(11 июня, понедельник, +14)
— Ирина, здрассте! Тебя к шести вечера в клубе ждут, Сергей Иванович передал! — за заборчиком, по обыкновению засунув руки в карманы замызганных штанов, стоял Славка, покачиваясь с пятки на носок. — А у меня день свободный, делать нечего. Помочь надо чем?
— Привет, Слава, знаешь, а ты вовремя. Я поленницу хотела перенести с дальнего угла, там еще посажу малины. Пока я подсаживаю капусту, где кот подрыл, ты мне поможешь.
— Легко! — мальчишка с готовностью шагнул за калитку.
— Вот тачка, перчатки обязательно. Потом пообедаем, и поставим пугало в клубнике, вороны обнаглели совсем.
— Дед дуги ставит, и зеленой сеткой укрывает клубнику, так лучше.
— Ой, а у меня есть тоже дуги, как парник, да?
— Да, — почувствовал себя взрослым, что городская прислушалась к его совету.
Мальчишка работал быстро, пробегая по дорожке с тачкой, как метеор, круто заворачивая на углах. Ирина закончила подсаживать цветную капусту, раскидала несколько пакетиков базилика и укропа, ушла на кухню.
— Я все сделал! — через час довольная, раскрасневшаяся мордаха подростка сунулась в двери.
— Отлично, вон там ванная комната, полотенце я тебе приготовила, синее. Мой руки, лицо, садись за стол, обедать будем.
— У-у-у, суп. Мне обязательно его есть? — Славка скривился над тарелкой, плюхнувшись на стул.
— Обязательно. В твоем возрасте необходимо в обед есть суп. Чем питаешься дома?
— Ну, когда в школе, там приходится в столовке щи хлебать, но там вкусно. А дома мы с дедом куру с лапшой едим, бутеры с колбасой, дед гуляш готовит иногда, когда трезвый. Я блины печь умею, яичницу там… — вдруг поднял глаза от тарелки, плеснул обиженной гордыней, — не бедствуем.
— А я не спрашивала, бедствуете, или нет. Я про суп спросила, — расхохоталась на реакцию мальчишки Ира. — Ешь, не выпендривайся.
— А вкусно, очень! У деда получается мутная жижа, лапша вся разваривается, покупная. Это рассольник, да? — Слава усердно работал ложкой. — Мама готовила так же…
— Хочешь, научу, ничего сложного, — предложила хозяйка дома, поставив на стол блюдо с печеночными оладьями, достала соусник со сметаной из холодильника.
— Хочу! Честно-честно! А то учиться уеду, в общаге надо будет самому готовить.
— На кого собираешься учиться?
— А в техникум поступлю, Марсель Анварович который заканчивал. Сейчас он колледжем зовется. Там бесплатно. Универ мне по деньгам не осилить. А так я алгебру люблю, физику, химию, геометрию. Задачи по векторной алгебре влет решаю! — не удержался, похвастался парень. — Учебник для первого курса Катерина Сергеевна дала, она со мной занимается дополнительно, хочет, чтоб я поступил в институт. Но, куда там…
— Векторная алгебра… Это же высшая математика, Слава! Молодец! — искренне восхитилась девушка.
— Фуф, наелся! Спасибо!
— Сейчас немного посидим, после обеда нельзя сразу работать.
— А можно пока книги посмотреть?
— Можно.
Надо же, отпетый хулиган, гроза поселка, и вдруг столько талантов пареньку отсыпано. Ира покачала головой. Да, такому пробиться непросто будет.
Пугало удалось. Славка вбил в землю толстое полено, в него — небольшой кусок арматуры. Приволок гибкий металлический шланг, насадил его на прут, к шлангу привязали старую метлу. Ира перевязала на треть длинную подушку, что недавно распорол когтем Шлиман, и получилась бабка с увесистым седалищем.
Нарядили бабусю по высшему разряду — платочек, как у Солохи, узелком на лоб, длинное платье из многослойного шифона, утюгом испорченное по подолу. Красными пластмассовыми крупными бусами, находкой из сундука, украсили декольте. Толстую веревку приспособили под руки и ноги. Хохотали до слез, когда водружали бабку на метлу. Подарили рукодельной ведьме и сапожки, грех такую красавицу без обуви оставлять.
— Фирюза-апа, копия! — ржал подросток, аккуратно формируя на лице нос, завязывая ниткой кульку. — Ира, еще б по сумке в руки! Что она в них постоянно таскает?
