Глава 21. Ты смогла
— Нервничаешь? — легкое прикосновение к плечу заставило Ярослава немного отвлечься.
— Есть немного.
Нет, он до сих пор не мог поверить, что согласился на эту авантюру. Приводил тысячи доводов против, но все же один единственный довод «за» пересилил — это возможность побыть еще с Машей. К тому же мысль о том, что кто-то другой, а не он, будет касаться ее, приводила в бешенство. Боже правый, да он никогда не замечал за собой подобных эмоций, но сейчас понимал, что это была чистейшей воды ревность.
Уж какими правдами-неправдами удалось уговорить тренера, но все сложилось просто идеально: и согласие, и домашняя игра команды на запланированный промежуток тренировки и выступления, и даже «окно» в графике Маши. У них было всего три дня, точнее ночи, чтобы отработать вместе с Мартусовым заготовленную для их пары программу, и они практически безвылазно разучивали, привыкали друг к другу, притирались. Однако теперь уроки азов фигурного катания проходили намного приятнее, в отличие от самого первого раза, с которого и началось их знакомство. Особенно ему нравились совместные падения, когда можно было без зазрения совести сгребать в охапку веселящуюся Машу и обниматься с ней у всех на глазах. Ярослав внимательно слушал, пытаясь понять суть простых для профессионалов вещей и движений, а затем повторял, повторял, падал и снова повторял, пока навык не доводился до автоматизма. И помощь Маши была просто неоценимой в такие минуты. А он… он просто любовался ею, глядя, как заливисто она хохочет над его неуклюжими попытками выполнить новую связку и нелепыми приземлениями, и как светятся счастьем ее глаза, когда у них все получается. Это ли не лучшая награда за риск, на который он пошел. Ради нее.
«Ребят, давайте попробуем верхнюю поддержку? На поднятых руках. Будет очень эффектно», — София Марковна, также присутствовавшая на репетиции, долго изучала их катание и предложила эту комбинацию.
«Нет», — категорично произнес Ярослав тогда, помня откровения Льдинки о своей неудаче в попытках парного катания. Он не хотел подвергать ее риску и заставлять вновь возвращаться к своим страхам.
«Да», — ответила Маша уже чуть позже, обдумав его отказ, уверенно глядя ему в глаза с полнейшей собранностью. Ее страхи так никуда и не ушли, но, черт возьми, она делала это ради него. Тем самым она делала шаг к нему навстречу, показывая, как сильно ему доверяла. И Ярославу очень хотелось уверить ее, что с ним ей не стоило бояться, он ни за что не причинит ей вреда.
Но ничего у них не получалось. Легкие элементы проходили на ура, парные вращения вышколены до автоматизма, Маша даже освоила элементы вращений, но ее страх никак не давал ей раскрыться, позволить партнеру поднять высоко и отдаться короткому триумфу полета надо льдом. В самый последний момент Маша обрывала попытку верхней поддержки, и Ярослав видел, как колотило ее в такие моменты. Ему хотелось прижать ее к себе, успокоить, но эта чертова дистанция…
Видя, что верхние поддержки не идут, выход нашла София Марковна, рискнувшая исправить свою оплошность и предложить им на замену тодес. И пусть легкостью новый элемент не отличался, но в нем была исключена высота, которую так боялась Маша, а крепкие руки партнера вселяли уверенность, что он-то точно никогда не позволит ей выскользнуть из его рук. Программа претерпела незначительное изменение, но в результате была отработана просто до идеала. Только Маша и Ярослав потом втихаря еще упрямо пытались отрепетировать сложную не поддававшуюся поддержку, но все так же тщетно.
«Отпусти свои страхи, — просил Ярослав на последней вчерашней репетиции, держа Машу за руку и глядя прямо в глубину ее глаз. — Я тебя не отпущу. Никогда. Верь мне, просто доверься».
«Не могу. И хотела бы, но не могу. Этот страх сильнее меня».
Оторвавшись от изучения программ своих соперников, Ярослав обернулся и встретился с самой теплой, самой милой из всех улыбок. Маша заботливо расправила ворот его рубашки, приглаживая и так идеально выглаженную и великолепно сидевшую по плечам ткань, после чего взяла его за руку.
— Да ты и сама нервничаешь, — легонько щелкнул ее свободной рукой по носу, отчего она зарделась. — У меня для тебя что-то есть.
Видя, как ее глаза удивленно распахнулись, Яр лишь усмехнулся.
— Пулька! — радости в голосе Маши не было предела, едва только талисман оказался в ее руках. — Я про нее и забыла, пока соревнований не было. Вот видишь, что я тебе говорила, она, действительно, приносит удачу.
— Пусть и сегодня постарается для нас. Держи.
— Оставь пока ее у себя, мне некуда спрятать.
Стоять и ждать своей очереди было ужасно тяжело. Особенно когда номера других участников были перед глазами. Программы были разными, как и уровень пар. Кто-то показывал уверенное катание на коньках, а кто-то выдавал такие немыслимые кульбиты, что волнение стремительно уходило в верхние виражи. Нужно было собраться и не думать ни о ком и ни о чем другом. У них с Машей была своя программа, и если верить Софии Марковне, которая не пропустила ни одной из тренировок, номер их был наполнен своими непередаваемыми эмоциями, которым не возможно было не поверить.
