(25 апреля, среда, +10)
За два дня до отмененной свадьбы утром Женя привезла документы на дом:
— Ну-с, домовладелица, поздравляю с приобретением фазенды. Хорошо еще, в районе документы быстрее оформляют, чем в городе.
— Пап, Жень, а, может, я прямо сейчас и поеду? — предложила Ира, быстро просматривая бумаги. — Чего кота тянуть за неизбежное.
— Ты же завтра хотела, нет?
— Сегодня-завтра, какая разница. Завтра уже без меня, послезавтра и подавно. Вещи собраны, если что не хватит — куплю. Жень, ключи от моей квартиры возьми. Там в сером шкафу шмотки Виталика, мои сложены в комоде, что не успела забрать. В прихожей сама посмотришь, разберешься.
— Ты с нами детали не обсудишь?
— Не хочу. Поеду я, из комнаты свое заберу, и вперед. Не забудьте про телефоны! Я симку послезавтра отключу утром, потом вам наберу с нового номера.
— Раз ты все решила, дочь. Помни, что в любой момент можешь вернуться, здесь твой дом. Да, пока возьми мой старый Хаммер, документы в бардачке, я тебя из страховки не выписывал, а то на твоей букашке не много и увезешь. Надеюсь, помнишь, как водить внедорожник. На карте у тебя денег достаточно, буду подкидывать.
— Хорошо, пап, спасибо, — крикнула из комнаты Ира, собирая нехитрые пожитки. — А теперь дружно ловим Шлимана!
— Я тогда звоню Наиле, твоей соседке справа, у нее ключи от дома, предупрежу, что ты сегодня приедешь, — не желая участвовать в поисках кота, Жена вышла на лоджию, закурила, набрала номер.
— Жень, вон он, под диваном, только я за ним не полезу, и не просите! — отец рефлекторно потер свежие царапины на руке, оставленные котом. — Я с ним вчера хотел поиграть, сегодня утром Бахтияр еле проржался, с боевыми ранениями поздравлял.
— Не отвечает Наиля, видимо, на работе. Смс-ку отправила. Ну что, подруга, если за твой язык тебя не сожгут всей деревней в первый же день, через пару недель навещу. А если ты этого скота там потеряешь, я только за! — прошипела от боли Женька, вытаскивая из-под дивана орущего зверя и упихивая мохнатую тушку в переноску. — Укусил, гаденыш!
Ира оглядела квартиру, вспоминая, не оставила ли она чего нужного:
— Не потеряю, он слишком привязан ко мне и к своим мискам, — через миг девушка стала серьезной. — И, папуль, единственная просьба. Пока не заводи, пожалуйста, новую зверушку для утех. Хотя бы не заселяй сюда, я часто буду приезжать, увижу, что что-то шевелится в квартире лишнее — погоню ссаными тряпками. Прости, но потерпи пару-тройку месяцев, хорошо?
— Хорошо, дочь, я тебя понял.
— Ирусь, купи себе ботинки на плоской подошве, — посоветовала подруга, заминая неловкий разговор, пока Ира надевала сапоги на высоченной шпильке. — Поверь, дорогая, не праздный совет.
— Да я уже думаю, что сначала нужно в Тандем заехать. Ну что, дорогие мои, присядем на дорожку? — обняла девушка отца, расцеловалась с подругой. — Удачи нам, да?
После положенного старинного ритуала все засуетились, похватали сумки, проводили до машины несостоявшуюся невесту, перегрузили вещи Иры в просторный американец, что покрывался пылью в дальнем углу подземной парковки, снова расцеловались, чуть не забыли переноску с орущим от оскорбления котом.
— Помни, дочь, ты всегда можешь вернуться.
— Я знаю, пап. Я вас люблю.
Глядя вслед отъезжающей машине, Александр положил руку на плечи подруге дочери. А та не сбросила, наоборот, осторожно обняла мужчину за талию, прижалась, вся потянулась к нему. Так, в обнимку, поднялись обратно в квартиру, не заметив любопытный взгляд консьержки, и только в прихожей заметили, неловко разжали руки.
— Все-таки, надо было ее отправить на Пхукет или Гоа. Кардинальная смена обстановки.
