Фиби
Я проснулась под уже знакомые звуки щебетания птиц и шелеста листвы на ветру. Едва открыв глаза, я приготовилась к недомоганию, к изнеможению, которое чувствовала каждый день с момента нашего приезда, но, ощутив лишь приглушенные оттенки этой боли, улыбнулась с облегчением.
Два дня я то и дело засыпала. Спала, ела, принимала душ, потом снова спала. За это время я очистила организм больше, чем когда-либо думала смогу это сделать, и постепенно мне становилось лучше. Легче дышать, легче ходить, легче говорить. Все казалось… легче. Тяжесть в груди было легче переносить.
Я приняла душ и оделась в свое любимое платье, которое АК прихватил для меня, оно было оливкового цвета. Проведя расческой по волосам, я вышла на улицу, где, знала, найду АК. С момента нашего приезда он проводил большую часть времени на улице. Казалось, что ему невыносимо находиться в этом доме. Иногда, когда я просыпалась посреди ночи, чтобы сходить в туалет, то видела его снаружи, бодрствующим в кресле у костра. Он не спал.
Сейчас он сидел за столом в стороне от дома. Рядом с ним стоял большой ржавый сундук, а на столешнице было разбросано несколько кусков черного металла и пластика. Его волосы были убраны с лица и завязаны в пучок. Не могу вспомнить, чтобы когда-либо раньше видела его лицо так четко. Он был полностью сосредоточен на деле и с мучительной тщательностью очищал куски, лежащие перед ним. Подойдя к тому месту, где он сидел, я увидела, как он перевел взгляд своих карих глаз на меня.
— Выглядишь лучше, — сказал он и продолжил чистить маленький кусок металла, который держал в руках.
— И чувствую себя лучше.
Я посмотрела на сундук. Он был до краев заполнен предметами, которые, как мне показалось, я узнала. На каждом лежал толстый слой пыли.
— Это оружие? — спросила я в замешательстве, удивляясь, почему у него его было так много.
АК перестал чистить, но не смотрел мне в глаза.
— Ага.
— Они выглядят старыми, — сказала я, желая, чтобы он заговорил, нуждаясь в какой-то форме разговора.
Он был таким тихим и подавленным с тех пор, как мы приехали сюда. Я не очень хорошо его знала, но чувствовала, что обычно он не был таким.
АК пожал плечами.
— Им лет пятнадцать-двадцать. Некоторые поновее, лет семи.
Выражение его лица было напряженным, как и мускулы. Он был одет в черную футболку и темные джинсы. Когда он возобновил чистку, я позволила своим глазам просканировать его кожу. У него было так много татуировок, и они могли похвастаться множеством различных изображений. Больше всего выделялось большое изображение пистолета, не слишком отличающегося от того, который он чистил.
— Ты любишь пистолеты?
Уголки губ АК приподнялись.
— Можно сказать и так.
— Почему ты считаешь это забавным?
АК положил последний кусок металла, который чистил, а затем с головокружительной скоростью начал соединять все части вместе. Его взгляд был сосредоточен на задаче, губы поджаты. Даже когда прядь волос выпала из его пучка, он не отвлекся. Казалось, за несколько секунд случайные металлические осколки, которые когда-то валялись на столе, превратились в пистолет. АК потянул что-то на верхней части устройства, и оно с щелчком встало на место. Он положил его на стол и откинулся на спинку стула, глубоко вздохнув.
— Это было… впечатляюще.
Не могла не улыбнуться. Никогда раньше не видела ничего подобного.
Внезапно смутившись, АК опустил глаза, но я заметила, как на его губах промелькнула улыбка.
— Знаешь, как он называется?
Я покачала головой.
— Вообще ничего не смыслю в оружии. Ученики пророка носили его с собой в общине, но женщины не прикасались к нему. Оно только для мужчин.
— Во-первых, — он поднял палец, — оружие не только для мужчин. А во-вторых, это автомат, и он называется — «АК-47».
АК-47. Ко мне пришло осознание.
— АК, — сказала я, чувствуя себя так, словно только что разгадала огромную тайну. — Тебя назвали в честь… автомата?
Я была в замешательстве.
Кто мог так поступить с ребенком?
— У меня есть имя, Фиби. АК просто стало моим прозвищем у Палачей. Потому что я хорошо обращаюсь с оружием. Старик Стикса видел, как я стрелял, и родилось мое дорожное имя.
— Поэтому у тебя так много оружия, потому что ты хорошо им владеешь?
Он кивнул, но сдержанно, как будто это была еще не вся история.
— Так как твое настоящее имя? — спросила я.
АК неловко заерзал на стуле.
— Ксавьер. Ксавьер Чарльз Дейерс.
— Ксавьер.
Я улыбнулась. Мне понравилось, как это прозвучало из моих уст.
— Мне нравится это имя, — еще раз повторила его про себя. — Я предпочитаю его имени автомата.
— Но я больше не тот человек, так что теперь зовусь АК. Подходит к тому, кто я сейчас. Ксавьер умер чертовски давно.
— И кто же ты теперь? — спросила я, сбитая с толку тем, какой мрачный оборот принял наш разговор.
— Палач. А не Ксавьер долбаный Дейерс.
АК наклонился, явно заканчивая разговор, и достал из сундука еще одно оружие. С той же скоростью, с какой он собрал предыдущее, он разобрал это на части. Я молча наблюдала, как он быстро чистит его и собирает обратно. Он положил его, и я увидела, что на одеяле по другую сторону его ног лежит куча блестящего оружия.
— Тебе нравится стрелять?
Мой вопрос остановил его движения.
— Да. — Он склонил голову набок. — А тебе?
Я рассмеялась. Ничего не могла с собой поделать.
— Не знаю, — пробормотала я. — Никогда раньше даже не держала его в руках. И понятия не имею, с чего начать.
АК взял автомат из кучи рядом с собой и положил его передо мной. Я уставилась на большое оружие и поморщилась.
— Не знаю, как управлять такой штукой.
АК взял в руку еще один автомат.
— Тогда я тебе покажу.
Он поднялся на ноги, и вся неловкость, которую он испытывал несколько минут назад, казалось, исчезла. Он стал уверенным в себе с автоматом в руке, преобразился. АК поднял оружие, который хотел, чтобы я использовала.
— Пойдем со мной.
Я поднялась и последовала за его удаляющейся фигурой. АК прошел между деревьями и остановился на краю небольшого поля. Вдалеке стояли пять деревьев, к каждому стволу была прикреплена ярко раскрашенная деревянная табличка.
— Мишени, — сказал АК, словно прочитав мои мысли. — Ты целишься, стреляешь и пытаешься попасть в одну из них.
— Это невозможно.
— Вовсе нет, Рыжая. Тебе просто нужен хороший учитель.
Я обернулась с улыбкой на губах.
— Ты и есть тот самый хороший учитель? — подразнила я.
Его глаза вспыхнули от улыбки на моем лице и юмора в моем голосе.
— Чертовски хороший, — он подошел ближе и взял меня за руку.
Его ладонь и пальцы были шершавыми на моих.
«Он много работает руками», — подумала я.
Внезапный образ этих рук на моей груди врезался в мой разум. Последовали новые воспоминания — о его ладонях, обхвативших мою задницу, когда он входил в меня, пальцах, поглаживающих мой центр, прежде чем скользнуть внутрь и заставить меня стонать от удовольствия.
Мои щеки вспыхнули при воспоминании, и когда я подняла глаза, АК приблизился, пока не оказался всего в паре сантиметров от меня. Он положил палец мне под подбородок и приподнял лицо.
— Почему ты так покраснела, Рыжая? — Он провел пальцем по моей щеке. — Как будто все твои гребаные веснушки объединились в пятна.
— Ненавижу свои веснушки, — уклоняясь от правды, ответила я.
Это была жалкая попытка отвлечь его, поэтому я замолчала, в то время как он наклонился еще ближе, его горячее дыхание коснулось моего лица, и он сказал:
— А я чертовски их люблю.
Я сглотнула, чувствуя, как мои соски затвердели, а дыхание стало прерывистым.
— Ты их любишь?
— Мхм, — пробормотал он и подошел еще ближе.
Мне пришлось сдержать стон, готовый сорваться с губ, когда я почувствовала, как выпуклость в его джинсах затвердела. У меня перехватило дыхание, а на губах АК появилась медленная усмешка. Он поместил автомат между нами и положил мою руку сверху.
Когда он отступил назад, у меня закружилась голова от жара. Положив руки мне на плечи, он повернул меня лицом к мишеням. Его губы приблизились к моему уху, пока он стоял за моей спиной.
