Дмитрий
Я смотрел на свою любимую ведьму и думал, сколько можно надо мной издеваться? Я же не железный. Где она взяла этот разврат вместо того приличного платья, которое было на ней утром? Ну мало того, что оно яркое, она ж среди всех выделяется как красная звезда на елке. Спереди еще было прилично. Но когда она повернулась! Нет, ну должны быть какие ограничения для платьев. Такое надо законодательно запретить. Это же дети могут увидеть. Хотя, конечно, хрен с ними, этими детьми. А вот то, что на это будут смотреть мужики, меня совсем не устраивало. Не, ну мало того, что там такой вырез, что начинаешь сомневаться есть ли на ней лифчик. Так еще от этого выреза до самого конца юбки молния, чтобы точно можно было это проверить, есть у нее белье или нет. Я посмотрел на зал ресторана, пытаясь понять, сколько мужчин сейчас мечтают потянуть застежку вниз, наблюдая как открывается ее гладкая кожа, линия позвоночника, крутой изгиб бедер, который так хочется сжать. Ну, как я и думал, примерно все.
Я подошел, чтобы выяснить, для какого смертничка она так нарядилась. Но вместо ответа Лена прижалась ко мне так, что у меня сгорели на хрен все предохранители. Это чертово искушение плавилось в моих руках. Я сжимал ее такую мягкую, и дико хотел чувствовать эту податливость всем телом. Ее запах был настолько сладкий и возбуждающий, что просто зудело слизать его с кожи
Где-то на задворках головы билась мысль, что мы вообще-то в общественном месте, но тело меня предало. Видимо, Лена почувствовала это своей аппетитной пятой точкой, потому что она отпрыгнула от меня как кузнечик и пропищала:
— Настю потеряла, и остальных девочек тоже.
А я понял, что нам надо куда-то где темно, чтоб не смущать людей своей великолепной физической формой. Я бы, конечно, предпочел ближайшую подсобку и продолжил бы ее там тискать. Но судя потому, как она от меня шарахнулась, еще рано.
И мы пошли к нашим одногруппникам. Тогда это казалось хорошей идеей. Пока один долбоящер не промычал:
— Лен, а ты совсем бросила церковь.
С этим гиббоном мы устраивали гонки на окружной трассе, забирались на крышу нашей администрации (это было очень тупо, там вообще делать нечего), бегали голышом на зимней рыбалке, но вспомнить он решил про Лену. Мой многообещающий взгляд этот петух ощипанный увидел слишком поздно. Что ж, я еще верну ему слова в горло с помощью всех подручных средств, но в этот момент надо было решить совсем другую проблему.
Как я и подозревал, Леночка отнеслась к этой новости без энтузиазма. И опыт мне подсказал, что мне это еще припомнят и мстить будут долго. А ведь у нас уже началось что-то налаживаться.
А еще я решил, что никогда не буду бить своих детей. Все-таки физическое воздействие — это очень неправильно. Все же можно объяснить словами.
Вот смогли же мы спокойно поговорить у бассейна. Я, правда, попытался при этом рассмотреть ее трусики, но, оказалось, что ее юбка не такая уж короткая, как я думал сначала.
Я решил дать Лене время успокоиться. А сам вернулся на поле битвы объяснить всем, что я все еще лучший. Особенно некоторым дятлам, чтоб они свой клюв заклеивали в моем присутствии.
Но оказалось, что мою любимую ведьму нельзя оставлять даже не надолго. Рядом начинают тереться личности, которым судьба уже не раз давала знаки, что надо отвалить и успокоиться. И Васе еще повезло, что он сразу ушел. Очень хотелось культяпки ему поправить, чтобы помнил, что ими можно трогать, а что нет. Не пошел за ним только по одной причине. Я уже четко уяснил, что эту сладкую ведьму оставлять одну нельзя, а то список кровников вырастет до бесконечности. Неужели так незаметно, что эта женщина моя? На мой взгляд, совершенно очевидный факт, придурки.
Сестра любит умничать, что танец вертикальное выражение горизонтальных желаний. Я понял насколько это правда, когда мы начали танцевать. В танце она отзывалась на каждое мое движение. Мы стремились соединиться как капли ртути. Каждый наш жест был как жаркое обещание.
Что мы при этом говорили, было не важно. Для меня было важно как она реагирует на мои прикосновения. Как плывет ее взгляд, когда я кладу ей руку на талию. Как вспыхивают румянец, когда мы сталкиваемся в танце. Как она прикусывает губу, когда царапает мне кожу своими ногтями. И мне жизненно необходимо, чтобы она повторила это все, только в постели.
Она может злиться, может бояться. Но я по глазам видел, что она все понимает. Нет у нее никакого выбора, и у меня нет. Выбор бывает, когда ищешь, а мы уже все нашли. Я не совершил самой большой ошибки. Сейчас еще все можно исправить.
Но стоило мне только отвернуться, она опять куда-то сбежала. Наивная. Никуда она от меня не скроется. Это судьба. Точнее, я ее судьба. И я пошел переодеться, чтобы найти эту козу и больше не отпускать.
Но… Я был прав. Куда бы мы не пошли, мы все равно придем друг к другу. Поэтому сейчас я держу ее в своих руках, прижимаю к себе всем телом. Такую горячую, такую дерзкую, такую сладкую. Мы смотрим в глаза и я говорю ей то, что сказал много лет назад:
— Попалась, птичка.