— И что в этом кардинального? Ирка выбрала единственно правильный вариант, дядь Саш. Свежий воздух, тишина, трудотерапия. А на курортах она с Пингвиненком была последнее время, не очень приятные воспоминания.
— Может, ты и права. Жень, поедем, пообедаем? За одним и обсудим планы, — не хотелось расставаться с черноволосой красавицей, особенно после нечаянных объятий. Как же он хотел приезжать домой, и чтоб она встречала его, и чтоб все, как у людей. Только с ней.
И стеснялся своего желания, все-таки пятнадцать лет разницы, у нее своя жизнь, ребенок, забавный мальчишка, значит, кто-то есть рядом, а спрашивать у Иры было неудобно. Менял девиц в постели, неосознанно выбирая похожих как две капли воды на запретную мечту, чтоб выкинуть из головы мысли о возможности признаться Жене, и ничего не мог с собой поделать.
К Алине, задержавшейся рядом на два года, даже начал испытывать какую-то нежность, смешанную с чувством вины, ведь все чаще представлял в постели лучшую подругу дочери…
— Давай лучше доставку закажем, дядь Саш, погода мерзопакостная, совершенно не хочется выходить. Я Даньку матери отправила, правда, избалует мне бабуля чадо до понедельника, опять приводить дите к общему знаменателю.
— Жень, может, отбросим стариковское «дядь»? — попросил мужчина.
— Легко! И какой же ты старик, Саш? Многим молодым фору вперед дашь, — вдруг предательски задрожали руки. Чтобы справиться с волнением, Женя вышла на лоджию, села в кресло, закурила, глядя на город в панораме стекла. Не вспомнил… За пять лет не вспомнил. — Закажи на свое усмотрение, учти, я голодная! Ты сколько по времени свободен?
— В офис сегодня вряд ли попадаю, Бахтияр, если что, свистнет. Года два выходной не брал, — чуть позже вышел на лоджию и хозяин квартиры, поставил на столик бутылку вина, два бокала, уселся в кресло рядом с девушкой. — Я заказал, Жень, обожремся. Выпьешь со мной?
— Да, повод весомый.
Александр разлил вино в бокалы, отсалютовал спешащему городу внизу, выпил. Налил снова, закурил. Надо же, у дочери в жизни драма, а он счастлив, что эти дни проведет рядом с любимой женщиной. Вот она, только руку протяни…
— Жень, ключи от этой квартиры возьми, замки уже новые, вчера вечером сменил. Черт, Ирке забыли отдать экземпляр. Ты отвези потом. Все, где эта… валялась, еще вчера заменил — кровать, диваны, кресла, только в ее комнату еще не заходил.
— То-то я сегодня подумала, что умом трогаться рано, но предпосылки есть. Вроде, мебель та же, а обивка по цвету на пару тонов не совпадает с привычной. Ты предупреждай в следующий раз.
— Следующего раза не будет, — жестко отрубил мужчина. — У меня к тебе просьба.
— Внимательно, Саш.
— Сегодня мы с тобой планы на двадцать седьмое состыкуем, а завтра приедешь сюда с утра, самостоятельно распорядишься ее вещами, что ребенок не испортил. Закажи клининг, грузчиков, пусть все на помойку вынесут, голые стены чтоб в комнате остались. Сделаю там бильярдную. Денег тебе оставлю, сам приеду вечером, если у тебя дела — можешь не дожидаться, ключи пусть у тебя будут теперь. Брюлики собери отдельно, отвезу ювелиру, продам к чертовой матери, деньги Ирке отвезешь. Компенсацией.
— Хорошо, я как раз до субботы на работе договорилась, что не появлюсь в офисе.
— Прости, что на тебя все вешаю, я постараюсь завтра пораньше приехать.
— Ты ее любишь?
— Привык. Она похожа на ту, которую действительно давно люблю, сейчас вижу — жалкая пародия.
— Значит, не сильно расстроился.
— Знаешь, я сам виноват отчасти, что Алинка в загул ударилась. Скучно ей было. Молодая, энергию деть некуда, я на работе сутками. Предлагал ей, правда, купить бизнес какой под ключ, кафешку, салон красоты, еще варианты накидывал, учиться отправлял, любой ВУЗ, по желанию. Нет, не захотела. Целыми днями спала и ногти, ездила, пилила. Даже вождение бросила, не осилила.
