AK
— В тот раз у тебя почти получилось, — подразнил я.
Фиби разочарованно выдохнула. Ближайшее к нам дерево снова было прострелено. Черт, у сучки начало получаться, но стрелять было нелегко. Уж я-то знал.
Сегодня ей было лучше. Она проспала почти сутки после всего того дерьма, которое наговорила мне. У сучки был ребенок, дочь. И что еще хуже, эти засранцы забрали ее, и теперь она хрен знает где. Неудивительно, что Фиби стала теряться в выпивке.
Мои мысли вернулись к Зейну, моему племяннику, и я боролся с гребаным стыдом, который наполнил меня. Рыжая потеряла ребенка, и я тоже потерял… все…
Фиби наклонилась ко мне и спрятала лицо у меня на груди, вырывая меня из мыслей. Она подняла голову и сказала:
— Я не могу попасть в центральную мишень.
Она указала на самое дальнее дерево.
— Кто вообще сможет в него попасть?
Она покачала головой.
Я взглянул на дерево, о котором она говорила, и пожал плечами.
— Я.
У нее отвисла челюсть.
— Ты можешь попасть в него? — Она скептически посмотрела на меня. — Я понимаю, что ты, должно быть, хороший стрелок, но уверена, что даже ты не сможешь туда попасть.
Я ухмыльнулся ее недоверию. Сучка и понятия не имела. Взяв у нее из рук оружие, я шагнул вперед и занял позицию. Я чувствовал на себе ее взгляд. Но заблокировал это. Мир вокруг меня исчез, пока я стоял совершенно неподвижно, сфокусировав взгляд на мишени. Я заблокировал все, кроме цели.
Мое зрение стало острым. Я передвинул палец на спусковом крючке, затем с привычной легкостью послал пулю через воздух прямо в центр мишени. Я опустил оружие, чувствуя тот же прилив адреналина, что и всегда. Повернувшись, я посмотрел на Фиби. Она глядела на меня широко раскрытыми глазами и слегка приоткрытым ртом.
Она выглядела чертовски великолепно. Сучка была сногсшибательная, вся в веснушках и с голубыми глазами.
— AK.
Она шагнула вперед, не сводя глаз с цели.
— Как… Как? — Она боролась, чтобы закончить свои слова. — Как тебе это удалось?
Она посмотрела на оружие в моих руках и подозрительно покачала головой.
— Ты чего-то недоговариваешь.
Мой желудок сжался, и я отвернулся.
— Нет, просто в детстве учился здесь стрелять, вот и все. Я был неплох. А с Палачами стал еще лучше.
Я забрал оружие и направился к хижине. Фиби последовала за мной, когда я убрал оружие в сундук, и вошел в дом. Ее рука скользнула в мою, призывая меня остановиться. Ее голубые глаза изучали мое лицо.
— Почему ты так хорошо стреляешь? — спросила она, на этот раз более твердо.
Я ни хрена не сказал в ответ.
Она указала на шкаф в другом конце комнаты.
— Почему этот шкаф заперт?
Я знал, о чем она говорит, но даже не думал, что сучка заметила это.
— Почему мы здесь, в этой хижине, АК?
Я попытался проглотить раздражение, подступившее к горлу. Я видел эту сучку во время ее запоя, слушал, как она рассказывала мне о своем ребенке, и вот теперь она пытается узнать о моем дерьме?
— Чьи сапоги у двери?
Ее слова врезались мне в грудь. Я чувствовал, как мои стены снова поднимаются, выталкивая Фили за их пределы. Она прорвалась, хотя это было невероятно, но теперь она копала слишком глубоко. Возможно, она и хотела выставить все свое дерьмо на всеобщее обозрение, но это не означало, что пришло время и мне сделать то же самое.
— Я видела тебя. — Она крепче сжала мою руку. — Видела, как ты чистил сапоги. Видела, как прижимал их к груди.
Она подошла ближе. Я хотел отодвинуться к чертовой матери, но ноги не слушались.
— Я видела, как ты плакал.
— Хватит, — предупредил я.
Моя щека дернулась от гнева.
— АК, пожалуйста… поговори со мной, — попросила она, и ее глаза наполнились слезами. — Я… Я доверилась тебе. Пожалуйста, доверься и ты мне. Я вижу, какое бремя ты несешь.
Оскалившись, вынужденный слететь с гребаного обрыва, я притянул ее ближе и выплюнул:
— Не пытайся проделать со мной свое гребаное дерьмо соблазнительницы, Рыжая. Ты ни хрена не готова к тому, что я положу к твоим ногам. Ты думаешь, что твоя история плоха, тогда ты ничего не видела в этой жизни.
Я приблизил ее лицо как можно ближе к своему.
— Так что завязывай с этим дерьмом и отвали к чертовой матери.
Я отпустил ее руки и схватил ключи от грузовика со стойки. Я выскочил за дверь, услышав, как она зовет меня по имени. Но не остановился, не мог остановиться. Я резко включил двигатель и выехал. Ехал и ехал, пока не добрался до магазина. Я набрал кучу дерьмовой еды, в которой не нуждался, потом достал с верхней полки бутылку «Джемисона». Открутил крышку, и жидкость потекла мне в горло еще до того, как я вышел из магазина. Я сидел в своем грузовике, чувствуя жжение, необходимое, чтобы уйти с обрыва. А потом рассмеялся гребаной иронии. Я забрал у Фиби выпивку, но вот он я, как гребаная киска, топил воспоминания, которые участились в десять раз с тех пор, как Фиби рассказала мне свою историю.
Эта гребаная хижина. Эти чертовы сапоги. Оружие, одежда в шкафу… этот гребаный запертый шкаф.
Мой сотовый завибрировал в кармане, теперь, когда я был далеко от хижины, у меня была связь.
Таннер.
— Да?
— Наконец-то. Хотел сообщить тебе, что люди Мейстера знают, что это были мы. Подтверждено взломом их электронной почты. Они еще ни хрена не сделали, но хотел держать тебя в курсе событий. У Стикса и Кая все под контролем, но они хотят, чтобы ты был в курсе, когда решишь вернуться. Тебе нужно следить за обстановкой.
Я выдохнул, чувствуя, как «Джемисон» заглушает темные мысли в моей голове.
— Ладно, — сказал я. — Таннер?
