой, или другом, или приятелем, или даже человеком, заслуживающим уважения. Он не упомянул ни о том, что у меня есть имя, и даже не сказал, что это не его дело. Он пропустил комментарий этого человека мимо ушей.
Потому что я для него — шлюха.
Руки сжимают шелковые простыни, и я зажмуриваюсь.
Какого хрена я вообще ждала? Предложения руки и сердца?
Каждое утро я встаю на колени и отсасываю. По выходным соглашаюсь на то, чтобы меня пытали и трахали всевозможными предметами. Как еще можно описать женщину, которая занимается сексом и позволяет себя унижать за деньги?
Папины слова гремят в голове. Я грешница, никчемная шлюха, годная только для одного, прямо как моя убогая мать. Именно по этой причине он заставлял меня возвращаться домой каждые выходные, ведь он не мог поверить, что я смогу пойти против своей ожидаемой природы.
Дыхание учащается, а боль в животе превращается в спираль паники.
Папы не было всего три недели, а я уже стала такой, как он предполагал.
Черт.
Нужно выбраться отсюда, пока от моего достоинства осталось еще хоть что-то, что можно спасти.