На всякий случай все же прислушиваюсь. И снова слышу трели. Кто-то поет - может, и не совсем как соловей, но, во всяком случае, очень похоже.
Осматриваюсь. Никакого соловья не видно, только на знакомой большой ветке перед скворечником сидят рядышком скворчата, а на другой, прямо напротив них,- старый скворец.
Батюшки мои, да ведь это он выводит соловьиные трели! А малыши подражают ему как умеют.
Я был изумлен и восхищен. Я понял: на этот раз передо мной не какой-нибудь там скворчиный детский сад, где малышей учат прилично вести себя и утирать нос платком. Это была школа, самая настоящая школа! Ведь старый скворец обучал своих детей иностранному языку. Точь-в-точь как вас, наверно, учат немецкому или, скажем, французскому. Он их учил "соловьиному". А когда кончилось обучение соловьиному языку, начались разговоры на языке иволги, дроздов...
Тут-то я впервые понял, почему у нас об остроумном человеке говорят, что его "скворцами кормили". Скворец, мои дорогие, это вам не кто-нибудь, а скворец! Самая умная птица на свете! Ну, скажите? Какой другой птице придет в голову обучать своих птенцов иностранным языкам?
Помню, пошел я как-то в рощицу. Вдруг слышу - кто-то насвистывает хорошо знакомую мне песенку. У моей Криси была пластинка с этой песенкой, и она крутила ее до бесчувствия. Кругом - никого. Поглядел наверх - вижу, сидит на ветке скворушка и знай себе насвистывает знакомую мелодию. Только не до конца, правда: обрывает где-то посредине, а потом опять повторяет сначала.
Я был уверен, что это один из тех скворцов, кто получил образование в школе на моем ясене. В скворушкиной школе!
И, признаться вам по секрету, я очень горжусь, что у меня на ясене самый настоящий птичий университет.
ЧЕРНЫЙ ПЕТУХ
Ну, кто бы мог подумать, что за один день - да что я говорю, за какой-нибудь час! - весь порядок на нашем дворе полетит вверх ногами? И из-за кого, главное? Из-за обыкновенного петуха!
Да, это было для всех нас полной неожиданностью. Однако факт остается фактом.
Пошел я как-то на рынок. День был базарный. Но, честное слово, я не собирался ничего покупать. Я просто хотел поглядеть, что люди привезли на базар.
Вот хожу я вдоль прилавков: чем полюбуюсь, что потрогаю, то с тем, то с другим продавцом перекинусь словом.
И вдруг натыкаюсь на коренастую даму в плоской, как блин, шляпе. Она держит под мышкой черного петуха.
Петушище ростом с доброго индюка, а глаза у него красные, как кровь. Посмотрел он на меня очень внимательно и сказал бы я, даже умно. Понравился мне этот взгляд. Я потрепал петуха осторожно по шее. Он - раз! - и клюнул меня в руку.
- Купите кочетка! - предлагает мне дама в блиноподобной шляпе.
Я отговариваюсь тем, что у меня дома уже есть петух, второй мне, мол, ни к чему.
Дама делает вид, что не слышит. Начинает расхваливать своего петуха на все лады. Тычет мне его прямо в глаза, дует ему в перья, чтобы показать, какой он жирный...
Надо признаться, умела эта тетя зубы заговаривать. Мастерица была!
Не успел я оглянуться, как петух уже оказался у меня под мышкой.
Бегу я с ним домой. Бегу что есть духу, потому что покупка моя рвется как ошалелая. Бьет меня крыльями, клюется! А уж кричит, а уж кудахчет прохожие останавливаются и оборачиваются.
Дотащил я его наконец до своей калитки и пустил во двор.
Черный петух взмахнул крыльями и кукарекнул. Голос у него оказался звучный - сущая труба. Он пропел еще раз. Поскреб ногой землю - раз, другой. И важно, не спеша, двинулся по двору. Удивительно красивый, переливающийся всеми цветами радуги хвост волочился за ним по земле.
Посреди двора черный остановился, снова помахал крыльями, осмотрелся, коротко кукарекнул: "Вот и я!" - доведя тем самым до всеобщего сведения, что отныне начинается его правление.
Началось все с нашего петуха Беляша. Я и ахнуть не успел, как он уже лежал распластанный на земле. Черный сидел на нем и учил его уму-разуму. Соскочил. Взялся за селезня. Так отколошматил беднягу, что тот едва мог пошевельнуться. Тут подвернулась Имка, кошка. Петух - к ней. Кошка - наутек! Петух - за кошкой. Они пронеслись по двору. Имка вскочила на забор. И петух - на забор, Имка - на крышу сарая. И он-на сарай. Еле-еле успела кошка протиснуться в узенькую щель между досками. Петух заглянул в щелку, потом сердито забормотал, как индюк: "Помни, что я тут главный!" - и соскочил с сарая. В мгновение ока Чапа - фокс и Тупи - большая дворняга спрятались в конуру, и лишь изредка выглядывал оттуда чей-нибудь побелевший от ужаса глаз.
Милый петушок оглядел весь двор - он был пуст, словно кто его хорошо подмел, - и в третий раз взмахнул крыльями. В третий раз кукарекнул и направился прямо ко мне.
"А ты кто такой?" - спросил он, исподлобья глядя на меня своими красными бусинами. И вдруг как прыгнет мне на голову!.. Стыдно признаваться, но улепетывал я в дом не хуже, чем мой Тупи в свою конуру.
