ФЕНИКС
«Убер» мчится по Марина Виллэдж как раз в тот момент, когда первые лучи солнца выглядывают из-за моря. Небо темно-синего цвета отражет воду, оба черные, как моя душа. Чем больше я смотрю на мрачный пляж, тем меньше вижу своими заплывшими от слез глазами.
Ускользнуть из дома профессора Сегала было легко. Он был так занят этим парнем на кухне, что не слышал, как я поднимаюсь по лестнице, собираю вещи и одеваюсь.
Должно быть, я похожа на морскую ведьму с волосами, свисающими спутанными прядями, похожими на пучки водорослей, выброшенных океаном, но это пустяк по сравнению со смятением в моем сердце.
«Еще одна из твоих блядей-извращенок»
Слова снова и снова проносятся у меня в голове, смешиваясь с единственным замечанием профессора о неприятной терминологии.
Самое худшее в этом то, что я спровоцировала отношения. Это я увидела его через витрину магазина, я заманила его грязными разговорами, я шантажом добилась сделки, и я приняла его предложение.
Так почему же мне так хреново от того, что он считает меня шлюхой?
И не просто извращенной шлюхой, а одной из многих, которых он нанимал. И нанимал, видимо, в таких количествах, что даже чужие люди говорят так, будто это часть его личности.
— Хватит, — бормочу себе под нос. — Сейчас же.
Как бы я ни старалась, не могу перестать прокручивать эти слова.
Я не проститутка. Я идиотка. Профессионал перечислил бы половые акты по пунктам и не стал брать фиксированную плату за все. Минеты каждое утро в будние дни по пятьдесят фунтов принесут до тысячи фунтов в месяц.
А есть еще извращения.
Однажды я увидела рекламу в «Красной комнате», где профессиональная госпожа брала двести фунтов стерлингов в час. И это только за то, что она помашет кнутом.
Профессиональная саба должна брать вдвое больше, потому что она подвергает себя опасности из-за подчинения и боли. И, конечно же, тот, кто ее связывает, захочет секса, чего профессиональные доминанты не предлагают. Кроме того, надбавка за ночлег, который является дополнительным сервисом, т. е. утраиваем цену.
Зубы кусают нижнюю губу, пока я делаю вычисления. Тысяча двести фунтов за выходные? Папа назвал бы меня тупой шлюхой, которая даже не может продумать контракт.
Истерический смех вырывается из глубины горла. Я совсем с ума сошла. Совмещаю практику бизнес-школы с экономикой секса?
— Ты в порядке, красавица? — спрашивает водитель.
— В порядке, — отвечаю я хриплым голосом.
— Я заметил, что ты плачешь. Неудачное свидание?
Я поднимаю глаза, чтобы посмотреть на него в зеркале заднего вида, но он уже обернулся и пялится на мои голые бедра. Я сжимаю губы, скрежещу зубами и натягиваю пониже мини-юбку.
Если сейчас он скажет, что ни один мужчина не стоит моих слез, и предложит обнять, то меня здесь нет.
— Я потеряла отца, — говорю я.
Его внимание возвращается к дороге.
— Сожалею о потере.
— А я нет.
Остаток пути мы проводим в мирной тишине. Я не вернусь к занятиям по финансам и бухгалтерскому учету до возвращения профессора Эркхарта.
Профессор Сегал для меня больше не существует.
Больше нет необходимости привязываться к мужчине, который видит во мне профессиональную проститутку.
И никакого больше блядства под прикрытием «Пятидесяти оттенков».
Хватит.
Достаю телефон, проверяю баланс банковского аккаунта и кое-что подсчитываю. Если я найду работу где-нибудь в городе, то смогу пережить учебный год.
В любой из семей можно найти подработку, но кто знает, что они попросят в обмен на деньги.
Нет.
Я лучше буду стоять за прилавком магазина, чем ввяжусь в бизнес преступной организации, прежде чем перепробую все остальные варианты.
«Убер» подъезжает к воротам службы безопасности как раз в тот момент, когда первые лучи солнца падают на шипы колючей проволоки вдоль высоких стен университета.
— Что не так с этим местом? — спрашивает водитель.
— Что вы имеете ввиду? — кладу телефон в сумку.
— Вся эта безопасность и секретность. И вооруженная охрана? Это место больше похоже на тюрьму, чем на университет.
Я открываю дверь.
— Может, так и есть.
Прежде чем он успевает спросить, что я имею в виду, выхожу, закрываю дверь и бегу к сторожке, кирпичному зданию, вдвое превышающему размер садового сарая. Охранник открывает окно.