— Не твой уровень, Сашенька, — Женька не выдержала, коснулась его руки, погладила запястье. — А чего та, другая?
— Не обращает на меня внимания, — накрыл ладонью ее руку, чуть сжал осторожно. Не отняла, не убрала руку, и это было не просто знаком поддержки, нет, что-то большее…
— Ну и дура. За таким мужчиной, как ты, на край света не страшно бежать, — вырвалось у нее болью неразделенной любви. Убрала руку, справилась с эмоциями, и через миг снова улыбалась беспечно. — Прости, сказала, не подумав.
Мужчина усмехнулся, прикоснулся бокалом к ее бокалу. Если б знала, что сейчас саму себя дурой назвала. Вспомнил вдруг, как стояли в лифте, обнявшись, как она прильнула, прижалась к нему. А вдруг он ей тоже не безразличен, что ему не показалось и раньше, когда ловил на себе ее взгляды.
— С твоими возможностями любую можно завоевать, Сашенька.
— А она принципиальная. Самостоятельная. Гордая.
— Саш, просто скажи ей. Хоть будет понятно, от чего танцевать, примет или отправит гулять лесом, — Женя вдруг рассмеялась абсурдности ситуации. Она уговаривает любимого человека признаться в чувствах другой женщине! — Мужчины, вы, как маленькие, честное слово! Игрушки только с возрастом становятся другими, дороже, а в головах солнечные зайчики прыгают, что в пятнадцать, что в семьдесят. А нужно просто сказать!
— Как у тебя все просто. Сказать… А если обстоятельства?
— Замужем твоя мадам? Детей семеро по лавкам?
— Нет, не замужем. Один ребенок есть.
— Тогда в чем проблема? Все остальное решаемо, Саш. Просто подойди и скажи: «Ты мне нужна», — почему-то после его слов забилось сердце, задрожали пальцы, чуть не упустив бокал.
— Хорошо. Выпьем? — мужчина покачал головой.
«Черт, вот так просто? Просто сказать? А, если, правда, от счастья отделяют всего три слова? Будь что будет!»
Александр допил вино, поставил бокал на столик и произнес тихо:
— Жень, ты мне нужна. Давно. Видишь, сказал. Что ответишь?
Опешив от неожиданного поворота разговора, Женька опустила глаза, потом посмотрела на собеседника сквозь слезы, молча встала, ушла с лоджии. Разумные мысли вылетели из головы, и, сама не понимая зачем, трясущимися руками натянула пальто. Вытерла злые слезы. Вспомнила, что сумку оставила у Иры в комнате.
Ну как так? Только что смеялась над его нерешительностью, а когда признался — плачет, уходить собралась. Неужели не попал? Или …попал? Он вдруг понял, что если сейчас не остановит ее, не услышит ответ, больше не увидит, без вариантов.
Женька вихрем пронеслась по квартире, схватила сумку, и обратно, к спасительной двери, вон из его дома, но Александр перехватил ее на полпути, прижал к себе. Женя вдруг размахнулась, и влепила мужчине увесистую пощечину:
— Сволочь, сколько времени еще собирался молчать? Сколько баб я твоих переревела! — вторая пощечина симметрично украсила лицо любимого. — Ненавижу тебя!
— Даже так, да? — вдруг стало легко и весело, и получил за дело, и поймал свою Жар-птицу, больше не будет натужных отношений с другими, пусть похожими, но чужими. Только б удержать, сделать все правильно!
Александр схватил ее за запястья, не дав больше размахнуться, завел ей за спину, перехватил одной рукой, вторую положил на затылок, властно притянув ее губы к своим, до боли, до исступления, вложив в поцелуй все невысказанные чувства.
И уже не нужно удерживать ее руки, что-то еще говорить, пальто валяется на полу вместе с его пиджаком, и не поддается ремень дрожащим пальцам, заело напрочь молнию на платье, а не оторваться друг от друга, чтобы избавиться от ненужной одежды.
Звонок в дверь прервал страстный полет. Звонили долго, нудно, требовательно.
— Доставка, Сашенька, — первая опомнилась Женька. — Надо открыть.
— Сейчас. Никуда не исчезай.