С этого дня целых две недели никто из нас не выходил во двор без старого зонтика над головой. Катерина однажды осмелилась пренебречь этой предосторожностью, и пришлось ей целый час просидеть в прачечной. А черный петух - мы назвали его Разбойником - расхаживал взад и вперед перед дверью прачечной мерными шагами, как часовой.
Уйти, снять осаду - этого у него и в мыслях не было. Бедной Катерине пришлось в конце концов надеть на голову бельевую корзину. В этом шлеме она помчалась в кухню.
Чтобы кто-нибудь чужой показался на нашем дворе, об этом и думать не приходилось. Все дела мы улаживали либо на улице, либо в саду, и то как можно подальше от подворья. Ведь Разбойник, стоило ему услышать незнакомый голос, вскакивал на забор. И никогда нельзя было предвидеть, на кого и когда он кинется. Ни минуты покоя он нам не давал. Разбойник! Я даже, по правде говоря, не очень удивлялся, что Катерина все чаще, все настойчивее заговаривала о бульоне с рисом. В этом бульоне, по ее мнению, Разбойнику было бы самое подходящее место. Не отрицаю, мне было жалко петуха, но жить у себя дома в вечном страхе - это тоже не особенное удовольствие. Так что я уже готов был примириться с неизбежностью...
Так обстояли дела, когда пришла к нам Эдитка, дочка пана Межвы, сапожника, в чьем ведении находилась обувь обитателей нашего дома.
Я очень любил эту маленькую Эдитку. Личико у нее было круглое, как яблочко, на щеках - ямочки. Смешливые карие глаза. А веселая она была, как щегленок!
Надо же, чтобы я заметил Эдитку, когда она была уже на середине двора! А там Разбойник как раз вел на водопой куриное стадо и бедного Беляша в том числе... Плелся наш Беляш, низвергнутый куриный владыка, позади всех кур, и вид у него был смиренный и запуганный, как у самой забитой квочки...
- Эдитка! Берегись петуха! - крикнул я в окно. А сам схватил зонтик, на ходу открыл его и помчался Эдитке на выручку.
Гляжу, Разбойник, по своему обыкновению, уже взмахнул крыльями, кукарекнул и большими шагами двинулся к девочке.
Я обмер: думаю, того и гляди выклюет ей глаза, пока я добегу.
- Эдитка, беги! - кричу.
А она, вместо того чтобы бежать, преспокойно присела на корточки. Глядит на петуха и смеется во все горло. Смех у нее был звонкий-звонкий, как колокольчик, и такой заразительный, что хочешь не хочешь, а засмеешься вместе с ней.
Смотрю, петух остановился. Поглядел на нее одним кровавым глазом, потом другим и как закричит: "Кукареку!".
Но в этом крике не было угрозы, скорее - удивление. Потом Разбойник закудахтал глухо, словно кто пустую бочку по мосту покатил, и снова приглядывается к девочке. А Эдитка накрошила немного хлеба - в руках у нее была краюшка - и протягивает ладошку к петуху. Разбойник покосился на нее, поглядел на ее протянутую руку и склюнул крошку с ладони. Одну, вторую, третью...
Вид у меня был, должно быть, довольно глупый, потому что Эдитка, взглянув на меня, расхохоталась.
- Я никаких зверей и птиц не боюсь, - говорит. - Бояться - это хуже всего. А если не боишься, самый дикий зверь не тронет! Пойди-ка сюда, Разбойник, я тебе еще хлебца дам, - обращается она к петуху, который тем временем уже отошел к своим курам. И что вы скажете?
Разбойник не только послушался Эдитки, но и позволил ей погладить себя по перьям.
Я сбегал домой, захватил там горсть крупы. Присаживаюсь на корточки возле Эдитки и протягиваю руку Разбойнику. Пришлось подождать, пока он наконец смилостивился и поклевал крупы. Но зато с этой минуты у меня с ним установились приличные отношения. Удалось даже помирить с Разбойником Катерину. Отныне, само собой разумеется, в нашем доме прекратились разговоры о курином бульоне с рисом.
Не думайте, однако, что Разбойник полюбил нас. Увы! Он просто позволял нам жить, терпел нас, но и только. Во дворе попрежнему хозяйничал как хотел. Чужих не допускал ни на шаг. Для одной только Эдитки делал исключение. Ее он любил и ждал. Иногда вечерами он бывал уже таким сонным, что качался взад и вперед, тыкался носом в землю. Но стоило ему услышать звонкий смех Щегленка, он кукарекал хриплым спросонья голосом и бежал во всю прыть к калитке или даже на улицу, чтобы поскорее увидеть свою приятельницу. Я думаю, он любил и уважал ее за смелость. Разбойник, что о нем ни говори, был петух рыцарского нрава и умел ценить мужество.
Вы, наверно, догадались, что в конце концов я преподнес Разбойника Эдитке. Как он вел себя на новом месте, не знаю. Знаю только, что он время от времени удостаивал нас своими посещениями, видимо решив не оставлять нас совсем без присмотра.
Он всегда появлялся неожиданно. Кукарекал и начинал наводить порядок. Продолжалось это до тех пор, пока не приходила за ним Эдитка. Тут он сразу затихал и покорялся. Маленькая Эдитка делала с Разбойником все, что хотела.
Да кто, впрочем, мог бы не подчиниться девочке, у которой было такое мужественное сердце! Девочке, встречавшей опасность смехом, звонким, как серебряный колокольчик...
ПАН КУБЯК