Глава 18. Так что же изменилось?
Глава 18. Так что же изменилось?
Дверь подъезда уже давно закрылась, а Ярослав все еще смотрел вслед ушедшей Маше. Он и сам не мог понять, что же произошло в этот день, но это без сомнения перевернуло его мир и ощущения. Когда он озвучил ей свое желание встретиться, предполагал совершенно иное: свидание, прогулка — да что угодно, чтобы пообщаться и понять, что же между ними происходит, к такой встрече он бы подготовился.
Но мы предполагаем, а судьба располагает — вот уж поистине верно. К появлению Маши в больнице он не был готов. А чего и вовсе не ожидал, так ее участия, поддержки и той доверительности, с которой она поведала ему о себе, своей семье. Его Льдинка-колючка оказалась совершенно не такой, какой пыталась быть с ним на протяжении всего их знакомства. Ярослав улыбнулся собственным мыслям, когда в очередной раз вспомнил сегодняшний день. Он никак не мог решиться подняться наверх, хотя и знал, что должен был сделать это. Мама не давила на него, предоставив свободу выбора, а он этот выбор никак не мог сделать. В нем продолжали бороться чувство долга и обида. Хотя… Кого он обманывал? Едва только узнал о случившемся, сразу же собрался обратно в Москву, даже оставил триумфальное шествие в рядах команды на церемонии закрытия. Ему тогда это казалось совершенно неважным. Важно было успеть домой, увидеть отца. Потому что боялся худшего. После звонка Алины перевел деньги не раздумывая. Все, что накопил на первоначальный взнос на собственную квартиру, без тени сомнения пустил на лечение отца, хоть даже и не знал, какая сумма требовалась. А эта женщина — его новая жена — еще что-то там твердила о возврате долга… Да ему все равно было, что она там подумала. Что и как хотела вернуть… Ему отца хотелось вернуть. Своего отца. Как подумал, что больше никогда его не увидит, сразу в голове что-то переключилось. Столько всего промелькнуло перед глазами.
В пустую темную квартиру вернулся в совершеннейшем опустошении. Но, вопреки собственным ожиданиям, хотелось сесть и обдумать в одиночестве все произошедшее за день. Звук входящего сообщения на телефоне заставил его горестно вздохнуть — мама.
«Девушка, с которой ты сегодня был, — это она?» — далее ссылка на статью об отъезде сборной и фотография с тем самым поцелуем. Ярослав буквально завис, разглядывая их c Машей. Легкий поцелуй, но сколько в себе таил! Губы вновь стало покалывать от воскресших ощущений теплого прикосновения, вновь захотелось прижать ее к себе и не отпускать, ощущать ее рядом с собой, чтобы упиваться этим блаженством.
«Мам, к чему этот вопрос?»
Нужно было знать его маму — она тут же перезвонила. Однако из двух щекотливых тяжелых тем выбрала все же самую нежеланную.
— Я знаю, как тяжело тебе далось это решение, — начала она осторожно, — но все же ты молодец. Я тобой горжусь, сынок.
— Мам, не надо.
— Не знаю, изменит ли это отношения между вами или нет, но, без преувеличения, твоя помощь очень помогла отцу. Ему сделали серьезную операцию на сердце, теперь предстоит долгий курс реабилитации. А еще лекарства… Мы не смогли сразу набрать нужную сумму. Времени было мало, а операция требовалась прямо вот-вот.
— Почему мне сразу не сказала по телефону? — разозлился Яр, понимая, что счет был на минуты, а мать так и не решилась сказать ему лично, попросить о помощи.
— Не смогла. Знала, какие у вас отношения и…
— Вы уж из меня совсем монстра не делайте, — обреченно выдохнул Яр, прикрыв глаза руками и понимая, что все это время выглядел именно так. Неблагодарным эгоистом. — Да какими бы они ни были, ты должна была мне сообщить. А если бы и Алинка мне не рассказала? Если бы не успели?
В тишине он явственно расслышал тихие всхлипывания. Плакала. Мама плакала, признавая свою ошибку. Но и он тоже как никогда отчетливо видел свою вину перед отцом. За все эти годы. Они многое задолжали друг другу, и если бы они не успели, уже никогда не смогли бы наверстать упущенного.
— Как он?
— Еще пока не пришел в себя. Первые три дня самые важные, ему требуется постоянное наблюдение.
— Все будет хорошо, мам.