— Пакеты сейчас повесим, они шелестят, дополнительный звук будет. Ой, не могу, действительно, Фирюза!
— Ирин, а можно, я оладьи доем? Чет так аппетит разыгрался.
— Нужно!
Пока мальчишка мыл руки, Ира накрыла на стол, и положила денежку на буфет. Славик прошел мимо, будто не заметил денег, принялся подъедать все, что радушная хозяйка выставила из холодильника.
— Деньги возьми, это за работу, Слава.
— Не, много.
— Нормально. Бери. И у меня всегда найдется тебе работа.
— Афигеть! Спасибо! — ассигнация тут же исчезла в кармане, как и не бывало. — Я пошел, да?
— Иди, — улыбнулась Ирина его нетерпению. — До встречи!
Стукнула калитка за мальчишкой, но, не успела Ира намыть посуду и присесть с кружкой какао, как у калитки началась непонятная возня.
— Не пойду я позориться, я не крал эти деньги, заработал! — всхлипывал Славик, пытаясь выдрать ухо из цепких пальцев деда.
— Вот сейчас и узнаем, горе мое, как ты их заработал.
— Что за шум, а драки нет? — вдруг в перебранку вплелся голос соседа.
Ира вздохнула, поднимаясь со ступеней. Его только и не хватало!
— Что случилось, Слава? Леонид Матвеевич, так вы — дедушка Славки?
— Я, будь он неладен! Совсем от рук отбился, никакой управы на него не найти! Деньги начал по соседям воровать, а ну, признавайся! — дед еще раз встряхнул за шиворот внука, потрясая перед его носом несчастной купюрой.
— Отпустите ребенка, Леонид Матвеевич, Слава честно заработал эти деньги! Он весь день мне помогал, можете посмотреть, сколько парень сделал, я заплатила ему ровно за работу, — Ира вышла за калитку, не обращая внимания на соседа, что стоял поодаль, прислонившись к забору, потянула к себе мальчишку. — И впредь, будет мне помогать, и я так же буду оплачивать его труд. У вас золотой внук, Леонид Матвеевич, умный и добрый мальчик!
— Ой, чего городишь, девка! Что городишь… — от слов девушки старика затрясло. Последние годы, после нелепой смерти сына с невесткой, он только и слышал о внуке «хулиган», «оторва», «тюрьма по нему плачет», а рыжая вдруг говорит, что Славка добрый! Умный…
— Леонид Матвеевич, отдайте Славе деньги. И проспитесь уже! — раздраженно бросила Ирина, разворачиваясь к дому.
— Да я не пил сегодня, девка. Совсем, — вдруг присмирел старик, отдал купюру внуку, даже с почтением. — И завтра не буду.
— Вот и хорошо! — улыбнулась Ира. — Лучше спросите Катерину Сергеевну, какие учебники Славке нужны, заниматься дополнительно. Парень у вас, Леонид Матвеевич, гений математики!
— Это он в меня! — у деда заблестели глаза. — Ты прости меня, старого, девка, обмишулился я. Привык, что парня все хулят…
— А зря. Гордиться надо таким внуком. А поведение его… Вон, спросите Решада Маратовича, сколько тот окон разбил, пока в школе учился? — ткнула пальцем в сторону соседа.
— Э, я тут при чем? Интересно ты стрелки перевела, соседка. Сама кого попало привечаешь, реально же — Славка не из пай-мальчиков, на нем клеймо ставить негде, а мне попало, — ухмыльнулся Решад, отлипая от забора.
— Вам бы каску сейчас на голову, Решад Маратович, — хихикнул в ладошку Славка, прячась за деда. Видел он, чем заканчивается разговор, когда у Каринки так же, как у Ирины сейчас, начинали трепетать ноздри и суживаться глаза. — Дед, пойдем, ща рванет, как бы не зацепило.
— Пятьдесят семь, — процедила Ира.
— Что?
— Пятьдесят семь стекол пришлось вставлять за вами, Решад Маратович, пока вы школу не закончили! — свистящим шепотом продолжила соседка, вспомнив рассказы Наили-апы. — Однажды за одну неделю шесть раз!
— Когда это было, в школе, — защищаясь, Решад отступил к своему забору. — И в этой цифре треть — Марселя заслуга.