Я вздрогнула.
— Сосредоточься, — сказал он тихим голосом.
Я закрыла глаза.
— Мне… Мне трудно сделать это, когда ты так близко.
Глубокий грубый смех АК рассек воздух. Он не ответил, но вместо этого поднял автомат выше, положил одну мою руку на рукоятку автомата, а другую — на кнопку.
— Спусковой крючок, — сказал он, водя кончиком пальца по гладкому металлу.
— Ствол.
Он провел пальцами по моей руке, лежащей на нижней стороне автомата, и убедился, что ствол у меня прямо под рукой.
— Держи его крепко, вот так.
АК провел рукой по моим волосам, направляя мою голову ладонью. Еще одно воспоминание мелькнуло у меня перед глазами. Я между его бедер, стоя на коленях перед его мужским достоинством. Я сглотнула, внезапно ощутив его вкус на языке.
— Ты снова покраснела, — подразнил он, его губы скользнули по мочке моего уха.
— Я… кое-что вспомнила, — призналась я, задыхаясь, и позволила своему разуму показать мне, что было дальше.
Я забралась к нему на колени и медленно скакала на нем верх-вниз, его руки блуждали по моим ягодицам и бедрам.
— Да, и что же? — зарычал АК.
— Ты и я, — сказала я. — Возле твоего дома.
Я повернула голову, пока мои губы не коснулись его губ. Мы дышали, разделяя один и тот же воздух, теплый, потом горячий.
— Ты обладал мной.
Моя грудь тяжело поднималась и опускалась. АК усмехнулся мне в рот и провел языком по моим губам. Я застонала от этого ощущения, моя грудь болела.
— Нет, сучка.
Жар затопил мою сердцевину, когда он произнес:
— Это ты, бл*дь, обладала мной.
АК провел носом по моей щеке, а затем осторожно повернул лицом к деревьям. Его рука направила мою голову вниз, пока мои глаза не посмотрели через линзу на верхней части автомата. Его торс прижался к моей спине. Я чувствовала его повсюду. Внутри меня, позади меня, мои чувства выходили из-под контроля.
— Сосредоточься, — снова приказал он.
Моя спина выпрямилась, когда попыталась сделать так, как он просил. Я моргнула, увидев мишени на деревьях вблизи через прицел. Сняв мою руку со спускового крючка, он поднес ее к маленькому черному переключателю сбоку автомата.
— Предохранитель.
Он потянул мою руку назад. Автомат щелкнул, и он направил меня обратно к спусковому крючку.
— Совмести прицел с яблочком — центральной точкой на мишени. Подожди, пока твоя рука не станет неподвижной, и сделай выстрел.
Я сделала, как он сказал, почувствовав, как его рука сжала мой палец на спусковом крючке и позволила спокойствию пройти сквозь меня.
— Когда будешь готова, спусти курок.
Сосчитав до трех, я нажала на спусковой крючок. Громкий хлопок пули, вылетевшей из ствола, заставил птиц вокруг нас взлететь в небо. Но я едва заметила это из-за внезапной боли в плече. Я отшатнулась, а АК обхватил меня своими сильными руками, чтобы я не упала.
— Добро пожаловать в «отдачу», — сказал он и сухо рассмеялся.
Я моргнула, чтобы зрение сфокусировалось, затем посмотрела прямо перед собой. Был виден след от пули на первом дереве, ближайшем к тому, где мы стояли. Смех вырвался из моего горла, когда увидела, что не попала в намеченную цель — скорее, оторвала кусок от ствола. Не могла прекратить смеяться, на глаза навернулись слезы. Стараясь обрести самообладание, я держала оружие поближе к себе, но это было бесполезно. Давно так не смеялась… Не уверена, что вообще когда-либо это делала.
— Фиби? — спросил АК, но я слышала легкость в его голосе.
Он ослабил хватку, и я повернулась к нему. Он держал руки на моей спине, как будто еще не был готов отпустить меня.
— Выстрел.
Я фыркнула, что только усилило мой смех.
— Я даже и близко не приблизилась к цели.
Я откинула голову назад, когда меня захлестнула очередная волна веселья. Мое горло и грудь болели от смеха. Когда мне наконец удалось успокоиться, я вытерла глаза и посмотрела на АК. Он смотрел на меня, поджав губы, оставаясь неподвижным. Как только я собралась спросить его, что случилось, он шагнул вперед и толкнул меня спиной к дереву позади нас. Меня оцарапала грубая кора. Он выхватил у меня автомат и бросил его на землю. Затем губы АК впились в мои, его язык проник в мой рот. Я застонала, ощутив его вкус на своем языке, такой знакомый и такой желанный.
Его руки скользнули по моим бокам, удерживая меня неподвижно. Я почувствовала его твердость на своем животе и услышала его низкий стон, вибрация от его груди рикошетом прошла через мою. Мой центр стал влажным, когда АК прижался ко мне. Затем он оторвался от меня, задыхаясь и напрягая мышцы.
— Тебе нужно…
У него перехватило дыхание.
— Тебе нужно больше смеяться, Рыжая. Тебе это чертовски идет.
Мои руки дрожали, пока держали его твердые бицепсы. АК отступил назад, потом еще, срывая резинку с волос. Его темные волосы упали вперед, когда он поднял с земли автомат.
— Еще раз, — приказал он и вернул мне оружие.
Я хотела возразить. Хотела бросить автомат и вернуть АК к себе, почувствовать его язык и вкус во рту. Но потом мне пришло в голову.
Он остановился.
Ни один мужчина в моей жизни не делал этого.
— Стреляй, — сказал АК, его голос все еще был хриплым от желания.
Я подняла автомат и заняла позицию, которую он показывал мне раньше. Он постучал носком ботинка по моим лодыжкам.
— Шире. На этот раз тебя не отбросит так сильно.
Я сделала, как он сказал, направив автомат на цель, снова почувствовав АК рядом с собой. И когда я выпустила пулю, то улыбнулась тонким, интимным прикосновениям, которые он использовал, чтобы направлять меня. На этот раз я приготовилась к отдаче, радуясь, что твердо стою на ногах. А затем взглянула на дерево. Там была дыра в основании мишени.
— Я попала!
Он улыбнулся, и это зрелище лишило меня воздуха. Он был так красив, что у меня защемило сердце.
— Ты попала ближе к центру, чем раньше, но так ты не выиграешь никаких призов. Давай снова.
Так и прошел наш день. По крайней мере, до тех пор, пока я не устала и нам не пришлось возвращаться в хижину. АК готовил на гриле, а я развалилась в кресле. Когда мы поели, у меня совершенно не осталось сил, остатки алкоголя в крови все еще крали у меня энергию. Я откинула голову на подушки кресла и погрузилась в сон.
Когда я проснулась, солнце уже садилось, небо было окрашено в розовые и оранжевые тона. Я огляделась вокруг в поисках АК. Он сидел на том же месте, что и почти каждый день, только на этот раз перед ним стояли две пары черных сапог. Обе выглядели изрядно поношенными и обе были измазаны грязью. Зная, что он не заметил моего взгляда, я уже собиралась спросить, кому принадлежат эти сапоги, как вдруг заметила выражение его лица. Это была… грусть. Нет, это было недостаточно сильное слово, чтобы описать то, что выражало его лицо. Это было воплощение боли, лицо, искаженное такой печалью, что и мне стало больно.
Я наблюдала из темного убежища кресла, как он дрожащими руками взял одну пару сапог. Они были самой поношенной парой из двух. Когда он прижал их к груди и закрыл глаза, его плечи затряслись, я почти вскочила со своего места и подбежала к нему. Чтобы утешить. Чтобы убедиться, что с ним все в порядке.
Но не думала, что это будет приветствоваться. Поэтому я оставила его в покое. Молча наблюдая, как он несколько минут прижимал сапоги к груди, а потом осторожно положил их себе на колени. Он потянулся за тряпкой, и я увидела следы слез на его щеках.
У меня на глазах выступили собственные слезы. Он был таким грозным мужчиной, таким большим и сильным, что вид его плачущего был больше, чем я могла вынести. АК молча принялся чистить сапоги. Я прикрыла глаза, чтобы он поверил, что я сплю. Он методично чистил обе пары, пока они не заблестели. Когда он закончил, то так долго смотрел на них, что я забеспокоилась, что мне придется изображать сон здесь всю ночь.