— Мм?
— Ты хорошо выслеживаешь людей? Поиск пропавших людей и все подобное дерьмо?
— Вроде того. А что?
— Нужно, чтобы ты нашел кое-какую молодую сучку из культа. Сейчас ей должно быть четырнадцать, ее зовут Сапфира. Фамилии нет. То же дерьмо, что приключилось с Мэй и Фиби.
Фиби думала, что ее дочь находится в безопасности в другой стране. Но я знал таких ублюдков, как Иуда, а этот мудак никогда ничего не делал просто так. Я сомневался, что она была там, где он сказал. Я должен был проверить.
— Она ведь уже мертва, не так ли? — уклончиво спросил он. — Если она из культа?
— Ее отправили в какой-то дом престарелых или типа того. Может быть, за границу? Куда пророк отправлял своих стариков умирать подальше от коммуны. По крайней мере, так он сказал. Не уверен, что это правда.
— Хорошо, — сказал Таннер. — Предоставь это мне. Я постараюсь что-нибудь раскопать.
— Спасибо, брат.
Я повесил трубку и откинул голову на подголовник, глубоко вздохнув и сделав еще глоток виски. В голове возникло выражение лица Фиби, когда я кричал ей в лицо, ее гребаные потерянные глаза и слезы, когда я вылетел за дверь, злясь на то, что она принесла все прошлое дерьмо к моей двери.
— Бл*дь!
Я завел двигатель. К тому времени, как добрался до хижины, я был абсолютно пьян, и моя голова чувствовалась на целую тонну легче. И самое главное, эти гребаные мысли отошли на задний план. Белый шум в моей голове, а не гребаные барабаны трэш-метала.
Схватив пакеты с едой, в которой мы даже не нуждались, я ворвался в дверь и застыл на месте. Фиби сидела на полу рядом с запертым шкафом. Хотя нет. Теперь с уже открытым шкафом, чье содержимое было разбросано вокруг нее.
Она даже не вздрогнула, когда увидела, что я стою в дверях и смотрю на нее. Она медленно подняла фотографию, которую я не видел уже много лет. Ту, что раньше занимала почетное место в этой хижине, копия той, что висела в доме Тины и Девина, прямо над камином.
— Это ты в молодости.
Фиби повернула фотографию так, чтобы у меня не было другого выбора, кроме как посмотреть на нее. Видеть каждое из улыбающихся лиц было многократным ударом прямо в сердце. Когда Фиби указала на мужчину, одетого в синюю форму морской пехоты, с выбритой головой и огромной гребаной улыбкой, я, бл*дь, перестал дышать.
— АК, это ты, не так ли?
— Я же говорил тебе не лезть в этот шкаф! — грозно ответил я.
Мои руки, державшие пакеты с едой, дрожали. Меня затрясло, когда раскаленный гнев пронзил меня насквозь. «Джемисон» испарился из моих вен, и я не мог оторвать глаз от этой гребаной фотографии.
— Сапоги, — сказала Фиби, не обращая внимания на то, что я стоял там, кипящий и сломленный.
Она провела пальцем по сапогам на фотографии, потом по сапогам человека, стоявшего рядом со мной. Того, на которого я больше всего не мог смотреть.
— А это вторая пара.
Когда ее дыхание сбилось, губы растянулись в грустной улыбке, а ее палец провел по лицу Зейна, его милому улыбающемуся лицу, я потерял контроль.
Я швырнул пакеты через всю комнату и услышал, как они ударились о стену. Содержимое рассыпалось по полу. Мои руки сжались в кулаки, пока я пытался сдержать раскаленную ярость, которая текла по моим венам.
Фиби, в кои-то веки безошибочно распознавшая грозящую ей опасность, вскочила на ноги и попятилась к двери комнаты. Ее загорелая кожа побледнела, когда я посмотрел на нее.
— Мне очень жаль, — сказала она, пытаясь найти ручку.
Слезы наполнили ее глаза, когда она проскользнула за дверь, как будто знала, какую боль эти гребаные снимки вызвали во мне.
— Мне очень жаль, АК, — сказала она из-за запертой двери.
Мои ноги словно приросли к земле, когда я увидел груду рамок и альбомов, которые уже много лет не видели дневного света. «Джемисон» валялся в дальнем конце кухни, целый и невредимый. Я взял бутылку и отбросил крышку в сторону, выпивая виски, как воду. Расхаживая по комнате, я пытался думать о чем-то другом, чтобы остановить мысли, которые пришли, когда я снова увидел эти лица.
Лица людей, которые значили для меня больше всего в жизни. Людей, которые были для меня всем… моим домом.
Не осознавая, что споткнулся — последствия выпивки — я попятился, и что-то хрустнуло под моим ботинком. Я замер и посмотрел вниз. Фотография, которую держала Фиби, стекло треснуло под моей ногой. Обнаружив, что она испорчена, я отступил назад и автоматически поднял ее с пола. Мой взгляд упал на фотографию, и из моего горла вырвался болезненный стон.
Моя рука снова задрожала, но теперь уже не от гнева.
Я отступал и отступал, пока не уперся спиной в стену. Мои ноги подкосились, когда я уставился на фото, уставился на нас всех, улыбающихся, счастливых, Зейна в моих руках. Я моргнул, когда мое зрение затуманилось, а затем слеза за слезой закапали на разбитую раму.
Крики «Ура!» эхом отдавались у меня в голове. Солнце, песок и кровь. Позволив рыданиям вырваться из моего горла, я прижал фотографию к груди. Когда снова посмотрел на ее, мой взгляд упал на сапоги. Эти гребаные сапоги. Стандартные сапоги военного образца.
Его сапоги.
Мои сапоги.
Бок о бок, как мы всегда планировали.
Я закрыл глаза, не желая возвращаться туда. Но я ничего не мог с собой поделать. Я слишком долго отталкивал эти воспоминания в сторону, и это дерьмо не могло остаться вдали…
Налетели F-15Е (американский двухместный истребитель-бомбардировщик, созданный на базе учебно-боевого истребителя F-15D), взорвали здания и нацелились на повстанцев. Боунс и я затаились, ожидая сигнала, чтобы уничтожить любого из оставшихся врагов. Двое. Их было двое, и я, не раздумывая, послал пули прямо им в головы.
Девин.
Мне нужно было добраться до Девина.
