АК
— Да, я такой, сучка! Ты хоть понимаешь, как тебе повезло, что ты отсасываешь мне?
Я рассмеялся над Виком, когда он сел обратно на свое место.
— Бл*дь, она мне почти весь лобок сняла своими гребаными зубами! Мог бы и прихлопнуть эту шлюху.
— Может, тебе, бл*дь, нужно подстричь свой куст, чтобы волосы на лобке не попадали ей в рот, ты когда-нибудь думал об этом?
— Отвали, — Вик покачал головой. — Я отрастил гребаный куст в стиле восьмидесятых и горжусь этим.
— Единственный, бл*дь, кто гордится, — сказал я. — Ты ведь знаешь, что если побреешься, твой член будет казаться больше? Волосы только скрывают истинный размер.
Рука Вика остановилась, напиток был почти у его рта, когда он посмотрел на меня.
— Правда?
— Это наука, брат, — я вскинул брови.
— Дерьмо! Тогда прощай, куст, это все, что я могу сказать.
Я смеялся, чертовски сильно смеялся над своим братом, пока он делал глоток своего пива. По его серьезному сосредоточенному выражению лица я понял, что он планирует подстричь свой гребаный куст, как только вернется домой.
— Как насчет тебя, Флейм?
Я посмотрел на брата поверх костра. Но он уже наблюдал за мной. Чертовы черные глаза буравили меня.
— Что? — спросил я, моя нахальная улыбка все еще была на лице.
Я увидел, как у него сжалась челюсть, а затем Флейм поднялся со своего места. Не оглядываясь, он выбежал с моего заднего двора и направился к своему дому.
— Что, бл*дь, с ним такое? — спросил Вик.
Я покачал головой и посмотрел в ту сторону, куда он ушел.
— Понятия не имею.
Я выпил остатки пива и открыл еще одно.
Вик потянулся в карман своей куртки и достал Зиплок (Ziploc — это марка многоразовых, повторно закрывающихся пакетов и контейнеров на молнии). Я прищурился, пытаясь разглядеть, что в нем было. Вик открыл пакет, и я увидел внутри ломтик ананаса. Он начал грызть фрукт. И тут я не сдержался. Я смеялся так, что у меня заболел живот.
— Что? — спросил он, запихивая в рот последний желтый плод.
— Это из-за того, что Ковбой сказал в грузовике?
Вик дожевал, затем вытер рот предплечьем.
— От этого моя сперма должна пахнуть тропиками и прочим дерьмом, я буду заказывать эту дрянь целыми ящиками, — он улыбнулся. — На самом деле, я чувствую потребность протестировать это. Хочешь пойти в клуб?
Я покачал головой.
— Надо остаться. Фиби завтра собирается к Ли и Каю. Она впервые увидит сестру с тех пор, как Иуда пытался распять ее в секте.
Вик поднялся на ноги.
— Хорошо. Тогда мы сможем отойти от этого дерьма и вернуться к нормальной жизни. Чертовски ненавижу эту неделю. Флейм не оставляет Мэдди, а ты не оставляешь Рыжую. Мне, бл*дь, скучно, когда вас нет.
Вик бросил свою пустую бутылку в урну.
— По крайней мере, эта сучка исчезнет из твоих мыслей. Мне не нравится, какой ты рядом с ней. Весь такой угрюмый и дерьмово выглядишь. По крайней мере, теперь ты придешь в норму.
Я подмигнул, улыбаясь, когда Вик покинул мой двор. Подождал, пока не услышал звук его мотоцикла, а затем сбросил свою гребаную улыбку. Я ссутулился на своем сиденье и провел рукой по лицу. Мой желудок сжался, когда я подумал о Фиби, лежащей на моей гребаной кровати.
Она брыкалась, когда я прижимал ее к себе, глаза в один момент горели яростью, а в другой — были потеряны, когда яд покидал ее вены.
Я подумал, не был ли и он таким. Интересно, выглядел ли он также, чертовски разбитым, но диким, когда громил спальню, требуя еще наркотиков? Была ли ему нужна уборка после этого, потому что он был слишком слаб? Слишком долбанутый, чтобы что-то делать, о чем-то думать, кроме как о следующей дозе.