— Удостоверение личности.
Мои глаза расширяются.
— Ну же, вы меня знаете.
Он поднимает брови.
— Конечно, знаю, но мне все равно нужно увидеть карточку.
— У меня ее нет.
— Все студенты, входящие в кампус, должны предъявить удостоверение личности.
Он выучил свод правил.
— Можете отсканировать мой QR-код в цифровом кошельке?
— Показывай.
Я роюсь в сумке и достаю телефон. На экране появляется уведомление от профессора Сегала. Я пролистываю его и перехожу к нужному приложению. Оно есть у каждого студента и используется для получения сервиса внутри кампуса.
Пролистав различные коды, я нахожу код университета и подношу его к окну.
Он проводит над экраном сканером, и тот начинает жужжать.
— Спасибо.
— Что?
Он ухмыляется и мотает головой в сторону открытых ворот.
— Пошевеливайся.
— Черт.
Он прогоняет меня.
— В следующий раз не забудь карту.
Фу. Какой мудак. Я смотрю на телефон и слышу уведомление от приложения о том, что он оштрафовал меня на пятьдесят фунтов.
Блять!
Это были мои с трудом заработанные деньги, и я не покидала кампус без удостоверения личности, меня похитили. Очередное сообщение от профессора и мой телефон вибрирует. Выключаю звук и кладу его обратно в сумку.
Меня разрывает от раздражения, и я сжимаю руки в кулаки, иду по кампусу, потрескивая от злости. Злости на себя за то, что была чертовски наивна. Злости на профессора Сегала за то, что он все время давал поводы думать, что ему правда не все равно.
Мне никогда не приходило в голову, что еда и лекарства от похмелья были просто способом поскорее привести меня в чувства для удовлетворения его необычных сексуальных побуждений.
Какая же я была дура, когда думала, что он другой.
Бросаюсь к зданию бегом, потому что позор давит на меня слишком сильно и уже нет никакого желания продолжать эту прогулку. Кампус проносится мимо, я ничего не вижу вокруг, пока не достигаю дома и, наконец, чувство защищенности успокаивает меня.
Через полчаса, после горячего душа, который никак не помог смыть обнажающие прикосновения профессора, я готовлю яичницу с беконом, как вдруг кто-то стучит в дверь.
Мой желудок подскакивает к горлу.
Насколько сильно я надеюсь, что это он, разъяренный моим уходом до глубокого минета или чего-то еще, что он хотел получить в воскресенье?
Снова стук, и я сжимаю зубы. Мы квиты. Минеты в среду, четверг и пятницу, плюс две ночевки. Я даже могу утверждать, что он остался должен.
Когда стучат в третий раз, я несусь через квартиру к двери. На этот раз я сначала прикрепляю цепочку, а потом открываю дверь.
Вместо внушительной фигуры профессора Сегала я вижу Вира Бестлэссона.
Волосы встают дыбом. Я думала, что смирилась с потерей девственности и его игнорированием, но, обнаружив, что испытывала чувства к мужчине, который считал меня оплачиваемой проституткой, острота того, что произошло между мной и Виром на первом курсе, ударила как пощечина.
— Что ты здесь делаешь?
Вир проводит пальцами по волосам.
— Ты вернулась.
Мои глаза сужаются.
— И?
— Когда тебя не оказалось на вечеринке, я заходил проверить, все ли с тобой в порядке.
— А почему вдруг нет? — спрашиваю я, слова выходят резкими.
Он вздрагивает.
— Я просто надеялся, что ты будешь у себя.
Я сердито смотрю на него через щель в двери. Тихий голосок в голове шепчет, что я несправедлива по отношению к Виру. Что он просто переживает из-за того, что я внезапно пропала после его концерта, но я игнорирую мелкого предателя.
Может быть, если бы Вир не вел себя так, будто секс с ним ничего не значит, я бы не позволила папиным словам обесценить мою сексуальность. Я бы точно не стала настолько циничной по отношению к мужчинам, чтобы осмелиться завести «папочку».
Он мнется под моим взглядом, что меня вполне устраивает, потому что я мялась и чувствовала себя дерьмом несколько недель к ряду после того, как он отказался признавать, что у нас был секс.
— Что ж, я рад, что ты в порядке. — он поворачивается к лифту.
— Почему ты пришел?
— Из-за беспокойства, — бормочет он. — И чувства вины.
Я резко вдыхаю через ноздри.
— С чего вдруг ты чувствуешь себя виноватым?
Он потирает затылок.
— Ты знаешь, каково это быть Бестлэссоном?
