ФЕНИКС
Я дрожу, когда член профессора входит в меня с невероятным растяжением. Я не уверена, что смогу вынести его размер.
— Б-блять! — я издаю задыхающийся звук. — Он огромный.
— Полегче, — говорит он. — Все получится.
Он оставляет нежные поцелуи на моей щеке и шее.
— Дыши, Феникс. Я позабочусь о тебе. Я помогу тебе расслабиться, и он войдет.
Звук моего имени на его губах жжет глаза. Он удивительно нежен, учитывая, что обещал унижающий секс.
Я глубоко вдыхаю, пытаясь расслабить мышцы.
— Ты отлично справляешься, — его глубокий голос воспламеняет мои нервы, но это ничто по сравнению с тем, как его головка входит в меня.
Я трепещу вокруг него, привыкая к наслаждению настолько интенсивному, что оно граничит с болью. Его сердце колотится о мою грудь, когда он входит в меня, дюйм за восхитительным дюймом.
Когда он наполняет меня до отказа, я стону.
Рука, обхватившая мою поясницу, напрягается. Как будто он не хочет меня отпускать.
— Ты восхитительна, — шепчет он мне на ухо. — Я хочу остаться в тебе вот так навсегда.
Глаза профессора встречаются с моими на несколько ударов сердца, пока я сжимаюсь вокруг него. Я так тяжело дышу через ноздри, что, клянусь, оставила конденсат на его плече. Под таким углом кажется, что он полностью поглотил меня.
Когда мое дыхание успокаивается, я киваю, чтобы он продолжал.
— Какое у тебя стоп-слово? — спрашивает он.
— «Красный».
— А если нужно, чтобы я замедлился?
— «Желтый», — отвечаю я. — Но почему…
Профессор отводит бедра назад, и мне почти хочется возразить, прежде чем он толкается с такой силой, что перед глазами взрываются салюты.
— Блять! — кричу я.
Он зажимает рукой мой рот.
Мои мышцы сжимаются вокруг него, и все, что я могу сделать, это цепляться за его плечи, пока он трахает меня у столба забора. Он берет меня жестко и медленно, ритмично толкая бедрами, что заставляет каждый нерв в теле дрожать от электрических разрядов.
Его горячее дыхание наполняет мое ухо, когда он входит, я жажду большего и почти рыдаю.
— Блять, — рычит он. — Такая горячая, влажная и тесная. Что бы ни мололи Бестлэссоны, я никогда тебя не отдам.
Где-то в глубине души я надеюсь, что это обещание будет сдержано. Я тяжело дышу, обрабатывая прилив ощущений, пробегающих по телу. Чем больше я хнычу, тем быстрее становится темп профессора, пока он не становится настолько быстрым и беспощадным, что мой рот открывается в беззвучном крике.
Вдалеке звук транспорта смешивается с шумом моря, и я слышу треск и грохот огня сквозь наше дыхание.
Где-то на краю моего сознания я представляю открывающееся окно, и шаги прохожих. Мысль о том, что кто-то поймает нас у забора, приводит мое удовольствие к опасной вершине.
Знакомое давление нарастает внутри, и я так близка к оргазму, что ноги начинают дрожать.
Профессор замедляет движения и обхватывает рукой мое горло.
— Уже хочешь кончить? — говорит он низким от вожделения голосом.
— Пожалуйста, — шепчу я.
— Тогда придется постараться.
Я скриплю зубами, вспоминая, как он заставил меня трахнуть его ботинок. Впиваясь подушечками пальцев в его плечи, я дергаю бедрами, усиливая трение.
Моя киска сжимается, как тиски, вокруг его члена, заставляя его шипеть сквозь зубы.
Прямо сейчас я полна решимости довести его до оргазма.
— Какая нетерпеливая, — рычит он. — Готова где и когда угодно, даже в переулке.
Его насмешки прокатываются через меня, добавляя унижения от того, что меня трахают в общественном месте. Это вызывает такое же смущение, как и бутылка вина, но мое тело воспринимает это как самое сильное возбуждение.
Я зажмуриваюсь, пытаясь вырваться из его слов, но в глубине души я не отрицаю, как сильно наслаждаюсь унижением.
— Смотри на меня, — рычит он с намеком на то, что может лишить меня члена, если я не подчинюсь.