Сорвавшись с места, я побежал к зданию, где в последний раз видел его. Тела, как морских пехотинцев, так и повстанцев, были разбросаны по земле.
— Девин! — крикнул я, переворачивая тело за телом, ища своего брата.
Чья-то рука опустилась мне на плечо, пытаясь остановить.
Боунс.
Я оттолкнул его и возобновил поиски.
— Его здесь нет, — сказал я, когда дважды прочесал всю территорию.
Я резко повернул голову, сухой воздух прилипал к моей коже.
— Его здесь нет, черт возьми!
Мое сердце бешено колотилось, пока я продолжал искать.
Где же он? Где был мой гребаный брат?
— Ксав, — донесся до меня голос Боунса.
Я услышал в нем беспокойство. Каждый шаг к тому месту, где он стоял, был целой милей. Дым рассеялся, и я увидел, что мой наводчик держит что-то в руке. Фотографию. И я, черт возьми, знал эту фотографию. Я, бл*дь, снял эту фотографию. Зейн. Зейн в объятиях Девина.
Мои руки не переставали дрожать, когда я взял ее у Боунса и уставился вниз.
— Где он, черт возьми? — спросил я сквозь пересохшее горло.
Боунс сказал, что ни хрена не знает. По радио поступила команда перегруппироваться.
Боунс отвел меня к остальным, и мы слушали сержанта Льюиса. Повстанцы взяли в плен шестерых человек, включая лейтенанта Дейерса. Все время, пока Льюис — лучший друг Девина — говорил, я смотрел на улыбающиеся лицо племянника и смеющегося брата.
И я почувствовал это. Что-то в моем сердце подсказывало, что с этого дня все изменится. Я просто чувствовал это…
Мои ноги онемели, руки все еще сжимали фотографию. Я повернул свою пульсирующую голову в сторону и стал рыться в снимках, пока не увидел край того, который искал. Я вытащил фото из-под альбома. Края были порваны и опалены. Но улыбающееся лицо Зейна все еще приветствовало меня. Смеющаяся улыбка Девина все еще оставалась гордой. Я поднес его к носу и закрыл глаза. Все еще пахло этой гребаной пустыней. Вот тогда все изменилось. Я все еще слышал РПГ, крики врагов и морских пехотинцев… звук моей винтовки, стреляющей выстрел за выстрелом, Боунса, говорившего мне, что это были прямые попадания.
— Дев…
Я почувствовал, как мой желудок скрутило. Уронил голову и зарыдал. Я, бл*дь, рыдал и рыдал, слезы стекали на щеки и грудь. Я плакал, держа в руках две гребаные фотографии.
Я не слышал, как Фиби вышла из своей комнаты, но, когда почувствовал, что ее руки обнимают меня, то не смог оттолкнуть ее, черт возьми. Забравшись в ее объятия, как киска, я позволил всем годам сдерживаемых эмоций вылиться из меня рекой. И я просто, бл*дь, обнял ее в ответ.
Фиби укачивала меня на руках.
— Мне очень жаль, — сказала она надтреснутым голосом. — Мне так жаль, что посмотрела…
Ее слова заставили меня сломаться еще сильнее. Но я держал фотографии в руках, как будто они были моим спасательным кругом. Моя единственная связь с семьей, которую я любил, ради которой я сделал бы все что угодно.
Я не знал, как долго мы так сидели, Фиби держала меня, вытирая мои щеки, пока я, бл*дь, разваливался на части. Ее пальцы откинули мои влажные волосы с лица, и она отодвинула «Джемисон» в сторону, даже не взглянув на него.
— Пойдем.
Она подняла мою голову со своих колен. Я почувствовал тяжесть. Каждая часть меня чувствовалась чертовски тяжелой.
— Я лягу с тобой.
Она поднялась. Я прижал фотографии к груди, заставляя ноги двигаться. Фиби провела меня в комнату, где я спал. Та, что хранила слишком много воспоминаний, чтобы я когда-нибудь мог хорошо в ней спать. Я сбросил ботинки и сел на край кровати.
Я не мог оторваться от фотографий.
— Ложись.
Фиби легла первой. Она протянула руки, и, нуждаясь в том, чтобы кто-то хоть раз взял на себя инициативу, я лег рядом с ней, положив голову ей на грудь. — Ш-ш-ш, — успокаивала Фиби, проводя руками по моим волосам. — Спи.
Используя ее голос, чтобы успокоиться, я закрыл глаза.
Я устал, так чертовски устал.
— Спи. Я буду здесь, когда ты проснешься. Буду охранять тебя, — я услышал ее слова, но меня уже затягивала тьма.
Когда я почувствовал гнилостный запах крови и мочи, я понял, что это был сон, который я никогда больше не хотел видеть…
— Четыре недели.
Мое колено подпрыгивало вверх и вниз в кузове бронированного грузовика.
— Он у них уже четыре недели.
— С ним все будет хорошо, Ксав, — сказал Боунс. — Он сильный. Он будет одним из двух.
Я кивнул, желая в это поверить, но не уверенный, что смогу. Разведка вернулась в лагерь. Пытки — говорилось в отчете. Четверо убитых: двое обезглавлены, один повешен и один убит выстрелом в голову.
Двое выживших.
В живых осталось только двое морских пехотинцев… Но их пытали.
Они сильно пострадали.
И мы собирались их спасти.
Я взял автомат, когда грузовик подъехал к укромному месту. Мы построились и заняли свои позиции. Мы с Боунсом нашли самую высокую точку — старую заброшенную башню.
— У тебя уже есть визуализация? — спросил сержант Льюис в наушниках.
— Да, сэр.
Боунс затих, а я приготовился стрелять.
— Три, — сказал Боунс, и я уловил нотки возбуждения в его голосе.
Он дал мне координаты, и я послал свои пули в полет.
— Прямое попадание, — сказал Боунс и указал мне на другую позицию. — Прямое попадание, — повторил он.
Затем весь ад вырвался на свободу, когда сухопутные войска двинулись вперед. Стреляли пушки, крики и вопли эхом разносились по пустынному городу. Но я слушал только команды Боунса, стреляя и нанося удары, сохраняя сосредоточенность, как и положено хорошему снайперу.
— Чисто! — сказал сержант Льюис по рации.
