— Убирайся с дороги, блядь! — лысеющий мудак с печальной прической в машине позади меня кричит из окна, нажимая на клаксон.
— Конечно, почему я об этом не подумала? — я бормочу себе под нос, пытаясь завести двигатель, но ничего не получается. Даже жалобного писка, чтобы сообщить мне, что она все еще жива.
Когда этот мудак нажимает на клаксон, я хлопаю по рулю и ругаюсь, как моя ирландская бабушка. Дерзкая и бесстрашная до самой смерти, я была названа в честь моего любимого члена семьи, но я не унаследовала ни капли ее уверенности. Помимо моих буйных волос цвета меда и способности обгореть на солнце в середине ноября, единственное, что я унаследовала от своей бабушки, — это способность пить виски как воду, не пьянея, и это не то, что я могу добавить к своему резюме.
Я опускаю окно. Оно протестующе визжит, и я машу ему рукой, не обращая внимания на то, как он называет меня разными именами и предлагает, что мне с собой делать. Некоторые из которых, я не думаю, что анатомически возможны.
Я перебираюсь через центральную консоль на пассажирское сиденье и вылезаю из двери. Люди, которые теперь едут вокруг меня, смотрят на меня с разным выражением гнева и жалости. Они, вероятно, думают, что я делаю это из соображений безопасности, чтобы меня не сбила проносящаяся мимо машина, но правда в том, что дверь со стороны водителя больше не открывается.
Вздохнув, я напоминаю себе, что всегда могло быть хуже. Я хватаю свою сумку и направляюсь к травянистой насыпи рядом с дорогой.
Я роюсь в своей сумке, пока не нахожу свой мобильник и вытаскиваю его с победной улыбкой, которая быстро исчезает, когда я понимаю, что он разрядился.
— Ну, конечно. Если я скажу, что могло быть еще хуже, ты собираешься поразить меня молнией? — спрашиваю я, вглядываясь в небо. Я уверена, что у человека наверху есть более серьезные причины для беспокойства, такие как голод и война, но было бы неплохо иногда сделать перерыв.
Звук замедляющегося двигателя заставляет меня оглянуться через плечо на блестящую черную машину, подъезжающую прямо за моей.
Я быстро натягиваю улыбку на лицо, прикидывая план побега, если понадобится. Я не из тех людей, которых легко заманить в ложное чувство безопасности с помощью дорогой машины и броской одежды.
Я слишком много повидала, чтобы поверить, что чей-то почтовый индекс определяет исключительно вероятность того, что он станет преступником. Зло с такой же вероятностью может носить костюм и часы "Ролекс", как и грязные джинсы и избиение жены. Черная слизь злонамеренности присутствует во всех сферах жизни. От сутенеров, пробующих девушек, которых они накачивают наркотиками, а в итоге накачивают спермой, до людей с раздутым эго и толстыми кошельками, покупающих свою невиновность у каждого из присяжных.
Конечно, обездоленные люди впадают в отчаяние. Многие принимают неверные решения в попытке выжить, но деньги и власть не смывают грехи человека и не делают его чистым. Это просто покупает ему шкаф побольше, в котором он может спрятать свои скелеты.
Я смотрю, как открывается задняя дверь и выходит мужчина в темном костюме, который, вероятно, стоит больше, чем весь многоквартирный дом, в котором я живу. Черт возьми, он, вероятно, тратит на нижнее белье больше, чем я на еду.
Он высокий и худощавый, но подтянутый, как парни из команды по плаванию, на которых я иногда глазею на работе. В этой работе должны быть какие-то преимущества, потому что мой новый босс Генри — придурок.
Ветер развевает его беспорядочные светлые волосы, заставляя их развеваться, когда он приближается ко мне с дружелюбной улыбкой с ямочками на щеках. В нем есть что-то от классического парня-серфера, несмотря на костюм и галстук, говорящие мне об обратном.
— Нужна помощь? — спрашивает он с широкой улыбкой, которая делает его красивое лицо еще более привлекательным, но по какой-то причине на меня это не действует. У этого парня на лице написано player (прим. парень, который встречается со многими девушками одновременно).
— У меня сдохли и телефон и машина, — признаю я, кивая головой.
