Час до конца сентября - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 17

— Июнь-

(16 июня, суббота, +20)

Здравствуй, здравствуй финский праздник — Похмеляйнен! Ира застонала, резко оторвав голову от подушки. Интересно, вчера с Костиком в футбол не играли ее головушкой вместо мяча? Это сколько выпито было? Не привык организм хлестать винище в таких дозах, вот и сопротивляется изо всех сил.

Доползти до ванны, или еще поваляться под мягким одеялом? Нет, лучше — первое. Ноги гудели, не уступая голове. Вчера смешно было, когда танцевали на пляже под Чака Берри, изображая Траволту и Уму Турман, а сегодня — нисколько.

Отмокнув в душистой воде, Ирина натянула шорты, любимую синюю футболку, кое-как высушила волосы. Голова раскалывается. Где-то лежал топор, как радикальное средство, но лучше — огромная чашка кофе, литра на два, чтоб сунуть туда лицо, и пузырики пускать. За машиной еще нужно съездить, но это завтра, в таком состоянии за руль садиться нельзя.

Ира вовремя убрала турку с огня, перелила черную лаву в чашку, щедро плеснула холодных сливок, положила сахар, потянулась к пачке своих вишневых сигарет, вытащила первую утреннюю, самую сладкую, закурила, взяла чашку, по устоявшейся привычке присела на ступени террасы. Так, надо поработать, потом сбегать искупаться. Да, лучшее решение. Интересно, Костя еще дрыхнет?

Звонок не заставил долго ждать:

— Ирочка, дорогая, а ты где?

— Привет, Костик, я у себя дома, а что? Совсем ничего не помнишь?

— Местами. Смутно. А мы вчера э-э-э, это самое, у нас было?

— Не дошло. Вернее — ты не дошел. Гриша тебя на руках тащил домой, потом меня увез. Золотой мужик, выпиши ему премию.

— Почему ты не осталась?

— Зачем? Слушать твой храп?

— Прости-прости-прости-и-и!

— Ладно тебе! Зато ты классно танцуешь.

— В пятницу я приеду, ок? С ребятами посидим, у тебя заночую.

— С ребятами посидим. Ночевать можно и у Леши, рановато нам вместе ночевать, Кость.

— Я подожду, сколько скажешь! И пить так больше не буду, обещаю, честно, не рассчитал.

— Ладушки.

— Целую тебя нежно, Ирочка!

Весь день Ира хотела сходить на речку, но провозилась в огороде, и вспомнила только тогда, когда начало темнеть. На пирсе уже никого из местных не было, даже детвору мамы и бабушки загнали по домам. Сложив полотенце и шлепки на траву, девушка с удовольствием соскользнула с лестницы в прохладу реки.

Внезапно кто-то тяжелый пробежал по доскам и, оттолкнувшись от края, сиганул в воду, подняв столб брызг. Волна отбросила Иру к столбу пирса, чуть не накрыв с головой. Вынырнув почти на середине, Решад отфыркался, помотал головой, широкими гребками поплыл к противоположному берегу.

Ирина невольно залюбовалась идеальным баттом пловца, зная, как тяжело достичь таких успехов, и от возмущения не осталось и следа. Сама того не заметив, переплыла реку следом, и, выйдя из воды, размахнулась ногой по мелководью, щедро обрызгав лежащего на теплом песке мужчину.

— Э-э-э, за что? — возмутился тот, открыв глаза. — Ты уже бегаешь за мной?

— Вот еще! Когда прыгаешь с пирса, смотри, кто рядом есть в воде!

— Я думал, что уже все разошлись.

— Вот и я так решила, а тут ты с разбегу. Меня волной чуть затылком в опору пирса не впечатало.

— Извини, действительно не подумал, — смутился Решад.

Оба одновременно решили не вспоминать историю с букетом, не ворошить, чтобы опять не поцапаться. Слишком обидно было ему, слишком стыдно — ей.

— А плаваешь отлично! Хочется пошутить про то, что не тонет, но нет.

— На КМС нормативы выполнил в свое время.

— Сосед, а почему ты здесь? — осмелев, девушка села рядом.

Решад понял вопрос, помолчал немного, и ответил:

— Я здесь настоящий. Не нужно притворяться. Пробовал работать в Казани — нет, не хочу больше. Кстати, себе хотел Наткин участок купить, не успел. А потом, мне и родительского хватает. Здесь время остановилось, знаешь, будто в детстве, завернули тебя в одеяло после бани и несут на руках в комнату. Тепло и покой, свой дом, книги, работа, друзья, что еще нужно одинокому холостяку, — мужчина прекратил разглядывать песок, посмотрел на собеседницу. — А ты? Нет, я читал о дауншифтерах, но не встречал.

— В моем случае это скорее «переключение на передачу выше», я впервые в жизни делаю что-то руками, работаю, даже зарабатываю! Хотя бы на бензин, счета и еду, но это только начало. Планов много, записываю, смотрю, что осуществить. Пока сушу и пробую сочетание трав и специй, недозрелых ягод с кислинкой к мясу, съедобные цветы в сочетании с продуктами, особенно в десертах. Есть знакомые в паре ресторанов, кто мои сезонные рецепты уже пользует, и с удовольствием. Людям нравится, представляешь? — у девушки загорелись глаза, жесты стали широкими и порывистыми.

Мужчина с удивлением слушал соседку. Внезапно вспомнил, что говорил недавно про нее Лешему, и устыдился за свои слова.

— И уезжать не собираешься?

— Еще не знаю. Вернуться в Казань — не проблема, вот только я не знаю, что мне в городе делать. И здесь нужно пожить хотя бы год, это летом здесь одни восторги, а потом — «зима близко». Я ведь ни разу за двадцать лет, как бабушки не стало, не жила в деревне, а тут замахнулась. Иногда сама пугаюсь своего решения, но быстро отпускает, как в огород ухожу.

— Зимой здесь тоже есть чем заняться, поверь, — внезапно он понял, что не желает ее исчезновения из поселка, и чертыхнулся про себя, вспомнив, что в новогодние праздники опять маячит перспектива развлекать односельчан, нарядившись Дедом Морозом. Интересно, соседка согласится стать его Снегурочкой? — Заливаем огромные горки, елку ставим, детвора и бабуси концерты устраивают. Кстати, завтра матушка желает ехать за луговой земляникой, не хочешь с нами?

— Хорошо бы. Одна из любимых ягод!

— Купальник возьми с собой, жарко будет завтра, — плыть обратно, а, значит, расставаться, совершенно не хотелось. — Хочешь, фокус покажу? Смотри.

Решад тихо свистнул, почти неслышно для человеческого уха. На противоположном берегу появилась Тень, перемахнув забор, бесстрашно плюхнулась в воду, и через минуты три уже отряхнулась на песке. Подошла к своим людям, лизнула по очереди в нос, легла между ними.

— Какая ты умница, Тенюшка! А говорят, что волки дрессуре не поддаются.

— Это она меня дрессирует.

— О, это они умеют! — Ира гладила разомлевшую волчицу, наслаждаясь тишиной вечера.

Как странно, но даже молчать в обществе этой девочки было уютно и легко. И Тень ее приняла. Можно убедить себя, что это ее игра «найди меня, поймай меня» так действует красной тряпкой на быка, но ничего не получалось. Руку протяни, распусти веревочку купальника на спине, и вот оно, счастье… Но нет, врежет еще опять, как обещала.

— Комары задрали, — вздохнул он. — Поплывем обратно?

— Я ж за тобой не угонюсь.

— Буду плыть медленно и печально, — Решад зашел в воду за девушкой, не отрывая глаз от нежных ямочек над линией плавок. Если обхватить ладонями ее ягодицы, тогда подушечки больших пальцев лягут точно в эти ямочки… Да что ж такое, опять в душе рукой себе помогать, представляя… — Тень, домой! Ир, будь осторожна, сейчас вылезают охотиться раки.

— Ух ты, потом наловим?

— Ирка, ты непредсказуема! — рассмеялся мужчина. Столько за всю жизнь не смеялся, как с этой рыжей. — Обычно девушки верещат и увеличивают скорость, а ты обрадовалась вкусной еде.

— Пф-ф, в детстве в деревне у бабушки руками их ловили, чего там бояться?

— Не перестаю удивляться тебе.

— Я тебе тоже.

На берегу Ира подняла свое полотенце, вытерлась, и кинула его соседу:

— Вытрись, замерзнешь.

— Да я обычно так бегу до дома, в душ и на каталку, — оправдал он отсутствие полотенца, но с удовольствием воспользовался предложением. — Пахнет тобой…

— Эй, отдай, извращенец! — смутилась Ирка, потянула за край ткани.

— Трофеи не возвращают, матурым! — обманным движением руки Решад спрятал за спину полотенце, заставив девушку подойти к нему.

Мгновение, и чуть влажная ткань легла на хрупкие плечи, а за ней — мужские ладони. Может, сейчас не оттолкнет, если осторожно прикоснуться к губам, а дальше, как получится.

— Молодежь, вы тут штаны мои не вида-а-али? — из кустов, почесываясь от укусов комаров, вылез Агутя, пьяненько икнул. — Чего ржете-то?

— Дед, ты не исправим!

— Да ну вас, — махнул рукой ходячий анекдот, и почапал по берегу в поисках своих портков.

— Ну что, по домам? — драгоценный момент для поцелуя был упущен безвозвратно. Гребаный дед, как не вовремя появился!

— Да, спокойной ночи, сосед, до завтра. Во сколько выходить?

— Я сейчас у матери спрошу, во сколько она собирается, зайду к тебе.

— А телефоны еще не изобрели?

— Доверить им такую важную информацию?

— Смотри, пирожков сегодня нет. Вообще сегодня не готовила, — вот только о том, что дома полная корзина снеди, оставшейся от пикника, Ирина почему-то не хотела говорить. Как-то это было… неудобно.

— Так на террасе посидим, хорошо?

— Решад, завтра рано вставать. Просто напиши в ватсапе время выезда.

— Ты ищешь повод не приглашать меня.

— Честно? Да.

Мужчина пожал плечами, резко развернулся, и растворился в темноте. Тень, как будто укоризненно посмотрела на девушку, задержалась на минуту, но, повинуясь зову хозяина, потрусила за ним.

Ночь укрыла дома плащом великого Воланда, незримо присутствуя повсюду, царица — ночь, провидица и колдунья. По-хозяйски заглядывала в окна, гасила свет, соединяла влюбленных, мирила поссорившихся, утешала одиноких.

Заглянула в едва освещенную комнату уютного дома, да и осталась желанной гостьей. Вдвоем с ней получилась неплохая компания. Позже присоединился довольный кот, и под его мурлыкание стало веселей вести молчаливый диалог с самой собой.

Не успела обжиться толком на новом месте, двое мужчин сразу требуют внимания, и оба хороши по-своему, но и обещают разный путь. Костя надежен, но не искрит с ним, ничего не отзывается на его ухаживания и поцелуи. Ноль абсолютный, сколько не старался целовать там, на пляже.

И Решад…

Все чаще снится то ощущение его руки на спине, надежной, горячей, сплетение пальцев, будто политых свеженьким раствором цемента — не расцепить, и близость распаленного танцем мужского тела… Кошмар! А завтра весь день рядом с ним… Хорошо, что Наиля-апа будет рядом.

И что будет, если позволить большее? Этот праздник ненадолго, как только дамский угодник заберет свое, остынет, станет искать новых ощущений…

И в ответ на ее метания в наушниках зазвучал Серебренников, как будто музыка подсказывала решение:

Приходит день, приходит час,

Приходит миг, приходит срок -

И рвется связь.

Кипит гранит, пылает лед,

И легкий пух сбивает с ног -

Что за напасть?

Вдруг зацветает трын-трава,

Вдруг соловьем поет сова,

И даже тоненькую нить,

Не в состоянье разрубить

Стальной клинок[1].

В общем, здравствуй, лето пионерское! Надо взять себя в руки, пережить это помрачение ума, все равно ничего хорошего с соседом не светит. Из породы членистоногих, куда член, туда и ноги, в ее жизни нагадил один, хватит, нахлебалась досыта. А Костя… Ну, пусть будет.

Странно, но последнее время она ни разу не вспомнила о Виталике. Мысли были заняты огородом, рецептами, идеями, новыми знакомыми, чего скрывать. Неужели недавно оба с бывшим женихом клялись в любви, но чувства развеялись, не оставив следа? Иногда накатывала необъяснимая грусть, но больше сожалением, что не разглядела, позволила обмануть, закрывала глаза на явные, хрестоматийные признаки измены. И обманывала себя. А было ли это любовью…

Нет, не нужны ей пока никакие отношения с мужчинами. Ни с одним.

И больше никто не назовет ее бревном.

(17 июня воскресенье. +24)

Рано утром, в половине пятого, Ира уже была на ногах, успела полить огород, приготовить с собой бутерброды с бужениной, ветчиной и сыром, холодный чай с мятой, уложить все вкусности в сумку-холодильник, и плотно позавтракать. Только закончила мыть немудреную посуду, на террасе возник сосед в выцветших камуфляжных штанах и драной по низу черной майке. На голове красовалась выгоревшая бандана, как ни странно, была ему очень к лицу.

— Готова? Привет.

— Да. Доброе утро. Ой, ты похож сейчас на Эроса на концерте в Риме.

— Эроса? Рамазотти?

— Он в таком же прикиде выступал в четвертом году. А Женька тебя с Гару сравнивает, кстати, действительно, есть сходство. Типаж один. Улыбка такая же… обезоруживающая, только ты редко улыбаешься.

— Выдумали. На себя я похож. Тогда ты похожа на эту, бедную Настю, — не остался в долгу. — Только рыжая. Кудрявая. И глаза больше. И не красишься совсем. Нет, не похожа.