Не обращая внимания на приказ оставаться на месте, я выбежал из башни и бросился в здание, где держали пленников. Я проигнорировал голос Боунса позади меня, говорящий мне остановиться. Я не мог. Там мог быть мой гребаный брат.
Сослуживцы пытались остановить меня, когда я вошел в здание и пошел на звук медиков, отдающих приказы. Пол был усеян мертвыми телами, и я слышал крики выживших повстанцев в другой комнате. Мое сердце билось в унисон с бегущими ногами, пока я не добрался до задней комнаты. Я вздрогнул от запаха, который встретил меня. Моча, дерьмо и кровь.
Собравшись с духом, я вошел в комнату и посмотрел налево. С двумя мужчинами работали медики. У обоих не было ничего, кроме кожи и костей, покрытых кровью; они были избиты до полусмерти.
Но я должен был знать. Мне нужно было знать, жив ли еще мой брат.
Я протиснулся мимо мужчин на моем пути и замер, когда увидел знакомую пару глаз, смотрящих на меня. Темные, как у меня. Но это было все, что я узнал. Его лицо было черно-синим. Следы от ножей и огнестрельных ран портили его обнаженную кожу. У него не хватало нескольких зубов и двух пальцев.
Отрезанных начисто.
— Дев.
Я опустился на пол. Когда его глаза встретились с моими, из его груди вырвался болезненный звук. Я рванул вперед и схватился за руку, которая не была ранена.
— Я здесь, Дев. Я здесь, бл*дь.
Я сжал руку Дева и, черт возьми, сломался, когда он попытался сжать ее в ответ.
— Я никуда не уйду.
Я сунул руку в карман и вытащил фотографию его и Зейна.
— Боунс нашел ее, Дев, — сказал я и увидел, как его глаз, который не был заплывшим, наполнился слезами.
— Я сохранил ее для тебя.
— Сынок, — раздался грубый голос позади меня.
— Сержант.
Я посмотрел на Льюиса. Его лицо тоже было чертовски опустошенным.
— Нам нужно доставить его в больницу по воздуху. Это срочно.
— Хорошо.
Я наклонился и поцеловал Дева в макушку.
— Я скоро буду рядом, Дев, хорошо? Держись.
Отпустив его слабую руку, я положил туда фотографию. Пальцы Дева вцепились в нее так крепко, как только могли. Когда медики подняли его, я сказал:
— Не дайте ему потерять эту фотографию. Заставьте его взглянуть на нее, если дела пойдут плохо.
Мой голос был едва слышен.
Медик заверил меня, что сделает, как я просил.
— Выйди, сынок.
Льюис жестом велел мне выйти из комнаты. Я сделал, как он сказал, выходя, как проклятый призрак, по коридорам на улицу.
Все, о чем я мог думать, это о состоянии, в котором находился Дев. Его отсутствующие пальцы, выбитые зубы, следы от ножей, пулевые ранения и его чертовы слезящиеся глаза, когда он увидел меня… когда он увидел фотографию своего сына.
Эти чертовы ублюдки. Какого хрена они с ним сделали? Ранили его, заморили голодом, заставили лежать в собственном дерьме.
Гребаные мудаки!
Я остановился как вкопанный, когда услышал шум слева от себя. Из-за ближайшей двери доносились приглушенные крики повстанцев. Я слушал и чувствовал, как закипает моя кровь.
Они причинили боль моему брату. Они тронули Дева.
Я посмотрел на закрытую дверь, и мои ноги двинулись вперед без раздумий. Я сунул руку в карман и нащупал нож. Я даже не оглянулся, когда вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Трое мужчин посмотрели на меня. Трое связанных мужчин, сидящих у стены.
Из-за своих кляпов они начали изрыгать на меня какое-то невнятное дерьмо, но я не мог понять ни слова. И даже если бы я это сделал, мне было бы наплевать. Я просто видел их трупы в своей голове. Видел, как их кровь растекается под ними на полу.
Я крепче сжал нож в руке. Мои ноги двинулись вперед, а красный туман застилал мои глаза, когда я подошел к первому мужчине. Он зашаркал по полу, пытаясь вырваться. Но он был моим, и ему некуда было деться.
Я поднял нож и перерезал ему бедро, убедившись, что попал в бедренную артерию. Я полоснул его лезвием по животу и улыбнулся, когда его внутренности вывалились из раны. Я наносил удары снова и снова. Кровь уже забрызгала мое лицо, когда я перешел к следующему мужчине, перерезая ему горло и слыша, как он издает булькающий звук собственной кровью. Потом третий. Я кромсал их тела, причиняя им больше боли, чем было возможно за то короткое время, которое у меня было, и делал это с гребаной улыбкой на лице.
— Ксавьер! — Я смутно узнал голос Боунса, но не остановился.
Теперь меня ничто не остановит.
— Дейерс! — прогремел более громкий голос.
Затем кто-то схватил меня, отрывая от добычи. Я боролся с тем, кто тащил меня назад, пока не оказался прикованным к бетонному полу, мой нож вырвали из пальцев. Я посмотрел в сторону и улыбнулся шире, когда увидел трупы, прислонившиеся к стене. Трупы, которые уже почти не напоминали людей. Ублюдки, которые заплатили за то, что забрали моего брата.
— Уведите его! — приказал Льюис с ноткой паники в голосе, и меня вынесли наружу.
Кровь от моих убийств покрывала мои руки. Меня бросили в маленькую лачугу. Дверь за мной захлопнулась. Сидя в тишине, я смотрел на кровь на своих руках и не чувствовал ничего, кроме гордости. Но вскоре мои крепкие руки начали дрожать. Прошло совсем немного времени, прежде чем мысли о Девине и его состоянии достигли цели, совсем немного времени, прежде чем слезы стали густыми и быстрыми, адреналин исчез, и реальность обрушилась на меня.
Дверь открылась, и вошел Льюис. Сержант Льюис — ближайший друг Девина и мой начальник. Он начал расхаживать по комнате, теряя самообладание. Он продолжал смотреть на меня, а затем покачал головой и сказал:
— Дерьмо.
Я оцепенело наблюдал за ним. Они могут посадить меня под замок. Мне было все равно. Эти ублюдки были мертвы. Это было все, что меня сейчас волновало.
— Вот как все произошло.