Но потом АК поднялся на ноги. Он взглянул на меня, и я быстро зажмурила глаза. Я услышала, как он шагнул ко мне, почувствовала, как он остановился рядом со мной и присел на корточки. Я выровняла дыхание, пытаясь притвориться спящей. Он нежно провел рукой по моим волосам. Его теплое дыхание обдувало мою кожу. Затем, окончательно шокировав меня, он нежно поцеловал меня в щеку. Такой целомудренный, любящий жест. Сладость этого акта вызвала во мне бурю эмоций.
Эмоций, с которыми я не была знакома. Эмоций, которые я не понимала.
АК вернулся к столу. А я приоткрыла глаза, увидев, как он взял обе пары сапог в руки и медленно подошел к входной двери. Он наклонился и поставил одну пару на коврик на полу. Затем, более осторожно, почти благоговейно, положил вторую на противоположную сторону коврика. Он стоял и смотрел на сапоги. Они выглядели так идеально расположенными у двери, как будто оба жильца счастливо жили в этом доме. АК толкнул дверь и закрылся внутри. Подождав несколько минут, прежде чем двинуться с места, я посмотрела туда, где он сидел, и увидела, что все оружие теперь начищено, как и сундук. Я подошла к двери.
Присев на корточки, я уставилась на две пары сапог. Позволила своим пальцам скользнуть по полированной коже. Они были такими чистыми, что я почти видела свое отражение в лучах заходящего солнца. Сапоги были идентичны во всех отношениях, за исключением того, что одна пара была больше другой.
Я догадалась, что обе они не могли принадлежать АК. Мои брови сошлись на переносице, когда я задалась вопросом, кому могла принадлежать другая пара. Услышав звук закрывающейся двери, я вошла внутрь. Дверь комнаты АК была закрыта. Я села за стол на случай, если он снова появится. Хотела убедиться, что с ним все в порядке.
Но он не вышел. Поэтому я легла спать, не в силах выкинуть из головы вид того, как он плачет, обнимая сапоги.
Я знала, какую боль он испытывал. И знала, как это может лишить какой-либо радости.
***
Выйдя утром из спальни, я увидела АК в джинсах, ботинках и без футболки, ожидающего меня за столом.
— Доброе утро, — сказала я осторожно, проверяя, так ли он подавлен, как и вчера.
— Доброе утро, Рыжая, — ответил он, и я почувствовала, как тяжесть спала с моих плеч, когда он назвал меня этим прозвищем.
Он пододвинул ко мне тарелку с едой и кофе.
— Ешь.
Я села перед ним и сделала, как он сказал. Когда закончила, он подошел ко мне и протянул руку. Несмотря на мое замешательство, я позволила ему поднять меня на ноги.
АК потащил меня в свою комнату и подвел к шкафу. Он замер, прежде чем протянуть руку, чтобы открыть его, а хватка на моей руке усилилась. Заглянув внутрь, я увидела вешалки с одеждой.
Женской одеждой.
— Примерно твоего размера, — хрипло сказал АК.
Он наклонился и поднял пару коричневых ботинок.
— Примерь. Я хочу тебе кое-что показать, и ты не сможешь добраться до туда в этих сандалиях. — Его плечи напряглись. — Мне чертовски надоело сидеть в стенах этой хижины.
Я забрала ботинки и сунула в них ноги.
— Подходят, — сказала я, улыбаясь.
Он снова полез в шкаф и вытащил оттуда шорты и футболку. Удивительно, но спереди был изображен не дьявол, а американский флаг и орел. Текст под ним гласил: «Semper Fi» (Всегда верен). Я не знала, что это означает, язык был странный.
— Надень и это тоже.
Взяв у него вещи, я вернулась в свою комнату. Одежда сидела довольно нормально. Я была явно выше женщины, которой они принадлежали, но выглядело прилично. Затем я вышла на кухню. АК ждал с парой бутылок воды в руках.
— Думаю, выглядит вполне неплохо.
— Хорошо, — он поднялся на ноги, все еще без футболки, но волосы уже были собраны в пучок.
Я решила, что мне это очень нравится. Таким образом я могла намного лучше видеть его глаза.
Я указала на свою одежду.
— Они… они принадлежали твоей бывшей любовнице?
Была удивлена сильной вспышкой ревности, которая захлестнула меня. Мое тело было напряжено, пока я ждала ответа. Знала, что мне должно быть все равно… но мне не было.
Но АК повернулся ко мне спиной и вышел из дома.
— Ничего подобного, — тихо сказал он себе под нос, но я услышала.
АК повернулся ко мне, освещенный ранним солнцем, и кивнул в сторону деревьев.
— Давай же. Тебе это понравится.
Взволнованная его обещанием, я последовала за ним во двор и взяла его за руку. АК замер и посмотрел на наши пальцы, казалось, удивленный этим жестом. Я была удивлена не меньше, что сделала это, но почувствовала внезапную потребность держаться за него. Я видела, что в нем жила какая-то тяжелая печаль, печаль, которую как ощущала, должна унять. АК глубоко вздохнул и повернул нас к деревьям. Я оглянулась через плечо. Сапоги все еще стояли у двери. Его печаль каким-то образом была связана с ними, я была уверена в этом. Просто не знала почему.
Похоже, не только у меня были секреты.
***
— АК, — прошептала я, пораженная открывшимся передо мной зрелищем. — Это прекрасно.
Мы стояли на вершине высокой скалы и смотрели на водопад, стекающий в маленькое ярко-голубое озеро. В этом святилище не было никого, кроме нас. Пели птицы, солнечные лучи отражались от бирюзовой поверхности воды.
— АК, — сказала я, затаив дыхание. — Никогда раньше не видела водопада в реальной жизни. Видела в книгах на картинках, читала о них. Но это…
Недоверчиво покачала головой.
— Я едва могу поверить в эту невероятную красоту, открывшуюся передо мной.
— Да, — сказал он. — Это чертовски невероятно.
АК сел на край скалы и отпил воды из бутылки. Мы проделали долгий путь пешком. Прогулка была утомительной для моих все еще ноющих мышц. АК, однако, казалось, даже не вспотел. Его физическая форма была впечатляющей.
Оторвавшись от этого зрелища, я села рядом с ним и приподняла пряди волос, пытаясь ощутить хоть немного воздуха на разгоряченной шее, но волосы прилипли к вспотевшей коже. АК ухмыльнулся, глядя, как я веду проигранную битву за то, чтобы убрать ярко-рыжие пряди. Он молча снял резинку с волос и протянул мне. Его темные волосы упали на щеки, но я успела заметить его улыбку. Я собрала свои длинные волосы в пучок, похожий на тот, что он часто носил.
— Никогда в жизни не видела ничего более волшебного.
Словно в трансе я смотрела, как водопад с журчанием пузырится в бирюзовом озере.
— Что это, АК? Дом, походы, стрельба, водопад?
Я покачала головой.
— Это все равно, что оказаться в другом мире. В мире, который, как я верила, существовал только в моих снах.
— Это, черт возьми, и есть другой мир, — сказал он и рассмеялся грубым смехом. — По крайней мере, это далеко от тех мест, откуда мы приехали.
Он допил свою бутылку воды, а я сделала глоток из своей.
— Это охотничий домик. Я все детство провел здесь. Раньше практиковался в стрельбе, каждый день ходил в походы и просто на какое-то время уезжал от мира.
Я улыбнулась, пытаясь представить юного АК здесь.
— Похоже, у тебя было совсем другое детство, нежели у меня, — сказала я с нервным смешком.
АК посмотрел прямо на меня, и я увидела, как веселье исчезло с его лица.
— Но не такая уж непохожая взрослая жизнь.
Он отвел взгляд.
Я уже собиралась подтолкнуть его, спросить, что он имеет в виду, когда заметила татуировку на его руке. Я посмотрела на футболку, которую носила, и поняла, что это было то же самое изображение. Протянув руку, я провела пальцами по американскому флагу на его руке.
— Эти эмблемы, — сказала я и указала на футболку и его тату. — Они одинаковые.
Мышцы АК напряглись.
— Что это значит?
— Дерьмо, больше не имеющее для меня никакого значения, — резко сказал он, поднялся на ноги, и начал спускаться по склону скалы.
Тропинка была очень крутой и скользкой. АК оглянулся через плечо.
— Пошли. Все не так уж и плохо. Я помогу тебе.
Я без колебаний взяла его за руку и последовала за ним. Пока мы шли по тропинке, я поняла, что доверяю ему.
Доверяю мужчине.
Никогда не сомневалась, что он будет защищать меня. Ни на секунду.