— Не надейся! — девушка упала в уютное кресло, ноги не держали от пережитых эмоций.
Александр выдохнул, выравнивая дыхание, хмыкнул довольно, кое-как пригладил встопорщившиеся волосы, нашел портмоне, чтобы дать чаевые, открыл дверь.
— Добрый день, доставка! — молоденький курьер передал фирменные пакеты ресторана, с любопытством глядя на обстановку квартиры. Получив щедрые чаевые, бегом скатился по лестнице, испугавшись, что мужик ошибся купюрой, и сейчас отберет. И так задержался, но он же не виноват, что мегера внизу, консьержка, пока не выспросила всю подноготную, не пропустила к квартире. За его спиной захлопнулась дверь.
— На чем мы остановились? — Александр отнес пакеты на кухню, потом уселся у ног любимой женщины на ковер из овечьих шкурок, расстегнул на ее ногах сапоги, стащил поочередно, прижался лбом к ее коленям. — Женя, мне сорок пять. Тебя не смущает ничего?
— Мне тридцать, Саш, и мне пофиг на цифры.
— А как Ирка отнесется? Я не собираюсь тебя теперь отпускать, придется однажды рассказать ребенку.
— Ты из-за нашей дружбы молчал? Ира поймет, я тебя, дурака, со школы люблю… Ну, или погонит ссаными тряпками, — усмехнулась, вспомнив угрозы подруги. Сползла к нему на пол, утонув в поцелуях любимого мужчины. — Я же каждую твою очередную курицу в мечтах расчленяла, в асфальт закатывала, по ноге к березам привязывала! Какой же ты дурак…
— Кровожадная моя. Моя. Любимая моя… Как давно мечтал назвать тебя так вслух, ты не представляешь. Прости меня за молчание. Я так боялся… Никогда ничего не боялся в жизни, а разговора с тобой — до трясучки.
— И я боялась, что на смех поднимешь, если скажу.
— А с Иркой решим. Если что, побежим вместе. Найдем убежище, переждем скандал, да?
— Вместе, Сашенька?
— Вместе, Жень. Теперь только так. Платье снимается сверху? — виновато спросил счастливый мужчина. — Кажется, я молнию на нем сломал…
По пути Ирина заехала в торговый центр, купила крепкие ботинки на толстой подошве, резиновые сапоги, милые разноцветные калошки, книг, еды на первое время. С каким-то новым для себя чувством прошла мимо любимых магазинчиков, правда, не удержалась, набрала пустяков для ванной комнаты. Не в речке же люди там моются? Когда уже выезжала с парковки, вдруг вспомнила, что еще необходимо купить, вернулась, приобрела подушки, одеяла, постельное белье, полотенца, быстро обрастая новыми вещами.
По дороге заскочила в любимую винотеку, бездумно набрала алкоголя, если придет время опять поплакать. Вбила в навигаторе новое название, посидела немного, закрыв глаза. Только на прошлой неделе сказала подругам, что ее жизнь неизменна и незыблема, и вот, через пять дней — только Шлиман едет с ней в новую жизнь.
— Так, себя не жалеть, улыбаться, и — только вперед! — сказала сама себе, повернула ключ зажигания.
Включив любовно собранный плейлист вразбивку, выехала с парковки на дорогу. Из динамиков хрипло отозвался Джо Кокер. Хороший знак. Ира увеличила звук, оглянулась на переноску, но Шлиман не повел ухом, дрых в теплом одеяле.
Город будто взбесился, не собираясь отпускать девушку, даже небо упало на дома серой подушкой, зацепившись за антенны, повисло грозовой тучей, уменьшая обзор.
Три раза стояла в пробке, внезапно закончился бензин, еле дотянула до заправки, ливень встал стеной на выезде из Казани, на трассе два раза нечаянно проехала поворот, не услышав за музыкой указания навигатора.
Но, близ Камы распогодилось, дождь уменьшился, а у райцентра из-за туч и вовсе выглянуло солнце. Дворники не так бешено мельтешили по стеклу, поэтому одинокую фигуру голосующего на остановке Ира заметила еще на повороте.
— В Лесной едешь, матурым[1]?
— Да, садитесь.