— М-да, сомнительный комплимент, Решад. Со Скленариковой меня сравнивали, с Кориковой — еще не случалось, — чуть не хихикнула на предположение соседа, что она не красится совсем. Наивные мужчины. — Но ты прав, немного неприятно, когда в тебе ищут черты другого человека, кроме родственников. Ладно, улыбнись, не все так плохо.

— Для радости нужен весомый повод, матурым, — буркнул он, сцеживая зевок в кулак. — А без повода улыбаться справка нужна.

— Глупости! Ты посмотри, новый день, он обязательно будет чудесным, почему бы ему не улыбнуться? Ты выспался в теплом доме, вкусно позавтракал, у тебя руки-ноги на месте, ничего не болит, видишь, слышишь, посмотри, сколько поводов радоваться? Просто улыбнись!

— Как у тебя все просто, — ухмылка вышла не очень, и, чтоб беседа не скатилась дальше в обсуждение его персоны, Решад перевел тему разговора. — У тебя странные предпочтения в музыке. Никаких розовых соплей. Я даже пару десяток песен себе перебросил.

— Музыкой меня отец заразил. Почему я должна слушать то, что не нравится? Я КиШа лучше включу, Толкунову или Фила Коллинза, чем какого-нибудь жеманного мальчика, расплодилось их столько, что я путаю. И гнусавят в нос, как будто насморк хронический, шепелявят про великую любовь, фу. Да я Носкову и Маликову с удовольствием в сотый раз подпою, в их песнях есть смысл! О, я пропустила, ты есть в сетях?

— Завел, по работе надо, — уклончиво ответил Решад.

Не говорить же ей, что обозначился в сети только из-за нее, нашел в инстаграме, что каждый вечер перелистывает ее фотографии, слушает в контакте ее плейлист, во многом схожий с его предпочтениями.

Пересматривает видео, где она танцует и дурачится с подругами в ночных клубах, загорает на заграничных пляжах, визжит от восторга новых впечатлений, сменяя города и страны. Особенно ему нравились съемки с роллердромов в разных городах, он впервые видел, что на роликах можно танцевать.

Вот только одну запись, где она, в вечернем сумраке, завернувшись до подмышек в одеяло, на балконе отеля хохочет и кокетничает с мужчиной, который держит камеру, Решад больше не открывал. Слишком понятно, что между ними происходило до, и что было после, когда отключили запись…

[1] «Песня Волшебника». 1978. Музыка Геннадия Гладкова, слова Юлия Кима. Исполнитель — Леонид Серебренников. К/ф «Обыкновенное чудо».

— А я забросила, только музыку включаю. Недавно поняла, что много времени трачу на соцсети, надоело. Все эти лайки, комментарии чужих людей — суррогат общения, всем плевать на тебя, так чего париться? Настоящая жизнь не в интернете. Единственный канал на ютубе веду, но, знаешь, потихоньку сменяются зрители, я показываю огород, посадки, уже вопросы стали задавать по существу, меньше глупостей пишут.

— И это мне говорит девица, у которой в инсте тысячи подписчиков? Забавно. Идем?

— Идем. Ну, было дело, мерялись с девчонками количеством дураков. Кусочек задницы сфоткаешь на фоне заката, пятку на песке, селфи, и ржешь, как лайки и подписки прилетают. Комментарии, типа твоих требований: «Девющка, я тибя хачю!» Потом надоело изучать элементарное мышление приматов.

— Приматов? Так ты обо мне думаешь?

— Иногда. Ой, Решад, заболтались, у меня же машина не здесь, в Зареченском, я тебе вчера забыла сказать! — когда проходили по тропинке мимо пустого навеса, Ира вспомнила, что сосед брал для поездки машину Марии Альбертовны, значит, своей у него нет.

— Я вижу. И что?

— На чем тогда поедем? Или пешком пойдем?

— Десятилетний Эксплорер тебе, принцесса, под задницу подойдет, или побрезгуешь? — кивнул мужчина в сторону своего автомобиля, уже стоявшего на дороге.

— Решад, а ты всегда хамишь, когда злишься?

— Я не злюсь. И да, если поломка — обратись к Марселю, он из любого металлолома сделает конфету.

— Злишься. На вчерашнее, да, что не позвала? Поломки нет.

— Тогда не понял, как машина там, а ты — здесь.

— Какая разница? Забыла.

— Как можно забыть машину? Ничего не понимаю. Ладно, съездим, заберешь вечером свой газенваген, у меня есть дела в Зареченском.

— Сама доберусь, на трассе поймаю попутку.

— Нет. Не сметь, — внутри все похолодело, только он представил ее, голосующую на дороге. Хватило ему покалеченного таким образом Артура, как спасти успели…

— Пф-ф, командир нашелся! И что ты мне сделаешь? Отшлепаешь?

— Рассмотрю и такой вариант. Ир, я предложил сам, значит, мне удобно, какие проблемы? Чего ты иглы топорщишь?

— Я не знаю, — вдруг честно ответила девушка. — С тобой постоянно ожидаю подвоха, ты — как погода в марте, вроде только что был нормальным, а нет, опять засквозило в твоей голове. Вот скажи мне, какой дятел тебе в башку стучит хамить, говорить скабрезности?

— Ты.

— Причем здесь я?

— Ты честно ответила, я — тоже. Я не привык к отказам, нет, я бы забыл, если бы ты не была все время поблизости. Наваждение какое-то, морок. Я перед тобой, как мальчишка бегаю, все мысли — о тебе, еще и дома соседние…

— Лучше бы ты молчал, сошел бы за умного. Мама твоя идет.

— Все, отбой откровениям на сегодня, мавка, — действительно, лучше бы промолчал. — Давай при матери не будем собачиться.

— Кстати, а где Тень, ты ее не берешь с собой?

— Сзади давно сидит, ждет. Садись вперед.

Наиля невольно залюбовалась красивой парой, стоящей у машины, даже придумала себе повод подольше не выходить из дома, чтобы они могли пообщаться. Сын, ее гордость, кажется, увлекся соседкой всерьез, еще сам того не понимая. Вдруг отогреется его сердце этим жизнерадостным огоньком, не станет сын рваться в свои командировки.

Ее вина, после нелепой смерти младшей дочери, любимицы семьи, она замкнулась, Марат, виня себя, запил, шпынял сына ни за что. Ребенку же пять всего было, сболтнул на поминках по сестре, что папа ее в кровать отправил подзатыльником, когда Энжешка весь вечер жаловалась на головную боль. Не удержалась на ножках дочь, упала, заревела от боли и обиды, еле успокоили, а утром не проснулась…

Сплетен сколько пережила, хоть из поселка уезжай, ходила по улице, глаз не поднимала, а куда уезжать, свекровь слегла сперва, да и свекор — инвалид, глаз да глаз нужен. Свекор сам вскрытие не делал, в Казани подтвердили менингит, но, разве официальное заключение остановило злые языки.

Тридцать два бы сейчас было Энже, ее девочке, ее жемчужинке… Может, от сына внуков дождется, не должен прерваться род Яруллиных.

Женщина отогнала тяжелые мысли, вознесла Всевышнему молитву за дочь. Ира подружилась бы с Энже, такая же светлая, радуется бесхитростно, может, поэтому так нравится ей. Даже хорошо, что сын не женился до сих пор, и не знакомил со своими женщинами, только по сплетням местных кумушек узнавала, где ночует ее сердце, надеясь, что добрая половина сплетен — выдумка глупых баб.

— Доброе утро, Наиля-апа!

— Доброе, кызым, ты на голову ничего не взяла?

— Ой, забыла.

— Ничего, в багажнике есть лишний платок, — вспомнила женщина, бесцеремонно отодвинула лапы волчицы с сиденья, уселась сама. — Улым, поехали, скоро жара будет, я погоду посмотрела, до тридцати двух дойдет.

— Мам, скажи спасибо, что соседка голову не забыла, нечего было бы накрывать.

— А тебе лишь бы повод подколоть не упустить.

— А кто машину забыл в Зареченском? Это вообще, как? Как ты обратно добралась? — вновь удивился мужчина.

— Началось в колхозе утро… Ненадолго же тебя хватило, — ответила Ира, и отвернулась.

— Улым, не ругай девочку! Какая вожжа тебе под хвост с утра попала? Поворот не пропусти.

— Наиля-апа, а расскажите, пожалуйста, Решада в детстве не роняли на пол дважды в день? — сладким голоском протянула Ира, захлопав при этом ресницами, как глупая Мальвина, и тут же резко прекратила паясничать, продолжила сердито. — Носом по батарее не водили с размаху? Может, в розетку гвоздик самостоятельно засовывал?

— Все мои проблемы перечислила? — не отвлекаясь от дороги, бросил Решад. — Могу помочь со списком.

— Так, дети. Я не знаю, почему вы друг на друга дуетесь, и знать не хочу. Я не буду принимать ни одну сторону. Вы потом все равно помиритесь, а мне виноватой ходить, что влезла. При мне рты закрыть, и открывать строго по делу.

— Наиля-апа, Вы правы, — повинилась девушка, вдруг представив, как выглядит со стороны их перепалка. — Простите меня.

— Мам, мы не ругаемся. И мириться незачем.

— Сын, тебе тридцать пять!

— Я помню.

— Пора бы уже повзрослеть, чего к девочке привязался?

Решад решил промолчать, заканчивая бесполезный разговор.

— Ирочка, а что у тебя за растения лезут по арке у калитки на пирс? — мудрая женщина обозначила нейтральную тему для поездки, надеясь на благоразумие сына. — Очень красиво получилось, у нас таких цветов ни у кого нет.

— Это кампсис с одной стороны, и огненно-красная фасоль с другой. Они по цвету схожи. — Ира села на кресле в пол-оборота так, чтоб видеть собеседницу. — По забору настурция, мои любимые ранункулюсы и уже полно рядом бархатцев в цветной капусте. Надеюсь, что в этом году мелкие бордюрные розы зацветут, там высадила сорт «Мандарин», а тюльпаны только следующей весной, если мыши луковицы не сожрут. Но Шлиман регулярно их гоняет, по две-три через день приносит.

— Я один раз фасоль пыталась вырастить, вылезло что-то совсем непотребное, выдернула.

— Я трех сортов фасоль посадила, еще вигну в теплицу. На следующий год для нее отдельную закажу тепличку, небольшую, но высокую, тесно ей с огурцами. А фасольку лучше кинуть по две прямо с картошкой в лунку, или бобы. Они дают азот, картофель его любит. Многие растения «любят» соседство, например, кукуруза с горохом, свекла с клубникой и чесноком. Я в теплицу с томатами бросила базилик ранних сортов, много и как попало, такой шикарный вырос!

— Куда столько? Что за вигна, первый раз слышу.

— Ой, Наиля-апа, у меня столько заказов в городе! Я придумала к набору зелени и овощей добавлять распечатку необычных рецептов, плюс — ценник не заламываю, — голубые глаза девушки загорелись, слегка позеленели, как обычно бывало, когда Ира увлекалась любимой темой. — По группам в контакте продаю. А вигна — это вкусная лиана, схожа с фасолью, ее и замораживать можно, я уже много наморозила, дам на пробу, и осенью сушить бобы. Безумно люблю салат с вигной, мокрицей, моцареллой, базиликом и печеной свеклой с кедровыми орешками! Причем, заправку обязательно делаю с нерафинированным маслом, пахучим.

— Впервые вижу девушку, которая из всего еду сделает, даже из сорняков, — хмыкнул Решад. — Уж мокрицу есть! Мать ее птице скашивает у воды, принесу тебе охапку.

— Она полезна! Она омолаживает, улучшает зрение, кровь, память!

— Ага, особенно память. По тебе видно.

— Подожди, придешь на ужин, — сузив глаза, пригрозила Ира. — И мокрицей накормлю, не заметишь, и курицу для тебя зажарю, Решадик, дай ворону поймать!

— Дети, я просила…

— Он первый начинает, Наиля-апа!

— Так ты такую ерунду говоришь!

— Сам ты! Ерундовина фигова!

— Детский сад, штаны на лямках… — вздохнула мать. — Приехали, хвала Аллаху! Как хотите, а я от вас подальше уйду, хоть деритесь.

Выйдя из машины, Ира задохнулась от восторга. Бесконечные земляничные поляны окаймляла говорливая речка, старинный лес манил будущим урожаем черники. По опушке разбежались молодые березки, будто играя с ветром в салки.

Воздух был напоен жарким солнцем и деловитым жужжанием насекомых, что трудились над цветами ромашек и колокольчиков, не обращая внимания на людей. Хотелось молчать, поклоняясь торжеству природы, ступать аккуратно, наклоняясь за каждой горстью спелых, духмяно пахнущих ягод.

Тень увязалась за Наилей, тоже устав от раздраженных голосов своих людей, а потом и вовсе убежала в лес. На удивление, Ира споро набрала свое ведерко, пришлось идти к машине, благо, в багажнике нашлась небольшая корзина с выстеленным старой газетой дном.

Через несколько часов все устали, проголодались. Решад расстелил большой плед, выложил к бутербродам соседки свои, с копченой колбасой, большой круг козьего сыра, связку бананов.

После обеда мать, сославшись на жару, ушла отдыхать на заднее сиденье автомобиля, дав молодым время побыть вдвоем, а молодежь, выкупавшись в теплой реке, улеглась обратно на плед, разомлев от солнца. Волчица набегалась по мелководью и растянулась в теньке под машиной.

Решад лежал на животе, положив голову на руки, прикрыл глаза, и Ира, воспользовавшись моментом, сквозь ресницы украдкой разглядывала лежащего поодаль мужчину, повернув к нему голову.