Он оглядывает меня с ног до головы: — Хочешь, мы тебя подвезем?
Почему это прозвучало как намек?
Пинг. Привет, красный флаг.
— Мы?
— Мой… друг и наш водитель, — он указывает на машину, где я едва могу разглядеть парня спереди.
Пинг. Красный флаг номер два. Одна девушка и трое мужчин? Я почти уверена, что это хорошо заканчивается только в порно. В реальной жизни мне совсем не нравятся такие шансы.
— Извини, я не соглашаюсь на поездки с незнакомцами, — я осторожно улыбаюсь, делая шаг назад. Особенно, когда эта поездка означает оказаться запертой в машине с тремя незнакомыми мужчинами. Возможно, просмотр криминального канала сделал меня немного параноиком, но это не значит, что я зря беспокоюсь.
— Я не причиню тебе вреда, но слишком опасно оставаться здесь, на обочине дороги, — он пытается развеять мои страхи, но этого не происходит.
— Думаю, что в руководстве для серийных убийц написано заверять своих жертв, что ты не причинишь им вреда, так что я все равно откажусь. Хотя спасибо. Надеюсь, тебе больше повезет с принуждением следующей жертвы.
Он разочарованно проводит рукой по волосам.
— Я не лгу тебе, — обиженно ворчит он, заставляя меня усмехнуться.
— Уверена, что это правда, но я не доверяю незнакомым мужчинам только потому, что они так сказали. Ну, если только их не зовут Саймон (прим. отсылка к фильму «Саймон говорит», про убийцу-психопата, который заставляет своих жертв делать то, что он говорит), — шучу я, заставляя его нахмуриться.
— Меня зовут Кензо, а не Саймон.
— Ты знаешь историю с Саймоном? — я отмахиваюсь от этого. — Неважно. Послушай, у тебя есть дети, Кензо?
Я оглядываю его с ног до головы. Ему должно быть под тридцать, так что это возможно.
— Допустим, да, ради аргументации. Если бы у твоей дочери-подростка сломалась машина на обочине дороги, а трое мужчин остановились и предложили ее подвезти, ты бы хотел, чтобы она согласилась?
— Блядь, — ругается он, что само по себе является ответом. — Я бы хотел, чтобы она была в безопасности, но я понимаю твою точку зрения. Что, если ты воспользуешься моим телефоном, чтобы вызвать помощь? У тебя есть кто-нибудь, кто может приехать и забрать тебя?
Ладно, его забота кажется искренней, и это немного смягчает мое отношение к нему.
— На самом деле, это было бы здорово, спасибо.
Я подхожу ближе и протягиваю руку, чтобы он передал его мне, что он и делает, как только снимает блокировку отпечатком большого пальца.
Я набираю единственный номер, который сохранился в моем мозгу, и надеюсь, что кто-нибудь возьмет трубку.
Гудки звучат непрерывно, но никто не отвечает, потому что карма, по-видимому, ненавидит меня.
— Черт.
— Не повезло? — он догадывается, как раз в тот момент, когда начинают падать большие капли дождя.
— О, да ладно! — я раздраженно ругаюсь. Серьезно, Вселенная?
Кензо протягивает руку за своим мобильником, который он засовывает в карман костюма, чтобы он не намок.
— Я не знаю номера остальных моих друзей наизусть. Я имею в виду, кто-нибудь действительно знает номера чьих-либо мобильных? — я бормочу что-то невнятное, прикусывая нижнюю губу.
— Позволь мне подвезти тебя домой. Я обещаю, что мне не нужно ничего другого, кроме этого. Другой вариант включает в себя то, что я сижу в своей машине и наблюдаю за тобой столько времени, сколько тебе потребуется, чтобы придумать другой план.
— Серьезно? Ты бы просто сидел там и ждал?
— Если бы с тобой что-то случилось, я бы никогда себе этого не простил.
— Небольшая крайность, учитывая, что мы только что познакомились, — я хихикаю, но в этом есть нотка нервозности. Дело не столько в нем, сколько в том факте, что я собираюсь принять рискованное решение. Для меня это важно. Я не из тех девушек, которые совершают безрассудные поступки. Я предпочитаю перестраховаться и оставаться на своей полосе, но мысль о том, чтобы остаться здесь, на оживленной дороге, когда на меня льет дождь, а на мне нет ничего, кроме белого летнего платья, звучит так же привлекательно, как удаление корневого канала.