Мужчина уселся, по-хозяйски закинул под ноги сумку, щелкнул замком ремня безопасности и отвернулся в окно, давая понять, что не настроен на разговоры. Капюшон толстовки не давал разглядеть лица. Лет сорок-сорок пять, навскидку, высокий, видно было, что его длинным ногам неудобно, но отодвигать кресло не стал.
Идеальный попутчик, если бы от него не несло смесью алкоголя, табака и мужского пота. Особенно раздражал запах спирта, будто выпивоха только-только щедро плеснул на себя с ног до головы, не успев отхлебнуть.
Через пару километров, однако, он подал голос:
— Притормози, вон, бабка чешет, тоже наша, давай возьмем.
— В «бюро добрых дел» я еще не работала, — возмутилась бесцеремонностью попутчика Ира, но остановилась у обочины.
— Никогда не поздно начать, матурым.
Бабуся уселась на заднее сиденье, без умолку ворча про нерадивых водителей, проехавших мимо, про погоду. Бабке хотелось поговорить:
— Ты чьих будешь, девка, что-то я тебя не знаю. Для дачников рановато, на источник едешь? У нас таких машин не бывало, заработала, или подарил кто? И кем это работать надо?
— Бабуль, давайте договоримся на берегу, как говорил Чапай на берегу Урала, это не такси, развлекать разговорами, тем более, о своей личной жизни, я вас не собираюсь, едем молча, слушаем музыку.
— Грубиянка какая! — бабка обиженно зашуршала в сумках. К запахам мужчины прибавился ядреный дух квашеной капусты. — Не очень и хотелось с тобой разговаривать, и музыку твою поганую слушать!
— Терпим еще немного до поселка. Я — вонь из ваших сумок, вы — мой плейлист.
Только бабка открыла рот всласть побраниться с юной, но чересчур самоуверенной дамочкой, как раздалась стандартная мелодия самсунговского звонка. Мужчина со вздохом достал телефон, смахнул иконку вызова. Ира на автомате приглушила рвущуюся из динамиков мелодию скрипки потрясающего Дэмиена Эскобара.
Бабка изо всех сил подалась вперед, подслушивая тихий разговор.
— Да, еду, скоро уже буду. Сначала на работу, потом домой. Ужин? Попозже, сам погрею, отдыхай. Целую.
— Для хахаля своего и песни выключила, а он, слышала? Другую в трубку нацеловывает! Тьфу, городские! Ни стыда, ни совести!
Мужчина резко скинул капюшон, повернулся к недовольной пассажирке:
— Фирюза-апа, что Вы такое говорите!
— Ох, Решад Маратович, не узнала! Долго жить будете! А я к вам завтра собиралась, с утра, все равно в магазин побегу, да?
— Прием завтра с четырнадцати тридцати, — сухо ответил мужчина, дернув изогнутой натянутым луком верхней губой, вновь напялил на голову капюшон.
— Вы ж все едино на работе будете с самого утра, уж зайду.
Ира с облегчением сделала последний поворот, заехала в поселок, остановила машину:
— Так, приехали, надеюсь, содержательный диалог вы продолжите на улице.
Мужчина что-то буркнул похожее на «благодарю», выскочил на дорогу, вытащил сумку, закрыл за собой дверь.
— Эй, девка, до Цветочной улицы довези уж, сумки тяжеленные!
— Повторяю — в таксопарке не работаю, вылезай, бабуль.
— Чтоб твоя машина сломалась! Чтоб все колеса полопались!
— Не надейся, бабуль, америкосовский автопром надежен, как скала, его даже русские проклятья не берут.
Бабка с досадой хлопнула дверью, плюнула под колесо, привычно навьючила свои баулы на спину и бодро потелепала по дороге.
В левое окно аккуратно постучали. О, мужик-вонючка что-то еще хочет рассказать. Вздохнув, Ира опустила стекло. Не так она мечтала начать новую жизнь.
— Прости Фирюзу, матурым, она у нас местная достопримечательность, на голом полу сплетню станцует. А так она — бабка забавная. Кстати, на счет хахаля — я не против. Ты как, может, встретимся вечером для общего удовольствия? — в серых глазах случайного попутчика чертики выплясывали ламбаду. — Музыка отличная, как раз перекинешь мне.
— Слушайте, в вашей деревне все ебанутые, или есть просветы, как в том заборе? Не успела приехать, обозвали, почти поимели. Страшно с остальными соседями знакомиться.