Я зажмурил глаза, пытаясь прогнать эти мысли из головы. Звук открывающейся двери домика прорезал тишину ночи. Фиби вышла на веранду, закутанная в одеяло.
Я выпрямился, уронив пиво.
— Ты в порядке?
Я пробежался по ней глазами, чтобы убедиться, что она не пострадала.
— Да, — тихо ответила она и подошла к тому месту, где я сидел.
Я затаил дыхание при виде того, как она идет ко мне. Даже уставшая и слишком худая, эта сучка была сногсшибательна. Ее глаза были опущены, когда она нависла над сиденьем рядом со мной, тем самым, на котором сидел Вик.
— Можно? — она кивнула в направлении кресла.
— Да, — ответил я, и Фиби села.
Она поплотнее затянула одеяло вокруг своего тела.
— Тебе холодно? — спросил я.
Ночь была охренительно теплой.
Фиби подняла на меня глаза, перехватывая мое чертово дыхание.
— Меня бросает то в жар, то в холод. Сейчас я изо всех сил пытаюсь согреться, — она указала на пламя. — Я увидела тебя здесь и подумала, не поможет ли мне огонь.
Костер горел довольно сильно, и когда я смотрел на ее лицо, на оранжевые отблески пламени, отражающиеся на ее щеках, мне было трудно отвести взгляд. Прочистив горло, я сказал:
— Я слышал об этом. Невозможность регулировать температуру тела в течение некоторого времени. Последствия детоксикации.
Фиби одарила меня вымученной улыбкой.
— Я подозреваю, что это так.
Она откинулась на спинку стула, и ее взгляд потерялся в огне. Я закурил и сам уставился на пламя. Прошло совсем немного времени, и я почувствовал, что Фиби смотрит на меня. Когда я повернулся и поймал ее взгляд, ее голубые глаза изучали меня, словно препарируя каждую черту моего лица.
— Что? — спросил я.
— Ты ведешь себя с ними по-другому.
Я нахмурил брови.
— С кем?
— С твоими друзьями. Теми, что были здесь сегодня вечером.
— Ты наблюдала за нами? — спросил я.
Ее щеки запылали от смущения.
— Мне нужно было попить воды и подышать свежим воздухом. Но когда я увидела их с тобой, то решила подождать, пока они уйдут. Я… Я не готова видеть никого… никого, кроме тебя.
Ее губы изогнулись в уголках, когда она произнесла это дерьмо, и Господи, если моя грудь не сжалась от этого. Но это точно произошло, когда она наклонилась в мою сторону, ее лицо было так чертовски близко к моему.
— Ты смеялся и шутил. Ты был игривым и дурачился.
Я хотел рассмеяться, сказать ей, что именно таким я и был на самом деле, но эта сучка не смеялась. Она даже больше не улыбалась.
— Ты носишь маску, АК.
Она наклонила голову в сторону, в то время как мое сердце ударялось о грудную клетку и не унималось.
— Ты смеялся и шутил, но твои глаза… — Фиби протянула руку и провела пальцами указывая на них. — Твои глаза оставались затравленными. Ты видел что-то, и даже, когда ты веселишься, видение этого не уходит.
Я застыл, чертовски неподвижно. Фиби опустила глаза, затем села на свое место и уставилась на огонь.
— Я наблюдала за тобой и размышляла, почему ты изображаешь из себя двух людей. И думаю, нашла ответ — потому что ты хочешь найти счастье в той обуви, которую сейчас носишь, — она повернулась ко мне и впилась в меня своими голубыми глазами. — Не в той обуви, которую ты когда-то носил. Та, что причинила тебе боль, натерла мозоли на ногах и сердце… навсегда.
— Да? — ответил я, мой предательский голос подвел меня, от ее меткости. — Откуда ты знаешь?
— Потому что только тот, кто ходил в похожей обуви, кто прошел по знакомому пути, может увидеть это.
Фиби согнула колени и провела руками по своим ногам. Они все еще были в порезах и отметинах, появившихся в городе-призраке.