Мы подошли к краю водоема. АК наклонился и наполнил бутылку водой и протянул руку за моей. Я передала ему свою бутылку и внимательно осмотрелась. В такой близости грохот воды был громким, и был так же прекрасен, как и с вершины скалы.
— Держи.
АК протянул мне бутылку. Слишком занятая наблюдением за водопадом, я не заметила, что крышка бутылки не на месте. Поэтому, когда АК дернул рукой и выплеснул содержимое бутылки мне в лицо, я громко закричала от шока и подпрыгнула, когда холодная вода окатила мое лицо и тело. Я стояла неподвижно, пока не взглянула на АК… Он смеялся. Не просто улыбался, а смеялся от души, и этот глубокий звук вызывал легкость в моей груди.
— AK! — вскрикнула я и потеряла равновесие.
Мои ноги соскользнули в воду, и я упала назад, с глухим стуком ударившись задницей об землю. Когда я подняла руки, они были покрыты грязью. АК за моей спиной засмеялся еще громче. Вся моя нижняя половина тела промокла от воды. И я была вся в грязи.
Пока я споласкивала руки, ко мне подошел АК.
— Я подшутил над тобой, Фиби, но не ожидал, что ты, черт возьми, упадешь.
Я сердито посмотрела на него, когда он подошел ближе, все еще смеясь и нисколько не извиняясь. Я подождала, пока он протянет мне руку, зачерпнула в ладони как можно больше воды и выплеснула ему в лицо.
— Сучка! — крикнул АК, отступая назад, вода стекала с его длинных волос.
Но в его тоне не было злобы. Его темные глаза, которые были такими тусклыми и печальными со вчерашней ночи, когда он чистил сапоги, теперь были полны света. А потом он сделал шаг в моем направлении. Я рванула вбок, пока не погрузилась в воду, надеясь избежать любого возмездия. Но его руки обхватили меня сзади и подняли в воздух.
— Нет! — крикнула я, смеясь, когда он подбросил меня.
Я с плеском приземлилась в озеро и попыталась встать, убирая с лица капли воды.
— Я не умею плавать! — закричала я и, к счастью, нашла опору.
Я обвела взглядом поверхность воды, но нигде не увидела АК. А потом он вынырнул прямо передо мной, и мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
Руки АК обвились вокруг моей талии. Он улыбнулся, и я шлепнула его по руке.
— Это научит тебя не пытаться шутить со мной, Рыжая.
Я протестующе покачала головой.
— Меня? — я рассмеялась от его игривого выражения лица. — Ты первый плеснул в меня водой!
Он покачал головой и перестал смеяться.
— Ты смотрелась… горячо. Подумал, тебя нужно остудить.
Я снова рассмеялась над его самодовольной физиономией, а затем медленно, секунда за секундой, улыбка сползла с моих губ. Мои руки на его руках начали гладить его влажную кожу. Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули, когда взгляд АК потерял свою игривость. Он повел нас дальше на глубину, так далеко, что мои ноги больше не чувствовали дна. У меня перехватило дыхание, паника охватила меня, я крепче сжала его руки, и у меня не было выбора, кроме как обхватить ногами его талию.
— Не достаю до дна, — объяснила я. — Мы слишком далеко от берега.
— В этом и был смысл, Рыжая.
Он опускал руки, пока они не обхватили мою задницу. Я почувствовала, как он затвердел, и как моя собственная сердцевина наполнилась внезапным жаром.
— АК, — прошептала я, когда он медленно придвинулся ко мне бедрами.
Одна его рука нырнула за пояс моих шорт. Его пальцы были медленными, когда путешествовали на юг, нежными, когда сомкнулись между моими ногами и начали поглаживать вперед и назад вдоль складок.
Я ахнула и закрыла глаза, когда он провел кончиком пальца по клитору. Дыхание АК участилось, я почувствовала его твердость и ничего не хотела больше, чем прикоснуться к нему. Убрав одну руку с его шеи, я скользнула вниз по его мускулистому торсу, по глубоким впадинам и выступам, пока не наткнулась на пуговицу на его джинсах. Я расстегнула ее и ширинку, вытащила его на всю длину и почувствовала, как он тут же толкнулся мне в руку.
— Бл*дь, Рыжая, — прошипел он, в то время как его руки стали двигаться сильнее и быстрее в моей сердцевине.
Я гладила его вверх и вниз, а он крепко держал меня в своих объятиях, не давая упасть.
Я боролась с желанием закрыть глаза. Мне хотелось смотреть на АК. Хотелось видеть его, без зелья или алкоголя в организме. Смотреть на этого мужчину, который привел меня в эту хижину, чтобы помочь, потому, что он этого хотел. Многие мужчины и раньше хотели меня, но не по какой-то другой причине, кроме секса. Я не была полностью уверена, но когда темные глаза АК смотрели на меня, когда он протягивал мне руку и целовал в щеку, когда думал, что я сплю, не думаю, что это было только ради его удовольствия.
Я не была уверена, но… но надеялась и молилась, что я ему действительно нравлюсь. Я. Не мое тело. Просто… я. Не понимала, как это может быть правдой, но отчаянно хотела, чтобы так оно и было.
АК наклонил голову вперед и накрыл мои губы своими. Он держал руку на моем клиторе, скользя вперед и назад, а затем внутри меня в медленном, ритмичном движении. Его язык искал вход в мой рот, и наши рты начали двигаться в том же ритме, что и наши руки.
Когда АК поцеловал меня, весь мир исчез. Вся боль и демоны, затуманившие мой мозг, провалились в блаженную пустоту, запертые, когда его вкус поглотил меня, преследуя тьму. Я застонала ему в рот, он поймал мои крики и проглотил их. Я почувствовала предательское покалывание у основания позвоночника и прижалась к АК крепче, встречая его взгляд, пока он работал пальцами внутри меня все быстрее, один, два, затем три пальца, и вот он попал в место внутри меня, которое я хорошо знала, которое научилась стимулировать, в то, которое, когда АК надавил на него, разбило меня на осколки, а мое тело стало не более чем свет. Долгий крик, вырвавшийся из моего горла, разнесся по ветру, эхом отразившись от водопада.
Дыхание АК стало прерывистым. Затем он замер и, не сводя с меня глаз, кончил в мою руку, его бедра дернулись, а его освобождение смыло водой. Его черные зрачки почти уничтожили коричневую радужку, а щеки залил румянец.
Наши глаза не отрывались друг от друга, погруженные в какое-то безмолвное, но пронзительное блаженство. АК снова поцеловал меня, на этот раз только губами, мягкими, чувственными губами. Они ласкали мои, как будто я была особенной для его сердца.
Как будто я была достойна такой привязанности.
Мои глаза наполнились слезами. Его рука переместилась с моей сердцевины и погладила вверх и вниз по моей спине, успокаивая мои мысли. Его губы боготворили меня. Я никогда не думала, что когда-нибудь пойму значение поцелуя. Как это может на мгновение остановить твое сердце или как такое невинное прикосновение может заставить тебя почувствовать себя таким невероятно желанным.
Я убрала руку с его длины и быстро застегнула его джинсы. АК притянул меня ближе.
— Ты мне чертовски нравишься, Рыжая, — хрипло сказал он.
При этих словах мои глаза закрылись, и я покачала головой.
— Почему? Как тебе может нравиться такой человек, как я?
АК запечатлел по одному поцелую на каждом из моих закрытых веках. Когда я открыла их, он сказал:
— Потому что ты меня понимаешь.
Его слова были едва громче шепота. Прежде чем я успела попросить его объяснить, что он имел в виду, на его губах появилась медленная ухмылка. Он поцеловал меня в щеку.
— Ты загорела, — сказал он. — Нам лучше уйти, пока ты совсем не сгорела.
Я посмотрела на него и не увидела ничего, кроме бронзовой, идеальной кожи. У него было несколько шрамов, разбросанных по всему телу, некоторые большие, некоторые маленькие, но я не обращала на них никакого внимания. У всех нас были шрамы, как снаружи, так и внутри. АК еще раз быстро поцеловал меня в губы и начал выходить из воды, но я положила руки ему на лицо. Его кожа была теплой под моими ладонями, то ли от солнца, то ли от его освобождения.
— Рыжая?
Его брови нахмурились.
— Спасибо, — сказала я, когда смогла найти нужные слова.
Я слабо улыбнулась ему.
— Спасибо, что привез меня сюда. За то, что забрал меня у Мейстера… за все…
«За то, что обращаешься со мной так, будто я не просто шлюха», — хотела добавить я, но сдержалась.
Плечи АК поникли, и он выдохнул, как будто очень долго сдерживал дыхание.