Мои глаза резко открываются.
Зрачки профессора представляют собой огромные черные дыры, окруженные крошечными голубыми кольцами. Контуры его лица жесткие, напряженные, как будто он сдерживается.
Я хочу, чтобы он кончил в меня в отчаянном порыве. Я хочу, чтобы мы достигли кульминации вместе.
Но я не могу перестать тереть бедрами. Не могу остановить искры удовольствия, пробегающие по клитору.
— Хорошая девочка, — говорит он глубоко и тихо. — Ты вся моя, и сейчас кончишь на моем члене.
Команда в его тоне подталкивает меня к грани. Оргазм сотрясает изнутри, мышцы дрожат вокруг него.
Я кричу, а он проглатывает звук в поцелуе.
Профессор трахает меня в рот своим языком, и в это же время растягивает мой оргазм мощными толчками. Каждый дюйм моего тела дрожит от удовольствия.
Я не могу двигаться, не могу дышать, не могу ничего делать, кроме как переживать ощущения.
Возбуждение стекает по внутренней поверхности бедер, и мое тело обмякает. Ноги соскальзывают с его талии и падают на пол. Единственное, что спасает меня от того, чтобы рухнуть, как сломанная марионетка, — это сильная рука профессора, обнимающая за спину.
Он наклоняет мою голову, заставляя наши глаза встретиться. В его взгляде есть тепло, которого я раньше не замечала.
— Ты выглядишь так мило, запачканная и уставшая.
Мое сердце переполняется похвалой, а грудь затапливает чувством удовлетворения от того, что я могу хоть немного утешить его несмотря на то, что он сегодня прошел через ад.
— Готова к большему? — спрашивает он.
Я энергично киваю.
— Всегда.
— Моя девочка. А теперь повернись лицом к забору.
Я делаю, как он говорит.
— Держись за столб.
Я цепляюсь за бетонный столб обеими руками.
Он отводит мою правую ногу в сторону, открывая киску. Морской бриз обдувает горячую плоть и охлаждает потоки возбуждения, стекающие по бедрам.
— Что ты делаешь? — шепчу я.
— Посмотри вверх и вокруг, — свободной рукой он наклоняет мою голову.
Ряды за рядами высоких окон выходят на переулок. Любой, кто все еще находится в своих домах и не смотрит на сквер, вероятно, может увидеть мужчину в толстовке, трахающего девушку в мини-юбке.
При мысли о том, что за мной наблюдают, щеки снова пылают, и тепло растекается по шее и груди.
Клянусь, румянец согревает и мою киску, потому что теперь она невосприимчива ветру.
— Нравится, что тебя оттрахают на публике, как шлюху?
— Нет, — говорю я сквозь стиснутые зубы.
Он скользит пальцами между моих складок. Я такая мокрая, что слышен непристойный хлюпающий звук.
— Мне так не кажется.
Я тяжело дышу через раздутые ноздри, мои бедра дрожат.
— Ты трахнешь меня или нет?
Смех, который наполняет мои уши, такой злой и мрачный, что пульс учащается.
Он трется головкой своего члена о набухший клитор, прежде чем поравняться с моим входом.
— Ты пожалеешь о своем требовании.
Прежде чем я успеваю спросить, что он имеет в виду, он толкает в меня свою эрекцию, посылая искры внутрь. Каждая бабочка в животе бунтует при вторжении, и я резко вдыхаю воздух.
Под таким углом все ощущается гораздо глубже. Мышцы вокруг легких напрягаются, а глаза расширяются.
— Дыши, — рычит он.
— Я. Пытаюсь… — отвечаю я сквозь стиснутые зубы. — Но, черт, он такой большой. Я не знаю, смогу ли…
— Сможешь, даже если мне придется разодрать твою пизду.
В горле у меня перехватывает стон, но мой клитор с энтузиазмом пульсирует от угрозы.
Профессор так сильно и быстро трахает меня, что я не могу не закричать. Я упираюсь головой в столб забора, обеими руками хватаясь за него по бокам. Единственная нога, на которой я стою, напрягается и изо всех сил в попытках оставаться в вертикальном положении, пока он дерет меня в бешеном темпе.
— Ты моя, — рычит он, вбиваясь в меня. — Кому ты принадлежишь?
