Выражение его лица мрачное, он изо всех сил пытается сдержать свой гнев. Что ж, добро пожаловать в клуб, придурок.
Он делает шаг вперед, но я стою на месте и вызывающе смотрю на него снизу вверх.
Потянувшись за подол моего платья, он очень медленно тянет его вверх по моему телу, снимая с моей влажной кожи, прежде чем бросить на пол, оставляя меня в красных кружевных трусиках и лифчике — мои туфли все еще в машине, где я их сбросила.
— Ты подвергла себя опасности сегодня вечером, — бормочет он.
— Сегодня была первая ночь, когда я пожалела, что отказалась от своей квартиры, — говорю я ему, мой голос едва громче шепота.
Он делает паузу, наклоняя голову, чтобы изучить меня.
— Ты согласилась переехать сюда. Теперь это твой дом.
— Я знала, что еще слишком рано, но я придумала оправдания. Я думала, что знаю тебя достаточно хорошо, но я совсем тебя не знаю, не так ли?
Он протягивает руку и расстегивает мой лифчик, прежде чем зацепить пальцами край моих трусиков и спустить их вниз по моим ногам.
Он смотрит на меня с колен, прежде чем наклониться вперед и запечатлеть поцелуй на моей тазовой кости.
Я делаю шаг назад, но его руки сжимают мою задницу и удерживают на месте, пока он вдыхает мой запах, заставляя меня извиваться.
— Ты моя жена. Ты там, где должна быть. Рядом со мной.
— Ты обманул меня, — шепчу я, когда он встает, глядя на меня сверху вниз жестким взглядом, в котором нет ни капли раскаяния. — Ты владелец "Дрифт”?
Он не отвечает. Он подхватывает меня на руки и несет в ванную, прежде чем опустить в нее. Закрыв краны, он расстегивает рубашку, а я подтягиваю колени к груди и кладу на них голову, наблюдая за ним, пока он наблюдает за мной.
— Ты нужна мне здесь. У меня больше денег, чем я мог бы потратить за десять жизней. Я мог бы купить почти все, что захочу, но то, чего я хочу больше всего, не продается, — говорит он мне, расстегивая ширинку и показывая, что на нем нет нижнего белья, когда его брюки падают на пол. — Это не значит, что я не могу просить, занимать и воровать, чтобы заполучить тебя. Разве ты не видишь, Айви, нет ничего такого, чего бы я не сделал, ни одной черты, которую я бы не перешел, чтобы обладать тобой.
— Ты не можешь владеть мной. Я гребаный человек с чувствами, которые ты растоптал.
— Конечно, ты принадлежишь мне. Я знаю это, потому что я тоже принадлежу тебе. Теперь уже никуда не деться, Айви. Мы увязли слишком глубоко. Тони или плыви, вот и всё.
Он заканчивает раздеваться, прежде чем залезть в ванну позади меня. Вода переливается через край, но никого из нас это не волнует.
Он обнимает меня одной рукой, но я пытаюсь стряхнуть его. Он прижимается сильнее, его губы касаются моего уха.
— Злись на меня сколько хочешь, Айви, но не отказывай мне.
Когда он притягивает меня, чтобы я прижалась к нему спиной, я сдаюсь и позволяю ему, игнорируя длину его твердого возбуждения, зажатого между нами.
— Для тебя там небезопасно. Не тогда, когда за каждым твоим чертовым шагом следит сталкер. Я не могу быть вдали от тебя и продолжать функционировать, не зная, обострится ли он или когда.
Я расслабляюсь, прижавшись к нему. Трудно продолжать злиться на того, кто искренне заботится о тебе. Видит Бог, прошло много времени с тех пор, как кто-то в моем углу вступался за меня, но все же…
— Ты знал, что я невиновна в том, в чем меня обвиняли. Мне пришлось сидеть и терпеть подозрительное отношение и обвинения Кевина, когда ты знал, что я не имею никакого отношения к пропавшим деньгам, — огрызаюсь я.
— Я знаю. Это была новенькая, Бекка. Не волнуйся, я ее уволил, но я увидел представившуюся мне возможность и воспользовался ею.
— Использование этих жестких методов, чтобы притянуть меня ближе, в конечном итоге только оттолкнет меня, — предупреждаю я его.
— Ты можешь давить сколько хочешь, Айви, но тебе придется оторвать от себя мои холодные мертвые пальцы, прежде чем я позволю тебе куда-либо пойти.