— Понятия не имею, зачем ты все это для меня сделал, но… спасибо.
АК промолчал, но несколько секунд смотрел мне в глаза.
— Нам лучше уйти. Солнце не будет твоим другом, если мы останемся здесь надолго.
Держа меня в своих объятиях, АК отвел нас обратно к берегу озера. Он помог мне встать на неровную землю и вылезти из воды. Я была благодарна прохладной воде на моей коже, когда яркое солнце сразу же ударило мне в лицо.
АК поднял с земли бутылки с водой и протянул руку. Я вздохнула и вложила свою руку в его. Дорога обратно в хижину была тихой, но все же более комфортной, чем я чувствовала себя на протяжении многих… лет. Его привязанность каким-то образом стала бальзамом для постоянного огня сожаления, который никогда не угасал в моем сердце. И эта временная передышка, этот короткий миг, чтобы иметь возможность дышать, были благодаря человеку, который привел меня домой.
Тому, к которому вдруг тянулось мое сердце.
***
Я вздремнула и приняла душ, в кои-то веки, не думая ни о чем, кроме АК. Я посмотрела в зеркало: моя кожа была зацелована солнцем, на лице было больше веснушек, чем я когда-либо видела. Улыбка появилась на моих губах, когда я вспомнила, как АК говорил мне, что ему нравятся мои веснушки. Мое лицо — небо, полное звезд.
Мои рыжие волосы.
Рыжая.
Наступила ночь, и АК готовил на гриле. Я надела свободное черное платье, которое достала из шкафа в комнате АК. Материал свисал с моих плеч, обнажая кожу, за что я была благодарна. Лицо и руки у меня слегка обгорели от сегодняшнего солнца.
АК повернул голову, когда услышал, что я вышла на улицу. На столе стояли различные блюда, а позади него на гриле жарилось мясо. Он откинулся на спинку кресла и уставился на звезды в черном небе. Улыбаясь, я прошла мимо АК, чтобы сесть рядом, но он взял меня за руку и усадил к себе на колени. Я вскрикнула от шока, когда приземлилась на его бедра.
— С этого момента ты будешь сидеть здесь.
Он потянул меня вниз, пока моя голова не легла на его обнаженную грудь, а мое тело не прижалось к его. Его рука тут же оказалась в моих волосах, поглаживая длинные пряди, как будто это каким-то образом успокаивало его. Его кожа была теплой, он тоже слегка обгорел на солнце. Но он пах божественно и ощущался еще лучше.
Я удовлетворенно вздохнула. АК встал, чтобы принести нам еды. Мы ели бок о бок, почти не разговаривая, просто довольствуясь тем, что были рядом друг с другом. Когда мы закончили, АК закурил сигарету. Я свернулась калачиком у него на груди. Уверена, что если никогда больше не покину это место, то все будет в порядке.
— Здесь так красиво, — пробормотала я и попыталась сосчитать каждую звезду, но это было невозможно, их было так много. — По-моему, я никогда по-настоящему не смотрела на ночное небо. Уверена, что никогда не смотрела так на звезды до того момента, как ты не сравнил мои веснушки с ними у тебя дома. Но теперь ловлю себя на том, что задаюсь вопросом, как они выглядят вблизи, так ли они красивы, как кажутся отсюда.
Я покачала головой, пораженная тем фактом, что нахожусь здесь, занимаясь чем-то столь праздным, как созерцание звезд. Я провела рукой по торсу АК.
— И вот я здесь. С тобой, в этом непостижимо счастливом месте.
— Рыжая, — хрипло сказал АК и притянул меня ближе к себе.
— Это правда.
Я вспомнила дни в коммуне. Ни один мужчина никогда не лежал со мной вот так, им нужен был только секс. Они никогда не гладили меня по волосам. Не играли и не шутили со мной у водопада. Привязанности не было места в Ордене. Любовь разделялась через акт секса. И как у Священной Сестры, она никогда не была нежной или чистой.
И все же был АК, держащий меня в своих руках только по той причине, что ему этого хотелось..
— Когда я с тобой, — тихо сказала я, чувствуя, как мое сердце бьется слишком быстро от того, в чем собиралась признаться. — Мне легко не думать о своей прежней жизни. Я…
Мои щеки запылали от смущения и внезапной боли.
— Я никогда не была с мужчиной, который видел во мне не только ту, с кем можно получить освобождение.
Мой желудок сжался от этой печальной правды.
— Это все, для чего я когда-либо была предназначена, АК. Чтобы доставлять удовольствие ради дела нашего Господа.
Я убрала голову от его руки и положила ему на грудь. Он смотрел на небо. Сигарета горела у него в руке, а челюсть была сжата. Должно быть, он почувствовал, что я смотрю на него, потому что его глаза опустились, чтобы встретиться с моими.
— Это правда.
Перекинув через него ногу, я приподняла платье. Лоб АК наморщился от замешательства. Я поднимала платье все выше и выше, пока не обнажилась внутренняя часть бедра.
— От Матфея глава 4 стих 19, — сказала я. — И говорит он им: «Следуйте за мной, и я сделаю вас ловцами людей».
Я развернула ногу и провела пальцем по татуировке, которую пророк велел носить всем своим Священным Сестрам.
АК застыл, уставившись на татуированное писание, ведущее к моей сердцевине. Место, которое, по словам пророка Давида, люди желали больше всего.
— Что, черт возьми, это значит? — сердито спросил он.
Натянув платье, я положила руку ему на плечо и велела лечь обратно. Он неохотно повиновался, и я снова положила голову ему на грудь, а рукой обняла за талию.
— Пророк Давид заявил, что некоторые женщины в Ордене предназначены для особого служения. Бог открыл ему способ как привлечь больше членов Церкви. Он утверждал, что это Писание, особенно слова «ловцы людей», имеет большее значение, чем мы думали. Он утверждал, что Бог открыл ему, что женщины из коммуны, отобранные им и его учениками, станут такими ловцами мужчин. Мужчины были целью, призом для пророка, а мы Священные Сестры — приманкой.
АК напрягся подо мной, но теперь, когда я начала сбрасывать этот груз с души, то не могла остановиться. Мне хотелось произнести эти слова, слова, которые я никогда раньше не произносила.
— Они пришли за мной, когда мне было десять лет.
Я закрыла глаза, вспоминая тот день в мельчайших подробностях. Брат Джон забирает меня учиться.
— Ко мне и раньше прикасались мужчины. К детям в общинах пророка свободно прикасался любой, кто желал этого. Не было такого возраста, который считался бы слишком ранним. На самом деле пророк Давид призывал наших родителей или опекунов прикоснуться к нам первыми, чтобы показать, на что похожа Божья любовь, чтобы мы не встревожились, когда другие мужчины и женщины также придут за нами. Когда брат Джон пришел за мной, когда мне было десять, чтобы сказать, что меня избрали Священной Сестрой, первое, что я ощутила — вкус взрослых мужчин на своем языке, и вспомнила то, как они пробовали меня. Меня трогали во всех отношениях, кроме полноценного секса.
Я поморщилась, все еще вспоминая следующую неделю.
— Хотя меньше чем через неделю меня познакомили и с этим актом.
Мои бедра сжались, когда я вспомнила, как брат Джон положил меня на кровать, а его обнаженное тело нависло надо мной. Я вздрогнула, вспомнив его дыхание на моем лице и его руки, скользящие по моему голому бедру. И я вспомнила его длину, когда он пронзил мою невинность. Слезы, кровь, боль и стыд…
— Фиби.
АК повернулся ко мне лицом. Я не замечала слез на моих щеках, пока он не вытер их. Его рука обхватила мое лицо, а большой палец погладил влажную кожу.
— Несколько дней после этого я старалась прятаться по углам комнаты. Но каждый день брат Джон приходил за мной и снова брал мое тело. Он брал меня до тех пор, пока мне не удалось заглушить боль. Пока его прикосновения и знаки внимания не стали для меня нормой.
Я сглотнула и посмотрела в лицо АК. Оно было наполнено громом, зубы стиснуты. Я провела пальцами по его руке, которая лежала на моем лице и прижала ее к груди, удерживая возле сердца.
— А потом начались тренировки. Старшие Священные Сестры каждый день приходили в наши комнаты. Когда мы начинали, нас было около двадцати человек. Все примерно одинакового возраста и все получили первый сексуальный контакт от брата Джона. Последовали новые уроки. Урок за уроком о том, как держать мужчину на расстоянии вытянутой руки, как ласкать его, пока он не попросит большего. Как взять мужчину в рот и соблазнить движениями своего тела, как заставить его упасть в наши объятия и отдать себя Господу через наши тела. Мы ловили мужчин, и они всегда заглатывали наживку.