— Тебе.
— Скажи, — толчок. — Мое, — толчок. — Имя, — толчок.
— Профессор Сегал, — кричу я.
— Феникс, — рычит он с предупреждением, которое предполагает, что он может остановиться.
— Я принадлежу Мариусу, — выпаливаю я. — Я принадлежу Мариусу, блять, Сегалу.
Он фыркает, и я уверена, что его это забавляет.
— Каково это, когда тебя трахают так близко к десяткам полицейских? — спрашивает он. — Каково, когда тебя трахает мертвец?
У меня кружится голова.
— Что ты…
— Болтай меньше, — он дергает бедрами, входит в меня так глубоко, что в глазах взрываются звезды. — Используй нужные слова, как хорошая девочка.
По этой команде я теряю всякую нить своей мысли и выпаливаю:
— Это лучше всего на свете, — слова натыкаются друг на друга. — У меня никогда не было так глубоко и сильно. Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
Он проводит пальцами взад-вперед по моему клитору медленными движениями, посылая крошечные разряды удовольствия вверх и вниз по внутренней стороне бедер. Мои мускулы пульсируют, а он играет на моей киске, как на инструменте. Каждый раз, когда приближается кульминация, он ослабляет свои ласки и стаскивает меня с края.
Вцепившись в столб забора так сильно, что побелели костяшки пальцев, я смотрю на него через плечо.
— Мариус!
— Хочешь снова кончить? — он сильнее сжимает мои бедра.
Я сжимаю его по всей толстой длине.
— Пожалуйста.
Смех, который он издает, горько-сладкий.
— Как бы мне ни нравилось трахаться с тобой, я должен прервать это рандеву.
— Почему?
Его большой и указательный пальцы сомкнулись над моим клитором, потирая чувствительный пучок нервов с обеих сторон.
Оргазм пронзает мое ядро, обрывая слова, и я сжимаю зубы, чтобы прорваться сквозь ощущения. Это действительно последний раз, когда я вижу профессора?
Мои глаза горят — и от печали, и от силы второго оргазма.
— Согнись и держись за лодыжки, — говорит он, вытаскивая все еще восхитительно твердый член.
Выпрямившись, я поворачиваюсь, чтобы встретиться с ним взглядом.
— Мариус?
Бандана снова накинута на его лицо, а толстовка с капюшоном и бейсболка закрывают глаза.
— Займи позицию.
Я наклоняюсь вперед и вниз, кладу руки на основание голеней.
— Так?
Он задирает мою юбку, обнажая киску и задницу.
Профессор сжимает основание своего члена, его ствол и головка блестят от моих соков.
Кожа нагревается от очевидного возбуждения.
Он разводит мои ноги в стороны, заставляя меня схватиться за лодыжки.
Мой желудок проваливается. Я никогда в жизни так публично не оголялась. Это как катание на американских горках.
— Ты кайфуешь, когда тебя трахают на публике? — говорит он. — Ты еще никогда не кончала так сильно.
— Ты ошибаешься, — лгу я.
Он шлепает мою киску, а мои нервы интерпретируют это как удовольствие.
— Я отъебу тебя так сильно, что на вранье не хватит сил, — рычит он, водя подушечкой большого пальца по моему анусу.
У меня отвисает челюсть, и я в шоке делаю вдох. Только не говорите, что он собирается засунуть свой огромный член в мою задницу без смазки!
Краем глаза я уверена, что вижу вспышку черного и флуоресцентно-желтого цвета, проходящую через другой конец переулка.
Мое сердце пропускает удар. Это была полиция?
Большая рука профессора сжимает мою ягодицу, раздвигая меня в стороны.
— У тебя самая тугая и самая красивая в мире маленькая дырочка.
Мой пульс бьется сильно и быстро, заглушая все окружающие звуки, кроме его голоса.
— Что ты хочешь сделать? — шепчу я.
— Во-первых, поиграть языком с твоей задницей, пока ты не зарыдаешь.
Дыхание перехватывает у меня в горле. Если бы кто-нибудь еще сделал подобное заявление, я бы назвала это чушью, но профессор способен на все.
Я сглатываю, дрожь пробегает по позвоночнику и оседает на копчике.
— Что дальше?