— А в прошлом году кто, играя с сабанятами в пионербол на школьном стадионе, запулил мяч в окно учительской? — Славка откровенно потешался над взрослым, раз представился такой шанс. — Пятьдесят восемь!
— Ах ты, гаденыш, иди сюда, я тебе уши откручу! — смеясь, погнался за мальчишкой Решад, но тот, хохоча, предварительно рванул с места так, что только пыль из-под ног взметнулась маленькими фонтанчиками.
— Только и можешь, что с маленькими воевать! — презрительно хлопнула калиткой Ирка.
— Да, блин… Матвеич, хоть ты ей скажи!
— Хорошая пара из вас получится, сынок, — прищурив один глаз, усмехнулся дед. — Не даст тебе Ирка заскучать. Хватай девку, да беги до ЗАГСа, где еще такую найдешь. Редкой души девка, золотая.
— Еще чего удумал, Матвеич! — нахмурился Решад словам старика, предложил, — Пойдем-ка, я тебе давление проверю, раз ты трезвый. Чаю попьем.
(12 июня, вторник, +15)
С утра прошел небольшой дождь, поливать огород не было нужды, поэтому Ира собралась и подъехала к клубу раньше, в шесть утра. Сонный поселок только-только открывал глаза окнами, собаки лениво перебрехивались во дворах, разбуженные пару часов назад третьими петухами.
Машина главы администрации уже стояла на обочине, но самой Марии Альбертовны не было видно. Ира подергала двери клуба и администрации — везде закрыто. Закурив, девушка еще раз пробежалась глазами по списку необходимого в пути и на празднике, нет, вроде, ничего не забыла.
— Фу, куряка, не поеду с тобой, с Альбертовной сяду, у меня астма! — сзади подошла первая из бабулек, бессменная работница почты. — Бросай давай, не пристало такой красавице травиться.
— Доброе утро, Резеда-апа, я в машине не курю, — улыбнулась Ира.
— Я тебе обещала отломить от куста пиона белого, как процветут, не забудь напомнить, — сменила гнев на милость бабуля. — Больно хорошо твои розы взялись, легкая рука у тебя, девка.
— Резеда, ты мне пятый год обещаешь свой пион дать, который сортовой, я-то дождусь? — к точке сбора подошла еще одна участница ансамбля.
— Так ты не говоришь, Петровна, я и не помню, кому чего обещала, — развернулась к старой подруге Резеда. — Хоть на бумажку пиши, совсем память худая стала.
Постепенно, за разговорами, собрались бабуси, уложили в багажник сумки, разобрались, кто в какой машине едет, придирчиво осмотрев заднее сиденье Хаммера.
— Ну что, драгоценные мои, все в сборе? — пройдя дворами через школу, на пятачке появилась Мария Альбертовна. — Я с вами не поеду, девочки, простите, в райцентр на весь день, хоть и выходной.
— А кто нас повезет, ты чего отлыниваешь, Альбертовна? Машина же твоя стоит? — заволновались бабки. — И Иваныча кто загружать-выгружать станет? Кто наши сумки поможет нести?
— А вон, идет водитель-погрузчик. На весь день в вашем полном распоряжении, хоть с маслом ешьте, — кивнула женщина в сторону Озерной улицы, подмигнув бабулям. — От сердца отрываю, цените, девочки!
12
ВПЕРЕД
Июнь.
Обернувшись, Ира не смогла сдержать раздражения — по тропинке, расслабленной походкой, шагал ее сосед. Зевнул в ладонь, поднял черные очки на голову. А бабки подтянулись, расправили согнутые спины, заулыбались, увидев главврача.
— Доброе утро, дамы. Альбертовна, я за Сергеем Ивановичем заеду, он звонил, — ловко поймав брошенные Марией ключи, Решад щелкнул сигнализацией, открыл переднюю дверь, сунулся внутрь салона. Обошел машину, закинул свой рюкзак и ветровку в багажник. — Ну что, дамы, кто со мной едет, грузитесь, две минуты на раздумья.
Всем видом показывая, что ему эта поездка поперек горла, отошел в сторону, закурил, вновь надел солнцезащитные очки. За черными стеклами можно без стеснения рассматривать рыжую, никто не заметит. Странно, ведь терпеть не мог, когда девушки надевают тяжелые ботинки на толстой подошве, но на этой мавке грубая обувь смотрелась органично, будто не давая взлететь при взмахе рук. Стянуть бы с нее пушистый свитер одним движением, расстегнуть джинсы, широкие, сами спадут…
А Ирина, будто почувствовала его мысли, сбилась в увлеченном разговоре с Марией, вдруг смутилась, оглянувшись нервно, нахмурилась. Развернулась, и встала за машину, скрылась от назойливого взгляда.