Льюис замер. Его лицо было красным, а глаза метались из стороны в сторону, как будто он что-то обдумывал.
— Все эти ублюдки были убиты во время налета. Выживших нет.
Я моргнул, бесчувственный и безразличный, когда он присел передо мной.
— О чем, черт возьми, ты думал, Ксав?
— Они сделали ему больно, — прорычал я. — Они должны были умереть.
— Твой брат — лучший гребаный пехотинец, которого я знаю, и, более того, он играет по правилам, у него есть честь. Он никогда бы не выкинул такой номер, если бы вы поменялись ролями. Ты знаешь, что с тобой может случиться, если об этом узнают?
— Мне все равно. Они пытали его. Они заслуживали смерти. Плевать на то, что со мной теперь будет.
Льюис раздраженно провел рукой по лицу.
— Приведи себя в порядок. Я должен разобраться во всем этом дерьме. Мы все должны разобраться в своих историях. Забудь, что это когда-либо происходило. Ясно?
Я поднялся на ноги, не говоря ни слова. Льюис схватил меня за руку и развернул лицом к себе.
— Дев спасал мою задницу больше раз, чем ты можешь себе представить. Это единственная причина, по которой я сейчас иду против всех этических и моральных норм, Ксав. Я в долгу перед Девом, и после того, что случилось, я чертовски уверен, что не отдам тебя под трибунал.
Я рванул через дверь и увидел, что здание, в котором держали моего брата, горит, языки пламени высоко вздымаются, а дым клубится в воздухе.
— Ублюдки подожгли его, когда мы прибыли, но нам удалось вытащить наших людей, — сказал сержант Льюис.
Я знал, что это было прикрытие, которое использовали, чтобы скрыть мои преступления.
Но когда я смывал кровь своих жертв в ближайшем ручье, я не мог не чувствовать гордость за эти смерти. Эти ублюдки заслуживали смерти. И если бы у меня было больше времени, я знал, что сделал бы с ними вещи гораздо хуже…
Я проснулся и резко выпрямился. Посмотрел на край кровати. Вот они. Выстроились в ряд, чтобы снова навестить меня. Гребаные повстанцы, истекающие кровью, с вывалившимися внутренностями и перерезанными глотками. Они смотрели на меня черными пустотами вместо глаз.
— Уходите, — приказал я и вскарабкался к изголовью кровати.
Но они не двигались. Они просто смотрели. Всегда просто смотрели.
А потом я увидел других мертвецов, подошедших сзади, разрывая мое сердце надвое. Тех, о ком я заботился.
— Нет, — взмолился я, протягивая руки. — Пожалуйста. Пожалуйста, не приходите ко мне больше…
Мой голос затих, когда они заняли свое обычное место рядом с повстанцами.
Все они смотрели на меня мертвыми глазами, их кожа была серой и тонкой.
— Пожалуйста.
Я почувствовал, как последние остатки моей решимости рухнули. Мои щеки стали влажными, когда я столкнулся со всеми этими ужасами, которые не покидали меня годами. Мое чувство вины вернулось к жизни.
— Оставьте меня в покое! — закричал я. — Пожалуйста… просто оставьте меня в покое, — прохрипел я, не имея сил и пытаясь дышать.
Дверь в спальню распахнулась, и вбежала Фиби.
— AK?
Она в панике оглядела комнату.
— Убери их отсюда. — Я указал на край кровати. — Заставь их уйти. Пожалуйста…
— Кого? — тихо спросила она.
— Их. — Я указал на каждое изуродованное лицо..
— АК, — прошептала она и осторожно забралась в постель.
— Где ты была? — спросил я, когда ее рука коснулась моего лица.
— Я ходила за водой. Только что вышла из комнаты. Но сейчас я здесь. Успокойся…
Я посмотрел в ее голубые глаза и признался:
— Я убил их.
Фиби напряглась.
— Кого?
— Их, — сказал я и указал на край кровати. — Они причинили боль моему брату. Они чуть не убили его, поэтому я убил их. Убил их так, как они того заслуживали. Но теперь они не уходят. Они никогда не уходят. И они тоже…
Я указал дрожащей рукой на двух людей, которые преследовали меня больше всего.
— АК, я ничего не понимаю.
Она придвинулась ближе ко мне, взяла за руку и крепко сжала. Я посмотрел на ее тонкие пальцы в своих.
— У него было посттравматическое расстройство, — сказал я едва слышно. — Они отправили его в больницу в те месяцы, когда я еще отбывал остаток своей службы. Я не мог с ним увидеться — его привезли обратно в Техас. Я не знал, насколько все плохо, пока не вернулся домой. А вернувшись, я обнаружил, что мой брат в полном дерьме… за гранью полного краха.
Фиби поцеловала мою руку, и я посмотрел ей в лицо.
— Я не знал, что делать. Он пил, но хуже того… Подсел на героин. Я вернулся домой и обнаружил, что мой брат был наркоманом уже несколько гребаных месяцев, и никто мне ни хрена не сказал. Мысленно он все еще жил в Ираке. Все еще в той гребаной комнате, теряя рассудок. Проживая пытку день за днем. Для него это никогда не кончалось.
— Я все равно не понимаю, — сказала Фиби.
— Мой брат.
Я почувствовал боль от простого произнесения этого слова.
— Я убил своего брата, Фиби. Сапоги… у двери, оружие в сундуке. Это его хижина, в которую он привозил меня ребенком. Он мертв, и это моя вина.
Я бросил взгляд на него, стоящего в ногах у моей кровати, с его запястий и горла капала кровь, его тело было слишком худым и слабым. Он протянул мне руку, чтобы я взял ее, но сколько бы раз я ни пытался это сделать, моя рука просто провалилась сквозь воздух. Я не мог до него дотянуться.
— Это я во всем виноват, — повторил я. — Я облажался. Потерял все, потому что облажался.
Руки Фиби сжались в моих.
— Расскажи мне. Расскажи, что случилось. Тебе это нужно, АК. Я здесь. И не дам тебе упасть. Не позволю им причинить тебе вред.
Я посмотрел ей в глаза и, не имея больше сил бороться, рассказал ей все. Впервые в жизни кому-то рассказал обо всем — вступление в морскую пехоту, похищение, пытки.
Что я сделал.