— Решад, а ты татуировкой шрамы забил, да? Нет, их не видно, если не приглядываться. Но как же их много…

— Да, матурым, после госпиталя сделал. Где по касательной задело — так оставил, где совсем неприлично — закрыл.

— Мне нравится твоя татуировка, но и без нее можно было.

— Клише — шрамы украшают мужчин? — открыл глаза собеседник.

— Нет, зачем? Если так получилось, что они есть, просто дальше жить. Не оправдывая избитыми фразами.

— Удивлен.

— Я говорю, что думаю, сосед.

— Вот это и удивляет. Ты странная, нет в тебе всех этих… фантиков.

— А на каком языке ты думаешь? — Ира перевернулась на живот, оказавшись чуть ближе, чем нужно, к собеседнику. В наклоне головы подперла кулачком подбородок, заглянув в серые глаза соседа. — Ты же тоже билингва?

— Что? — потом задумался сам, — на русском. Но иногда на татарском, когда с кем-то разговариваю на нем. Странно, пока ты не спросила, не замечал. Почему — тоже?

— Ну, у меня два родных языка, поэтому интересно, как другие люди в такой ситуации себя ощущают.

— У тебя второй какой?

— А? — Ира отвлеклась на красивую бабочку, и не услышала вопроса. — Слушай, Решад, а что сейчас тебе дается труднее всего, ну, после службы?

— И ты задаешь очень странные вопросы, не логичные, как они возникают в твоей голове? Никогда не привыкну. Ни разу такие откровенные разговоры с женщиной не вел…

— Пф-ф, где я, и где логика! Ну, так что?

— Знаешь, слова подбирать, — почему-то именно ей хотелось рассказать все, что ее интересует в его жизни, а не уклоняться от задушевных разговоров, как было с другими женщинами. С ней он был уверен, что не выплывут его откровения безобразными сплетнями. — Курсантами разговаривали исключительно матом, сразу, с абитуры в Красном Селе, да и потом, десять лет, без передыху, идиомы, как песня, вылетали. А когда на прием изо дня в день таскается бабка — божий одуванчик, которая Ленина видела, еще вертикального, тщательно следишь за выражениями, чтоб объяснить доходчиво, что ее диагноз, «вот тут ломит и тут болит» — это естественная старость.

— Ага, я все удивляюсь, что бабки в поликлинике делают весь день?

— Клуб по интересам. Диагнозами меряются, симптомами делятся, нам кости перемывают.

— Хлебнул, да?

— Угу. Живет одна Яга в соседней деревне. Дети в прошлом году ей подарили медицинскую энциклопедию, занимательную, в картинках. Так забодала всех. И детей, и внуков, и нас. Как новую страницу прочтет — все симптомы у себя обнаружит, с товарками щедро поделится. Не выдержал, намекнул внучку ее, что только рукописи в печке не горят, а эта ересь — очень даже. Через неделю бабка по огороду заскакала, прооравшись от потери кладезя знаний, но в сторону больницы смотреть передумала. Бабусек наших перестала информацией снабжать. Мы от счастья чуть воздушные шарики не надули всем Конгрессом.

— А почему такой странный выбор профессии? Ну, врач, ладно. Но военный? Настолько жопа тянулась к приключениям? Нет, знаю я одного товарища, которому тоже шило тычет с автоматом побегать на адреналине с обостренным чувством справедливости. Но у него причины серьезные. А ты как дошел до жизни такой?

— Дед мой был врачом. Всю войну прошел, живым вернулся, только без ноги. Практически, он меня и воспитал. После смерти младшей сестры… бабуля слегла, отец запил, мама работала, «сеяла разумное, доброе, вечное», — горько усмехнулся Решад. — У каждого в семье были занятия по душе, я сам по себе. Читать рано начал, где-то в пять, а в доме книг по медицине больше, чем рассказов Бианки о зверушках. Дед как раз и пробил такую больницу в поселке построить, работал в ней почти до смерти.

— Главврачом? — Ира подобралась внутренне, понимая, что затронула больную тему его семьи, и не стала расспрашивать о горьком воспоминании.

— Да. Я у него в кабинете все свободное время болтался, с осени до весны, читал запоем все подряд по полкам. Сейчас это мой кабинет, даже мебель осталась, книги. Когда в ноябре, в шестнадцатом году, после госпиталя приехал, поработал в Казани полгода, а тут вдруг вакансия в родном поселке, Мария Николаевна на пенсию вышла, осталась на полставки гинекологом, предложила мою кандидатуру на свое место. По сути, это работа завхозом и писарем. Сейчас еще терапевтом, пока нет замены. Полноценным хирургом мне пока не работать, — с затаенной болью в голосе Решад согнул пальцы левой руки. Мизинец и безымянный чуть дрогнули, но не поддались.

— Кстати, я все время вздрагиваю, когда ты подходишь. Казалось бы, по комплекции, должен создавать много шума, чтоб издалека было слышно. А ты реально — мышь летучая.

— С детства научился, матурым, в привычку вошло, когда отец буянил. Приходилось становиться незаметным. Потом, на службе, очень пригодилось.

Ира замолчала, вдруг представив его детство, внутреннее одиночество среди людей, даже с верными друзьями за спиной, без ласки матери, в вечном страхе перед выходками пьяного отца, глубоко закопанные обиды и боль от потери сестренки. Внезапно ей захотелось провести рукой по его волосам, обнять крепко-крепко, ободрить того мальчишку, пожалеть, но вовремя остановила себя. Не примет жалости этот человек, обозлится еще больше.

— Когда твой внутренний эксгибиционист не распахивает пальто внезапно, с тобой интересно разговаривать.

— Кто мой внутренний?

— Маньяк в парке.

— Понял. Но с тобой почему-то не получается его останавливать, — Решад сорвал колосок овсюга, тихонько провел им по плечу своей обоже, и, едва касаясь губами, повторил его путь, коснулся кончиками пальцев внутренней стороны девичьего запястья. — Как же я тебя хочу…

— Проблема одна — я не хочу тебя, как бы ты не старался, — но не отодвинулась, не возмутилась его словам. — Не хочу я ни обязательств с сексом, ни секса без обязательств, сосед.

— Сейчас врешь.

— Да с чего ты взял, что я что-то к тебе испытываю?

— Пульс. Он у тебя бешеный. Не будешь же ты утверждать, что так возбудилась с полпинка на жука на твоей ноге? — Решад сел, опершись правой рукой, левой смахнул на траву с ее изящной лодыжки зеленого, с голубоватым отливом, насекомого. Задал, наконец, мучивший его вопрос. — У тебя кто-то есть в Казани?

— Пойду я от тебя, искупаюсь лучше, — вместо ответа вскочила на ноги, потянулась в жарких лучах солнца так, что мужчина тихонько охнул от этой картины.

— Хорошо, давай выкупаемся и домой. Мать устала, да и у меня дела. Только ты иди вперед, я немного посижу еще. Вон, на ромашке погадаю.

— Реша-а-ад! — Ирка так красноречиво и укоризненно посмотрела на плавки-боксеры мужчины, что тот, неожиданно для себя, покраснел сквозь загар.

— Иди уже, а? — сжав зубы, попросил страдалец, неловко согнулся, пытаясь скрыть эрекцию. Надо было надеть для купания шорты просторней, черт дери, не подумал совсем, кого пригласил в поездку. Да с ней рядом килт нужно таскать, не снимая…

— Иду-иду, души своего удава! — ответила Ира, и, заржав неприлично, убежала к реке, напевая старую песенку:

- Ты хотел меня любить,

Я уняла твою прыть,

Я сказала: «Очень мал»,

Мал-помал ты привыкал![1]

— С-стерва… — вытолкнул воздух сквозь зубы. Хорошо, что вчера вечером позвонил Регине, назначил встречу, может, получится не думать о рыжей мавке. Странно, при мысли о Регине возбуждение сошло на нет.

И чтобы сохранять спокойствие, сейчас требуется только одно — не смотреть на рыжего эльфа, на волнующие кровь плавные изгибы тела, не слышать ее голос. Не встречаться взглядом. Главное — не встречаться взглядом. И черт его дернул за язык предложить эту поездку… И вечером зачем предложил подвезти? Где потерял способность трезво мыслить? Мазохизмом, вроде, никогда не страдал.

На обратном пути в машине воцарилась гнетущая тишина. Ира тоже старалась не встречаться глазами с соседом, понимая, что перегнула палку, перебирала собранные травы. Да и он не горел желанием вновь услышать насмешки в свой адрес. Только Наиля вздыхала коротко — лучше бы ругались, честное слово.

Молча помог донести до дома сумку-холодильник и корзину, коротко бросил, уходя:

— Будь готова к пяти.

— Уи, мон женераль! — нарочито вытянувшись в струнку, выпятив при этом грудь, Ира прищелкнула кроссовками, будто сапогами. Вскинула ладошку к виску, отдав честь.

— К пустой голове руку не прикладывают.

— Тебе видней, у тебя опыт.

— Тебе обязательно нужно язвить в ответ?

— Решад, ты так смешно злишься, у меня это как-то само получается.

— Я не злюсь.

— Тогда я — испанский летчик!

— Реально, детский сад, — покачал головой сосед, исчезая за углом террасы.

[1] «Мал-помалу». 1997. Автор — Александр Ружицкий. Исполнитель — Алла Пугачева.

Ровно в назначенное время Ира вышла из дома, у калитки машинально сорвала цветок белого шиповника, воткнула в волосы. Почти час до выхода перебирала наряды, остановившись на коротких синих хлопковых шортах с карманами, выгодно подчеркнувших длину ног и загар, и белой блузке в стиле бохо, не стала зашнуровывать вырез, пусть смотрит сосед. «Все мысли о тебе» — и это ей сказал взрослый серьезный мужчина? О, стоит, курит у машины. Как же ему идут приталенные рубашки, надо же, сегодня зеленую надел.

Она издевается? Мало того, что все купальники — веревочки, даже вечером одета так, что хочется раздеть… Что-то воздушное, кружевное, рукав с плечика спадает от каждого движения, шорты вообще ничего не прикрывают! И легкомысленный цветок в кудрях, сладким запахом перебивает ее духи.

Расхотелось встречаться с бывшей любовницей, а вот эту, рыжую, длинноногую, увезти подальше от всех или никуда не уезжать, отнести ее в дом, закрыть изнутри спальню на амбарный замок, и забыть, что существуют другие женщины.

Открыл перед ней дверь, подождал, пока устроится, защелкнет язычок ремня безопасности, захлопнул. Вдавил окурок в землю, заровнял ямку. Вздохнул тяжело. Зачем позвонил вчера Регине?

За время, что заняла поездка, оба не проронили ни слова, Ира переписывалась в телефоне с заказчиками, договариваясь на завтра о встречах, а Решад боялся взглянуть на спутницу, чтоб не остановиться, не съехать на обочину и дальше, в лес.

— Самостоятельно вспомнишь, на какой стоянке машину потеряла, или будем по улицам кружить до ночи?

— Там площадь, большое белое здание с колоннами, напротив, за углом, «Трюм».

— Понял. А то белое здание — ЗАГС.

— О, твой самый страшный кошмар?

Решад, не ответив, остановил машину на противоположной стороне площади, у дома с вывеской «Нотариус», заглушил мотор.

— Я разворот до стоянки делать не буду, хорошо?

— Спасибо, что довез.

— Не за что.

Оба вышли из машины, мужчина закурил, наблюдая за удаляющейся по улице соседкой. Еще не поздно догнать, окликнуть, но Решад молча смотрел, как она засунула телефон в карман, достала ключи с брелоком из другого, подходя к стоянке, щелкнула сигнализацей, смахнула с лобового несколько вертолетиков ясеня, открыла дверь, села в салон. Помахала рукой, мол, все в порядке.

— Решад, здравствуй, дорогой мой! — знакомый голос заставил отвлечься.

— Привет, Регин, чего это ты в воскресенье на работе? — наклонившись поцеловать свою любовницу, Решад краем глаза зацепил промчавшийся мимо Хаммер. И пусть видит, в конце концов, никаких обязательств никто на себя не брал и не предлагал.

— Да. Я, конечно, удивилась твоему звонку, но рада. Сегодня нужно было посидеть в тишине, просмотреть дела, чтоб никто не мешал. Поедем ко мне?

— Да, — мужчина открыл переднюю дверь машины перед дамой, собирался уже захлопнуть, как Регина спросила удивленно:

— А чья сумочка лежит?

— Твою мать… Однажды она где-нибудь голову забудет точно, — и объяснил спутнице: — Соседку подвез. Подожди немного, позвоню ей.

Три долгих гудка. Еще пять. Решад уже хотел нажать отбой, как услышал удивленное: «Да?»

— Ты забыла у меня в машине свою сумку. Забери, пока я еще не уехал.

— Я подумала, что ее дома оставила!

— Главное, голову свою пустую не оставляй где попало. Ты где?

— А ты — свои трусы придерживай, резинка от счастья лопнет, ноги обожжешь! Я уже уехала.

— Завтра приеду, вечером зайду, отдам.

— Я в Казань после обеда.

— Тогда заберешь завтра у меня на работе, когда поедешь. Отбой.

Бросил сумочку на заднее сидение, улыбнулся любовнице, стараясь прогнать из головы мысли о соседке. Получалось плохо.

Так вот какие у него «дела» в воскресенье вечером! И не стесняется абсолютно, днем рассказывать сказки о своих желаниях одной, а вечером наминать простыни с другой. А ведь она почти поверила! Пожалеть хотела, и уже раздумывала над тем, что можно себе позволить большее именно с ним. Андерсен недоделанный…

Лучший подарок на день рождения — избавление от иллюзий. От досады Ира ударила по рулю, вдруг осознав, что ревнует. Ревнует? Его? Того самого деревенского самовлюбленного болвана? Да нет… Нет, нет, и еще раз — нет!