— Они учили тебя трахаться?
— Да, — ответила я и возненавидела себя за то, что это была суровая правда. — Сначала в коммуне. Пророк Давид часто приглашал мужчин, которые были важны для нашего дела, в свои многочисленные коммуны, как внутри страны, так и за ее пределами. Я никогда не знала, для чего они нужны — для бизнеса, как нам сказали, — но с десяти лет меня призывали соблазнять их. Многим нравились молодые девушки, особенно когда мы могли обслуживать их в постели с мастерством женщины вдвое старше нас. И я делала все это с удовольствием… В конце концов, я так сильно поверила в то, что делаю, что обрадовалась, когда меня выбрал приезжий мужчина. Еще больше обрадовалась, когда мне исполнилось четырнадцать лет и меня отправили в мир. Только лучшие Священные Сестры были отправлены за ворота. Те, кто преуспел в том, чтобы угождать мужчинам.
По выражению лица АК я поняла, что он не может говорить. Поэтому продолжила.
— Раньше я никогда не выезжала за пределы коммуны. Там было так много зрелищ и звуков, что мне было страшно. Но братья, которые отвозили нас в города, были и нашими охранниками. Они всегда следили за нами.
Я фыркнула, вспомнив сотни баров, которые посещала в детстве, а потом и во взрослом возрасте.
— Мужчины всегда заглатывали наживку. Увидев нас, они тут же пускали слюни. Мы одевались соблазнительно и отводили их в автобус, который отвозил нас в город. Мы доставляли им такое удовольствие, какого они никогда не испытывали, а потом убеждали их вернуться с нами в коммуну. И они почти всегда шли за нами. Особенно когда узнавали, что их там ждет. Больше свободной любви. Больше женщин… маленьких девочек.
— Ублюдочные педофилы, — прорычал АК. — Я рад, что пустил пулю в голову этому гребаному мудаку. И уничтожил десятки других сектантов.
Я замерла и моргнула, глядя на АК, позволяя его словам осесть в голове.
— Ты?..
Наверняка я ошиблась.
— Ты убил пророка Давида? Ты был человеком дьявола, который лишил его жизни?
— Да. — Он притянул меня ближе к себе. — Я, бл*дь, видел, как этот педофил рухнул на землю, когда моя пуля попала ему прямо между глаз.
Мое дыхание участилось от его признания. В коммуне я оплакивала смерть пророка так, словно мое сердце было разорвано на части, но теперь, после всего, что произошло, знание того, что именно он убил пророка, только заставило меня хотеть АК еще больше.
Я подняла его руку и поцеловала пальцы.
— Спасибо, — прошептала я.
Он никогда не поймет уровня моей благодарности. И все же с этим просветлением пришла моя самая большая боль.
Мои сожаления озарились.
АК прижал меня к себе, и слезы покатились по моим щекам. Он запечатлел поцелуй на моем лбу. С ним я чувствовала себя в безопасности.
— Их были сотни, — призналась я и почувствовала, как меня захлестнула глубокая волна стыда.
АК был неподвижен, словно статуя.
— Я обслуживала так много мужчин, что даже не знаю точного числа. Иногда по собственному желанию, а иногда и силой.
Я втянула в себя воздух.
— Но если это было силой, то только потому, что терпела неудачу как Священная Сестра.
— Что? Что, черт возьми, это значит?
— Если соблазнение не было выполнено должным образом, или мой шепот Божьих писаний не был достаточно убедительным, иногда мужчины были недобрыми и лишали нас воли. Они брали нашу плоть за нашу неудачу.
— Они насиловали тебя? — прорычал он.
— Иногда такое случалось, — сказала я, вспоминая, как в первый раз мужчина приставил к моему горлу нож и избил, а после вошел в меня… в каждое мое отверстие.
Я вспомнила Мейстера и то, что он был одним из этих мужчин.
— Мейстер не любил, когда его соблазняли, он любил брать. Ему доставляло удовольствие извлекать боль из моего тела. Но чем меньше я протестовала и чем больше позволяла ему делать со мной, тем больше росло его собственническое отношение ко мне. Я видела, как он день за днем становился зависимым от меня, и мне было страшно. Но Иуда приказал мне быть рядом с Мейстером столько, сколько он пожелает.
Я закрыла глаза. Остальная часть этой истории была размыта, как теперь я знала, из-за наркотиков.
— Он никогда не оставлял меня. — Мои пальцы погладили лицо АК. — Пока ты не пришел и не забрал меня из его подчинения.
— Ты никогда к нему не вернешься, — твердо сказал он, и я почувствовала, как мое сердце разрывается от этого обещания.
Новые слезы хлынули по моим щекам. Я не могла поверить, что этот мужчина сражается за меня.
— Не знаю… Не знаю, как жить в этом мире, АК… Я не умею быть никем иным, кроме как… шлюхой. — Я невесело рассмеялась. — Люди во внешнем мире говорили о нас. «Божьи шлюхи» — так они нас называли. Пророк Давид и Иуда называли нас «Шлюхами Давида». Мейстер хотел, чтобы я перестала ею быть. Я должна была стать только его.
Я крепко зажмурилась и почувствовала, как соль моих слез обжигает губы.
— В этом мире шлюх не почитают, а наказывают. Какой мужчина захочет, чтобы такая женщина была любовью всей его жизни? Женщина, которая брала мужчин всеми возможными способами? Кто трахал так много мужчин, что не может вспомнить ни одного лица среди толпы?
Я покачала головой, давясь словами.
— Кому нужна женщина, которая потеряла невинность в десять лет, а до этого ее часто трогали?
А потом я почувствовала, как оно поднимается во мне. Мое самое тайное признание, моя глубочайшая боль. Я попыталась сдержаться. Я так долго пыталась удержать внутри себя мое самое большое сожаление. Но больше не могла. АК был безопасной гаванью. И я наконец-то могла избавиться от этой вины.
Я должна была наконец выпустить мою самую глубокую боль на свободу.
— Какой мужчина захочет женщину, которая была беременна в двенадцать лет?
Когда слова слетели с моих губ, я почувствовала, как АК напрягся, сидя подо мной. Его дыхание остановилось, и рука перестала гладить меня по спине.
— Фиби… — наконец тихо произнес он.
Я покачала головой, пытаясь не дать шлюзам того времени открыться в моем сознании, но я не могла сопротивляться. Поэтому позволила своей истории — своим грехам, своей неудаче — выплеснуться наружу…
Я посмотрела в зеркало и провела рукой по животу. Он стал таким большим, что брат Джон отстранил меня от Священного Сестринского долга и приказал отдохнуть. Моя спина болела, и с этого самого утра волны ослепительной боли сжимали мой живот, заставляя кричать. Марта сказала мне, что это нормально. Ей было поручено остаться со мной. Она тоже была беременна, но родила несколько недель назад. С тех пор она только и делала, что плакала. Ее наказали за эти слезы, высекли плетьми, рассекая ее плоть, но она не могла перестать плакать.
Потому что они забрали ее мальчика. И не позволят ей увидеть его.
Моя спина заныла, когда еще один мучительный всплеск боли пронзил меня. Я вскрикнула, чувствуя тупое давление в нижней части позвоночника. Я споткнулась, а Марта вбежала в дверь как раз вовремя, чтобы поймать меня.
— Пойдем, Фиби.
Она подвела меня к кровати. Я схватилась за живот, зажмурив глаза, когда давление стало невыносимым, и все мое тело было переполнено потребностью тужиться.
— Кажется, начинается, — сказала я, когда дверь моей спальни открылась и вошла сестра Лия.
— Ребенок скоро родится, — сказала Марта.
Я легла на кровать. Сестра Лия раздвинула мои ноги, и я почувствовала ее руку внутри себя.
— Ты должна тужиться, — приказала она.
Марта сжала мою руку.
— Ты справишься, Фиби, — сказала она, и слезы потекли по ее лицу.
Я знала, что она думает о своем мальчике. Знала, что ей было очень больно.
Собрав все свои силы, я начала тужиться, чувствуя, что мое тело вот-вот разорвется надвое. Я дышала так глубоко, как только могла, несмотря на агонию и усталость, терзавшие мое тело. Не знаю, сколько прошло времени, когда до моих ушей донесся громкий крик. Марта наклонилась, чтобы рассмотреть ребенка, лежавшего на руках сестры Лии.
— Это девочка, Фиби, — сказала она и крепче сжала мою руку.