Вышли на лед вместе, держась за руки. Это успокаивало. Им обоим было важно чувствовать друг друга, настроиться, поделиться уверенностью. Странно, за эти несколько дней они стали еще ближе друг другу, и не было ничего более правильного как идти вот так рука об руку. У них получалось очень слаженно, даже как будто профессионально, не было скованности в движениях и пауз между связками. По видеозаписям с тренировок Ярослав мог оценить всю красоту и эмоциональность номера, и сейчас хотелось донести все это и до зрителей. Маша — сама нежность, и сейчас не стесняясь выражала ее на льду, выражая через прикосновения, легкий наклон или поворот головы, взмах руки или стремительное падение в его руки. Если бы только все могли видеть ее взгляд… Хотя нет, этот взгляд он не хотел делить ни с кем — он был только для него.
Они готовили совершенно иную программу для этого дня. Легкую, зажигательную, немного озорную. Но произошедший вчера разговор что-то изменил в них обоих.
«Подписал контракт на следующий сезон».
«Уезжаешь?»
«Да, как только этот сезон доиграю. — И в ответ лишь тягостное молчание да потупленный, спрятанный взгляд. — Мое предложение все еще в силе».
«Мой ответ все еще тот же».
«Приедешь?»
«Это нечестный вопрос… Я буду приезжать».
«Я буду ждать».
Редкие встречи урывками в Москве вскоре и вовсе сойдут на нет. Все, что им останется — это лишь разговоры по видеосвязи в недолгие моменты отдыха или между тренировками. Между ними останется лишь недосказанность. Они вдвоем выбрали красивую и очень эмоциональную песню «Я не могу сказать тебе». Просто услышали ее по дороге домой после одной из вечерних встреч, но в этот раз поняли, что ставить номер будут только под нее. Именно сейчас слова по-другому зазвучали для них. И пусть им пришлось в спешном порядке перекраивать свой номер, пусть они провели едва ли не сутки на льду в тренировке, пусть все тело болело от невыносимой напряженности и от падений, но этот номер они покажут. Этот номер станет их признанием друг другу.
Ярослав сегодня видел перед собой другую Машу: раскрепощенную, свободную, притягательную. Сегодня он стал частью ее мира, разделил с ней ее страсть и понимал, что просто не имел права подвести ее, подорвать веру в него. Ему нравилась ее кошачья грация. Нравились ее прикосновения. Нравилось держать в своих объятиях, кружить на руках по льду. Он смотрел на нее и не мог понять, когда же разрушилась та ледяная стена, что разделяла их, и эта Льдинка стала так дорога ему. Когда она смотрела на него так, как сейчас, глазами, полными огня и чувственности, его кровь закипала от желания. Ему было мало, чертовски мало этих крох времени, этих маленьких встреч и урывочных разговоров по телефону. Ему было мало возможности просто прикасаться. Ему было мало ее сдержанных поцелуев приветствия. Он хотел сломать все те ледяные остатки, что еще не давали им быть вместе. Сломать все те предрассудки, что невидимым барьером давили на Машу. Ему хотелось видеть ее такой же раскрепощенной и счастливой не только в стихии льда, но и в жизни, в их отношениях.
Черт, да он только ради нее согласился на всю эту авантюру. Ради нее выучил все эти немыслимые вращения, поддержки. Его сердце замирало, когда она доверчиво вверяла себя в его руки, хоть боялась до ужаса. Но он не позволит себе уронить ее — как бы не так! Она как хрупкий цветок, который хотелось оберегать. Сжимать ее в своих объятьях, пусть даже ненадолго, чтобы потом отпустить, — сущее счастье и наказание. Желать и останавливать себя.
«Если я уйду, то не навсегда.
Ты мне только верь — это я прошу тебя».
Ярослав протянул Маше руку, глядя ей в глаза. Самое настоящее сумасшествие. Десятки неудач, но сегодня он готов был попробовать еще раз. Поймет ли его? Решится ли? Чуть заметно кивнул. И в глазах ее увидел решимость. Приблизилась, не сводя с него взгляда, в котором читалось «ДА». Поняла. Ее руки на его плечах, ищущие поддержки… Сегодня все было иначе. Сегодня она поверила. В него. В себя. В них. Сегодня у них все получилось. И хоть от волнения сковывало мышцы, но свою Льдинку он удержит. Она была сильно напряжена, легкая дрожь предательски пронзила ее тело, но Маша справилась. Высокая поддержка над головой на прямых руках с вращением на льду — Ярослав и сам боялся, но никак не мог сплоховать. И у них все получилось. Это была ее огромная победа над собой.
Музыка утихла, а он все еще крепко прижимал к себе едва дышавшую Льдинку. Она улыбалась, он чувствовал это.
— У нас получилось, — тихо прошептала она ему, уткнувшись носом в шею, обнимая его в ответ, и, черт возьми, поцеловала. Жар ее губ опалил обнаженный участок кожи.
— Ты смогла. — Он поднял к себе ее лицо и осторожно поцеловал, помня о направленных на них камерах и стараясь сделать этот поцелуй незаметным и незначимым. — Ох, и прилетит же нам за этот полет!
Девушка рассмеялась и легонько толкнула его в плечо. Самая красивая женщина — счастливая женщина, и прекраснее Маши сейчас никого не было. Лед они покинули все так же — рука об руку. И теперь бы дождаться того момента, когда они останутся наедине… Чтобы спросить и услышать то, что хотелось.