Да… И сама виновата, чего возмущаться? «А твоим именем, княгиня, пусть назовут стадион. Динамо!»[1] — всплыла в памяти старая шутка уральской команды КВН.

Никто никаких обещаний не давал и не брал на себя обязательств, так почему так обидно? Еще сумку забыла. Черт, ключи от дома остались в ней, хорошо еще, ключи от машины сразу положила в карман. Ничего, есть комплект у Леши, только бы он был в поселке.

В смятении Ира доехала до дома, и сразу увидела Алексея, спешащего к ней через дорогу.

— Ирусь, привет, у Наты муж опять пьяный, она спрашивала, дома ли ты. Видела, как вы с Ярканатом уезжали. Позвони ей, пожалуйста.

— Сейчас, Леш, не переживай. Я к тебе зайти собиралась, ключи свои взять.

— А, так я сейчас принесу, ты пока Нате позвони, — Лешка рысью сбегал за ключами, не спрашивая, отдал хозяйке.

— Ты не занят? — загнала машину под навес, и, уже закрывая ворота, спросила. — Пойдем ко мне, чаи погоняем, а?

— С удовольствием!

Ира нашла в журнале звонков номер Наты, нажала кнопку вызова. Лешкино волнение почему-то передалось и ей, хотя она до конца не разобралась в сложных отношениях друзей.

— Наташ, привет, ты меня спрашивала?

— Да, Ирка, можно мы с Таней к тебе придем? Прямо сейчас.

— О чем речь, конечно, я как раз приехала, с Лешей собрались чай пить.

— А Решад дома?

— Решад у любовницы остался в райцентре, сказал, что приедет завтра днем, — со злостью наябедничала, не сдержалась, вспомнив, с каким удовольствием он целовал ту татарочку.

— О как. Ладно, мы сейчас.

Пока Ира наполнила чайник, выложила на поднос вкусняшки к чаю, Алексей молча курил на террасе, потом зашел на кухню.

— Лешик, можно вопрос?

— Я даже знаю, что ты спросишь. Что у нас с Наташей происходит.

— Немножко не так хотела сформулировать, но смысл ты уловил.

— Я ее люблю. Никогда тайной в поселке не было. Банальная история — не дождалась из армии девчонка, а я не смог с другой быть, ни с одной. Я пытался, даже жил три года с девушкой, когда работал в Нижнем Новгороде после учебы. Не сложилось, вернулся сюда. Муж Наты — сволочь, да ты его видела, ты же ему перцовым баллончиком брызнула в рожу, нет? Мать его жаловалась, еще в первых числах мая.

— Тот страшный мужик? О, Боже, никогда бы не подумала…

— Жаль, что Ярканат уехал, не вовремя. Почему я подумал, что он с тобой сегодня, и рано утром видел вас вместе, и днем, да и Ната говорила, что вы вместе.

— С утра за земляникой с его мамой ездили, вечером в райцентр, я позавчера там оставила машину, он просто подбросил до стоянки.

— А чего ты там машину оставила?

— Мы с Костей напились в пятницу. В стельку… Случайно встретились, пошли просто кофе попить, ну и нахлебались. На пляж ездили. Гриша его домой сгрузил под утро, меня сюда довез, машина осталась на стоянке, на площади. Леш, я почему-то не хочу, чтоб Решад знал про этот казус, и так слишком много вопросов задает. А сам…

— Не расскажу, обещаю, подруга. Так ты с кем из них?

— Сама по себе, Лешик. Я запуталась, да и оба твоих друга — не мой вариант. На этих двоих свет клином не сошелся. Да, завтра уеду до субботы в Казань.

— Шлимана кормить, теплицы поливать?

— Спасибо тебе, ты настоящий друг! Ключи я тебе завтра отдам, мои в сумке остались, а сумка у Решада в машине. Завтра поеду, по пути заберу. Напиши к обеду список, что тебе купить в городе, ладно?

— Ты зачем в Казань?

— День рождения праздновать с девчонками. В пятницу или в субботу приеду, посидим тоже.

— Точно, ты говорила, что в июне! Какого числа?

— Двадцатого, в среду.

— Ир, что-то Натки долго нет, может, сходим?

— Идем. А вдруг Сашка в драку полезет, ты с ним не справишься. Может, Марселя позовем? У Ксении Николаевны внуки приехали, такие два лба здоровые! На днях за молоком к ней ходила, познакомились.

— Давай весь поселок на уши поднимем из-за одного пьянчужки. Ир, мы б его давно с Ярканатом в чувство привели, но Ната запретила. Может, любит его, вот такого…

— Тогда зачем весь этот цирк? — спросила Ира, закрывая калитку.

— Не знаю. Я просто ее заберу с Танюшкой, а дальше она сама пусть решает, как дальше будет жить.

— Ты прав. Леш, я просто этого мужика боюсь… Пару раз приходил, денег клянчил, такую нес чушь. А глаза шальные, страшные…

— Водка, Ир. Был нормальным парнем.

— Ой, Натка с Танюшкой бегут!

— Ну и хорошо, пойду я, если что — звоните.

— Ну, уж нет, пока не накормлю, как приличная Баба Яга, не отпущу.

— Ир, неудобно.

— Неудобно только одно — когда соседские дети на тебя похожи, а у тебя таких проблем нет, — хитро улыбнувшись, девушка пошла навстречу подруге, расцеловалась с девочками.

— Мы у тебя посидим, пока Санька уснет, можно? — шепотом спросила Ната.

— Я вообще думала, что вы с ночевкой.

— Неудобно, Ирусь.

— Еще одна! Идем ужинать. Танюшка, беги, ищи Шлимана!

[1]Команда КВН Челябинск «Лица Уральской НАциональности». 1/4 сезона 2004.

Регина притихла, не понимая, что происходит, когда они дошли до ее квартиры, и мужчина практически поволок ее в постель, грубо срывая одежду, не целуя. Она всегда молча терпела его напор, но сегодня она даже пару раз ойкнула от боли. И после не поцеловал, натянул трусы, избавившись от презерватива, молча ушел курить.

— Что с тобой? — девушка вышла на балкон следом за ним, обняла сзади.

Странные у них были отношения. Он мог не звонить неделями, и она привыкала к отсутствию его в своей жизни, с удовольствием принимая ухаживания Гриши, порученца Кости. Познакомились еще в прошлом году, в декабре, когда Решад позвал ее в «Трюм», отмечали что-то с компанией его друзей. С Гришей было удивительно легко, пусть ухаживал неумело, но с ним не нужно было заполнять молчание дурацкой болтовней. И родные с двух сторон познакомились, и, в ожидании приглашения на свадьбу, скрещивали пальцы.

Но, один звонок, и она отменяла все дела, как на иголках, ждала, считая минуты до встречи… Репетировала, повторяя про себя прощальные слова, но слова вылетали из головы, как только он выходил из машины. Рядом с ним Регина ощущала себя глупой птушницей, и руки становились деревянными, простейшую яичницу умудрялась подать со скорлупой, приспособилась заказывать ужин из «Трюма».

Этот мужчина не стал близким, никогда не интересовался ее жизнью, выслушивал молча ее болтовню ни о чем, не рассказывал о себе, откупаясь дорогими подарками от неудобных вопросов. Каждый раз встреча происходила по проверенной схеме — секс, ужин, душ, секс, душ, сон, утренний дежурный поцелуй и никаких обещаний.

А она всю ночь смотрела на спящего рядом мужчину, засыпала под утро, неловко примостившись на краю кровати, и сходила с ума от счастья…

— Я не знаю, Регин. Прости, если обидел.

— Останешься?

— Если хочешь.

— Тогда я закажу роллов?

— Угу.

Решад поморщился, но не стал возражать. Всем хороша подруга, но ни готовить, ни язык за зубами держать не умеет. Вот и сейчас, пока ждали доставку, вывалила все новости райцентра. Что она мелет?

— Серьезно говорю, сама видела Костю в ювелирном, обручалки смотрел, хвастался, что, наконец, нашел единственную.

— И кому же наше счастье привалило?

— Не знаю, Решад, говорят, из Казани дивчина, не местная, точно. Вчера слышала, как Маринка в магазине ужасалась ее росту, она видела их в «Трюме» в пятницу. Костя ниже, так смешно! Девица еще и на каблуках высоченных, и не стесняется!

Значит, вот каким образом соседка машину «забыла». И ведь не солгала, просто не сказала, что с Кащеем развлекалась. Почему-то Решад сразу понял, о ком болтает любовница, не оставив вариантов, и стало совсем тошно от мысли, что Кащей мог опередить.

— Возьми в кошельке деньги курьеру, я пока в душ. А ты что в ювелирке присмотрела?

— Сережки понравились и браслет такой красивый, с изумрудиками! Буду теперь откладывать, к новому году себе подарок сделаю.

— Я с утра на совещании, в обед заеду, съездим вместе, куплю.

— Ой, спасибо, Решад! Мы что, снова встречаемся?

— Давай не будем забегать вперед.

Стоя под струями воды, мужчина не чувствовал облегчения, наоборот, появилось чувство стыда, будто изменил. Противно. Хорошо еще — не нужно вести разговор за ужином, Регина сама себе хороший собеседник, только кивать в нужных местах. В ее крохотной квартирке раньше он находил покой, а сейчас хотелось закрыть глаза и уши, лишь бы не сорваться, не заорать на девушку.

Рано утром вскочил, быстро ополоснулся, смывая воспоминания ночи, оделся торопливо, как при побеге. В дверях наклонился поцеловать сонную любовницу, но та отвела лицо:

— Нет, Решад. Не надо. И не приезжай больше.

— Объяснишь?

— У меня другое имя, Решад. Тебе бы было приятно, если бы я тебя называла всю ночь другим именем?

— Не помню, что снилось, Регишка, ну ты чего, это всего лишь сон, — попытался обнять девушку, но та уклонилась, отступила, спрятав руки за спину.

— Ты влюблен, Решад, по уши. А я тоже хочу, чтобы меня любили, а не искали призраков в моей постели.

— Не говори ерунды, никого я не люблю.

— Ирина. Ты всю ночь звал ее, обнимая меня. Я так не хочу. Раньше ты во сне воевал, но это было терпимо.

— Но в обед встреча в силе, хорошо?

— Хорошо. На этом и закончим.

Закрыв дверь, Регина прошла в комнату, нашла под подушкой телефон:

— Газинур, — без приветствия начала разговор, назвав Гришу настоящим именем, а не дворовым, прилипшим еще в детстве. — Я тебя жду вечером, приезжай. Я тебя очень жду.

Сразу нажала кнопку завершения разговора, не дожидаясь ответа. Приедет. Нервы сдали, девушка разрыдалась, прощаясь с несбывшейся мечтой, прощая себя и мужчину, так и не ставшим родным человеком.

Черт, может, еще раз попробовать? Ларке позвонить? Съездить в Казань, подцепить похожую, рыжую, переспать и благополучно освободиться от наваждения. Ведь просто баба, сотни таких, ноги, грудь, задница. Ну, красивая. Да, не дает, и это напрягает, тем более, мельтешит перед глазами, постоянно напоминая о себе. А, плюнуть, и постараться забыть, какая любовь, что себе придумала Регинка, подумаешь, приснилось ему что.

Решад сел в машину, достал телефон, как вдруг увидел меж сидениями увядший цветок шиповника. Взял осторожно, понюхал. Еще пахнет…

Внезапно смял в кулаке лепестки, выкинул в окно.

(18 июня, понедельник. +26)

Под утро, еще с речки тянуло прохладой, Ира проснулась резко, спасаясь от кошмара. Так четко запомнился сон, хотелось забыть поскорее, успокоить учащенный ритм сердца. Но мозг все подкидывал подробности кошмара: будто встает сосед с ее кровати, и с разочарованным видом презрительно бросает: «Ну, ты и бревно!». Она и встать не может, догнать его, руки и ноги корой покрылись, ветками стали пальцы, простыни шуршат опавшей листвой… Он смеется надменно, потом ту татарочку целует, закрыв глаза в блаженстве. И лежит бревнышко не в своей уютной комнате, а в центре площади, у ЗАГСа, глазами моргает, платье свадебное на ней вдруг, стразами в глаза метит попасть, задралось бесстыже на голову, обвило фатой, дышать нечем. А вокруг толпа, пальцами тычут, ртами-провалами выщерились в диком хохоте…

Шлиман недовольно стек с ее шеи на подушку, убрал лапы с лица хозяйки, повернулся спиной и продолжил дрыхнуть, рассматривая вкусные кошачьи сны.

Укутала Танюшку, поправила одеяло Нате. Вздохнула. Вчера, когда Танюша засопела ровно между ними, свернувшись калачиком, Ира попыталась разговорить подругу, но та сделала вид, что уснула. После вставала, думая, что Ира видит десятый сон, ходила курить на террасу, о чем-то спорили с Лешей, забываясь местами, что не одни, переходили на шепот. Запах пустырника резко бил в ноздри, когда на цыпочках Натка возвращалась в комнату.

После душа осторожно, чтоб не разбудить Лешу, растянувшегося на диване под пледом в гостиной, вышла в палисадник. Вчера забыла полить. Напевая себе под нос, прочь гоня мысли о плохом сне, аккуратно прошла со шлангом меж кустов роз.

— Бу! — вдруг из-за частокола декоративных реечек забора высунулась лохматая голова.