— Девочка? — переспросила я, задыхаясь и ощущая, как что-то внутри меня изменилось…
Почувствовала, как что-то неизвестное пустило корни, чувство, которое я никогда раньше не испытывала… блаженный покой. Такой покой и любовь, что у меня перехватило дыхание.
Сестра Лия положила ребенка мне на грудь. Я моргнула, ошеломленная интенсивностью момента, затем, в конце концов, посмотрела вниз. На меня уставились два темно-серых глаза. Сбоку от левого глаза виднелась большая темная веснушка. Я уставилась на эту веснушку, загипнотизированная такой красотой.
Она пришла в этот мир благодаря мне.
Она… она была моей…
Слезы заливали мое лицо, пока я держала ее в своих дрожащих руках.
— Сапфира.
Я услышала, как Марта шмыгнула носом.
— Я назову ее Сапфирой.
— Прекрасно, сестра.
Марта поцеловала меня в макушку. Ей было четырнадцать, она была на два года старше меня, но я знала, что в этот момент она понимала меня лучше, чем кто-либо другой.
— Сапфира, — сказала сестра Лия и склонилась надо мной.
Паника наполнила мои легкие, когда я увидела ее протянутые руки.
— Нет! — громко сказала я.
Сапфира подскочила в моих объятиях и заплакала.
— Отдай ее мне, дитя мое. Ты же знаешь, что она — Ребенок Давида. Ты знаешь, что она не останется с тобой. У тебя есть более великая цель, которой ты должна служить.
Ребенок Давида. Младенцы, рожденные Священными Сестрами. Младенцы, которые «принадлежат» пророку Давиду, а не их матерям. Воспитываются не родителями, а общинами опекунов.
Рыдание вырвалось из моего горла. Я попыталась отвернуться, встать с кровати.
Сапфира была моей. Она была моим ребенком!
— Нет, пожалуйста…
Я взглянула в ее карие глаза.
— Она моя. Пожалуйста, не забирайте ее у меня. Я буду заботиться о ней и справлюсь с обоими обязанностями.
— Фиби! — огрызнулась сестра Лия. — Делай так, как я говорю, или сюда приведут брата Джона. С тех пор как ты обнаружила, что беременна, ты знала, что она не будет тебе принадлежать.
— Нет!
Я сползла с кровати, прижала Сапфиру к груди, пытаясь спрятаться в углу комнаты. Сестра Лия ушла, и я увидела, что Марта смотрит на нас и плачет, сидя на краю кровати, совершенно потерянная.
Они сделали это и с Мартой. Забрали у нее мальчика, когда она хотела оставить его себе.
Я посмотрела на Сапфиру и покачала головой. Мое лицо было залито слезами, когда я прижала ее к груди.
— Ты моя.
Я улыбнулась сквозь слезы, когда Сапфира перестала плакать и посмотрела на меня. Я поцеловала ее голову, чувствуя под губами теплую кожу.
— Я люблю тебя, — сказала я, мой голос застрял в горле. — Я люблю тебя, Сапфира.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел брат Джон в сопровождении сестры Лии. Мне хотелось бежать, бежать вместе с дочерью, но я была в ловушке. Идти было некуда.
Брат Джон неодобрительно посмотрел на меня.
— Фиби, отдай ребенка сестре Лии. Прекрати эту глупость.
— Она моя, — с вызовом сказала я себе под нос.
Должно быть, он услышал меня, потому что покачал головой.
— Она — Ребенок Давида. Она принадлежит вере. Ты — Священная Сестра. И у тебя другой путь, чем быть матерью. Гораздо более достойное дело.
Он подходил все ближе и ближе, пока не положил руки на Сапфиру.
— Нет!
Я снова заплакала, когда он забрал ее из моих рук.
— Пожалуйста… Я люблю ее!
Моя грудь разрывалась от рыданий, а тело сотрясалось, когда брат Джон отдал мою малышку сестре Лии, и она вынесла ее из комнаты.
Я закричала.
Кричала и кричала, пока в горле не пересохло. Не помню, что произошло дальше, все было как в тумане, но, когда я подняла голову, брата Джона уже не было в комнате. Остались только мы с Мартой. Мои глаза опухли от слез, а все тело болело от родов. Но ничто не было сильнее пустоты, которую я чувствовала в своих объятиях. Пустое место, где должна была быть Сапфира.
Боль накатывала волнами, снова и снова.
— Сапфира, — прошептала я. — Сапфира…
Ее имя звучало на моих губах как жестокая молитва.
Рука легла мне на спину, поглаживая вверх и вниз.
— Марта. — Я упала к ней на колени. — Что же мне теперь делать?
Я почувствовала, как слезы Марты коснулись моей щеки — это была общая боль. Она погладила меня по волосам.
— Брат Джон сказал, что мы можем заслужить право иногда видеться с ними. Нам запрещено говорить им, кто мы такие, но мы можем утверждать, что мы их сестры. По крайней мере, мы сможем их навещать.
Ее голос звучал так же отчаянно, как и мой.
Я быстро заморгала, пытаясь прогнать влагу из глаз.
— Они позволят нам это? — спросила я, проблеск надежды зародился в моем разбитом сердце.
— Да, — ответила Марта. — И я собираюсь этим воспользоваться, — фыркнула она. — Если мы наберем больше людей, чем положено по квоте, наша награда — время, проведенное с ними. И я должна увидеть его, Фиби. Я не могу… не могу…
— Дышать, — закончила я за нее, когда она не смогла выразить то, что было в ее разбитом сердце.
— Да, — сказала она после нескольких секунд молчания.
Прижав руку к груди, я мысленно представила Сапфиру.
Мое сердце так и не зажило после того дня, непоправимо разбитое. Но я верила в нашего пророка. В конце концов, я поверила, что он сделает все, что будет лучше для его народа — включая меня.
Я просто должна была повиноваться и верить…
Грудь АК была мокрой, пока я боролась за дыхание из-за воспоминаний о том дне. Его рука крепко вцепилась в мои волосы, и я держалась за него так, словно могла развалиться на части, если бы не он.
— Черт, Фиби, — сказал он. — У меня нет слов что бы описать это гребаное дерьмо.
Он притянул меня еще ближе к своему телу.
— Ты когда-нибудь видела ее снова?
Я кивнула, вспоминая те драгоценные дни.
— Мне потребовалось два года, чтобы увидеть ее снова. Они сказали, что мне нужно время, чтобы освободить свое сердце от нее. Конечно, это не сработало. Я знала, что моя связь с ней никогда не исчезнет. В тот день, когда я встретила ее снова, она играла на улице с другими детьми.
Я улыбнулась сквозь слезы.
— У нее были самые светлые волосы, как у Лилы, но глаза Сапфиры были такими темными, как полночь… Не знаю, кто был ее отцом, он мог быть любым из нескольких мужчин, которым я служила, но у него должно быть были карие глаза. А сбоку от ее левого глаза была большая веснушка, воспоминание, которое помогло мне пережить два года.
Я подняла глаза и увидела, что АК наблюдает за мной.
— Я села рядом с ней на траву. Я так нервничала. Нервничала при встрече с собственной плотью и кровью. Меня трясло так сильно, что мне потребовалась целая вечность, чтобы спросить, можно ли мне поиграть с ней. Сначала она тоже нервничала. Оказалось, что она очень застенчивая девочка. Красивая, но очень застенчивая. Потребовалось еще два визита, чтобы она заговорила со мной. Чтобы она улыбнулась.
Моя нижняя губа задрожала.
— И ее улыбка осветила мою жизнь, АК. До этого дня не было солнца.
Я зажмурилась на секунду, и АК притянул меня к своей груди.
— Что было дальше? — спросил он, изучая мое лицо, понизив голос.
— Ей было шесть, когда я сказала, что я ее сестра. Ее кровь. Ее сестра, АК…
Я покачала головой.
— Моя душа умерла в тот день. Умерла, когда я не смогла сказать ей, что она моя, что я ее мать и что ее любят больше, чем могла себе представить. Она была частью моей души. Тот самый воздух, которым я дышала.
— И ты заслужила эти визиты? — натянуто сказал АК.
Его хватка стала крепче.
— Я трахала мужчин, АК. Трахалась с таким количеством мужчин, чтобы попасть на эти визиты. И делала это настолько хорошо, что получила награды от пророка за свой рекрутский послужной список — медали. И они наградили меня столь желанной должностью — главной Священной Сестрой. Я учила других, руководила нашими миссиями. Я была призвана соблазнять и производить впечатление на самых важных гостей пророка Давида, а затем и Иуды.