А потом…
Она махала мне рукой, пока я проходил через аэропорт. Я передвинул сумку повыше на плечо и улыбнулся, увидев, как маленький человечек оторвался от ног Тины. Зейн пробился сквозь толпу и бросился в мои объятия.
— Зейн! — Я крепко прижал его к груди. — Я скучал по тебе, приятель!
Зейн сжал меня в ответ.
— Я тоже по тебе скучал, — сказал он.
Я откинул голову, чтобы посмотреть на него.
— Черт! Насколько ты вырос?
Он пожал плечами.
— Довольно на много.
Парень не шутил. Не могу поверить, как сильно он изменился за девять месяцев.
— Привет, незнакомец.
Я обернулся и увидел Тину. Я улыбнулся своей невестке, но быстро спрятал улыбку, когда по-настоящему посмотрел на нее. Она была совсем худой. Ее лицо было осунувшимся, и, черт возьми, она выглядела уставшей.
— Привет. — Я оглядел аэропорт в поисках брата. — Где Девин?
Тина отвернулась. Когда она оглянулась, ее глаза были полны слез. У меня упало сердце.
— Папа в больнице, — сказал Зейн, и я замер.
— Что? — спросил я Тину.
Она взяла меня за руку.
— Поехали домой. Там я тебе все объясню.
Я последовал за ней через аэропорт. Мы молчали в машине, позволяя Зейну рассказать о последних девяти месяцах и о том, что я пропустил. Но все, что я мог услышать, было: «Папа в больнице».
Когда мы вернулись домой, Тина отправила Зейна в его комнату. Я сел за кухонный стол, а Тина приготовила кофе. Она прислонилась к стойке, и только когда я увидел, что ее спина дрожит, я понял, что она плачет.
Я вскочил со своего места, все еще одетый в униформу, и развернул ее лицом к себе. Я возвышался над ней, ее крошечное тельце прижималось к моей груди. И она, черт возьми, разбивала мне сердце. Она рыдала и рыдала, пока не смогла дышать достаточно, чтобы сказать:
— Человек, который вернулся, это не мой муж. И не твой брат.
Я зажмурился, вспоминая его в дальней комнате здания повстанцев.
— Что случилось?
— Он вернулся домой, но каждый вечер сидел у нашей двери с винтовкой в руке. Он сказал, что они вернутся за ним. Говорил, что убьет их до того, как они доберутся до нас.
— Черт, — сказал я и услышал, как мой собственный голос дрогнул.
— Мне пришлось отвезти Зейна к сестре. У меня не было выбора. Из-за Дева наш мальчик боялся возвращаться домой, поэтому я отправила его к Клэр. Я пыталась, Ксав. Пыталась помочь ему, но это было уже слишком.
— Значит, его заперли? — спросил я сквозь стиснутые зубы.
— Клэр и Том обследовали его. Его положили в больницу. С тех пор он там.
— В какую больницу?
Когда Тина сказала мне, я вскочил на свой «Харлей» и помчался по дороге от дома к больнице. Персонал благодарил меня за службу, пока я бежал по коридорам, все еще одетый в униформу. Меня не хотели пропускать, но, когда я сказал медсестрам, что только что вернулся из Ирака, они впустили меня.
Запах хлорки ударил мне в нос, когда я толкнул дверь палаты. Все вокруг было белым и холодным. Девин лежал на ближайшей кровати. Мое сердце разбилось, когда я увидел его безжизненные глаза, просто уставившиеся в потолок.
— Дев?
Я медленно подошел к нему.
Он повернул голову. Его волосы все еще были коротко подстрижены, но это все, что осталось от моего прежнего брата. Он стал вдвое меньше, чем когда был здоров. Его кожу покрывали шрамы, но хуже всего было то, что жизнь исчезла из его глаз.
Как и сказала Тина, он был здесь телом, но не разумом. Моя рука дрожала, когда я взял его за пальцы. Девин даже не вздрогнул. Он просто продолжал смотреть, как будто вообще меня не видел.
Я почувствовал, что мои губы дрожат, а зрение затуманилось от слез.
— Дев, это я — Ксав. Я только сегодня вернулся с задания.
Дев вздохнул, но ничего не сказал. Я уставился на пластиковый резервуар, висевший на стойке, гадая, что за дерьмо они вкачивают ему в вены. Потом я увидел внутреннюю сторону его рук и отметины, которые там были. Метка за меткой показывали, куда он вводил себе наркотик.
— Дев, твою мать.
Я плюхнулся на кровать, проводя пальцем по его руке.
Я добрался до них, Дев, — тихо сказал я. — Убил их. Они мертвы. Я чертовски уверен в этом.
Я посмотрел на своего брата, моего гребаного героя, но его глаза были такими же безжизненными, как и с тех пор, как я вошел в палату. Поэтому я сидел молча, пока не вошла медсестра и не сказала, что мое время вышло. Я поцеловал Дева в макушку и встал. Как только собрался выйти, другой пациент издал какой-то звук. Я оглянулся и увидел парня, примерно моего возраста, может быть, моложе. Он был привязан к кровати за руки и ноги, как и Дев. Я обнаружил, что подхожу ближе, читая его карточку с именем.
Джосайя Кейд.
Его глаза были широко распахнуты и настолько черны, что казались ненастоящими. Ему тоже капали какой-то препарат, усмирявший его. Но он все еще боролся с ремнями, пока я стоял рядом с ним.
— Какого черта тебя сюда занесло? — спросил я, и парень перестал дергаться.
Когда он успокоился, я увидел, что у него на руках были порезы. Чертова тонна порезов. Но его глаза были прикованы ко мне. Как будто он пытался что-то сказать своим черным взглядом.
И я не мог этого вынести.
Ничего из этого дерьма.
Развернувшись на пятках, я покинул больницу и направился к ближайшему бару. Байкерскому бару.
Неделю спустя я стал новым кандидатом на вступление в клуб Палачей Аида. А потом все стало ещё хуже…
— Тебе не обязательно продолжать.
Фиби поцеловала меня в лоб.
— Стало еще хуже, — сказал я и позволил Фиби крепче обнять меня. — Я облажался, и вот тогда все пошло совершенно не так, как надо.
— AК.
— Нет! Я… Я хочу рассказать тебе.
Я посмотрел в голубые глаза Фиби и понял, что время пришло. Я больше не мог держать это в себе…
— У нас есть твоя хижина, да? — спросил Вик, когда мы пробрались на территорию и оказались под окном.