Я колеблюсь и поднимаю на него взгляд, с его ресниц капает дождь: — Пожалуйста, я не хочу, чтобы ты заболела, — говорит он мне, заставляя меня кивнуть. У меня действительно нет выбора.
Я позволяю ему проводить меня к своей машине, и как только мы приближаемся, задняя дверь открывается.
Я замираю на мгновение, затем вспоминаю, что я не единственная, кто здесь промокает, и скольжу по мягким, маслянистым кожаным сиденьям.
Каким-то образом мне удается остановить себя от того, чтобы не открыть рот, когда я смотрю на мужчину, которому должно быть лет тридцать с небольшим, сидящего напротив меня и смотрящего на меня с отсутствующим выражением лица.
Моя первая мысль — он красив, но в нем есть что-то почти смертельно опасное. Как ядовитый цветок, великолепный, но смертельно опасный. Он подтянутый и мускулистый, черный дизайнерский костюм не скрывает его телосложения. Его руки выглядят большими и сильными, когда он поправляет одну из своих запонок. Не думаю, что я когда-либо раньше видела запонки в реальной жизни, размышляю я, когда мужчина поднимает руку, чтобы снять свои зеркальные авиаторы.
Он совершенно завораживает, настолько, что я едва замечаю, когда Кензо садится рядом со мной и закрывает дверь.
Его темные волосы немного длинноваты на макушке и уложены в неряшливом стиле "Я-только-что-проснулся-но-разве-я-не-великолепен". У него сильная челюсть, губы приподнимаются в легкой полуулыбке, когда я сосредотачиваюсь на нем, но я не позволяю этому отпугнуть меня. Его глаза — это то, что держит меня в плену. Его длинные ресницы обрамляют глаза цвета самого темного океана, и они пристально смотрят на меня. Его взгляд опускается на мое платье, которое прилипло к моей коже, пока я мысленно возношу благодарственную молитву тому, кто изобрел бюстгальтеры с подкладкой.
С неохотным вздохом он снимает пиджак и, наклонившись вперед, набрасывает его мне на плечи.
— Лучше? — его голос — святое гуакамоле — это порно для ушей. Это что? Я не знаю, но так и должно быть. Этот мужчина мог бы прочитать мне мой список покупок, и я, скорее всего, кончила бы до того, как он дошел бы до конца.
— Я… — я задыхаюсь, потому что я такая чертовски покладистая.
Я кашляю, чтобы прочистить горло: — Спасибо. — мне удается выдавить из себя, на этот раз больше, как нормальному, функционирующему человеку, а не малышу, заучивающему буквы.
— Конечно, — слово слетает с его языка. Всего одно слово, но холодной отчужденности, которую я слышу в нем, когда он оглядывает меня, достаточно, чтобы вывести меня из ступора горячего парня.
Я качаю головой, испытывая легкое отвращение к себе. Мои друзья рассказывали мне о состоянии, которое они назвали «мозгом пениса». Я предполагала, что это означает «мудак», пока они в шутку не объяснили мне это за дешевыми шотами и пиццей. «Мозг пениса» возникает, когда ты видишь такого чертовски горячего парня, твое тело отключается, и ты впадаешь в коматозное состояние. Это приводит к неспособности формировать связные предложения и активизирует первобытное желание встать на четвереньки и совокупиться.
В то время я назвала это чушью, но теперь мне интересно, может ли он что-то заподозрить.
Его глаза вспыхивают, когда нога Кензо прижимается вплотную к моей.
— В твоей машине есть что-нибудь, что тебе нужно? — спрашивает Кензо, не обращая внимания на брошенный в его сторону взгляд.
Я качаю головой и чуть крепче прижимаю к себе сумочку, отодвигаясь в сторону: — Все, что мне нужно, прямо здесь.
Он кивает, прежде чем горячий парень нажимает кнопку, после чего стеклянная перегородка между водителем и нами опускается.
— Куда? — грубо спрашивает меня горячий парень.