— Если бы я была умнее, я бы сбежала, — ворчу я.
— Я бы нашел тебя. На земле нет такого места, где я не найду тебя и не верну обратно домой.
— Почему?
— Что почему? — спрашивает он, беря губку и выдавливая на нее немного геля для душа, прежде чем поставить флакон обратно на угол ванны.
— Почему ты хочешь меня? Возможно, у меня не так много опыта, когда дело доходит до отношений, но я знаю, что это ненормально.
— Двое таких людей, как мы, никогда не могли бы быть нормальными, — бормочет он, проводя мыльной губкой по моим плечам и вниз между грудей. — Я слишком испорчен, чтобы когда-либо быть нормальным, а ты… — его голос срывается.
— Я кто?
— Невероятная, — напевает он, прежде чем провести губкой ниже.
— Атлас, — стону я. — Я все еще так зла на тебя.
— Знаю. Как насчет того, чтобы я загладил свою вину?
— Ты позволишь мне вернуться на мою работу?
— Нет. Это все еще слишком опасно. За тобой охотится псих. Кто может сказать, что это не он запер тебя в той кладовке?
Я не могу спорить с этим, когда эта мысль уже приходила мне в голову.
— Что бы случилось, если бы я не добрался до тебя, а вместо этого он устроил пожар?
— Я не могу быть твоей пленницей, Атлас. Я сойду с ума.
— Как насчет сексуальной заложницы?
Услышав это, я расхохоталась: — Ты ведешь себя нелепо. Я понимаю, ты хочешь обеспечить мою безопасность, но должны быть границы, Атлас.
— Между нами нет границ, я не пойду ни на какие крайности. Ты не понимаешь, насколько все может быть плохо, потому что ты никогда не гуляла по изнанки этого города, который ты так сильно любишь. Я надеюсь, ты никогда этого не поймешь, потому что, если ты это сделаешь, это будет означать, что я подвел тебя и оставил беззащитной.
— Ты говоришь загадками, Атлас, — разочарованно говорю я ему.
Схватив меня за подбородок, он запрокидывает мою голову и пристально смотрит на меня, тепло в его глазах исчезает, словно кто-то щелкнул выключатель. Мужчина, который сейчас смотрит на меня в ответ, — это холодный отстраненный Атлас, который редко появляется рядом со мной.
— Ты когда-нибудь испытывала настоящий страх, милая Айви? Ты когда-нибудь задавалась вопросом, может ли прилив воздуха в легкие быть твоим последним вздохом, или паниковала из-за того, что отрывистое биение твоего сердца, эхом отдающееся в ушах, может внезапно просто прекратиться?
— Я знаю, что такое страх, — шепчу я, пока мои глаза скользят по его лицу в поисках моего Атласа, которого можно вернуть. Но все его эмоции стерты начисто, оставляя его глаза пустыми и бездушными.
— Ты ни хрена не знаешь, девочка.
Он отпускает руку и встает, разбрызгивая воду повсюду, когда выходит.
— Убирайся, — приказывает он, заставляя меня замереть. Что происходит?
Я стою на дрожащих ногах, внезапно чувствуя себя уязвимой. Я пытаюсь прикрыться, чувствуя себя незащищенной. Он крепко сжимает мою руку, помогая мне выйти из ванны.
— Никогда не прикрывай то, что принадлежит мне, — рычит он, прежде чем отпустить и схватить полотенце с вешалки. Я стою, застыв на месте, пока он вытирает меня, понятия не имея, каким должен быть мой следующий шаг. Часть меня все еще думает, что я должна бежать, но, как заметил Атлас, есть кое-кто, кто ждет другой возможности, чтобы напакостить мне. В следующий раз я, возможно, не смогу уйти.
Кроме того, этот мужчина — мой муж. Он никогда бы не причинил мне вреда. Верно?
— Иди в спальню и ляг на кровать.
— Атлас.
— Не заставляй меня повторять, Айви.
Блядь, блядь, блядь.
Я спешу в спальню, не отрывая глаз от двери. Я делаю шаг к не у, но Атлас оказывается прямо за мной, его рука на моей спине, подталкивает к кровати.
Я ложусь, положив голову на подушку и положив руки рядом с собой, мое сердце бьется так сильно, что может сломать пару ребер.
Он подходит к комоду в дальнем углу и открывает нижний ящик, доставая что-то, чего я не могу разглядеть, пока он не подходит ближе.