Прикрутив разыгравшуюся не к месту фантазию, Решад прислушался к спору пожилых женщин, усмехнулся. И про болячки свои забыли, громче всех Резеда кудахчет, и куда астма девалась, залезла на заднее сидение Тойоты, бесцеремонно распихав локтями товарок.
— Дамы, две минуты прошли. Я сейчас уеду, пешком добираться будете, — пригрозил он бабулям, садясь за руль. — Еще две ко мне, на переднее Иваныч сядет.
— Нина Алексеевна, это не твой бежит? — оглянулась Мария на дорогу.
— Ох-ти, батюшки, правда, мой ковыляет! — выглянула бабуля в открытое окно, полезла из машины, перебирая ногами, будто так получится быстрей.
Хватаясь за левую сторону груди, сухонький дедок добрался до машин. Видно было, что ему такие марафоны уже лет двадцать как стали неподъемны, но ради своей жены он старался местами переходить и на бег, помогая себе тросточкой. В руке, как драгоценность, нес он пуховый белый платок и кошелек:
— Старух, ты совсем башкой слаба стала, деньги дома оставила! Исэнмесез[1], девки, красавицы, как вы похудели все, как березки, стройными стали!
От комплимента бабули зарделись, кто на сколько смог, втянули животы, и, хоть знали, что у Бориса эта фраза была, как «здравствуйте», но вдруг, мужчине же виднее!
— Я на стол положила, да не вспомнила, верно, Борь, ну, и заняла б у кого из девочек, если что купить захотела, ты чего прибег, — с нежностью ответила мужу Нина, подвела его к лавочке, усадила бережно. — Ну что ты, как маленькую, меня контролируешь.
— За тобой глаз да глаз нужен. Вот, платок накинь, спину закрой, потом опять стрельнет, вчера еще говорил, — укутал заботливо плечи жены, смахнул невидимую пушинку с ее колена, добавил шепотом, — ты маленькая моя и есть. Поезжай уже, я посижу немного, да домой пойду. Иди, садись в машину.
Наконец бабуси расселись по машинам, пристегнулись, угомонились. Машина Иры, следуя навигатору, уехала вперед, не дожидаясь второй, но на трассе ее обогнала серая Тойота, мигнула фарами, пристроилась спереди, не давая совершить обгон. А Ирина и не собиралась, ей стало комфортно следовать за соседом, особенно, когда выехали на незнакомую ей дорогу. За два часа пути и поболтали и распелись женским междусобойчиком.
— Ох, бабоньки, я б в туалет, мочи нет, и чего дома не сходила? — взмолилась вдруг Петровна.
— И я б с удовольствием, — подхватила просьбу еще одна бабуля.
— Девочки, если мы сейчас остановимся, я заблужусь в развилках… — жалобно протянула Ира. — Этот же ждать не будет, уедет вперед.
Вдруг Тойота, будто ее водитель услышал просьбу, остановилась на обочине у небольшого леса, мигнула фарами. Из машины высыпались бабуси, бросились в лес врассыпную. Решад вышел тоже.
Ира остановила машину чуть сзади, помогла бабкам вылезти на дорогу.
Достала сигареты, щелкнула зажигалкой, отвернулась от ветра.
— Дай зажигалку.
— Своей не обзавелся? — обернулась Ира на знакомый голос.
— Дома оставил, — соврал Решад.
— Прикуриватель тоже сломался?
— Ир, убери колючки, я сам не особо в восторге от поездки, Альбертовна упросила. Вот мне счастья, выходной на вас тратить, — раздраженный от того, что пришлось соврать еще раз, вернул зажигалку. — Надеюсь, это будет одноразовая акция благотворительности.
— Ага, как ты сам. Одноразовый.
— А ты попробуй сперва. За уши не оттащить будет, — ухмыльнулся в ответ на грубость, задержав взгляд на высокой груди девушки.
— Я имела ввиду другое, а ты, как всегда: «Где бы что ни говорили…»
— Все одно сведет на баб! — подхватил Решад строчку из сказки Филатова, рассмеялся вдруг. — В твоем возрасте такое не читают.