Ира взвизгнула от испуга, увидев перед собой мужа Наташи, выронила из рук шланг. Пьяный уже с утра, много ли надо на старые "дрожжи", расхристанный, нечесаный, мужик был одного с ней роста, но будто нависал над ней через забор, покачиваясь.

— Ну, че, рыжая, спрятала мою дуру, думаешь, я не знаю, что она к тебе вчера побежала? — обдал перегаром, харкнул смачно под ноги. — Давай, буди заразу мою, пусть домой идет, придумала по гостям шататься!

— Нет у меня Наташи, и вы бы шли отсюда, проспитесь сперва, а потом по поселку шастайте.

— У тебя она, ты ее против меня настраиваешь, все знаю. Как приехала сюда, житья от тебя нет, ведьма. Курица моя только к тебе и бегает, и мелкую приучила, дома не найдешь.

— Повторяю, нет у меня Наты.

— А если проверю? — вдруг схватил Иру за руку, рванул к себе так, что заборчик между ними треснул. Как зверь, Сашка принюхался к девичьему телу, поводил ноздрями у выреза футболки. — А ты ничего, рыжая, пахнешь вкусно. Титьки красивые отрастила.

— Отпустите меня! — чуть не плача, Ира пыталась вырваться из цепких пальцев, боясь криком испугать Танюшку. — Вы не имеете права!

— А вот я сейчас и проверю, и поимею, — второй рукой мужик сжал в ладони ее грудь. — Ух, какая! Сладкая!

— Отпустите меня, мне больно!

— А ну, убери свои лапы! — по дорожке от дома, еще застегивая рубашку, бежал Лешка.

— Оба-на! Я щаз помру, какие новости! — алкаш зашелся в лающем смехе, запрокинул голову, вдруг замолчал, вперив в Алексея тяжелый взгляд, погрозил ему пальцем с черной каймой под ногтем. — Наташку мою уговариваешь семью разбить, к себе переманиваешь, я все знаю, думаешь, не знаю? Сам рыжую трахаешь? Хороший у нас участковый. С нее не убудет, если и мне даст, а, рыжая, не убудет с тебя? — нарочно, рисуясь перед заклятым врагом, прижал к себе Ирку за шею, не давая вздохнуть. — Че ты мне сделаешь, мент, думаешь, боюсь твоего ата-та?

Притиснутая за шею к мужской вонючей подмышке, Ирка пыталась достать обидчика руками, но тот будто играл с ней, лениво отбивая ее попытки ударить. Алексей с разбегу размахнулся, целясь кулаком мужику в голову, но кулак встретил пустоту. По инерции Леша завалился на забор боком, ухватил штакетину, намереваясь выдернуть, и достать соперника.

Не смотря на выпитое, алкаш еще умудрялся сохранить реакцию, и только безумно хохотал за спасительной изгородью:

— Ну что, мент, махнемся подстилками? Я тебе свою оставлю, надоела, а эту заберу компенсацией! — и даже приосанился зверюга, гордясь собой, что вовремя вспомнил и выговорил слово. Взяв Ирку за подбородок, поднял ее голову к себе, вытянул губы к поцелую.

И вдруг, вперив глаза за спину Алексея, изменился в лице, отпустил свою жертву, откинул ее от себя. Не устояв на ногах от резкого тычка, Ирка шлепнулась на землю, неловко оглянулась. На дорожке стояла Тень, готовая в прыжке вцепиться в горло обидчику, наклонила лобастую голову, выщерив клыки.

— Заступники херовы, пристрелю однажды волчару эту, на людей уже бросается! Значит, у учителки Наташка, еще одной заступницы, — бормоча себе под нос, пьяница осторожно отступал, не делая резких движений, развернулся на безопасном расстоянии, и торопливо засеменил по тропинке, оглядываясь.

— Ты как? — подал руку Леша, помогая подруге встать с земли.

— Честно? Чуть в штаны не наложила! — икнула от пережитого страха Ирка. — Лешик, я так его боюсь! Сволочь какая, из-за него столько растюх переломала…

— Он в открытую в драку не лезет, понимает, даже пьяный, что проиграет. Но исподтишка может запросто напакостить… Проспится и забудет все, — успокаивая, Леша увел дрожащую девушку на террасу, усадил в кресло. Потом присел перед волчицей. — Тень, спасибо, девочка, вовремя ты появилась.

— Сейчас, Тенюшка, перепелку дам, только посижу немного, ладно? — попросила Ира передышку, закурив. Волчица растянулась у ее ног в ожидании обещанного. — Лешик, у тебя кровь сбоку. Пойдем, обработаю.

— Что случилось? — выскочила из дома заспанная Ната.

— Муж твой приходил. Пьяный с утра, — не поворачиваясь, зло ответил Алексей. Задрал рубашку, поморщился от боли. — К Ирке приставал, тебя требовал на блюдечке вынести.

— Ох… Простите меня, Ира, Лешик, я не подумала, видимо, вчера слышал, как я по телефону разговаривала. Леш, пожалуйста, не говори парням, не трогайте его, прошу… — тихим голосом попросила Ната, опустив глаза. — Иришка, прости, моя вина.

— Натусь, ты не виновата, — вздохнула Ирина, поднимаясь с кресла. — Я испугалась, сейчас все в порядке. Пройдете с Танюшкой через калитку к Наиле-апе, будто ночевали там. Идем завтракать?

К обеду настроение улучшилось, впереди несколько дней с родными и подругами, день рождения, а Сашку нужно забыть, как дурной сон. Сбываются предсказания Виталика…

Немного напрягало то, что придется зайти к Решаду на работу, но тут все просто: забрать сумку и откланяться, слушать сказки этого кота Баюна необязательно.

Перед кабинетом главврача Ирка выдохнула, постучалась для приличия, резко открыла дверь:

— Привет, я за сумкой.

Решад стоял у стола, опершись на него руками, а на нем практически повисла жаркая барышня в уже расстегнутой блузке. Увидев незнакомую девушку, хмыкнула, отошла от своей жертвы, полулегла-полуприсела на диван в углу, всем видом утверждая свои права находиться тут, и что ей помешали:

— Девушка, — протянула она томным голосом. — А вас не учили, что нужно дождаться ответа, а потом заходить?

— Решад Маратович, я думала, что у вас есть вкус, — не глядя на девицу, объявила Ирина. — Вчерашняя фройляйн была намного презентабельней, а этой матрешке скажите, что в леопардовом белье с Колхозного рынка можно сегодня соблазнить только бомжа с теплотрассы, да и то — не всего, и с третьей попытки. Счастливо оставаться.

Ира схватила свою сумочку со стула, развернулась и хлопнула дверью со стороны коридора. На эмоциях, не контролируя разумом действия, достала из сумки помаду, размашисто написала на двери под простой табличкой свое мнение о хозяине кабинета, не жалея дорогой косметики.

Уже в машине, на повороте из поселка, Ира расхохоталась своей выходке. Пусть теперь стирает стойкую помаду! Бедный, стоял перед этой мадамой, как мышка перед змеей, даже жалко его.

Так, глядишь, и пройдет эта блажь — влечение к соседу.

Должна пройти.

Решад подошел к окну, увидел знакомый Хаммер, припаркованный на обочине, носом к выезду из поселка. А вот и сама, летит к машине, размахивая злополучной сумкой, смешно встряхивая кудрями. Злится? Неужели злится? Обернулась, увидела его в окне, состроила гримаску, опять показала средний палец. Решад вдруг расхохотался — да она ж ревнует! А, если ревнует, значит, он ей не безразличен!

— Что там смешного увидел? — как была, в расстегнутой блузке, Лариса подошла к окну, положила руку на плечо.

— Да так, ничего, — проводив потеплевшим взглядом машину, Решад зацепил краем глаза заворачивающего с другой стороны улицы на территорию больницы Лешку, с облегчением снял с плеча руку любовницы. — Лар, у меня дела, давай в следующий раз, хорошо?

— Чего вдруг? Не из-за этой ли рыжей у тебя вдруг дела появились? Значит, верно бабы в поселке говорят, что перед городской какой-то скачешь козликом, перед ней?

— Лара, поменьше слушай сплетни. Вон, Леший идет, явно, ко мне. Неудобно будет, если мы ему порнуху покажем во всей красе.

— И когда ты стал такой стеснительный? — уже застегивая пуговки, съязвила Лариса. — Позвонишь?

— Позвоню, — с облегчением пообещал подруге, открывая перед ней дверь.

— Ого, тут тебе сообщение оставили! — рассмеялась женщина, увидев надпись на двери. — И верно рыжая подметила! Счастливо, Решадик!

— Твою мать… — быстро вернулся к столу, вытащил из ящика упаковку влажных салфеток.

— Навоняла своим автобусом, дышать нечем! — фыркнула Люда, провожая глазами Хаммер. — Факи свои опять показывает, кому это?

На лавочке уместилась тройка записных сплетниц, сложили на пузах руки, и, как Змей Горыныч, высматривали добычу тремя головами в разные стороны.

— Так в больницу, видать, Решадке досталось. Она ж туда без сумки побежала, а вернулась с сумочкой своей, — внимательная Фирюза сделала правильные логические выводы, расплылась в язвительной улыбке. Девка молодая, скачет резво, значит, не болеет. И навещать ей некого. А если не болеет, но из больницы выскочила, вся взъерошенная, то, к гадалке не ходи, шуры-муры у девки там. А в больнице пока двое мужчин, старый завхоз да молодой начальник. — Видать, у нашего главврача новая зарубка на диване появилась.

— Когда и успели! — Люда вынула козырь, — У рыжей-то сегодня ночью участковый ночевал!

— Да ты что? — У Фирюзы округлились глаза от такой новости, скривилась на подружку, что та первая узнала. — Откуда знаешь?

— Саня утром видел, своими глазами, Веснин выскочил от нее заспанный, на ходу засупонивался, потом обратно вернулся в дом.

— А вчера городская с Яруллиными днем приехала, выгружались втроем, ну, чисто счастливое семейство! — в рукаве у Фирюзы обнаружился джокер. — Наиля с рыжей слиплись уже. И потом с Решадкой вдвоем на его машине упылили, вечером, это ж я сама видела.

— Бессовестная она, даром, что городская, тьфу! А ну как эти два дурака узнают, что она обоими крутит, ой, что станется!

— Рыжая им график составит, чего им расстраиваться, — каркнула Мадина, зашлась в смехе от своей шутки, да закашлялась так, что пришлось бабам ей по спине стучать.

Как ни старался Решад стереть алые буквы, химия надежно въелась в свежую краску на шершавой двери. За этим занятием его и застал Лешка, достал телефон, давясь от смеха, быстро нащелкал растерянную физиономию друга на фоне уличающей надписи:

— Брат, это кто так тебя припечатал? Ой, не могу, как с табличкой сочетается: «Главный врач Яруллин Решад Маратович, кобель!» Я б еще добавил: «каких поискать»! Дай допишу! Чем это, а, главное, кто?

— Помадой, похоже… — устало закрыл глаза ладонью в фейспалме герой нового анекдота. Ларка не откажет себе в удовольствии растрезвонить пикантную сплетню по всей округе. — Стерва одна.

— Если правду, так сразу, стерва? Ты три-три, старайся!

— Ты чего пришел?

— Попросить хотел, — друг стал серьезным в один момент. — Я пару дней буду в разъездах по деревням, приглядишь за Натой? Сашка опять скандалит, сучок алкашный. Ночью Ната с Танюшкой у Ирки ночевали, так приходил к дому Иры по утру, орал непотребное, пока я не вышел, как раз тоже ночевать остался с девчонками. Хорошо еще, Иришка до пятницы уехала, Сашка заявил, что разберется с ней, вроде, как, она Нату против него настраивает. Никак не поймет, что водка всех настраивает против него.

— Принял. Может, вывезем уже это чмо в лес, а? Побеседуем…

— Ната против. Каждый раз просит за него.

— Да знаю… Ничего не меняется. В каждой избушке свои погремушки. Пойду, посмотрю краску у завхоза.

— Предлагала тебе Мария Альбертовна дверь приличную, соответствующую статусу, поставить, чего отказался.

— Леха, какой на хрен статус? Это Кащей любит богатые двери и шикарные таблички на них. От массивности двери в кабинет ума не прибавится. Сам-то… Машину мою возьми, по округе скакать.

— Да я уже у Марса взял в гараже. Говорят, что в начале августа служебная будет.

— Когда себе уже купишь лошадь? — со вздохом достал из кармана пиликающий сообщением телефон.

— Вот будешь ты менять свою, у тебя и куплю старушку, чего париться. Лошадка прикормленная, рабочая, еще послужит.

— Нет, ну что за… — возмущенно уставился в телефон Решад. — Все, ты теперь с рыжей повязан, Леший, уже сочинили, ну бабье!

— Так меня только Санька видел!

— А у него матушка кто? С кем дружит?

— Твою мать… Скорость сплетни в нашем болоте превышает скорость поноса…

— Хрен с ними, пожуют и забудут. Пойду за краской.

— Я поехал, бывай.

На больничной аллее показалась Лара, спешила к своей машине, но, заметив у администрации неразлучных сплетниц, передумала уезжать сразу, подошла к бабкам:

— Доброго дня, мои хорошие, как дела?

— Ой, Ларочка, редко тебя и видно у нас, здравствуй, дорогая! — нестройным хором поздоровались бабки с дамой. Не поздоровайся с ней, как же, в администрации райцентра работает, полезное знакомство.

— Фирюза-апа, ты мне недавно рассказывала про приезжую какую-то, которая дом москвичей купила, это не та рыжая шпала, сейчас должна была здесь проходить, не видели? — наигранно равнодушно спросила Лариса.

— Ирка? Была, уехала на своей гробине, видать, в город. А тебе, Ларочка, зачем она?