— Тина уехала на побережье с сестрой и Зейном. Ее не будет всю неделю. Она никогда не узнает, что он там.
Вик кивнул и протянул руки, чтобы я забрался на них.
— Тогда давай быстрее, засранец. Давай вытащим твоего брата.
Я влез в окно палаты брата и услышал, как Викинг следует за мной.
— Черт, так это он? — спросил Вик, когда я подошел к кровати, на которой лежал Дев.
Глаза Дева были такими же, как и каждый гребаный раз, когда я приходил к нему. Месяцы и месяцы в этом аду, и не было достигнуто ни малейшего прогресса.
Я вытащил капельницу из руки Дева и откинул одеяло с его тела. Я наклонился и подхватил его на руки. Он ни хрена не весил.
— Пошли.
Я подошел к окну.
Уже собираясь уходить, я услышал шум, исходящий от Джосайи, лежащего на кровати напротив. Когда я оглянулся, он смотрел на нас потерянными черными глазами. За все месяцы, что я навещал Дева, я не видел, чтобы к нему пришел хоть один человек. Ублюдок был совсем один.
— Вик, — сказал я, повинуясь импульсу. — Возьми Дева.
— Что?
— Сделай это, — приказал я.
Вик взял Дева и вылез в окно, а я пересек комнату и освободил Джосайю от пут. Я вылез в окно, оставив его открытым, чтобы парень мог убежать. Мы побежали через территорию к спрятанному грузовику. Под покровом темноты мы довезли его до хижины и разместили в комнате. Он был без сознания, слишком одурманенный наркотиками, чтобы общаться. Я сел рядом с ним, держа его за руку. Но чем дольше я смотрел на Дева, тем больше думал о пареньке Джосайе, которого мы оставили позади.
— Думаешь, он нормально выбрался? — спросил я Вика, сидевшего рядом со мной.
— Кто?
— Джосайя. Парень, которого я развязал.
Вик пожал плечами.
— Понятия не имею. — Он указал на Дева. — Так какого хрена нам теперь делать?
— Мы должны очистить его от препаратов.
Мы наблюдали за ним всю ночь, но он почти не двигался. Затем, когда ночь превратилась в новый день, я позвонил проспекту и сказал ему, чтобы он пришел присмотреть за Девом, пока меня не будет.
Когда появился проспект, я вошел в гостиную и увидел Вика, сидящего за кухонным столом. Он поднял бровь и покачал головой.
— Мы собираемся найти этого гребаного Джосайю, не так ли?
— Надо его проверить. Если он такой же, как Дев, хрен знает, в каком состоянии он будет один. Я не могу с чистой совестью просто бросить его, черт возьми. Что-то в его черных глазах подсказало мне, что этот ублюдок взывает о помощи, но не имеет ни малейшего шанса попросить ее… Его гребаные покрытые шрамами руки, то, как он просто смотрит в никуда. Не думаю, что у него есть кто-то, кому на него не насрать. И я, например, не могу отпустить это дерьмо.
Вскоре мы нашли его в переулке рядом с больницей, он вспарывал себе руки клинком. Молодой ублюдок уставился на нас, когда мы приблизились, губы растянулись над его зубами, когда он зарычал. Я поднял руки, наблюдая, как его расфокусированные глаза пытаются — но безуспешно — задержаться на мне.
— Меня зовут АК. Я здесь, чтобы помочь. Надо убраться к чертовой матери отсюда. Они найдут тебя, если ты не пойдешь с нами, и ты больше не выйдешь.
Потребовалось чертовски много времени, чтобы заставить его пошевелиться — парня явно нельзя было трогать, если судить по его волнению, когда я пытался. Но когда остатки наркотиков в его организме затянули его во тьму, вырубив к чертовой матери, мы взяли его и отвезли в хижину.
Вик отнес Джосайю в комнату для гостей, положил его на кровать. А я вернулся к Деву и сел рядом с ним, молясь, чтобы, когда он придет в себя, он стал братом, которого я знал.
И мы снова стали бы Ксавом и Девом…
— Но он не пришел в себя? — спросила Фиби.
Я покачал головой.
— Стало еще хуже. Джосайя — Флейм, пришел в себя. Он был трахнутый на голову, но с ним можно было говорить. И я не знаю, была ли это благодарность или что-то еще, но он слушал меня. Вик отвел его к Палачам, и он стал проспектом. Но Дев…
Я замолчал и посмотрел на него у подножья кровати. Моя грудь сжалась.
— Он не мог перестать жить фантазиями. Он разговаривал со мной, ел. Но я находил его снаружи посреди ночи, ожидающим возвращения ублюдков, которые его пытали.
— AK. — Фиби положила руку мне на лоб. — Ты весь горишь.
Я взял ее запястье и поднес его ко рту. Я поцеловал ее ладонь и воспользовался биением пульса, чтобы успокоить свое сердце.
— АК? — спросила она. — Ты меня беспокоишь.
— Меня вызвали к Палачам. Началась война с Диаблос, и през, старик Стикса, нуждался во мне. Он послал проспекта присмотреть за моим братом. У меня не было выбора, кроме как уйти. Я был снайпером Палачей. Я был АК. Мне нужно было уйти.
— Что случилось? — Я уловил дрожь страха в ее голосе.
— Он освободился. — Я закрыл глаза. — И сбежал…
— Что-нибудь слышно от Берда? — спросил Вик, говоря о проспекте, который наблюдал за моим братом.
— Нет. — Я крепче сжал руль. — Он пропустил сегодняшний созвон.
Флейм поерзал на заднем сиденье, сжимая в руках ножи. Теперь он никогда не отходил от меня. Меня или Вика. Чувак был полностью трахнут на голову, но теперь он тоже был моим братом. Трахнутый или нет.
Я въехал на подъездную дорожку и увидел, что грузовик исчез. Лед наполнил мои вены, и странное чувство поползло по спине.
— Где грузовик Берда?
Я выпрыгнул из машины. Вик и Флейм шли прямо за мной. Я поднял руку, медленно приближаясь к открытой входной двери.
И увидел кровь.
— Бл*дь, — выплюнул Вик.
Изрубленное тело Берда безжизненно лежало на полу. Я наклонился и пощупал кровь — она была еще теплой. Мое сердце пустилось вскачь.