— А в твоем — уже не помнят! — отбрила нахала Ирка, садясь в машину. И, глядя вслед садящемуся в автомобиль соседу, выругалась. — Гондон одноразовый. Штопаный.
— Что, Иринка, нравится тебе Решад Маратович? — хихикнула Нина Алексеевна с заднего сиденья. — Хороший парень, правильный.
— Еще чего! — возмущенная предположением бабушек, Ира оглянулась. — Самовлюбленный, наглый кобель!
— Это он еще свою женщину не встретил, вот и гуляет, — заявила Петровна. — Отец его тоже гулена был, пока на Наиле не споткнулся. Год почти за ней бегал, ездил каждые выходные в Казань, привез себе девку городскую. Ты приглядись к парню, вдруг — судьба твоя.
— Не собираюсь. Такому и химическая кастрация не поможет.
— Ну-ну, — бабки зашушукались, тихонько посмеиваясь.
По касательной проехали Мамадыш. Ира не сдерживала восторга, удивляясь чистоте городка, отличной дороге, заботливо установленным указателям с ярким названием праздника. Долго смеялась над знаком ограничения скорости «70», когда свернули на проселочную, в заплатах асфальта, дорогу к деревням.
Детские воспоминания о деревенской жизни в соседней области у бабушки сохранили непролазную грязь, особенно после дождя, вечные резиновые калоши у входа в дом разномастным рядком.
И опять та же картина, что поразила ее в своей деревне, радовала глаз — чистота, ухоженность, хозяйственность небольших поселков, что оставались позади. Аккуратные ульи везде, ухоженные огороды, техника и машины во дворах.
На широком поле, отведенном под гуляния, в отдалении от двух сцен быстро устанавливали палатки торговли местных умельцев. Бесконечный ряд мангалов уже дымился, приглашая запахами подойти поближе, оценить свежесть продуктов и отведать с дороги сочные кусочки шашлыка.
Толпы людей в праздничных одеждах, национальных костюмах, музыка, радостные возгласы встреч — Ирина растерялась в этом потоке народа, упустила своих бабусь, убежавших к знакомым по домам, переодеваться к выступлению. О ней забыли старшие товарки.
Кое-как, на заднем сиденье машины, умудрилась переодеться, натянула сарафан, удачно подогнанный Наткой по фигуре. Сменила тяжелые гриндерсы на невесомые красные кожаные сапожки с каблучком-рюмочкой, с удовольствием ощутив под пальцами тисненый узор по голенищу.
— Неплохой стриптиз! — у машины стоял молодой парень с аккордеоном наперевес, беззастенчиво пялился в окно.
— Подглядывать нехорошо, Вас в детстве не научили? — не чувствуя угрозы со стороны незнакомца, рассмеялась Ира, запирая автомобиль. Пусть смотрит, не жалко.
— Научили, но не удержался. Я — Андрей.
— А я — Ира, Андрей.
— Вы на какой площадке выступать будете? Я посмотрю обязательно.
— На второй, мы предпоследние, еще не скоро.
— Тогда погуляем, Иринка-картинка? — парень взял ее за руку, крепко сжал. — Давай на «ты»?
— Давай, — согласилась она.
[1] Привычное приветствие среди татарского народа. В переводе на русский язык это обращение звучит как «Живы ли вы!?»
Только отвернулся, а рыжая уже с каким-то парнем за ручку гуляет! И еще один подходит к ним. Еще один. И смеется для парней так игриво, будто что-то смешное эти могут рассказать. Нет, он не ревнует, но берега нужно видеть! Собрала вокруг себя недопесков, Скарлетт себя возомнила? Нечисть болотная…
Да ну ее.
Решад не знал, чем себя занять на этом празднике жизни. От скуки обошел ряды, купил минералки, перемигнулся с бойкой ладненькой продавщицей, постоял рядом, любезничая. Клятвенно пообещал, что, как проголодается, за шашлыком придет только к ней. Незаметно сунул руку в карман джинсов, проверил упаковку презервативов, да, есть. Тут не только вкусный шашлык намечается.
— Ириша? Ты? — вдруг услышала Ира за спиной. — Здесь?
Девушка повернулась, и расплылась в улыбке. От радости неожиданной встречи рядом, подпрыгивая маленьким колобком, полная блондинка пыталась протиснуться к приятельнице сквозь забор парней.