Я качаю головой, задаваясь вопросом, куда ведет эта ниточка разговора.
— Мои папа и дядя — религиозные психи. Если бы кто-то из них узнал, что я был с девушкой, они бы заставили нас пожениться.
Я фыркаю от смеха. Один — один из самых могущественных гангстеров Великобритании. Этот человек практически владеет Лондоном и позволяет другим работать только в тех сферах, которые он считает неприемлемыми. Почему такого безжалостного преступника так волнуют дела студента?
— Ты шутишь, — говорю я.
Он поднимает плечи и засовывает руки в карманы.
— В прошлом месяце дядя застукал моего двоюродного брата Тора с девушкой. На следующее утро они были женаты.
— Черт, — я прикрываю рот рукой.
— Да, и изначально это было всего на одну ночь.
Несколько мгновений мы молчим, нас разделяет дверь и цепочка. Не то чтобы я распереживалась из-за Вира. На первом курсе он был в моем вкусе — высокий, хорошо одетый и чисто выбритый, но я не могу принять его непостоянный характер и образ рок-звезды 1960-х.
Мои мысли возвращаются ко всем моментам, когда я видела его с разными девушками.
— Но разве ты не спал ни с кем все это время?
— Я ошибся только однажды. Больше это не повторялось, — он морщится. — Не то, чтобы ты была ошибкой, но я не хотел заманивать тебя в ловушку брака, от которого не убежать. Поскольку это не дошло до папы и дяди Одина, я не стал испытывать судьбу. Да и следующая девушка, с которой я напьюсь, может оказаться не такой интересной и красивой, как ты.
Я поднимаю руку, мое сердце не тронул завуалированный комплимент.
— Все в порядке.
Вир опускает голову, пряча глаза за завесой светлых волос, и переминается с ноги на ногу.
— Спасибо, что пришла вчера на концерт. Для меня было очень важно увидеть тебя там.
Я не стала говорить ему, что пришла только из-за Шарлотты.
— Вы в самом деле были хороши, — бормочу я. — И ваши собственные песни были намного лучше, чем каверы на Дэвида Боуи.
Его голубые глаза засверкали в свете коридора.
— Спасибо, — отвечает он с кривой улыбкой. — Папа и дядя Один хотят, чтобы я управлял семейным бизнесом, а я хочу зарабатывать на жизнь музыкой.
— Почему бы и нет, — говорю я. — Не похоже, чтобы ты был единственным наследником.
Он кивает.
— Наследник — Тор, и он всегда был вовлечен в бизнес.
— Ну вот.
Его улыбка превращается в ухмылку, которая освещает все лицо.
— Ты права, — он делает шаг назад. — Я позвоню им.
— Удачи, — отвечаю я, осознанно проговаривая каждое слово, ведь ясно, что Бестлэссоны отправили Вира учиться бизнесу и финансам не для того, чтобы он стал рок-звездой.
Он весело машет мне рукой и оборачивается.
— Увидимся на маркетинге!
— Пока, — закрываю дверь и возвращаюсь к своему завтраку.
Доктор Раринг может забирать профессора Сегала.
Я выкладываю на тарелки яйца, бекон и колбасу, добавляю жареный помидор и засовываю в тостер ломтик хлеба.
Когда чайник закипает, слышу еще один стук, на этот раз менее настойчивый.
Закатываю глаза и иду к двери. Если Виру нужна помощь в том, чтобы сообщить новости отцу и дяде, то он обращается не к тому человеку. Я ни разу не спорила с папой, и теперь посмотрите на меня.
Положив руку на дверной косяк, заглядываю в глазок, ожидая увидеть Вира, но там стоит профессор Сегал.
Его голова, спрятанная под серым капюшоном худи, опущена так, что я не могу увидеть лицо, но никто не выглядит так хорошо в одежде или без нее, как он.
Пульс подскакивает, и я кладу руку на живот, чтобы успокоить закручивающееся торнадо. Возможно, я получала от нашей сделки нечто большее, чем деньги, но это не важно. Шлюхи не должны влюбляться в своих клиентов. Ведь от них могут отказаться без предупреждения.
Мужчины надолго не задерживаются — посмотрите хотя бы на папу. Человек, который так упорно боролся за мое воспитание, просто взял и исчез в поисках лучших перспектив, а мы ведь были связаны кровью. Потом Вир сказал, что я красивая и интересная, но на таких не женятся.
Намек понят. Возможно, я не в состоянии запретить мужчинам считать меня одноразовой, но я, блять, могу перестать привязываться.
Пришло время заканчивать то, что осталось между мной и профессором Сегалом.