— Эти шрамы поблекнут, но никогда не исчезнут. Так же, как и у тебя, АК. Игривость, которую ты проявляешь в компании своих друзей, сохранится, но твои глаза навсегда обнажат твою душу тому, кто по-настоящему узнает ее.
— Что ты видишь в моих глазах? — спросил я, моя гребаная кровь отхлынула от лица.
Мои чертовы ладони вспотели, пальцы дрожали, пепел от сигареты падал на джинсы.
— Кое-кто ищет благодати, — Фиби рассмеялась смехом, в котором не было ни капли юмора. — Незнакомые с нашей болью люди, те, кто еще не был брошен на ту же каменистую дорогу, не узнают в тебе попутчика, отчаянно ищущего то, что лежит в конце пути, — она глубоко вздохнула. — Прощение. Но те из нас, кто уже прошел много миль по этой дороге, увидят тебя. Мы увидим в тебе родственную душу.
Она не давила на меня. Она не спросила, что я могу скрывать. Нет, она просто вскрыла мою чертову грудь, обнажила мою душу, а затем выставила ее на обозрение своим голубым глазам.
Руки Фиби вылезли из-под одеяла, и она протянула ладони к огню. Я увидел, как ее глаза переместились на руки, а затем она издала один смешок.
— Мои веснушки. Мои миллионы веснушек выделяются на фоне бледной кожи, как неоновый свет в отблесках этого огня, — она пожала плечами. — Они мне всегда не нравились, — она провела рукой по лицу. — Особенно те, что на моем лице. Я чувствовала, что они портили мою внешность. Заставляли меня выделяться из толпы.
Конечно, бл*дь, они это делали. Она выделялась на целую милю. Но не в плохом смысле. После недели, проведенной с ней в одном доме, я был уверен, что она была самой сногсшибательной сучкой, которую я когда-либо видел.
Я посмотрел на ночное небо, потом снова на Фиби.
— Посмотри наверх.
Фиби перевела свой взгляд на меня.
— Посмотри на небо, — сказал я снова.
Она посмотрела. Я наблюдал, как на ее губах появилась чертовски огромная улыбка.
— Там так много звезд, — прошептала она.
— Представь себе небо без них.
Фиби посмотрела на меня в замешательстве.
— Зачем мне это делать? Звезды ведь делают небо таким красивым. Из-за них люди любят на него смотреть. Чтобы увидеть их красоту.
— Думай о своем лице, как о небе. Веснушки, как звезды, только усиливают впечатление от зрелища.
Глаза Фиби расширились настолько, что ресницы практически прижались к бровям. Она моргала, бл*дь, просто молча моргала, заставляя меня чувствовать себя гребаным идиотом. Затем ее глаза заблестели.
— Спасибо, — прошептала она, как будто никогда в жизни не получала комплиментов.
Но это была правда. Я не мог представить это чертовски красивое лицо без веснушек так же, как не мог представить ночное небо без звезд.
— АК? — спросила она несколько минут спустя.
— Ммм?
— Я должна покинуть тебя завтра?
Мой желудок перевернулся. Меня скрутило от одной мысли о том, что она уйдет, и не в мою постель.
— Да. Тебе нужно снова увидеть свою сестру. Не хотел привозить ее сюда, когда ты была в таком состоянии. Теперь тебе лучше, пора бы ей знать, что ты в безопасности.
Фиби сглотнула, затем заставила себя улыбнуться.
— По крайней мере, ты снова будешь спать. Я заметила, что всю неделю тебе удавалось поспать не больше пары часов за ночь. Твоя кровать, свободная от меня, снова вернет тебе мирный сон.
— Я и так мало сплю, Рыжая, — сказал я и почувствовал истинность этого факта до самых костей.
— Еще одна причина, по которой ты похож на меня, — сказала она. — Тебе нужно спать, но ты ужасно боишься того, что ждет тебя в темноте.
— Что-то вроде того.
— Да, — только и сказала она, закончив разговор.
— Здесь очень красиво, — добавила она позже, жестом обводя двор. — Так спокойно. В окружении деревьев, которые защищают и оберегают тебя.
Она замолчала, затем посмотрела вниз на свою руку, протянула ее и взглянула на меня.