Ограничения.
— Атлас, я не хочу этого. Не тогда, когда ты злишься, — говорю я ему, но он игнорирует меня, хватает за руку и приковывает ее наручниками к каркасу кровати.
— Пошел ты, Атлас. Я сказала ”нет", — кричу я, когда он поднимает мою свободную руку над головой и надевает наручники на другую.
Когда он выдвигает верхний ящик, я чувствую, как мой желудок бунтует при воспоминании о пистолете. Вместо холодного металлического предмета, появляющегося в его руке, он берет красный галстук. Он чего-то ждет, глядя на меня совершенно отрешенно, пока я не кричу на него. Я понимаю, что дала ему то, что он хотел, когда он засовывает галстук в мой открытый рот, прижимая им мой язык, прежде чем закрепить галстук у меня за головой.
Я качаю головой и брыкаюсь ногами, но ничего не могу сделать, чтобы убежать. Атлас хватает мои ноги и широко разводит их, прижимая наручниками к углам кровати.
Мое дыхание с трудом вырывается из меня, мой голос — не более чем приглушенный вопль из-за импровизированного кляпа.
Вместо того, чтобы прикоснуться ко мне, он снова подходит к комоду и надевает свежую пару боксеров, прежде чем направиться к шкафу, где надевает темно-серый костюм и черный галстук. Только тогда он подходит и садится рядом со мной, вытирая случайные слезы с моей щеки.
— Ты боишься, Айви?
Я быстро киваю головой, вне себя от ужаса, но он просто улыбается мне, словно он учитель, успокаивающий ребенка.
— Нет, я так не думаю. Видишь ли, если твой сталкер доберется до тебя, я предполагаю, что у него запланировано что-то подобное. Ты знаешь меня. Ты знаешь, какой я на вкус. Что я чувствую, двигаясь внутри твоей сладкой киски. Ты волнуешься, может быть, опасаешься, но ты веришь, что я не причиню тебе боли, и это сводит на нет часть твоего страха.
Он проводит пальцами вниз по моему телу, обводя каждый сосок, продолжая.
— Именно отсутствие страха делает человека безрассудным. Ты думаешь, что можешь просто продолжать жить своей жизнью, спрятав голову в песок, и сталкер чудесным образом исчезнет? Он этого не сделает. Не с тобой в поле его зрения. Он видит именно то, что я вижу, что-то чистое и светлое, что-то, что может смыть человеческие грехи. Так и возникает пьянящее чувство. Это означает, что он никогда не перестанет охотиться за тобой, пока не получит именно то, что хочет, то есть тебя.
Он встает и достает свои серебряные запонки из маленькой чаши на комоде, продевая их в отверстия на манжетах рубашки.
— Я собираюсь в офис на несколько часов. Через десять минут прибудут подрядчики для работы над расширением. У них будет полная свобода передвижения по дому.
Открыв верхний ящик прикроватного столика, он достает черный фломастер, снимая зубами колпачок. Он пишет на моем животе чуть ниже пупка, заставляя меня извиваться.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть, что он пишет. Моему мозгу требуется некоторое время, чтобы понять это в перевернутом виде, но как только он щелкает, я не могу развидеть слова «трахни меня», написанные жирными чернилами прямо над моей лобковой костью. Теперь я плачу всерьез, понимая, к чему это приведет.
— Шшш… будь хорошей девочкой. Веди себя хорошо и тихо, и они даже не узнают, что ты здесь. Видишь, это залог твоей безопасности. Держаться подальше от неприятностей. Ты должна усвоить, что действия всегда имеют последствия, — он целует меня в лоб и уходит, задержавшись в дверях.
— Я оставлю дверь открытой, чтобы ты могла их слышать, — он подмигивает, как гребаный псих, и уходит, возвращаясь через несколько секунд.
Мое облегчение настолько велико, что у меня перехватывает дыхание, но это ненадолго.
— Я идиот, чуть не забыл, — он достает черную маску для сна и надевает ее мне на глаза, оставляя в полной темноте.
Я кричу и сопротивляюсь, но он не освобождает меня.
Он прижимается губами к моему уху, шепча слова, которые я едва улавливаю сквозь рыдания.
— Самые важные уроки часто усваиваются труднее всего. Будь хорошей девочкой. Я вернусь чуть позже, — и, поцеловав меня в губы, он ушел.
Оставив меня одну посреди гребаного кошмара.