— Это не по Озерной ли ты дом купила, матурым? И да, я ж тебе не любовь-морковь предлагаю, времени нет на эти ужимки и прыжки, просто качественный секс, сплетню мы все равно получим в анамнез через полчаса, так почему бы ее не реализовать?
— Ахренеть, предложения посыпались! Руке своей предложи. Свободен, озабоченный! — не поднимая стекло, Ира стартанула с места, попав в лужу как раз левыми колесами. Мужчина не успел отпрыгнуть, как его окатило грязной водой.
Странный мужик. Телефон тройка, у нее был такой шесть лет назад, устарел безвозвратно, а на руке — «Юбло»[2], в увесистую пачку денег, и не реплика, качество этих часов Ира знала отлично, любимая марка отца. Старая, замурзанная толстовка явно китайского рынка, но дорогая куртка, удлиненная, мягкой кожи. Алкаш, запах до сих пор в салоне, а Трындычиха его уважительно, даже заискивающе назвала по имени-отчеству.
Ай, думать еще о нем, много чести, идиот, без тормозов совершенно, еще шрамы такие уродливые, на седом виске и по шее от уха, видимо, при родах умудрились уронить три раза, и потом с ноги добавили. Нужно купить перцовый баллончик, чтоб такие «гости» не подходили близко к участку.
[1] Красавица (тат.)
[2] Hublot, швейцарский часовой бренд.
На удивление, дорога в поселке была покрыта асфальтом, у крепких домов стояла техника, неплохие машины, иногда были видны во дворах яркие минитрактора, как игрушки. Огромный старинный храм красного кирпича был затянут лесами реставрации. Низкие заборчики лишь обозначали границы участков.
Справа от дороги на двухэтажном здании краснела вывеска «Магазин». Интересно, какие цены здесь и ассортимент, может, и не придется ездить в райцентр по каждому пустяку. Напротив администрация, за ней клуб, новый, в три этажа, больница чуть вдалеке за забором-рабицей, сияет новой крышей.
И чистота кругом, первые робкие одуванчики уже пробиваются из земли, день-два хорошей погоды, и раскинется зеленое поле по обочинам, закрывая собой весеннюю неустроенность.
Ира сбросила скорость, осторожно объехала злобную меховую шапку, по недоразумению рожденную собакой, что вылезла из-под крыльца магазина, хрипло облаяв незнакомую машину.
От здания администрации аккуратно повернула направо, следуя навигатору, и в конце улицы, у предпоследнего дома слева услышала долгожданное: «Маршрут закончен. Вы на месте». Напротив ее будущего дома ярко выделялась синяя вывеска «Полиция». Ну, слава Богу, есть куда бежать, если что.
Уже ее дома.
У калитки стояла статная пожилая женщина:
— Здравствуй, кызым[1], я как раз только с работы пришла, ключи у меня. Пойдем, покажу твои владения. А ты почему одна, вроде, должна приехать молодая пара, а где муж?
— Не обзавелась, Наиля… Как Вас по отчеству?
— Да зови апа[2], по-соседски, кызым. Ладно, муж — дело наживное. Моему сыну тридцать пять, тоже не торопится в ЗАГС, из дружков его два пока женились, диву даюсь современной молодежи. Тебе сколько лет?
— Двадцать шесть.
— Молоденькая совсем, и как ты тут одна управляться будешь. Водонагреватель я у тебя включила, отопление тоже. На стене в технической комнате висит инструкция, что и как, не сложно, разберешься, если что — зови. Вот ключ от калитки, хотя у нас не запирают, на щеколду закрыла и хватит. Этот ключ, большой — вход с веранды, чтоб не бегать через террасу зимой. Этот, поменьше, — выход с кухни. Брелок открывает ворота. Магазин ты видела, напротив больницы и администрации. Звони мне, не стесняйся, номер запиши. Тут все по-простому, Ирочка, главное — не ссориться, не ругаться.
— Наиля-апа, я уже, — покаялась Ира. — С Фирюзой вашей познакомилась.
— Ох, девочка, когда успела! — всплеснула руками женщина.
— Подвезла ее с райцентра, на свою голову.
— Ну, я ей задам!