— Ой, Оля, как я рада тебя видеть! Только недавно тебе плюш отправила с Женей, вы состыковались в городе?
— Да, спасибо, пойдем, покажу, что из него сшила, — потянула женщина к рядам мастеров.
Несмотря на разницу в возрасте, они как познакомились на ночном маркете на фабрике Алафузова, казанской достопримечательности, так с удовольствием общались после. Благодаря Ольге, Ира открыла для себя мир кукольников Казани, старалась посещать выставки.
Дамы подошли к палатке с плюшевыми медвежатами, и Ирка вдруг заверещала, понеслась обниматься с высокой, чуть полноватой, моложавой блондинкой, подслеповато щурившейся из-под очков, напарницей Ольги.
— Юлия Сергеевна, вот Вас я меньше всего ожидала увидеть здесь! Но как? С нашей Олей?
— Тебя, Ирочка, да еще в таком наряде, тоже, знаешь, не ожидала, здравствуй, дорогая, — дама невозмутимо поправила соломенную шляпку на голове. — Мы с Ольгой ездим по ярмаркам, пока лето.
Три года назад Женя пошла на курсы дизайна, для работы, и Ира с Ландыш увязались за ней, за компанию, а Юлия Сергеевна вела композицию, декорирование и цветоведение. После курсов девочки не прекратили общение с любимой преподавательницей.
— Как тесен мир! — разглядывая деревянные подносы и шкатулки на столе педагога. — Но как вы с Олей познакомились?
— На выставке. Картины моих учеников повесили как раз за ее столом, я подошла, разговорились. Ты сама как здесь?
— Я же сейчас живу в деревне, за сто тридцать километров от Казани, в ансамбле выступаю!
— Какие перемены, Ирочка, я рада за тебя.
— Приезжайте в гости, представьте, речка сразу за участком, лес, места красивые! Мольберт с собой берите, не пожалеете, — расхваливала Ира свою новую малую родину. — Женя приезжает ко мне.
— Как у Женечки дела?
— Работает, сын растет, все хорошо.
— Обязательно посмотрю твое выступление, Ира.
— Я пойду, еще увидимся, девочки!
— Надо же, Юль, я представить не могла, что ты Ирку знаешь.
— Такая же история, — улыбнулась в ответ подруга. — Может, действительно, махнем в ее деревню потом, дома на продажу посмотрим, а то ты четвертый год по Татарстану ездишь, не можешь себе место выбрать.
— Сама знаешь, Юль, как-то все — не мое, — в ответ вздохнула Оля, поправила лапки у медвежонка. — Вроде, и дома, и участки отличные, но нет, не лежит душа. А к Ире съездим. Удивительно, ведь городской ребенок, а в деревню попала.
— Ее всегда тянуло к растениям, я, как раз, не удивлена.
А Ирина убежала к сцене, как раз пошел выступать новый знакомый, сел у края сцены, пристроил аккордеон, нашел ее взглядом, подмигнул. С первыми тактами музыки гуськом выплыли на помост девушки из местного ансамбля, одна другой краше, взмахнули платочками. В такт веселой песенке толпа стала прихлопывать, в конце наградили певуний громкими овациями. Ира вдруг испугалась, не перепрыгнуть ей такое выступление, как бы хорошо она не пела…
— Как тебе? — Андрей спрыгнул с помоста, точно приземлившись у ног девушки. — Девки мои сегодня в ударе!
— Молодцы! — искренне похвалила выступление Ирка. — А я боюсь, после вас петь — только праздник людям портить.
— Ты чего скисла? Мы же не для соревнования выступаем, для людей, чего ты испугалась?
— Я слова забыла… — тихо покаялась Ира, опустив голову.
— Как выйдешь, смотри только на меня, не волнуйся, одной петь тяжело, я буду подсказывать, — положив инструмент на скамью, Андрей обнял барышню. — Пока есть время, давай слова повторим.
Пока ждали своей очереди выступать, проголодались. Андрей позвал на соседнее поле, где на столах, укрытых белыми скатертями, раскинулось море снеди для выступающих. В горшочках вздыхали вареники с разной начинкой, пельмени теста тонкого, манты, и все томилось в нежнейшей, густой, с едва заметной кислинкой, сметане. У огромных казанов с перловой кашей, где мяса было больше, чем крупы, толпилась небольшая очередь, ведь примета сложилась годами — если не отведать этой каши, урожая не видать. Люди сперва пробовали, после подходили за добавкой, как хороша была каша!