— Он мертв всего пару часов, не больше.
Я поднялся на ноги.
— Твою мать! — закричал я, схватившись руками за голову. — Дев!
Я подлетел к грузовику и выехал с подъездной дорожки так быстро, как только мог. По пути я нарушил все ограничения скорости. Пытался дозвониться Тине на мобильный. Никакого гребаного ответа.
— Дев, не делай глупостей, — сказал я разреженному воздуху.
Час спустя я свернул на подъездную дорожку и увидел там грузовик… Грузовик Берда. Кровь отхлынула от моего лица, когда заметил, что задняя дверь открыта. Не было слышно ни звука. На многие мили вокруг не было соседей. Сейчас был только я и то, что ожидало меня в этом доме.
Мой желудок скрутило, когда я увидел внедорожник Тины на подъездной дорожке, автомобильное кресло Зейна на заднем сиденье.
— Нет, — прошептал я и толкнул дверь.
Мои ноги едва слушались, когда я пробирался через маленький фермерский дом, обыскивая каждый угол. Я замер в дверях кухни. След крови, свежей крови, тянулся по полу.
Мои ноги дрожали, но я заставил их идти дальше, войти в комнату. Звук вырвался из моего горла, когда я увидел Тину на полу. Безжизненное тело Тины, с порезами на шее и запястьях, с колотыми ранами в сердце. Желчь подступила к горлу, когда ее мертвые глаза уставились на меня, а на лице застыло выражение шока.
Тина… гребаная Тина. Моя сестра… моя вторая мать.
Нет…
Паника взяла верх… Зейн.
Я промчался по дому, обыскивая каждый угол. Осталась их спальня. Дверь была закрыта. Мое сердце колотилось так сильно, что это был единственный звук, который я слышал, когда повернул ручку и медленно открыл дверь.
Я снова увидел кровь. Кровь рядом с кроватью. Я обошел вокруг, готовясь к тому, что могу найти. До моих ушей донесся булькающий звук, как будто кто-то захлебывался кровью. Я ринулся к кровати. Дев привалился к краю. Кровь лилась из порезов на запястье и горле. Я рухнул вниз и обнял его.
— Дев! Нет!
Кровь продолжала течь, и я, черт возьми, не мог ее остановить.
— Дев! — крикнул я, рыдания терзали мою грудь. — Что ты наделал?
— В безопасности, — выдавил он из себя. — В безопасности…
Я крепко зажмурился.
— Нет!
Я укачивал его на руках.
— Не оставляй меня, — взмолился я, когда его глаза начали стекленеть. — Дев! Не смей, мать твою, бросать меня!
Но он умирал, все еще находясь в моих объятиях. Его кровь была повсюду — на моих руках, на полу.
— Дев? Где Зейн? — спросил я, когда его тело начало расслабляться.
Я прижал его к себе и считал секунды, пока он не замер.
Тридцать две секунды.
Слезы текли по моим щекам и смешивались с кровью на руках.
— Дев, — прошептал я, раскачивая его вперед-назад.
Моя грудь была в тисках, мое сердце вырвано из нее. Я не мог дышать. Не мог дышать, черт возьми!
— Бл*дь, — раздался голос от двери.
Я повернул голову, не отпуская брата. Вик и Флейм стояли и смотрели на кровь.
— Брат, — сказал Вик приглушенным голосом, на этот раз ублюдок был серьезен.
— Он убил ее. Он покончил с собой. Он думал, что все еще там. Что они снова придут за ним…
Еще больше слез хлынуло из глаз.
— Думаю, ему казалось, что он спасает ее, спасает себя. Он не хотел этого… он не убийца…
Я посмотрел в его темные глаза.
— Он мой чертов брат…
… Он мой гребаный герой…
— Нет, — прошептала Фиби, укачивая меня на руках. — АК, нет… — повторила она, и я понял, что она тоже плачет.
Она вытерла мои слезы, поцеловала лоб и прижала к своей груди.
— Зейн? — спросила она. — Где был Зейн?
— У его тети Клэр. Она взяла его с собой на вторую половину дня.
Я моргнул и посмотрел в голубые глаза Фиби.
— Если бы он был там… Дев убил бы и его, Фиби. Он бы так и сделал. Своего собственного сына.
— И где он сейчас?
Она посмотрела на фотографию его юного лица, которую я все еще держал в руке.
— Я не знаю.
— Почему?
— Клэр запретила мне видеться с ним. Он… он даже не пошел на похороны своего отца. Клэр и Том похоронили Тину отдельно, назвав моего брата убийцей. Я хоронил Дева в одиночестве, только Вик и Флейм рядом со мной. Ему даже не оказали военных почестей.
— Я перевернулся на спину и попытался дышать.
— Этот мальчишка был всей моей гребаной жизнью, а я не видел его много лет.
Я посмотрел на фотографию, на которой мы все были изображены, и даже больше не узнавал этих людей. Я не узнавал себя.
— Сейчас ему должно быть пятнадцать.
Я провел рукой по лицу Зейна.
— А я его ни хрена про него не знаю. И никогда не узнаю.
— AK. — Фиби положила голову мне на плечо. — У меня нет слов. Не знаю, чем тебе помочь.
— Ты помогаешь тем, что ты здесь, — сказал я. — Ты помогаешь, потому что понимаешь. Ни один другой человек никогда не понимал меня так, как ты. Ты понимаешь меня, а я — тебя.
Тишина затягивалась, пока я смотрел в потолок, полностью опустошенный.
— AK? — наконец спросил сонный голос Фиби.
— Да?
— Они все еще там?
Я напрягся и посмотрел на край кровати. Знал, что она имела в виду. Мои кошмары. Я приготовился увидеть изуродованные лица… но выдохнул.
— Нет, — хрипло ответил я, видя только темноту ночи. — Они ушли, — сказал я, и внезапная легкость подкралась к моему тяжелому сердцу. — Они ушли.
— Ммхм, — пробормотала она и потерлась щекой о мою грудь. — Это потому, что ты ни в чем не виноват.
Я посмотрел на рыжие волосы Фиби и впитал ее слова.
Ты ни в чем не виноват…
Я не помнил, как заснул, но в ту ночь я спал. Больше двух гребаных часов.
И мне вообще ничего не снилось.