Моя грудь сжалась, и рыдание вырвалось из горла.
— Но ее тоже сделали Священной Сестрой, АК. Мою малышку, мою маленькую девочку, они сделали ее Священной Сестрой. Они превратили мою дочь в шлюху.
У меня заныло в груди.
— Я знала, что это было вполне вероятно. Дети, девочки Давида, часто попадали в тот же круг, что и их матери. Пророк считал их достойными быть едиными, потому что это уже было у них в крови. Но все равно было больно, когда я узнала, что она тренируется.
— Бл*дь.
АК прижался поцелуем к моей голове. Я отпрянула назад, отказываясь от его ласкового прикосновения. Его брови опустились.
— Нет, — сказала я. — Ты не понимаешь.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но я приложила палец к его губам, чтобы он замолчал.
— Я верила во все это, АК. Верила, что моя жертва, как бы тяжело она ни была перенесена, была необходима, потому что так считал пророк. Даже когда Сапфира стала Священной Сестрой, я верила, что таков Божий путь. Несмотря на боль, которую это причинило, на трудности для нас обеих, я никогда не усомнилась в пророке. Я искренне верила, что он знает, как лучше.
Я поперхнулась этими жалкими словами.
— Я была глупа, наивна и подвела ее во всех отношениях из-за своей слепой веры. Я подвела и Лилу, побуждая ее поверить и вернуться к вере до того, как она была наказана. Только когда мы все пришли в Новый Сион после вознесения пророка Каина и все начало меняться, пелена, застилавшая мои глаза, отступила, и мне открылась истина о нашей так называемой миссии. Все это было ложью… все, что мы делали, было связано с огромным эго одного мужчины… и все эти люди погибли из-за этого…
АК положил руки мне на щеки и приподнял голову.
— Сапфира… тоже себя убила?..
— Ее там не было, — сказала я, наблюдая, как он расслабляется.
Я вспомнила Иуду.
— Единственной хорошей вещью, которую сделал Иуда, когда я была его супругой, стало то, что он отослал ее из Нового Сиона. Я умоляла его прекратить ее миссию Священной Сестры. Сказала, что если бы он любил меня так, как утверждает, то сделал бы для меня только одно. Спас ее.
Я выдохнула, чувствуя проблеск комфорта.
— Он сделал, как я просила, и отослал ее прочь, отослал от жизни сексуального рабства. В то время ей было тринадцать лет. Сейчас ей четырнадцать. Иуда сообщил мне, что есть небольшая коммуна, куда отселяют пожилых людей или инвалидов. Иуда послал ее туда работать. Это было далеко от Техаса.
Мои глаза опустились.
— Мне даже не удалось попрощаться с ней, но я утешилась тем, что она была далеко от Нового Сиона, где все вокруг нас рушилось.
Я проглотила комок в горле.
— Но моя дочь все еще где-то там, в мире, без меня.
Я глубоко вздохнула.
— С тех пор, как ты спас меня от Мейстера, с тех пор, как ты заставил меня встретиться лицом к лицу со своими демонами, я терзаюсь чувством вины и сожаления. Я должна была бороться за нее сильнее. Мне следовало раньше понять, что Орден — это настоящий ад. Но, по крайней мере, я уверена, что она все еще жива. Другим повезло меньше. Они смотрели, как их дети умирают рядом с ними. Я не слышала от Иуды приказа убивать стариков или немощных, поэтому молюсь, чтобы она была в безопасности.
Я положила руку на сердце.
— Я должна верить, что с ней все в порядке, что она дышит, иначе я перестану существовать.
Когда я исповедалась в последнем из своих грехов, меня охватило пьянящее оцепенение. АК внимательно смотрел на меня, и я чуть не заплакала, когда не увидела в его взгляде ни осуждения, ни порицания. Его рука дрожала, когда он переплел свои пальцы с моими.
Этот маленький жест утешения позволил мне вздохнуть. Это позволило напряжению в моей груди расслабиться и найти какой-то кусочек покоя в этом беспорядке.
— Ты не виновата, Рыжая, — сказал он низким, глубоким, но самое главное искренним голосом. — Ты была гребаным ребенком. Ты была ребенком, у которого появился ребенок, и эти ублюдки отняли ее у тебя, внушив тебе какую-то херню. Они промыли тебе мозги. Обо всем, что происходит в твоей жизни. И тебе не о чем сожалеть.
— Я в это не верю, — устало сказала я.
Опустошение и истощение накатили на меня. Я онемела.
АК сел и притянул меня к себе на колени. Его руки обхватили мое лицо, и он убедился, что я смотрю прямо ему в глаза.
— Тогда я, черт возьми, поверю в это вместо тебя.
— Спасибо, — прошептала я, благодарная больше, чем он мог себе представить.
Я посмотрела в его доброе, красивое лицо и поняла, что должна ему все объяснить. Все было расплывчато, но я знала, как вела себя после того, как он спас меня, под воздействием выпивки. Я сделала глубокий вдох.
— Я ничто, если не шлюха, АК. Не знаю, как быть кем-то другим. Не знаю, как жить со всеми своими демонами. Моя неудача с Сапфирой, Лилой и всеми жизнями мужчин, которых я соблазнила, была потрачена впустую, когда Иуда приказал им выпить его яд. Я привела этих людей в коммуну, к нашей вере, и они погибли под командованием Иуды.
Я изо всех сил вцепилась в АК.
— И я не знаю, как жить в мире, где всякий раз, закрывая глаза, вижу свою дочь на руках. Не зная, где она сейчас и думает ли вообще обо мне.
Я медленно вздохнула.
— Зелье Мейстера забирало все это — заботы и тревоги. Бутылка, которую я нашла на крыльце Кая, сделала то же самое, когда ты прогнал зелье из моих вен. Это была подходящая замена. Это заставило меня на какое-то время забыть о Сапфире. И смотря на Лилу с Грейс, я радуюсь, что они есть друг у друга, но меня убивает то, что я не стала такой матерью. Настоящей, доброй матерью для своей дочери. Вот почему я не хотела, чтобы меня возвращали в реальную жизнь.
Я покачала головой.
— Настоящая жизнь слишком тяжела. И я не знаю, как с этим справиться.
Я вцепилась в АК, как будто он был единственной связью, удерживающей меня от срыва. И я тихонько заплакала, теряя последнюю способность сдерживать свою печаль, когда его большие руки обняли меня и прижали как можно ближе. Он целовал мои волосы и раскачивал вперед-назад, держа в своих руках.
— Ты не виновата, — повторил он, и его доброта подействовала на меня, как бальзам. — Они заставили тебя это сделать. Эти ублюдки взяли тебя гребаным ребенком и изнасиловали. Заставили тебя служить и забрали твою девочку. Ты не можешь винить себя. Тебя, бл*дь, использовали.
АК больше ничего не сказал, пока я освобождала свое сердце от многолетней печали. Он просто прижимал меня к себе, пока мои слезы не высохли, а тело не обмякло от усталости.
Мои глаза боролись за то, чтобы закрыться, а я проиграла битву за то, чтобы держать их открытыми. Помню, как АК поднял меня на руки и уложил в теплую постель. Но, когда проснулась, я была одна, и все мое тело дрожало. Моя кожа вспотела от кошмаров. Я видела лицо дочери, чувствовала ее в своих объятиях, слишком живо представила себе Лилу в том лесу, ее окровавленное тело.
Все это было слишком.
Я откинула одеяло и вышла из комнаты. В хижине было тихо и спокойно, но я нуждалась в нем. Так сильно нуждалась в нем.
На цыпочках прокралась в спальню АК. В этой комнате тоже стояли две небольшие кровати. Высокая фигура АК лежала под одеялом на одной из них. Как будто он был маяком для моего разбитого сердца, я последовала за своими ногами, пока не подошла к его кровати. Деревянный пол скрипнул у меня под ногами. Его тело резко выпрямилось, и он зажмурился от лунного света.
— Фиби?
Я молча подняла одеяло, под которым он лежал, и забралась внутрь. Его сигаретный аромат успокоил мои нервы, пока я лежала на подушке рядом с ним. Глядя ему в глаза, я прижалась к его теплому телу, мы вдвоем едва умещались на крошечном матрасе. Положив голову на плечо АК, я закрыла глаза.
Он обнял меня, и я услышала его дыхание у своего уха. В комфорте его безопасных объятий я позволила сну затянуть меня. И впервые в жизни я лежала в постели с мужчиной и просто спала.
Мое тело защищено в его объятиях…
… и, возможно, моя душа тоже.