Я потираю руки, прежде чем назвать ему название моей улицы, но не сам жилой комплекс. Я исчерпала все свои риски за день.
— Альпийская роща.
— Пит, отвези нас в Альпийскую рощу, пожалуйста.
— Да, сэр, — отвечает водитель, прежде чем перегородка снова поднимается.
— Спасибо… — я снова шепчу, запинаясь, когда понимаю, что не знаю его имени.
Слегка дрожа теперь, когда холод просочился под мою кожу, я жду, когда он заполнит пробел.
— Ты можешь называть меня Атлас. И пожалуйста. Хотя, если бы ты не была такой упрямой и села в машину до того, как начался дождь, ты бы сейчас не дрожала.
— Ты говоришь «упрямая». Я говорю «умная», — пожимаю я плечами.
— Однако конечный результат был тем же самым. Ты могла бы сидеть здесь в хорошей сухой одежде, — продолжает он, но я раздраженно прерываю его.
— Или в луже крови. Тебе никто никогда не говорил об опасных незнакомцах?
— Я не думаю, что это то, о чем мне нужно беспокоиться, — он отмахивается от меня, заставляя Кензо сухо усмехнуться.
— Ах, это так круто. Всегда хотела встретить кого-нибудь пуленепробиваемого, — невозмутимо говорю я. — Я имею в виду, может, я и не выгляжу как угроза, но у меня в сумке может быть пистолет.
Когда двое мужчин напрягаются, особенно тот, что передо мной, я понимаю, что моя шутка, возможно, не удалась.
— Я должен беспокоиться об этом? — спрашивает Атлас, в его голосе появляются темные соблазнительные нотки, которые заставляют меня странно бороться с желанием потереть ноги друг о друга.
— Что? Нет. Конечно, нет. Я просто говорю о том, что глупо предполагать, что я не смогла бы причинить тебе вред, если бы это было моим намерением, — тихо отвечаю я, отодвигаясь. Или, по крайней мере, это было моей целью, пока Атлас не наклоняется вперед и не кладет большие руки на каждое из моих бедер, неожиданный жар его ладоней обжигает мою кожу при соприкосновении. Он не причиняет мне боли, но его хватка ясно дает понять, что я никуда не денусь.
— Я… я думаю, что могу пойти отсюда пешком, — говорю я им обоим, внезапно чувствуя, что совершила колоссальную ошибку.
Есть что-то в этом темном и хищном мужчине, заставляющим меня чувствовать себя добычей, с которой поиграют, прежде чем сожрать.
Я знала, что должна была доверять своим инстинктам.
— Расслабься. Мы отвезем тебя домой. Сначала скажи мне, у тебя есть пистолет?
Мои глаза чуть расширяются: — Никакого оружия. Клянусь. Это была шутка. Ну, не шутка, а предупреждение. Черт возьми, не предупреждение, но… — я пораженно вздыхаю. Пожалуйста, Боже, сделай так, чтобы слова перестали приходить.
Я вздрагиваю: — Мне жаль.
— Да, ты это уже говорила. Если тебе нечего скрывать, ты не будешь возражать, если Кензо заглянет в твою сумку? Мой охранник сейчас близок к сердечному приступу, несмотря на его внешнее спокойствие.
— Охранник? — я смотрю в сторону Кензо и вижу, что атмосфера крутого серфера исчезла, а на ее месте появился мужчина, который чертовски бдителен и напряжен.
— Я зарабатываю приличную сумму денег, что, к сожалению, делает из меня мишень.
— Вау. Это, должно быть, полный отстой, — бормочу я, заставляя его разразиться удивленным смехом.
— Ну, это один из способов выразить это. Но, да, это действительно отстой. Кензо все равно нужно проверить твою сумку.
Я пожимаю плечами. Это чертовски странно, но я вижу, к чему он клонит. С таким же успехом я могла заорать бомба, когда я говорила об угрозах. Но я думаю, что такой человек, как он не может позволить себе рисковать.
— Эм… хорошо… конечно, — неохотно я передаю свою сумку Кензо, который с кивком принимает ее у меня.
— Успокой себя.
Я снова смотрю в окно. Чем скорее я вернусь домой, тем лучше.