Он опускается на колени и обеими руками хватает меня за ягодицы. Его большие пальцы так близко к моей дырочке.
Когда его горячее дыхание обволакивает меня и пробуждает тысячи крошечных центров удовольствия, мои глаза расширяются.
— Дальше я буду дрочить тебе, пока не попросишь члена, — спрашивает он.
— Пожалуйста, — шепчу я.
Профессор дышит так тяжело и быстро, что у меня дрожат мышцы. Никто, даже врач, никогда не видел меня настолько обнаженной.
Меня так трясет. Настойчиво, с нуждой, с нетерпением. Я невыносимо жду его язык.
— Мариус, — говорю я дрожащим голосом. — Если ты не отлижешь мне прямо сейчас, я умру.
Это вызывает тихий смешок, и мои внутренности загораются от того, что я подняла ему настроение. Он нежно целует меня прямо в складочку, от чего предвкушение пробегает по спине.
Я прикусываю нижнюю губу.
— Ох, блять.
Икроножные мышцы напрягаются, и я качаюсь вперед на подушечках стоп.
— Осторожно, не теряй равновесие, — говорит он, его теплое дыхание ласкает мою кожу.
— Хорошо, — я переношу вес обратно на пятки.
Профессор крепко хватает меня за бедра, зарывается головой между моими ягодицами, осыпая мою заднюю дырочку поцелуями с открытым ртом, от чего у меня сжимаются пальцы на ногах.
Гребаный дьявол. Я ожидала нежных поцелуев и тонких движений языка — медленного и чувственного нарастания. А не этот штурм.
Мои руки и ноги не перестают дрожать, как от удовольствия, так и от шока.
— Твоя задница на вкус так же хороша, как и киска, — говорит он между облизываниями. — Давай представим, что ты мой последний ужин в жизни?
Профессор делает круг вокруг моего клитора одним большим пальцем, а другим проводит вверх и вниз по влажным складкам. Когда он засовывает язык в мою попку, это вызывает взрыв новых ощущений.
Возбуждение стекает по моим бедрам, киска сжимается и разжимается.
Когда профессор трахает мою задницу своим языком, каждая мышца тела расслабляется. Я никогда не была так открыта с другим человеком, и это более интимно, чем все, что мы делали раньше.
Его язык дает мне чувство, которое говорит громче, чем слова.
Тепло растекается по груди, достигая горла. Я проглатываю эмоции и сосредотачиваюсь на моменте.
Мои эмоции уходят в сторону, когда он вводит два пальца в киску. Ускоряя движения языком, он ощупывает все, пока не находит то место, от которого я схожу с ума. Мои мышцы трепещут, когда его пальцы трутся вверх и вниз, вверх и вниз, пока давление не достигает предела.
Этого слишком много, но недостаточно.
Я отчаянно нуждаюсь в его члене.
Я должна быть возмущена. Это жутко интимно, неприлично, стыдно. Хороших девушек не трахают в переулках. По крайней мере, не средь бела дня. Но знание того, что любой в этих домах может нас видеть, только добавляет острых ощущений.
— С тебя капает, — бормочет он, все еще уткнувшись лицом в мою задницу.
— Да, — шепчу я.
— Насквозь мокрая.
— Блять.
— Ты кончишь для меня еще раз, — говорит он, сильно нажимая большим пальцем на мой клитор. — Здесь, в этом переулке, с голой задницей, среди бела дня, с полицией за углом и десятками окон.
— Черт.
— Феникс, — рычит он. — Сейчас!
Его большой палец давит на мой клитор, посылая взрыв удовольствия вверх по животу, вниз по ногам и по каждому нерву.
Мускулы моей киски сокращаются вокруг его толстых пальцев, каждое сокращение настолько мощное, что граничит с болью.
Мое зрение становится черным, и весь мир качается с силой кульминации. Я спотыкаюсь, вытягивая руки, чтобы замедлить падение, но профессор подхватывает меня.
— Держу, — бормочет он, его голос — единственное, что удерживает меня на привязи к миру, пока мое тело содрогается от оргазма, который должен иметь свою собственную шкалу Рихтера. — Со мной ты всегда в безопасности.
Его слова погружают мою душу в состояние глубокого расслабления, которое отталкивает мысли о похищениях, насильственных браках и убийствах.