— Я кое-что помню, — сказала она, ее голос дрожал. — Мы были в лесу. Ты сказал мне держаться.
Фиби переместила свою руку к моей на подлокотник моего кресла.
— Ты накрыл мою руку вот так, — она положила свою руку на мою. — Да, — тихо сказала она. — Вот так. Ты сказал мне, что пришел за мной. Но я должна была просто подождать еще немного, — ее глаза встретились с моими. — Я попросила тебя остаться со мной, подержать меня за руку.
Фиби пропустила свои пальцы сквозь мои, и мое сердце остановилось, как будто я был чертовым ссыкливым ребенком.
— Ты соединил их так крепко, так прочно, что это помогло мне пережить боль, — глубокий вдох. — Ты помог мне пережить боль, пока мы сидели на мягкой траве.
Фиби вдохнула, глаза закрылись. Открыв глаза, она сказала:
— Кожа. Когда моя голова лежала на твоем плече, я чувствовала запах твоей кожаной одежды. Я чувствовала твое благородство, твое уверенное присутствие.
— Ничего этого не было, — сказал я, не желая, чтобы она убирала свои чертовы руки.
Я уставился на ее ладонь в своей и был готов поклясться, что никогда в своей жалкой жизни не чувствовал ничего подобного.
— Возможно, это был ангел в моих снах.
Я посмотрел на ее лицо.
— Да, — сказала она, ее лицо было воодушевленным, как будто она только что что-то поняла. — Ангел, замаскированный под дьявола. Дьявольский мужчина с ангельскими глазами. Добрыми глазами…
Добрые глаза. Опять эти чертовы слова.
— Это не имеет смысла, Рыжая, — прохрипел я.
— Для меня имеет, — ответила она, все еще наблюдая за нашими руками.
— Ты помнишь что-то еще?
Я пожалел, что спросил об этом, потому что, когда это сделал, ее рука соскользнула с моей, и она обхватила обеими руками свои согнутые ноги.
— Нет, — она глубоко вздохнула. — Больше ничего. Только черная пустота. Есть проблески, но, как и ты в лесу, я не знаю, являются ли эти воспоминания реальностью или плодом моего воображения.
Она потерла глаза.
— Время и память были украдены у меня. Хотя я знаю, что воспоминания будет трудно пережить, я бы хотела, чтобы они не были скрыты. Лучше знать, не так ли? Даже если правда может принести больше вреда, чем пользы, — губы Фиби сжались. — Ложь — дело рук дьявола. Ложь. Все, что я когда-либо знала, было ложью.
— Со временем ты сможешь их вернуть, — сказал я, и Фиби зевнула.
Она улыбнулась в ответ, но я видел, что с нее хватит разговоров. Поплотнее закутавшись в одеяло, она поднялась на ноги и повернулась к двери. Но, прежде чем уйти, она остановилась передо мной. Взяв мою руку в свою, она сказала:
— Я благодарна тебе за то, что ты для меня сделал.
Я кивнул, не зная, как воспринять этот чертов комплимент. Фиби наклонилась и поцеловала меня в макушку.
— Я всегда буду смотреть на свои веснушки и на звезды с новым осознанием. Спасибо тебе.
После этого она вернулась в дом.
Когда дверь закрылась, я глубоко вздохнул. И пока продолжал сидеть, обдумывая все, что она сказала, я чувствовал себя разорванным на части. Никто. Никто, бл*дь, ни один человек не читал меня так. Как гребаную книгу. Чертова Рыжая с ее большими голубыми глазами и миллионом веснушек.
Я откинул голову и посмотрел на звезды. Я знал, что больше никогда не увижу их такими, какими видел раньше. И был этому рад, потому что завтра она уйдет, и все, что у меня останется от нее, будут звезды.
Звезды и шрамы на моих ногах. Шрамы, которые были скрыты, которые были приобретены на пути к благодати. Но, по крайней мере, я мог утешиться, зная, что у нее они тоже есть.
Впервые за долгое время я не чувствовал себя таким чертовски одиноким. И все из-за Рыжей.
Рыжей и ее гребаного лица с веснушками.