ФЕНИКС
Холодная паника разливается внутри, и я тяжело дышу, пытаясь замедлить пульс. Все не так уж и плохо, должна сказать я себе. Я связана, но это не ново. Мне больно, ну и что? И это не первый раз, когда я просыпаюсь в незнакомом месте.
Ледяная металлическая поверхность подо мной грохочет от движения фургона, а в боку колет оттого, что эти ублюдки швырнули меня на заднее сиденье машины.
Я не так сильно сопротивлялась, но они все равно усмирили меня кулаками. Теперь я лежу, руки связаны за спиной веревкой, которая трется о кожу, как проволока.
К счастью, эти похитители — новички. Узлы профессора Сегала были бы намного крепче, и ему не пришлось бы заставлять меня подчиняться.
Что бы мне ни надели на голову, оно воняет потом, а петля на шее натирает. Держу пари, что, представляя все возможные передряги, в которые я могу попасть, папа ни разу не воображал даже близко что-то похожее на данную ситуацию.
Вир издает приглушенный стон. Вероятно, ему заткнули рот кляпом, единственным в наличии, потому что все, что досталось мне, это распухшая челюсть и угроза, что мне сломают шею, если буду шуметь.
Я не настолько глупа, чтобы проверять.
Единственный способ сохранять спокойствие в такое время — притвориться, что это одна из игр профессора. Может быть, он совсем одичал и решил похитить меня куда-нибудь для жесткого траха.
Между бедер вспыхивает жар. Я сжимаю их и сдерживаю стон. Сейчас не время волноваться, но если я думаю о сексе, то не беспокоюсь о похитителях.
Мои мышцы расслабляются, освобождая пространство и ослабляя веревки. Поздравив себя с тем, что задержала дыхание и сопротивлялась, когда этот ублюдок связывал меня, я вращаю запястьями взад-вперед.
Веревки немного ослабевают, и я продолжаю движение до тех пор, пока не появляется достаточная свобода действий, чтобы сделать скручивающее движение. Вир стонет так, будто ему больно, и я ускоряюсь.
Как только освобождаю одну руку, я развязываю узел на шее и ослабляю веревку. Ткань, которую похитители использовали в качестве мешка на голове, оказалась огромной толстовкой, которую они завязали сверху. Я отбрасываю ее и анализирую обстановку.
В задней части фургона темно, крошечные струйки света пробиваются сквозь щели в задней двери. Ни моей сумки, ни телефона, который был в ней, не видно, но Вир лежит позади меня, его запястья скованы металлическими наручниками.
Я морщусь. Это будет сложно.
— Вир.
Он напрягается.
— Эй, — кладу руку ему на плечо. — Это Феникс. Я освобожу тебя.
Он издает ряд приглушенных звуков, но я не понимаю ни слова. Я переворачиваю его на живот и прощупываю веревку, которую они обвязали вокруг его шеи. Эти узлы более тугие, более замысловатые, и похоже, что головорез, связавший его, имел немного больше опыта, чем тот, кто связал меня.
Фургон наезжает на выбоину, и мы подпрыгиваем. Я падаю вперед, тяжело приземляясь на ребра Вира.
Его болезненный стон ранит мое сердце.
— Прости, — шепчу я. — Петля сложнее, чем я думала.
Дрожь пробегает по его телу, которое начинает конвульсивно биться. Я не знаю, является ли это чем-то серьезным с физической точки зрения или полномасштабной панической атакой.
Конечно, он сходит с ума. Он ничего не видит, не может двигаться, и, если этот кляп настолько серьезный, насколько я себе представляю, он, вероятно, не может дышать.
Сев на корточки, я копаюсь в волосах и вытаскиваю шпильку. Может быть, мне больше повезет с инструментом, потому что видимость здесь дерьмовая.
— Вир, — шепчу я. — Мы справимся с этим.
Он издает болезненный стон.
— Я знаю, — нежно провожу круговыми движениями по его плечу.
Фургон быстро поворачивает, и мы оба перекатываемся на другую сторону салона. Я держусь за штифт, как будто это единственное, что отделяет нас от жизни и смерти, и жду, пока водитель продолжит движение по прямому участку дороги.
Наконец фургон выравнивается, и я встаю на колени.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
Стон, который он мне издает, ничего не объясняет, но паника точно растет. Требуется несколько попыток, но, в конце концов, я ослабляю узел настолько, что появляется крошечная щель.
Стягиваю тканевый мешок и нахожу кожаный ремешок, обвивающий основание головы. Мои пальцы нащупывают три пряжки и, наконец, отпускаю кляп.
— Помогите! — кричит Вир.
— Прекрати, — хлопаю ладонью по его слюнявому рту и гримасничаю.
Он борется, пытаясь вырваться, но я цепляюсь за него, как отчаянная коала.
— Подумай, — шиплю я. — Фургон мчится по закоулкам воскресным утром, и все либо досыпают в церкви, либо слишком заняты, чтобы прислушиваться к приглушенным голосам. Все, кроме наших похитителей.
Вир не двигается.
— Более того, — говорю я, заимствуя интонацию у профессора Сегала. — если они узнают, что я пытаюсь освободить тебя, они остановят фургон и убьют меня.