Профессор прислоняет меня спиной к бетонному столбу и спрашивает:
— Готова к еще одному раунду?
— Всегда, — бормочу я, мое тело обмякает.
— Смотри на меня.
Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.
Все следы напряжения ушли, осталось только тепло. Мое сердце замирает при осознании того, что я отвлекла его от проблем… по крайней мере, на несколько мгновений.
— Обними меня руками за шею.
Я цепляюсь за плечи профессора, сжимая его так крепко, что наши груди соприкасаются, и биение наших сердец становится единым целым.
Он обхватывает рукой мою спину и поднимает левую ногу, так что я балансирую на правой, и обвивает ее вокруг своей талии.
Головка члена трется о мой чрезмерно чувствительный клитор, прежде чем касается моего входа.
Волнение пронизывает нервы, зажигая меня, как фейерверк.
— Что бы ты ни услышала обо мне, я ни о чем не жалею, — говорит он жестче стали. — Слышишь, Феникс?
Интенсивность его взгляда заставляет мое сердце биться чаще.
Слова звучат как перед смертью.
Я с трудом сглатываю и изучаю его черты, но все, что я нахожу там, это любовь.
— О чем ты говоришь…
Он обрывает мой вопрос резким толчком, от которого у меня двоится в глазах.
Ох, блять. Вот что он имел в виду, когда говорил об унизительном сексе.
— Т-такой большой, — говорю я сдавленным голосом.
— Ты возьмешь то, что я тебе дам, как хорошая маленькая шлюшка, — говорит он с сильным толчком. — Хочешь знать, почему?
— Почему?
— Потому что ты создана для меня, — рычит он. — Видишь, как идеально мы подходим друг другу?
Он прав. Анальные ласки сделали меня такой мягкой и податливой, что я могу выдержать все.
Каждый толчок вызывает взрывы удовольствия, от которых я вонзаю ногти в его плечи. Либо его толстовка, слишком толстая, либо ему не больно.
Кто-то издалека прочищает горло.
Мое сердце делает четверное сальто назад. Это полиция?
Дыхание профессора учащается, а его толчки становятся беспорядочными. Я прижимаюсь к нему, решив рассчитать время моей следующей кульминации.
Я бросаю взгляд в конец переулка, где стоит темная фигура и смотрит.
Черт.
Кто бы там ни был, он может видеть, как меня трахают у стены.
Унижение обжигает мои щеки, и жар смущения растекается по шее, груди и между ног.
Я теряю контроль над своим дыханием, и мне кажется, что я упаду в обморок. Профессор трахает меня без пощады и ограничений, и мои глаза наполняются слезами.
Пятна танцуют перед глазами, и все мысли о другом человеке в переулке высыпаются из головы.
Он врезается в меня так сильно, что я не могу говорить. Я едва могу даже дышать.
О черт.
Я так близко…
Его толчки становятся неровными несмотря на то, что его темп неумолим. Когда он набухает в моих стенках, я понимаю, что он близко. Я делаю глубокий вдох как раз вовремя, чтобы мое тело взорвалось кульминацей, от которой дрожат колени.
Все мое тело содрогается от силы спазмов. Возбуждение стекает вниз по внутренней стороне бедер.
Рука профессора сжимается вокруг моей талии, удерживая на месте, в то время как его член твердеет, пульсирует, а затем дергается.
Струи горячей спермы заливают меня, и я чувствую, как он пульсирует внутри. Мой оргазм движется в тандеме с его вспышками, и на мгновение мне кажется, что мы стали одним целым.
Это даже более интимно, чем римминг. Я никогда не чувствовала себя ближе к другому человеку чем, как сейчас с ним.
— Я хочу остаться внутри тебя, — говорит он сквозь рваные вдохи. — Наслаждаться этим моментом, но мне нужно спрятать тебя в безопасное место.
— Куда ты собрался? — шепчу я.
— Я положил на твой счет более чем достаточно, чтобы оплатить твои расходы на следующие несколько лет. Если все пойдет по плану, я найду тебя.
Когда он вырывается из меня, в сердце открывается черная дыра, и моя грудь наполняется всхлипом.
Я даже не могу выразить протест, потому что человек в конце переулка делает шаг к нам.