На помост сцены Ира ступила уверенно, ободренная новым знакомым. Нашла его глаза в толпе, и не отпускала взгляда все выступление. Песня плыла над толпой, нежная, о любви неразделенной, голос молил жалобно, заставляя сопереживать девушке, даже те, кто не знал языка, понимали ее тоску. У многих женщин в толпе на глазах выступили слезы, бабки, сидящие в первых рядах зрителей, не стесняясь, утирали глаза уголками платков.
Музыка оборвалась на звенящей ноте, пару минут стояла восхищенная тишина. Раздались первые, робкие хлопки в ладоши, слушатели опомнились, шквалом аплодисментов проводив ансамбль.
Решад хотел подойти, поздравить, но, пока помогал Иванычу спуститься с крутой лестницы сцены, упустил из виду певунью, только рыжие кудри взметнулись огоньком в толпе. И рядом — этот настырный, местный. Банный лист.
День плавно уступал свои права мягким сумеркам, над танцплощадкой зажглись огни, зазвучали современные песни. Что удивительно, совсем не было пьяных, да и не продавали в рядах спиртное крепче медовухи.
Маясь бездельем, Решад попытался собрать своих бабусек к машинам, но куда там! Разбежались, внукам купить игрушек, с подружками местными поболтать-почаевничать, даже Иваныч уковылял к председателю на огонек. Что говорить о рыжей проблеме, та вовсю отплясывала на танцплощадке в кругу парней и девушек.
— Потанцуешь со мной?
— К великому сожалению, в моей «бальной карточке» для тебя нет свободного места! — дразнясь, Ира высунула кончик языка.
— Нет, и в танце откажешь? Струсила? — Решад ухмыльнулся. — А, ты боишься оттоптать мне ноги.
Непонятно что больше раззадорило: слова или насмешливо приподнятая бровь. А, может, легкая сумасшедшинка праздника, витавшая в воздухе, сделала свое коварное дело?
— Шиш с маслом! Много ты о себе возомнил! — девушка положила руку на мужское плечо, слушая первые ноты новой мелодии.
— Кошка дикая.
— Самовлюбленный болван.
Шаг, шажок…, невесомо отступить, уступая. Ладонь в ладонь, пальцы поглаживают осторожно, лишь подушечками, боясь спугнуть, изучая, запоминая, приручая к первым ласкам. Резкий поворот головы, внимательный взгляд. Шаг — отступая, шажок — приближаясь.
Повинуясь тревожной и гордой музыке, пара скользила по площадке, выплетая сложный узор на свежих досках. Решад легко вел, не ошибаясь ни в одном движении, и Ира, доверяя сильным, горячим рукам, позволила обнять себя крепче, чем того требовал танец, и только пульс общим ритмом бился в ушах.
Настил постепенно пустел, танцующие расступались, давая красивой паре все больше места. А они не замечали никого вокруг, ведя молчаливую дуэль глаз, разговор, понятный только двоим.
Стихли последние ноты, и зрители зааплодировали прекрасному танцу, а Ире вдруг показалось, что с небес грянул гром. Вспыхнула, заалела щеками, и бросилась вон с площадки.
Решад растерянно смотрел ей вслед, потом вдруг улыбнулся своим мыслям, не торопясь, спустился с площадки.
— Иринка-картинка, ты еще домой не скоро? — Андрей поймал девушку в охапку, закружил в объятьях. — Что за мужик с тобой танцевал? Весь день поблизости ошивается, за тобой следит. Ты с ним, да?
— Нет, Андрюш, это наш… водитель-грузчик, — вспомнила Ира обозначение обязанностей соседа на празднике. — Я с ним? В страшном сне такое не приснится.
— Тогда, может, ко мне на часок, как смотришь? У меня никого дома, кофеек попьем, — по интонациям было понятно, что не чашечка кофе интересует паренька. — На кроватке мягкой поваляемся…
— Нет, Андрюш, не хочу, — Ира аккуратно высвободилась из рук кавалера, отступила.
— Ну, ты чего ломаешься? Так хорошо день прошел, вечер надо сделать еще лучше, — Андрей вновь сделал попытку ее обнять, но получил по рукам.
— Обязательно на кроватке? Давай без меня.