— Мне она и не нужна, просто столкнулись сейчас, очень наглая особа.

— Ты не представляешь себе, насколько, Ларочка! Только приехала, а уже взялась наших парней за ноздри водить, то с одним ночует, то с другим целый день катается. Привыкла в городе с кем ни попадя.

— С кем это, если не секрет, она ночует?

— Да с Весниным, Лехой, ты его знаешь, участковый наш. А второй…

— Знаю, — отмахнулась женщина, быстро набирая сообщение в телефоне. — С Решадом. Я по делу к нему заехала, и эта рыжая, без стука, забежала, нагрубила, еще ему на двери надпись оставила. Сучка.

— А что за надпись-то? — от любопытства у Горыныча вытянулись шеи.

— Кобель! Прямо под шильдой. Ну, под табличкой, — пришлось пояснить бабкам незнакомое слово. — Помадой начеркала.

— Змея, да, — переглянулись бабки, гася огонек в глазах.

— Ладно, я поеду, дел много, мои хорошие, — не отрываясь от телефона, попрощалась мадам, и, виляя увесистыми бедрами, ушла к машине. Села в нее, но не завела, с надеждой уставившись в телефон.

Как эта рыжая посмела унизить перед Решадом, сведя на «нет» все старания выглядеть шикарно парой фраз! И не с рынка у нее белье, из магазина, дорогое, пару раз надетое, почти новое… Блузку недавно купила, очень понравились рюши по вороту, рукава летящие, как раз для жаркого лета.

А на этой шпале рыжей короткий сарафанчик, простейший, прямой, и цвет нежно-зеленый не спасает, без всяких украшений, даже кружев нет. Так почему же Ларе сейчас царапало ощущение, будто на полку две короны положили рядом, вот только одна — из ларца какой-нибудь княжны, а вторая, ее корона, вывалилась из розового набора пластмассовых украшений китайской Барби?

Не дождавшись ответа на свое сообщение, не выдержала, ткнула на иконку вызова, поставив на громкую связь, манерно придерживая телефон перед губами, как блюдце с чаем:

- Что притих, дорогой?

— Ты про очередную сплетню? Лар, тебе это надо?

— Да я за тебя беспокоюсь, рыжая не только с тобой кувыркается, дружка твоего тоже пользует, просто, чтоб ты знал! — почти закричала женщина в трубку.

— Ирина разве со мной? Нет. Пусть кем хочет, с тем и ночует. Вы еще свечку в подполе у нее подержите, вам делать нечего, языками молоть. Вроде, умная женщина, Лар, а деградируешь на глазах.

— Ну, знаешь ли! Из-за рыжей твои вообще мозги в трусы стекли! — выкрикнула в экран, забрызгав его слюной. С силой нажала на красный значок отбоя, будто телефон виноват, кинула аппаратик на соседнее сиденье. Со злостью повернула ключ зажигания, рванула с места.

— Ага, дела у нее с Решадкой, как же. Диван в его кабинете продавливать, — злобно прошипела Мадина вслед. — Видать, помешала им рыжая, вот Ларка и взбешенная такая.

— Надо же, прямо на двери написала! — увидев выходящего из больницы участкового, Фирюза опасливо оглянулась. — Нет, подружки, ни тому, ни другому говорить не буду, что оба рогатые. Сами узнают. А вот Наиле надо глаза открыть, пусть знает, что привечает в доме!

(20 июня, среда, +18)

Решад проснулся раньше сигнала будильника от веселого пиликания сообщений в ватсапе. Кому не спится в шесть утра? Сообщение от Лехи в общем чате: «Ирка, подруга! С днем рождения!» И далее дурные веселые картинки с цветами и пожеланиями всего-всего и много.

Черт, так у нее день рождения… Решад вдруг ощутил себя последним идиотом. Лешка, тоже, друг, называется, мог и предупредить. Оборвал свои мысли, представив картину: подходит Леший и говорит, мол, так и так, ты пока не веди себя, как идиот, у нее праздник на днях, попозже начни. Не смешно ни разу.

Надо ей что-то подарить. Что любят девушки, по стандарту — цветы, конфеты, ювелирка. Цветы? Решад вспомнил участь того злополучного букета, поморщился. Да и сейчас у нее половина участка в цветах, чем ее удивить. Сладости — смешно. Ювелирку дарить, так, кроме маленьких капель сережек, и не видел на ней украшений. И, наверняка, у нее этого добра предостаточно.

Все утро чат друзей взрывался поздравлениями, смешными гифками и смайликами, ответными от нее благодарностями. Часам к двум Решад не выдержал, отключил звук. Сам много раз порывался написать, но стирал, не находя слов.

Женька. Где-то у матери был записан ее телефон, Женя была посредником при продаже дома, вот у кого нужно спрашивать, что подарить рыжей мавке, от какого подарка она не откажется точно.

Решад позвонил домой, мать, конечно, удивилась его просьбе, но продиктовала цифры.

— Жень, приветствую, это Решад. Тебе удобно разговаривать?

— О, какие люди! — отозвалась Женя. — Привет! Чего звонишь?

— Я сейчас в Казань еду, где там моя соседка обретается, не подскажешь? — и сам удивился своему решению.

— Чтобы она мне потом по прическе настучала? Нет уж, дорогой, не скажу. Тем более, сама не в курсе. Может, у отца Ирка, может, к матери заехала, может, с братьями по городу гуляет. Мы вечером в клубе отмечаем, завтра по магазинам. В пятницу она хотела обратно, домой, то есть, к вам.

— Хорошо, не говори. Но что ей подарить, скажешь? Всю голову сломал.

— Вот это подскажу. Подари ей куклу.

— Куклу? Серьезно? Нет, Жень, серьезно?

— Я не шучу, Решад. Давай в ватсапе скину ссылку на мастера, Ирка давно хочет у нее «Любаву» купить, но, как обычно, забывает.

— Детский сад, — расхохотался собеседник.

— Ты еще цену не знаешь, мигом смеяться перестанешь. Это фарфор ручной работы, эксклюзив.

— Плевать на цену. Жду.

— Ты же в инсте есть?

— Есть, — тут же всплыло сообщение в ватсапе, Решад нажал на ссылку, прочитал. — Жень, так эта девушка в Архангельске живет, к пятнице явно не получится.[1]

— Не получится. Ладно, забей. Тогда вот что. Скину тебе названия ее любимых магазинчиков, там что-нибудь подберешь.

— Благодарю, Жень.

— Только не сболтни, что я рассказала, хорошо?

— Хорошо. И ты не говори, что я звонил.

— Обожаю секретики! До встречи!

Ого, оперативно ответила архангельская рукодельница. От цены у мужчины действительно брови полезли на лоб, но махнул рукой, заказал двух куклят сразу, в красном платье и в зеленом. Усмехнулся, пусть соседка играется. Попросил на карточке написать послание от него, указал адрес, оплатил.

— Да, Светик, — ответил на звонок.

— Решад, подойди ко мне в кабинет, тебя требуют, с Ковылей приехало семейство, младенцем обосранным трясут, как медалью за взятие Бастилии. У него колики, выгибается, бедный, скоро посинеет.

— Сейчас буду.

Черт, завтра хотел объехать близлежащие деревни, вроде, экстренных вызовов не было. Закрыл кабинет, спустился на первый этаж. У двери терапевта ему преградила путь здоровая деваха, кровь с молоком, ткнешь — брызнет, кокетливо взмахнула белесыми ресницами, и ребенок, орущий благим матом, так не занимал юную мать, как фигура главврача. Муж девахи, притулившийся на стуле рядом, похоже, дремал, научившись засыпать в любом положении.

— Через три минуты зайдете, хорошо? — не дав раскрыть рта молодой мамаше, Решад прошел в кабинет. Вымыл руки, надел белоснежный халат.

— Светик, это не та красотка с триппером перед родами два месяца назад? Которую со скандалом выпихнули в инфекционное рожать, в Казань? — спросил тихонько медсестру.

— Она, Решад, — так же понизив голос, ответила верная помощница. — В семнадцать родила, семья у нее тоже, не особо в плане гигиены и разборчивости в половых контактах после употребления напитков.

— Помню. Маманя ее по осени обязательно явится с букетом запущенной хрони, проветривать будем дня два.

— А можно уже? — в проем двери, без стука ввалилась девица. Воздух небольшого кабинета будто потемнел, вбирая запахи. Дамочка развернула младенца на столике, вытащила мокрую пеленку, скрученную меж ножек, сунула, не глядя, в пакет.

Решад поморщился, стараясь дышать через рот, инстинктивно пододвинул стул ближе к окну, но не сел, подошел к маленькому:

— Вы б ребенку пеленки постирали…

— А чего там стирать, не пахнет, обоссыт, высохнет на ветру. Воду тратить, — сунула сына на руки мужчине, чуть отворачиваясь. — Орет вот третий день, ничего не помогает, как опел кто!

Дите чуть понизило децибелы в сильных руках, реагируя кряхтением на круговые движения ладони по животику.

— Кормите грудью?

— Ею, молока, хоть залейся, а орет.

— Настя, вы пили? — вдруг, среди запахов, исходящих от девицы, Решад уловил отчетливый душок водки.

— Да немного, с утра, вчера у сеструхи были, день рождения у нее, посидели, с утра я маленько, чтоб голова не болела, — оправдываясь под строгим взглядом, протянула бестолковая мамаша, и тут же перешла в наступление. — А чего такого? Спать крепче будет.

— И вы хотите, чтоб ребенок вел себя нормально? Да ему два месяца всего, много ли надо! Себя не жалеете, сына пожалейте! — сорвался Решад. — Ему же больно, колики страшнейшие, сейчас период адаптации, работа желудка, кишечника только входит в норму, а вы его алкоголем травите! Не стыдно?

— Так коровье он вообще не пьет, а я отдохнуть хотела, расслабиться! — с вызовом уперла руки в боки. — Я родила! Такое пережила! Имею право, вам не понять, Решад Маратович! Вот как свои будут детки, узнаете, как не досыпать, не отдыхать, тогда и советы свои давать будете!

— Коровье молоко давали? — от слов собеседницы у врача полезли глаза на лоб. Пока младенец успокоился, сложился в позу лягушки, взвесил его, подложив на весы пеленку. Чувствуя, что парень сейчас опорожнит кишечник, успел донести ребенка до раковины. — Настя, угробите вы сына… Нельзя, категорически нельзя хотя бы до полугода, до года, белок коровьего молока может такое спровоцировать, всю жизнь потом разгребать будете.

— Нас на молоке коровьем вырастили, и ничего, никто не болел, — девица не подумала забрать вымытого ребенка из рук врача, плюхнулась на стул. — Все здоровые.

Пришлось Решаду самому доставать памперс из упаковки, благо, всегда держал в шкафчике «заначку», зная особенности приема подобных семейств, пеленать дите, и после держать на руках, баюкая, чтоб хоть чуть поспал младенец.

Целый час втолковывал молодой мамаше прописные истины ухода за ребенком, выписал кипу направлений на анализы, понимая, что без толку, но надо. Когда беспокойное семейство отбыло восвояси, развел руками:

— Я буду звать его «Счастливчиком»… Если до совершеннолетия доживет и не сопьется.

— Доживет, Решад, таких пруд пруди, — медсестра пожала плечами, заполняя карту. Для нее подобные посетители были привычней. Вдруг покусала колпачок ручки, прищурилась на друга детства. — Все время удивляюсь, как ты ловко управляешься с детьми. Артур тоже, казалось, врач, а Сабинку первый месяц боялся на руки брать, чуть не плакал, что сломает ей что. С Тимуриком полегче было, набрался опыта.

— У нас с Артом разное образование. Он — узкий спец, а я — практически универсал. На службе все бывало, и с местными контактировать приходилось, помогать, — тут же сменив тему, спросил. — Светик, я сейчас в Казань, может, что нужно?

— Надолго?

— Нет, вечером приеду. Если придумаешь что, в ватсапе скинешь.

— Вроде, все есть. Завтра с утра увидимся.

Украдкой наблюдая за его передвижениями по кабинету, Света невольно любовалась другом брата, вспомнила, что когда-то его обаяние зацепило и ее сердце, но быстро увлечение прошло. В нем было все — «слишком» для нее, не потянула бы она быть рядом.

С Артуром она была счастлива, каждый день благодарила высшие силы за случайную встречу в коридоре универа. Когда стали общаться тесней, оба удивились, что, вроде, жили рядом, в одном районе, но познакомиться не случилось, Артур попал в школу в райцентр, до его деревни было ближе.

Обычный парень, с ленцой, раздолбай, но, чтоб завоевать ее сердце, подтянул «хвосты» по учебе, постепенно перестал появляться в компаниях, где основным развлечением было болтаться по городу с выпивкой, задирая казанскую гопоту, а то и по мелочи преступая закон. К окончанию универа стал одним из лучших выпускников, к удивлению преподавателей, предпочел городским клиникам тихую сельскую больницу и семейное счастье.

Решад был другим.

Ему бы командовать войсками, разрушать дворцы, создавать империи, а не объяснять элементарные правила гигиены пьяной бабе в тесном кабинете сельского терапевта. На худой конец — проводить блестящие операции в современном столичном огромном хирургическом центре. Светик понимала, какие демоны грызут его, с каждым прожитым днем отнимая возможность заниматься любимым делом…

В свободное время Светик любила читать фэнтези, и всегда представляла Решада в роли могучего тигра, и, чтоб рядом, непременно, хрупкая девушка с огромными глазами, играючи держащая гордого зверя на поводке.

Девушка улыбнулась, витая в своих мыслях, скрестила пальцы под столом, в который раз пожелав новой подружке Иришке удачи. Ох, не зря же дружок сорвался в Казань именно в ее день рождения.