— Конечно же будет, — снова всхлипнула она, а Ярославу подумалось, были ли еще живы ее прежние чувства к отцу или это просто умело сохраненные хорошие отношения. — Он ведь всю игру за тебя болел. Переживал. Даже скорую не хотел вызывать, чтобы досмотреть, увидеть твою победу. Нисколько не сомневался в этом.
Ярослав промолчал. Каждое слово нещадно било по стыду и самолюбию.
— Ты мне так и не сказал. Та девочка… — Яр даже был благодарен, что мама сменила тему, пусть выбрала другую, не менее трудную для него.
— Мама, ее зовут Маша. И да, это та самая девочка, с которой ты видела меня на фото. Да, она приезжала поддержать меня на игры. Да, именно она была сегодня со мной, хоть я ужасно этого не заслуживаю, но за что ей очень благодарен. Пожалуй, это все, что можно рассказать о наших с ней натянутых отношениях.
Ярослав поставил телефон на громкий режим, открыл галерею и нашел сохраненное фото с рекламной сессии. «Хорошая фотография», — подумалось ему. Их поцелуй. Не первый, но уже не такой холодный. И даже не украденный. Как же разнились два их поцелуя. Тот первый был дерзким, нежданным, и хоть Маша была почти спиной к камере, вся ее поза, предельная собранность и натянутость говорили, насколько неожиданно для нее все произошедшее. И ту звонкую пощечину Яр все еще помнил. Даже усмехнулся сейчас, когда проворачивал в памяти все эти события. Так что же изменилось? Какого дьявола его так тянуло к ней и так хотелось повторения второго поцелуя, более сдержанного, но такого теплого?
— У вас с ней все серьезно? — вернул его в действительность голос мамы.
— Мама, — раздосадовано простонал он. Ох уж эта родительская опека и любопытство.
— Ты ни разу не говорил нам о ней. А потом мы видим ваши фотографии, статьи. Вы вдвоем в аэропорту, не стесняясь нацеленных на вас камер, она приезжает к тебе на игры. И в довершении ко всему вместе с тобой появляется в больнице. Да она руку твою просто не отпускала, держала так крепко, подбадривала. Я ведь знаю, что ты с самого утра был в больнице, только не поднимался…
— Давай закроем эту тему. Потому что нечего тут обсуждать. Не-че-го. От слова «ничего».
— Скажи мне только одно. Без нее ты бы поднялся в реанимацию?
Ярослав молчал. Сегодня он все уже сказал Маше: «Без тебя я бы не смог». Признался не ей — самому себе. Его появление в дверях больницы уже было сродни поступку, но сделать шаг дальше не хватало смелости. Он уже готов был броситься прочь, когда рядом с ним возникла Льдинка. Вот уж, поистине, за столь короткое время она стала его ангелом-хранителем, сумевшим помочь преодолевать собственную нерешительность. Когда он смотрел на нее, невольно вспоминалась та теплая новогодняя ночь в чужой незнакомой семье, в которой он ощутил себя дома, впервые за долгое время. Как же ему этого не хватало. И тем удивительнее было услышать от Маши, что эта семья была ей не родной. Люди, сумевшие взять чужого ребенка, полюбить и щедро одарить своей любовью, сумевшие подарить чувство единения и веры в себя и в людей! А он? Что сделал он сам ради того, чтобы и в его семье поселилась любовь и доверие? Быть может, настало время сделать первый шаг к этому, а не прятаться в темноте своих детских обид в ожидании солнца? Его солнце уже рядом — его маленькая Льдинка, с появлением которой все привычные вещи вдруг стали совершенно иными. Пусть это будет слишком эгоистично с его стороны, пусть покажется слабостью, но он хотел чувствовать ее рядом с собой, когда придет к отцу. В ее присутствии он черпал некую энергию, дававшую уверенность в своих действиях. Попросил несмело, а она согласилась. Молча провела с ним долгие часы пустого ожидания, удерживая его руку, словно понимала, насколько тяжело и все-таки важно для него было находиться здесь. Не задавала никаких вопросов ни в больнице, ни в машине по пути домой. Маша вела себя предельно тактично, даже как-то слишком тихо, хотя, возможно, это он сам слишком ушел в свои тяжелые раздумья, а она из вежливости не решалась потревожить его. Но что-то происходило и с ней самой — ну не могло же ему показаться. И ее дрожащие пальцы под его губами самое верное тому подтверждение.
— Без нее я бы вообще ушел, мам.