— И зачем тогда я на тебя время потратил, — скривился парень, услышав окончательный отказ. — А еще помог, с покупками твоими таскался, как дурак.
— Почему же «как»? — вырвалось у Ирки, будто кто дернул за язык. — Даже обидно должно быть.
Хотел было дать сучке по губам за такие слова, но наткнулся на тяжелый взгляд того здорового мужика, неожиданно появившегося в двух метрах позади Иры. Озноб прошиб от его взгляда, ощутил себя завтраком туриста, а турист тот — волк матерый, не дай Бог столкнуться в лесу один на один. Водитель, как же…
— Бывай, хористка, — презрительно бросил Андрей через губу, поспешив смешаться с толпой.
Домой попали после полуночи, усталость валила с ног. Ира развезла бабулек по домам, подъехала к своему, вздохнула. День был отличным, только неприятно царапнуло предложение Андрея уйти к нему на часик перед отъездом.
Странно, но точно такие же предложения соседа не были отвратительны, скорее, вызывали возмущение наглостью уверенного в себе мужчины, а тут стало мерзко. Плата за помощь, надо же. Из-за этого Андрея практически сбежала с праздника, хорошо еще, бабули быстро подтянулись к стоянке, и оперативно погрузились в машины.
У ее калитки маялся сосед, что-то пряча за спину. Мало того, что после стелы, обозначающей начало родного района, резко уехал вперед, оставив ее одну на ночной дороге, так еще у дома караулит!
Не выходя из машины, щелкнула брелоком ворот, в сотый раз поблагодарив за автоматику бывших владельцев участка, заехала под навес. Опустила ворота. Посидела немного в тишине, надеясь, что сосед поймет, что она видеть его не хочет. Вышла из машины. Нет, стоит, упрямый. Демонстративно повернулась к дому, намереваясь уйти.
— Ир, ну что ты, как маленькая, честное слово!
— Я устала, сосед, может, поговорим потом? А лучше — никогда, а?
— Пять минут, я займу у тебя ровно пять минут, засекай.
— Хорошо, — демонстративно отметила время на телефоне, подошла к калитке, любезно открытой мужчиной.
— Вот. Поздравляю с выступлением, ты пела лучше всех, — оказывается, за спиной Решад прятал небольшой, но изысканный букет из роз, эустом и молоденького, еще скрученного в завитки, папоротника.
— Как я могла забыть про эустому, спасибо, что напомнил! Жаль, в этом году не получится вырастить, на рассаду в декабре семена проращивают. Махровая белая, конечно, капризуля, может и не взойти, но, если при дополнительном освещении… — вспоминая лекции, Ира не заметила, как скривился даритель, будто уксусу хлебнул.
— Вы прослушали лекцию по цветоводству, — съязвил он. — Я надеялся на другую реакцию. Нормальную.
— Ой, простите, Решад Маратович, не оправдала надежд и чаяний! Исправляюсь, — Ирка состроила глупую рожицу в стиле Барби, достала телефон. Вытянула губы уточкой, нащелкала несколько селфи с букетом, защебетала приторно, — Ой, это мне? Цветы? Ой, как неожиданно! Ой, как приятно! Спасибо-спасибо-спасибо, ты такой щедрый, ты такой заботливый, Решадик! Чем же мне тебя отблагодарить? Ой, я знаю! Поскакали в постель! Вы же все только этого и хотите! Ну что, Решадик, снимай штаны, доставай детальку, хвастайся!
— Какая же все-таки ты… Я же от чистого сердца… Ладно, забудь, — Решад неожиданно выхватил из рук девушки букет, размахнулся и выкинул его далеко на дорогу. Шагнув в ночь, процедил на прощание:
— Спокойной ночи, с…соседка.
Вдруг Ире стало стыдно. Увел вперед машину, чтобы заехать в райцентр за цветами, наверняка, еще и от бабуль, что ехали с ним, выслушал за такой крюк нелестных эпитетов. Да и вперед уехал не раньше, чем началась знакомая трасса. Дождался ее сейчас, хотя сам устал.
Когда стукнула дверь соседнего дома, Ира быстро подбежала к сиротливо валяющемуся на дороге букету, схватила, прижав к груди, и пулей унеслась в дом.
На кухне заботливо подрезала стебли, осторожно отряхнула под водой от пыли и песка, поставила в вазу. На мгновение застыла у стола, тряхнула головой, отгоняя разумные мысли, и утащила вазу с подарком в спальню.