— Да бросьте, Наиля-апа, я сама виновата, не нужно было отвечать этой шизанутой. Язык мой — враг мой…
— Значит, заработала Фирюза отлуп. Машина у тебя какая! Огромная, — восхитилась соседка. — У нас таких и не бывало. Мужская, я еще удивилась, увидев.
— За отцом донашиваю, свою букашку пока в городе оставила, на этой удобней вещи перевезти. Ой, Шлимана забыла!
Ира рванула к машине, открыла заднюю дверь слева, вытащила переноску. Недовольный кот спросонья коротко мявкнул.
— Какой пушистый котяра! — женщина с любопытством заглянула в окошко корзины. — Зубы какие, ух! Ну, значит, не скучно будет. Обустраивайся, Ирочка, сейчас эчпочмаков[3] тебе принесу, с утра пекла.
— Спасибо, большое спасибо!
Ира подцепила ногтем замочек брелока и насадила на колечко ключа машины. Щелкнула кнопкой, жалюзи ворот плавно поехали вверх. Загнав машину под навес из поликарбоната, девушка вышла за переноской, закрыла ворота, решив пройти через калитку.
Широкая каменная дорожка огибала дом, сочетаясь теплым цветом молочного шоколада с каменной обшивкой фундамента, раздваивалась одним продолжением у большой террасы, вторым терялась на участке. Все стекла на веранде целые, окна закрыты ставнями.
Именно таким она представляла свой домик, рисуя планировку на полях тетрадей во время лекций. Две широкие ступени террасы, ключ повернут два раза.
— Ну что, Шлиман, вот наше новое жилище, тебе первому заходить, — поставила Ира переноску на пол, открыла дверцу. — Обживайся, сейчас принесу твое имущество, подумаем, где поставить. Попозже тебе новую когтеточку куплю, чтоб стены не драл.
Кот недовольно дернул блестящей рыжей шкуркой, потянулся, открыв пасть в зевке, и побежал по светлым половицам обнюхивать притихший дом.
Высокие потолки, стены обшиты пробкой, кухня слева, шкафы и широкий стол цвета топленого молока, и только старинный добротный буфет контрастировал с современной мебелью своей грузностью и узором виноградных листьев. Ира воткнула в розетку вилку огромного холодильника, и тот радостно заурчал, готовый служить новой хозяйке.
Справа гостиная, продолжением кухни, длинный мягкий диван с оттоманкой манил подушками уютно устроиться на нем с книгой под пушистым пледом. Хорошо, что соседка включила отопление заранее, полы были теплыми.
Небольшой плетеный диванчик здесь был явно лишним, скорее всего, как и три кресла из ротанга, заботливо перевернутые на столик, предназначен для летних посиделок на террасе. Стекло для столика надорванной с угла упаковкой выглядывало из-за дивана. Подушки для кресел и диванчика, аккуратно запакованные, лежали на полу.
За кухней — небольшая кладовая с полочками и морозильной камерой, напротив — туалет, чуть подальше — ванная комната. Две небольшие спальни напротив друг друга, большая гардеробная со шкафами-купе, техническая, и все, между ними — дверь на веранду, в зимний вход и на мансарду.
Ну что ж, холодильник есть, огромная двуспальная кровать в одной комнате, комод. Во второй, правда, голые стены. Стиралка и сушилка в ванной. Ирина включила везде свет, повернула-завернула вентили — и вода есть. Жить можно.
Чувствовалось, что к проекту дома была приложена женская рука, все предусмотрено — в туалете установлена дополнительная раковина, биде. В ванной комнате душевая с матовыми дверками, выложена шершавой узорной плиткой, чтоб не поскользнуться, сверху широкий, с несколькими переключателями для напора воды, душ, и по бокам два, чтоб, например, сполоснуться, но волосы не мочить. Есть и чугунная, увесистая, в которой долго не остывает вода, ванна, может, еще с советских времен.
[1] Дочка (тат.)
[2] Тетя (тат.)
[3] Выпечка татарской национальной кухни.
— Кызым, ты где? — послышалось с кухни.
— Я здесь, Наиля-апа, — вернулась на кухню Ира, села за стол рядом с гостьей.
— Смотри, тут эчпочмаки, эти пирожки с капустой, эти — с зеленым луком, уже со своим.