Ночь выдалась бессонной. Все какие-то мысли, воспоминания тревожили. Ярослав до самого утра глотал горький кофе, хотя душа требовала чего-то намного крепче. Нет, так дело не пойдет, решил он, нужно было заканчивать с самобичеванием. Холодный бодрящий душ привел мысли в порядок, после чего очередная доза крепкого кофе показалась даже приятней, не такой горькой. Оставался лишь один способ занять себя и не дать воспоминаниям и совести свести себя с ума. Упорные тренировки целый день, спортзал, массаж, потом снова тренировка на льду. Работа помогала забыться. Но снова возвращался вечер, а за ним и отчаяние. Бессмысленно промотавшись по городу, Яр позвонил матери, чтобы услышать, что пока все стабильно, но отец уже пришел в себя, хотя по большей части времени все еще спал из-за действия обезболивающих препаратов. Ужасно хотелось позвонить Льдинке и хоть ненадолго услышать ее голос, забыться в их шуточных перепалках, а может и просто поделиться тем, что беспокоило. Но на часах было уже начало одиннадцатого — не самое лучшее время для излияния своих тревог. Что ж, тогда снова физический труд, чтобы дома свалиться от усталости и забыться крепким сном.
Один единственный работавший прожектор неярко освещал только лишь пустую арену, оставляя трибуны в темноте. Ярослав не стал переодеваться, просто сел на свободное место в первом ряду, положив рядом с собой вещи и не спеша сменить ботинки на коньки. В столь позднее время никто его не потревожит, да и он никому не помешает. На лед он не торопился, просто сидел и предавался пустым мыслям, словно уходя в пустоту небытия. Самое ужасное состояние, когда невозможно ничего сделать и приходилось только ждать. Смеляков огляделся по сторонам. Может, зря он сюда приехал, зря позволял унынию взять над собой верх? Зря терял время, вместо того, чтобы постараться отдохнуть и готовиться к важным официальным мероприятиям, которые должны были последовать после возвращения сборной домой? Вопросы, снова одни вопросы, на которые он не мог дать сам себе ответов.
Негромко хлопнула дверь, и Яр невольно напрягся. Он сидел далеко от освещенного прохода, и разглядеть его в этой темноте вряд ли можно было. Зато ему было очень хорошо видно и проход, и позднего гостя. Эхо разносило по залу неспешные шаги. И лишь только у самого бортика все затихло. Ярослав, затаив дыхание, наблюдал. Маленькая хрупкая фигурка робко стояла у самой кромки льда, но никак не решалась на последующий шаг: то ли отступить, то ли взойти. Казалось, она боролась сама с собой, не решаясь принять важное для себя решение. Черная грациозная пантера с белыми коньками в безвольно опущенных руках. Только вот медлительность ее была совсем не от предвкушения танца, а, наоборот, от нерешительности.
Оставаться и дальше на своем месте стало просто невозможно. Ярослав осторожно поднялся. Несколько тихих шагов — и он уже стоял вплотную, имея возможность дотянуться и окунуться в аромат легкого цветочного аромата.
— Ах, — Маша от неожиданности отпрыгнула в сторону, напрягшись, но едва разглядела нарушителя своего спокойствия, выдохнула. — Боже, как ты меня напугал. Никогда больше так не делай.
Прежний Смеляков бы обязательно взял это на вооружение, но теперь… теперь ему хотелось крепко прижать к себе эту девочку и успокоить, дать понять, что с ним ей ничего не должно быть страшно.
— Извини, — только и смог произнести он виновато. — Я думал, ты меня слышала. Уже так поздно, что ты здесь делаешь? Тебе же нельзя еще на лед, слишком рано.
— Сама не знаю, — с печальной улыбкой ответила она, рассеянно указывая на свои коньки. — Думала, немного потренируюсь… Хотя бы просто встану на коньки. Но…
— Но? — спросил Яр, видя, как колеблется Маша.
— Боюсь, — прошептала она. — Представляешь, боюсь. После этой травмы… Смотрела на выступления девочек на Олимпиаде, и понимала, что больше не смогу так.
— Глупости какие, — Ярослав даже нахмурился, сердясь за эти речи. — Бережная вон после какой травмы вернулась.
— У Бережной вон какой партнер был рядом. А я даже на лед боюсь встать.
— Я рядом. — Яр протянул ей руку, и пока Маша решалась, он терпеливо держал протянутую ладонь и смотрел ей прямо в глаза. Возьмет или нет, согласится ли на его поддержку? И не сдержал улыбку, когда холодные от волнения пальцы коснулись его ладони.