[1] Минина Марина, деятель искусств, член ТСХ ДПИ России, Архангельск.

Перед поездкой зашел домой, заглянул в комнату к Назару. Тот лежал, как обычно, отвернувшись к стенке. Тарелка с нетронутым завтраком стояла на столе.

— Думаешь, от лежания что-то изменится, хохол?

— Не думаю, — Назар даже не повернулся.

— А чего тогда валяешься? Опять не ел нифига.

— А смысл? Отвали, конь халяльный.

— В Казань со мной поедешь? — предложил друг. — Туда-обратно скатаемся.

— Народ пугать?

— Назар, ты мне очень нужен в больнице, хорош придуриваться.

— Ага, одноглазый хирург. На костылях. Оксюморон.

— Ты мне умными словами не сыпь, сам могу с горкой натолкать. Есть и другие должности, у меня половины штата нет. Яша тебе протезиста нашел, сделаем лапу, еще побегаешь.

— Вам, двуногим, легко говорить.

— Да, блядь… Я поехал тогда. Мать скоро придет. Поешь, а? Она утром раньше встала, чтоб твоих любимых ватрушек напечь, ты ж и не попробовал. Не расстраивай ее, пожалуйста.

— Поем, — наконец согласился страдалец.

— И то хорошо. Держим круг. Ушел.

Психотерапия, мать ее. Оставлять чаще одного, чтоб выползал самостоятельно, хотя б в туалет, на двор — так решили с Яшкой. Не давать поблажек, не педалировать ситуацию. Подождать. Знал, на что подписывался, увозя друга к себе, знал характер его, упрямый, еще хуже, чем у самого.

Еще обещал зайти к тете Кате, дня три не успевал, вечером нужно заехать, как раз привезти ее любимую яблочную пастилу, при диабете не разгуляешься разнообразием «заедок» к чаю, а сладкоежка бабуля еще та.

Черт, татарин не закрыл за собой дверь в комнату. Назар окликнул хозяина дома, в надежде, что тот еще не выскочил на улицу, но нет, лишь жужжание надоедливого комара было ответом на призыв.

Четыре месяца. Как заевшая ручка старинного патефона, мозг прокручивал тяжелыми жерновами эти дни, перетирая в труху всю его жизнь.

Сто двадцать три дня, как его, блестящего хирурга, уволили «по собственному» из клиники Львова. Слухи ходили, что не простили ему гражданство России, условие для исполнения мечты — учебе в Питере, в академии. Хотя, и так слишком долго закрывали глаза на этот факт.

Хмыкнул, пожал плечами в кабинете главврача, развернулся, решив окольными путями добраться домой, в Горловку, к родителям, устроить себе отпуск. Чего держаться за принципы, если его возьмут на работу хоть где. Галка не поехала с ним, да, неприятно, но не смертельно, давно стали чужими, все реже заговаривая о свадьбе. Да и когда, оба пропадали на работе, она в своей уютной пекарне, он — в клинике. Родители ее вздохнули с облегчением, когда так и несостоявшийся зять съехал с квартиры, за которую сам выплатил ипотеку. «Теща» не скрывала радости, помогая собирать его вещи, хвасталась по соседям своею дальновидностью, что уговорили молодых оформить ипотеку на ее дочь.

Девяносто семь дней. Не стало родителей и отчего дома. Сходил с утра за сигаретами…

Точное попадание, пламенный привет Донбассу от «рідной неньки».

Девяносто четыре дня назад. Деньги, документы, вещи, сгоревшие в пламени, все казалось не важным, кроме двух закрытых гробов на колченогих соседских табуретках в развороченном дворе. Полкана похоронил днем раньше, за уцелевшей теплицей.

Восемьдесят девять. Договорились с Мишкой встретиться в Солнечном по поводу документов. Тот опоздал буквально на пятнадцать минут, этими минутами уберег себе жизнь…

От воспоминаний отвлек шорох за дверью. Тень осторожно сунула нос в комнату, с недавних пор для нее закрытую, наклонила голову, рассматривая гостя.

— Чего пришла? Боюсь я тебя, понимаешь? Не видел я, чтоб волк был ручным, не принимает тебя душа, Тень, уйди по-хорошему, — Назар, как мог, вжался в стену, увидев обнаженные клыки, поискал глазами костыли. Далеко, не успеет схватить. — Иди отсюда, а?

Тень будто улыбнулась, наслаждаясь страхом, волнами исходящим от беспомощной жертвы. Одним прыжком, вскочила на кровать, прижала лапой оцепеневшего от ужаса мужчину. И, потоптавшись, вдруг свернулась клубочком рядом, положила морду на теплое человеческое плечо. Вздохнула, прикрыла глаза. Ну, нельзя ей на мягкие диваны и кровати в доме, так никого нет, а этот двуногий не в счет. Не посмеет прогнать.

Осторожно опустил ладонь меж ушей зверя, прикоснулся к шелковистому лбу, погладил большим пальцем. Тень чуть подвинула ближе морду, ему на грудь, распластала брыли на гладкой коже, и от такого безоговорочного доверия хищника к человеку на глазах измученного мужчины выступили слезы. Отбросив страхи, он обнял молчаливую волчицу, гладя широкий шерстяной лоб, сбивчиво и торопливо стал рассказывать ей все, что не расскажешь и близкому другу.

(22 июня, пятница, +24)

Со смешанным чувством Ирина подъехала вечером к своему дому. И соскучилась, и, памятуя о своей дурацкой выходке, немного побаивалась столкнуться с соседом. Странно, Шлиман не выскочил на звук машины.

Закрыла ворота, достала из багажника сумки, и, немного переживая за любимца, быстро взлетела на террасу, открыла дверь и ахнула в восхищении.

С десяток золотистых воздушных шаров висело под потолком, и на каждом было написано теплое пожелание. Стол был уставлен коробками и корзинами в хрустящей бумаге. Тут и кот нашелся, валяющийся на спине, деловито подбивающий лапами длинный серпантин завязок шариков. Приветственно муркнул и продолжил нелегкое занятие.

Сзади раздалось дружное: «С днем рождения!» Вся компания, кроме соседа и Кости, стояла на террасе, радостно хохоча над растерянно-изумленным видом хозяйки дома.

— Спасибо вам, честно, я… — и, не сдержав слез, Ира кинулась целовать-обнимать каждого. — Так, ребята, мы сегодня отмечаем, или завтра кутим по полной программе с шашлыками и вкусными напитками? Я еще рыбки привезла, на гриль.

— Сегодня уже поздно, мы зашли отметиться, а завтра как раз у меня сбор, — за всех ответил Леша. — У тебя мангала нет и караоке.

— Нет, — согласилась именинница. — Хотя бы посидите немного?

— Ириш, дела-дела. Да и тебе разгружаться, отдохнуть. С утра на пляж, потом детей сдадим по бабушкам и расслабимся. А пока — открывай подарки! — скомандовала Ната, ей самой не терпелось увидеть, что там накупил «от всех» Решад, съездив в Казань. Но об этом он строго-настрого говорить запретил.

С каждой развернутой коробкой и свертком Ира только ахала, как угадали друзья ее вкусы, ей и в голову не пришло, что лучшая подруга поучаствовала в выборе подарков. Ящичек с бутылочками масел, оливковым, кунжутным и другими, вкусными и полезными, тут же занял почетное место на кухне. Любимые соли, бомбочки и мыло ручной работы для ванны, даже запахи угадали друзья! Пять ивовых корзин разного размера, как она хотела, но ведь ни разу не озвучивала, как догадались?

Набор полотенец для кухни, ее личный пунктик, чтоб в доме было много полотенец, учтен тоже. Три саженца жимолости, несколько будущих кустов мелких белых и красных роз, она таких не могла найти в продаже. Саженцы ирги, желтой малины, сортовой черной смородины, будто она себе этот подарок сама выбирала!

— Признавайтесь, кто не поленился? — прижала к груди коробки с розами, счастливая именинница оглядела друзей. — Расцелую неистово во все места! Ой, я, кажется, знаю, кого целовать!

Тут Ира вспомнила «Трюм», и как рассказывала Косте о своих надеждах и планах, и упоминала, что найти не может именно эти сорта роз.

— Чур, мы тебе не говорили! — рассмеялись друзья, имея ввиду, что целовать ей нужно соседа. — Ладно, Ирка, мы побежали, завтра обстоятельно посидим!

— Да, тогда до завтра, — сказала именинница, снова нюхая поочередно мыло. Какие вкусные запахи, и ни в одном не ошиблись ребята!

— Вообще отлично! — поцеловала еще раз Азаля подругу, утянула мужа за собой. Ната со Светиком тоже не стали задерживаться.

Отдохнув с дороги, Ира, первым делом забралась в палисадник, посмотреть, куда утром высадить розы. Странно, чубушника ветки сломаны со стороны дороги, на земле валяются окурки от дешевых сигарет, будто кто караулил ее здесь… От страха Иру прошиб холодный пот. Только один человек в поселке внушал ей такой ужас, и этот человек уверенным шагом приближался сейчас к ее дому!

Ирка взвизгнула, бросилась к спасительной двери, но не успела. Увидев, что жертва может ускользнуть, алкаш перешел на бег, нагло распахнул калитку, успел сзади схватить девушку за футболку. Ира заверещала, но тут же ей на лицо легла тяжелая грязная ладонь, перекрывая звук, больно ударив по носу.

— Попалась, ягодка? Сейчас за все ответишь, ведьма рыжая! — злым шепотом раздалось у уха.

— Царев, ты ничего не попутал? — в пылу борьбы оба не заметили, как на дорожке появился сосед. Два шага, и очутился рядом. Санька, будто завороженный бандерлог под взглядом удава, отпустил жертву, замер на мгновенье, но и этого хватило. Решад притянул девушку к себе из разжавшихся рук алкаша, небрежно поцеловал в макушку. — Иди в дом, вот, подержи пока. Не открывай. А мы пойдем, …побеседуем.

Легко, будто Санька ничего не весил, Решад приподнял его над землей, собрав в кулак ворот старой рубахи, и, как дурного кошака, пометившего хозяйские ботинки, поволок вон с чужого участка. Ира осталась на дорожке, одной рукой размазывая слезы и кровь из носа по лицу, второй рукой прижимала к груди что-то квадратное, твердое, упакованное в красивую бумагу с легкомысленным бантиком, что сунул ей в руки Решад.

Опомнилась, пристроила подарок на перила террасы, побежала вслед за мужчинами, но выходить не стала, подчиняясь приказу соседа. За своим забором она же номинально дома, тем более, она не одна, вон и Тень опять у ее калитки.

— Запомни, Царев, на будущее. Никогда, ни под каким предлогом, не подходить к этому дому, ты меня понял? Иначе… — Решад многозначительно помолчал, еще раз встряхнув за шиворот пьяное тело, отпустил, брезгливо поморщившись.

— А иначе что? — почувствовав свободу, Санька скривился.

— Иначе ты дашь мне повод, — тихо произнес оппонент, но таким тоном, что забулдыга немедленно начал трезветь. — Это тебе не с женой воевать. По идее, тебя б сейчас наказать, но цени, я сегодня добрый. А теперь, пшел вон.

С соседних домов стали выглядывать и выходить люди, из домика полиции выскочил Алексей.

— Главврач, а главврач, — поняв, что в этот раз пронесло, Санька принялся паясничать на публику. — А ну, глянь, у меня чет вот тут болит!

И, повернувшись к Решаду спиной, наклонился, спустил штаны, оголив белую задницу.

— Я доктор, Царев, а не ветеринар, — и, под смех односельчан, пнул скотину, оставив на ягодице отпечаток ботинка, как клеймо.

От пинка Санька пролетел пару метров, быстро перебирая ногами, чтоб не упасть, но не удержался, плюхнулся мордой в придорожную пыль. Извернулся, кое-как натянул штаны, запричитал по-бабьи, глядя на односельчан:

— Видели? Все видели? Он меня ударил! Нормальные врачи лечат, а наш калечит приличных людей! И ведь участковому не пожалуешься, дружку евонному! Один другого покрывают, одну подстилку на двоих делят!

— Это ты, что ли, приличный? — насмешливо спросил Бульбаш, случайно оказавшийся сегодня в поселке. Бывший председатель колхоза, до сих пор пользующийся уважением сельчан, обвел взглядом толпу. — Ну что, кто что видел?

— А ничего не было, Андреич, о чем ты?

— Я вообще ничего не видел.

— А я только что подошла, смотрю, алкаш опять валяется, тьфу на него!

— Слышал? — обратился к алкашу Михаил Андреевич. — Никто ничего не видел. Не подходи к моей соседке, я тебя тоже предупреждаю. А за "подстилку" тебе отдельно, от меня привет.

И с размаху тоже пнул алкаша.

Толпа быстренько рассосалась по домам, оставив Саньку без поддержки. Тот еще полежал на дороге, изображая избитого, но, поняв, что не получилось представления, бочком, как краб, умотылял к магазину.

— Решад, стой! — окликнул Михаил Андреевич своего соседа. — Покурим?

— Давай. Приветствую, — мужчины пожали друг другу руки, отошли в сторону. — Как дела, Андреич?

— Идут. Слышал я, ты участок ищешь, мой не подойдет?

— Подойдет. Продавать собрался?

— Да здоровье уже не то, спину ломать на двух огородах. Сыны ни черта не помогают, говорят, что прошлый век — картошкой торговать. Что и так зарабатывают хорошо, — Бульбаш по-доброму усмехнулся. — Старость нашу с бабкой обеспечат.

— И то дело, Андреич, парни твои дело говорят. Не женились еще оба?