Он вздрагивает.
— Ты будешь сохранять спокойствие? — спрашиваю я, зажав обеими руками его рот.
Он кивает.
— Я не шучу, — говорю я низким голосом. — Эти люди уже ударили меня по лицу. Нужно вести себя хладнокровно, потому что у нас может быть только один шанс сбежать.
Он говорит что-то непонятное, но кивает.
— Ладно, — отдергиваю руку.
Вир сгибается пополам, сильно кашляя, и я чувствую себя дерьмом из-за того, что сдерживаю его дыхание.
— Извини, — отхожу от него в поисках своей сумки. — Но я не могла рисковать.
— Что случилось? — спрашивает он между хриплыми вздохами.
— Тебя похитили, а заодно и меня прихватили.
Он поворачивается ко мне, широко раскрыв глаза.
— С чего ты взяла, что я был целью?
Мои губы сжимаются, и я продолжаю водить рукой по темному салону в поисках следов моей сумки.
Вир явно отрицает это. Я подыгрываю, потому что разговор с кем-то в такой ужасной ситуации успокаивает.
— Есть причины, по которым я думаю, что они хотят тебя, а не меня.
— Продолжай, — хрипит он.
— Во-первых, я никто из ничтожной семьи. Во-вторых, я покидала академию каждые выходные с первого курса, и никто даже не обратил на меня особого внимания. В-третьих, они схватили тебя и подумали взять меня только тогда, когда я попыталась напасть на твоего похитителя.
— Оу, — он склоняет голову.
— Где твой телефон?
— Во внутреннем кармане, — он поворачивается в сторону. — Сможешь достать?
Я подползаю к нему и прощупываю куртку, не находя ничего, кроме горстки бумажек.
— Видимо, они, забрали его.
— Логично.
— У тебя есть что-нибудь еще, например, GPS-трекер?
Вир мнется.
— Что?
— Папа подарил мне часы с GPS, но…
— Но цифровые часы не подходят к твоей винтажной эстетике?
— Никогда не думал, что кто-то похитит меня на улице, — бормочет он. — Может, надо было задумываться чаще, потому что это уже случалось дважды.
— Да ну!
— Сначала, когда я был ребенком, а потом, когда мне было восемь, — у него срывается голос, и Вир, заикаясь, рассказывает историю о том, как члены ирландской мафии неделю держали его в заложниках.
В моем организме бурлит адреналин, а пульс стучит так сильно, что я не могу сосредоточиться на деталях. У нас нет возможности связаться с внешним миром, и мое единственное оружие — шпилька, которая едва ли годится для нападения на одного похитителя.
Поскольку я не цель, как только эти ребята отведут Вира к своему боссу, я стану лишним свидетелем. Мое горло сжимается, и кажется, что петля, от которой я освободилась раньше, вернулась, чтобы задушить.
Если повезет, похитители просто прострелят мне голову, а если нет…
По позвоночнику пробегает дрожь.
Другие варианты немыслимы.
Вир замолкает, и я провожу рукой по его плечу.
— Извини.
Палец задевает что-то металлическое.
— Это твой значок с Дэвидом Боуи?
Он кивает.
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что я сломаю его и посмотрю, смогу ли подточить его до острых краев.
Вир шипит сквозь зубы.
— Только не это.
— Это просто мера предосторожности.
Когда он разражается икающими рыданиями, более циничная часть моей психики задается вопросом, почему я так долго мучилась из-за этого парня. Его эмоции понятны, но в этом мире паника во время опасности только приведет к гибели и твоей, и других.
Я открепляю значок, у которого сзади есть удобное острие, им я могу проткнуть глаз.
От мысленного образа у меня подкатывает к горлу тошнота, но я сдерживаю ее. Если смогу пройти через это в целости и сохранности, у меня будет целая жизнь, чтобы потом поплакать.
— Вир, — шепчу я.
— Что?
— Пожалуйста, перестань ныть. Если они поймут, что я освободила тебя от кляпа, они накажут нас обоих.
— Извини.
Фургон едет по ухабистой дороге, и я использую эту возможность, чтобы разбить значок, пока не остается металлическая пластинка, батарейка и цепь в форме пончика из металлических чипов и медных проводов.
— Эй, — поворачиваюсь к Виру. — Ты знал, что в значке есть электрические детали?
— Что?
— Ничего. Забей, — качаю головой. Это сейчас не важно, мне нужно превратить его в оружие. — Ты знаешь, как выбраться из наручников?
— Нет, — говорит он со стоном.
— У тебя хоть ноги свободны? — царапаю стальной пластинкой по металлическому полу фургона.
Когда он колеблется, я шарю по его ногам и проверяю лодыжки. Их скрепляет веревка, и я сжимаю зубы.
Развязать ее — дело быстрое, и после того, как я освободила ему ноги, говорю:
— В конце концов, они остановятся и вытащат нас. Я хочу, чтобы ты бил так сильно, как только можешь.
Я жду, когда он согласится, но он молчит.
— В чем дело?
Прежде чем он успевает ответить, фургон резко останавливается.