— Куда там! Ты, вон, тоже не торопишься.

— Ну да.

— Так что, берешь участок-то? Дом хороший, простоит долго, недавно подлатал, туалет теплый, ванна рабочая, кухня большая. Погреб, опять же. Кусты плодоносят, только картошку осенью выкопаю, лады? Могу и оставить пару рядов.

— Тебе Альбертовна объяснила, как оформлять будем?

— Да, годится. На следующей неделе звякну тебе, приеду, и начнем, помолясь. Бывай, поехал я.

— Спасибо, Андреич!

Кивнув Алексею, мол, все в порядке, Решад открыл калитку соседки, и наткнулся на нее, сидящую на корточках, в обнимку с волчицей.

— Пойдем, подарок откроешь, — подал руку, будто ничего не случилось.

— Сейчас, Решад, только переоденусь, хорошо? — торопливо, боясь, что уйдет сосед, Ира потянула его в дом, не отпуская руки, наоборот, крепче сжала пальцы. Так было надежней. — Он же больше не придет, правда?

— Не придет. Обещаю, — ответил он твердо. Аккуратно вытащил сухую веточку из рыжих растрепанных кудрей, пригладил широкой ладонью непослушные завитки. И предложил, глядя в умоляющие глаза. — Ириш, давай договоримся. Как бы мы ни относились друг к другу, ты звонишь мне. В любой опасной ситуации, даже если тебе что-то показалось.

— Я буду тебе звонить, Решад, обещаю, — торжественно, будто клятву принесла, отозвалась Ира.

Внезапно он сам осознал, что предложил сейчас. Обязательства. Оберегать ее, заботиться о ней — вот что становилось приоритетом в его жизни. Нет, он и раньше заботился, защищал женщин, но, как обязанностью каждого нормального мужчины, не придавая значения своим поступкам.

В ситуации с Натой, вроде, и должен был поступить иначе, решительней, но давно махнул рукой на эту проблему. Не заставить человека жить лучше, если человек не хочет что-то изменить сам, тащить за уши из обуюченной трясины — себе дороже.

Но эту чумазую, зареванную, в порванной по вороту футболке мавку хотелось обнять, уберечь от жестокого мира, спрятать от всех за своей спиной. С осторожностью, как хрупкую статуэтку, с нежностью, на которую только будет способен.

Раньше терпеть не мог, когда девушки вот так его брали за руку, озноб пробирал от такого жеста. А ее ладошка, так доверчиво и уютно лежащая в его большой ладони, вызывала странные чувства. Не выпускать бы всю жизнь… Всю жизнь? Какие глупые мысли лезут порой в голову.

Странные, глупые мысли…

— И, Решад, в воскресенье Ната с Танюшей были у меня. Поэтому Лешка был с нами до утра, — почему-то ей очень стало нужно, чтоб сосед знал правду.

— Я знаю, — улыбнулся он в ответ. Подавив вздох сожаления, отпустил ее руку, и, чтоб не ставить ее в неловкое положение, остался на террасе курить.

— Кофе будешь? Правда, молока нет, я только недавно приехала, завтра утром сбегаю к Ксении Николаевне, — умытая, в чистой одежде, Ира появилась на террасе.

Решад потянулся к подарку, сиротливо лежащему на перилах, вручил имениннице. Внезапно в его кармане взвыл телефон. Достал аппарат, посмотрел на дисплей, и, поморщившись, отклонил вызов, но телефон заорал снова. Мужчина вновь отклонил вызов, уже не скрывая раздражения. Когда дисплей опять высветил звонок, не выдержала Ира:

— Да ответь уже, вдруг что-то важное!

— Нет, ерунда.

— Я сварю кофе, не буду мешать. Ерунде, — положила на столик так и не распакованный подарок, ушла на кухню. Ерунда, конечно, на дисплее случайно увидела, как зовут ту «ерунду». Интересно, он всех бывших своих так припечатывает? Или это очередная?

— Ре-ша-а-ад! А ты где? — по голосу было понятно, что Лара пьяна в хлам.

— Не важно. Зачем звонишь, еще и налакалась, — больше всего он ненавидел пьяных женщин. — Спать ложись, завтра поговорим.

— А я приехала, а тебя нет в кабинетике! — дама икнула в трубку, пытаясь членораздельно произнести слова, повторила. — Котик мой, хочу-хочу-хочу в кабинетик на диванчик! Ты обещал! А ты где?

— Твою мать… Ты зачем в таком виде поперлась в больницу? Вообще, зачем приехала? Убирайся оттуда, сиди в машине, я сейчас приду.

— А я не за рулем! — радостно объявила Лара.

— Хоть ума хватило.

Решад нажал кнопку отбоя, поднялся с кресла. Хотел было зайти в дом, в манящую светлую кухню, где, нацепив наушники, чуть покачивая головой в такт музыке, другая женщина готовит ужин, варит кофе. Для него.

Но развернулся, ускоряя шаг, прошел к себе на участок, выгнал из гаража машину.

Кофе давно остыл, на поселок мягко опустились сумерки, а Ира все сидела за столом на кухне, в надежде, что вернется сосед. Она слышала, как завел машину, уехал. Вспомнила про его подарок, вышла на террасу, закурила, не решаясь открыть упаковку. И бантик этот, смешной, так нелепо смотрелся в его ручищах! Любопытство перевесило, Ирка с треском разорвала крафтовую бумагу.

Книжка, та самая, как в детстве, «Академия домашних волшебников»! Улыбаясь, Ира пролистнула страницы, встречая любимых героев. Перед сном перечитать, чтоб не снились кошмары, а только хорошие сны.

Вдалеке, по улице, послышался шум автомобиля. Ирка замерла, прижимая к себе книгу, зажмурилась, загадав, скрестила пальцы. Машина остановилась у ее забора. Стукнула ее калитка.

Вот только меньше всего можно было представить, что Решад щеголяет на каблуках.

— Нет, даже не встречает, вот и приезжай после этого! — Женька ворвалась на террасу, как вихрь, поставила пакеты на стол. — Ты чего, Ир, не рада?

— Рада, Женюська, очень! Я просто удивилась, вчера же виделись.

Что должно случиться, чтоб без звонка, отмахав в сумерках больше ста километров, подруга примчалась с вином, внезапно, сломав свой жесткий график работы? И вылетели из головы все обиды на соседа, ставшие в миг ненужной шелухой.

— Даня на даче, что ему в городе в такую погоду киснуть, со своим я разругалась в пух и прах, не в одно личико же игристое употреблять, — заявила Женя, быстро вымыв руки. — Тащи закусь!

— А Ландышка где?

— Сегодня внезапно улетела на юга, будто здесь январь, — помогая выносить тарелки на террасу, гостья делилась свежими новостями. — О, видела сейчас твоего соседа, навстречу попался, бабец на переднем сиденье такой, в кондиции, — Женька выразительно щелкнула себя по скуле. — Обсох, болезный, на повороте в райцентр, помогла канистрочкой. Матерился! Вороны на подлете дохли.

— Мне до него нет никакого дела, — ровным тоном произнесла Ира, но с размаху бросила в угол дивана ни в чем не повинную книгу. — Открывай вино. Ты чего со своим разругалась?

— Понимаешь, Ир, он решил, что может распоряжаться моей жизнью, как попало, как привык раньше со своими матрешками! — с горечью натужной улыбки ответила подруга, потрясла ладонью в возмущении. — Требует, чтоб я уволилась, дома засела. Я! Уволилась! Представляешь меня домохозяйкой? Страшная картина! Фартучек кружевной, и вечером встречать с караваем у порога. И без трусов.

— Может, это и есть счастье? — тихо, больше сама себе, спросила Ирка, отставляя опустевший бокал. — Ты его любишь?

— Не представляешь, как… Больше жизни, — призналась Женя, успокаиваясь. — Но я столько лет бодалась за эту должность, чтоб вот так, в один момент, ухнуть в семейную кабалу? Что, совсем никак нельзя совмещать? Что я буду делать в четырех стенах, вязать бесконечные шарфы, оригами из банкнот сворачивать?

— А он тебя замуж позвал?

— В том-то и дело, что нет, — нижняя губка девушки предательски дрогнула. — Прячемся от всех, как тараканы по углам.

— Жень, он что, женат? — ахнула Ирка. — Ты даже думать не смей!

— Я что, в лотке Шлимана столуюсь, с женатым спать? — возмущению Жени не было предела. — Там другое…

— Не представляю себе, от чего еще можно прятаться. Начальство твое?

— Ну, можно сказать и так, — Женька хотела, конечно, рассказать подруге правду, пока добиралась, представляла, что скажет, как. Но вдруг испугалась, не смогла. И как это бы выглядело? «Ирка, я с твоим отцом сплю, и не только сплю, практически, времени на сон не остается, кидай ссаную тряпку»? Угу, и песец подкрадется незаметно.

— А с Даней уже познакомила?

— Как раз к Даньке он относится лояльно, понимает, что я в комплекте иду. Комнату ему отдельную предложил, в планах пока ремонт в ней сделать, чтоб самое лучшее было у ребенка, — вдруг Женя засмеялась. — Помнишь того извращенца, который ультиматум поставил, что Даниила надо сбагрить в детский дом? Как летел с лестницы, как кудахтал!

— Помню! Встречаются же пернатые.

— Ируся! Я намедни перебирала кладовку, нашла такой раритет! Ты сейчас умрешь от восторга! — Женька вспомнила еще одну причину внезапного появления, покопалась в сумке, достала небольшую коробочку, обклеенную цветами, вырезанными из открыток и вкладышами от жевательных резинок.

— Ох, ты ж…

— А я о чем. Сколько нам было?

— Последний раз ее открывали, мне четырнадцать стукнуло, — с умилением Ирка забрала самодельную шкатулку из рук гостьи, приподняла крышку.

— Мне семнадцать? Да.

Еще в детстве девчонки начали складывать в эту коробочку записки с мечтами, пожеланиями себе самим, взрослым, как капсулу времени, скрепив страшной клятвой обещание «не смотреть» до тридцатилетия Жени.

— Помнишь, как дату определяли? Думали, что старость наступит именно в этом возрасте, — вспомнила Ирка, с любовью доставая записочки.

— А как ты истерила, когда высчитала, что тебе будет двадцать семь. «Я же буду совсем старухой!» — передразнила подружку Женька. — Давай, старушка, читай свои послания.

— «Научится печь слоенный торт»! Ой, не могу, запросы у меня были в десять! И «-ться» без мягкого знака, и «слоеный» с двумя «н»! Беда, — ухохатываясь, Ирка вспомнила, как тщательно выводила буквы, украшала по краю заветный листочек разноцветными фломастерами. — Научилась.

— «Выйти замуж за дядю Сашу», — прочитала Женя свою мечту той, четырнадцатилетней девочки.

— Ну и мечта, фу-фу-фу, Женька! Какими мы были дурочками, да? — воскликнула Ирина. — Даже представить не могу, что было в твоей голове.

— Да я сама в шоке, уже и забыла, что написала, — не подав вида, Женя улыбнулась. — Налей еще. Смотри: «Иметь в гардеробе больше пяти пар туфель!» Я недавно посчитала, перебрала. Только летних — двадцать шесть, не считая шлепок всяких. Как же я мечтала в детстве и юности о собственных туфлях, а не за сестрой донашивать…

— А я в двенадцать была практичней: «Купить дом у моря и собирать яблоки на самогон», — даже слезы выступили на глазах от смеха. — Это все родня твоя крымская, самогон привозила в числе подарков с юга. Я однажды и лизнула пробку.

— Алкашка! А у меня пожелание: «Встретить мужчину, похожего на дядю Сашу». Вот заело пластинку, да?

— Приличные такие мечты в шестнадцать, как раз, — пожала плечами Ира. — О, у меня не легче: «Желаю выйти замуж за лейтенанта Бахтиярова»!

— Надо Бахтияра спросить, что за лейтенант, что даже я не в курсе. Найти, и поставить перед фактом, пусть женится.

— Уже не найдешь, Жень. Погиб тот лейтенант, два года назад. Я ведь ничего о нем не знаю, кто, как выглядит, просто Бахтияр так увлеченно рассказывал о нем отцу, что я сама додумала образ. Долго мечтала, потом как-то сошло на нет, — вспомнила Ира свои девичьи грезы. Внезапно одна мысль пронеслась в голове, ей стало понятно, почему так потянуло к соседу. Военный врач, побывавший в горячих точках, умный, смелый, вот и наложилась картинка забытого идеала мужчины на реальное лицо. А реальное лицо не потянуло… — Сама себя вспомни в четырнадцать, каждый день влюблялась, не разбираясь, то в актера, то в певца. Вот, даже в отца моего умудрилась втюриться.

— А когда еще в них что-то хорошее находить? Ну-с, и у меня последняя записка. «Родить сына и дочку». С сыном справилась, на этом закончу упражнение, — беспечно рассмеялась Женя, комкая в руке бумагу. Не стала озвучивать свое послание во взрослую жизнь полностью.

— Ты надолго приехала?

— Уже выгоняешь? До воскресенья останусь, утром уеду, дела.

— Тогда идем, поможешь с маринадом. Завтра на пляже собираемся, потом у Лешки, как обычно. Кстати, смотри, что мне ребята надарили! Даже, скорее всего, один Костя, только он в Казани хорошо ориентируется в магазинах, чтоб так угадать, — не замечая удивленно-насмешливого взгляда подруги на такое предположение, Ира выдала весомый аргумент правдивости своих слов. — Да и в разговоре с ним я упоминала свои хотелки, запомнил.

• «
• 12
• 13
• 14
• 15
• 16
• 17
• 18
• 19
• 20
• 21
• »