— Ой, куда столько!
— Ешь, вон, какая худенькая, одни глаза светятся. Редко готовлю, я на работе ем, сын тоже. Да и не люблю кулинарить. Пирожки, и то, получаются через раз. Ну что, посмотрела хоромы?
— Да, дом прекрасен! А почему его продали?
— Так москвичи строили-строили, только летом приезжали, лет пять, да, в двенадцатом году купили, старый пока снесли, новый добротно ставили. Мебель привезли, еще не заехали, Евгения Васильевича обратно в Москву вызвали. Как они с женой сокрушались, но, видно, большой должностью поманили. Мы, правда, думали, что долго участок будет без хозяина стоять, дорогой получился по деньгам, у нас в поселке таких цен не бывало. А тут — пару месяцев не прошло, продан, даже никто смотреть не приезжал, кроме риелторши. Улыбчивая такая деваха, говорливая.
— Подруга моя, Женька. Я давно хотела купить такой дом, а тут все сложилось… — внезапно брызнули слезы из глаз, опять сказалось напряжение последних дней. Наиля молча гладила девушку по голове, давая время выплакаться. — Послезавтра я бы замуж вышла, Наиля-апа, и этот дом был моим подарком на свадьбу, больше, конечно, самой себе, чем жениху, но, я думала… Три года жили вместе, все хорошо было, как в прекрасном сне, я так считала, а выяснилось, что спала плохо и на навозной куче. Мой отец — его начальник, мы и познакомились у папы на работе, случайно.
Наиля встала, открыла шкафчик с посудой, достала стакан, налила воды, и опять села рядом.
— Оказалось, что я — никчемное бревно. Терпит меня только из-за отдельного кабинетика и лучшей должности, обещанной моим отцом после свадьбы. В любовницы себе папину даму сердца пристроил, вот где персик! Будет им послезавтра залп с фейерверками вместо свадьбы, — горько рассмеялась девушка, встряхнув рыжими кудрями, будто отгоняя от себя плохие воспоминания. — Поэтому я и приехала сюда, бурю в стакане переждать, а тут сразу этот, в шрамах, алкаш небритый, старый пень, уже в кавалеры набивается!
— В шрамах? Решад, что ли?
— Да, так, кажется, его ваша Фирюза назвала. Решад Маратович, точно. Вместе с бабкой по пути посадила, до сих пор в салоне воняет. Наглый какой, ему бы самомнением на базаре торговать! Старпер, в отцы мне годится, а все туда же! И уснуть не смогу, вдруг заявится, страшила! Урод моральный…
Наиля еле сдержалась, чтоб не рассмеяться, услышав характеристику своему сыну, но у девочки капали настолько горькие слезы, что женщина решила промолчать, побоялась, что от новости, что тот «алкаш» — ее ближайший сосед, малышка на нервах усвистит обратно в город. А в городе у нее проблемы.
Женщины еще немного поболтали про погоду, рассаду, местные обычаи, Ира совершенно успокоилась, начала улыбаться.
— Ох, дочка, мне пора, да и тебе отдохнуть нужно, — поднялась из-за стола соседка. — Ты постельное белье привезла?
— Да, купила новое, что-то еще покидала в сумки, сейчас в дом занесу, разберу, что есть. Если что — завтра съезжу в Зареченское, докуплю. Спасибо Вам!
В ворота гулко постучали, скрипнула калитка. На террасу шагнул молодой улыбчивый мужчина в полицейской форме:
— Ау, есть кто? Здра-а-авствуйте, красавица, так Вы и есть новая хозяйка? Наиля Ильдусовна, доброго здоровья! Как халляр[1]? Ярканат дома, или до сих пор на работе?
— На работе твой дружок, чего спрашиваешь, раз знаешь, — строго ответила женщина. — Это, кызым, наш участковый, Алексей Сергеевич, шалопай еще тот.
— Да можно просто — Леша, для такой красавицы какие отчества! — мужчина крепко сжал руку новой соседке, привычным жестом откинул назад светлые непослушные волосы. — А я иду, смотрю — в доме свет горит, дай, думаю, зайду, познакомлюсь. Если что — я напротив живу, холостякую помаленьку.
— Вот, Леш, помоги-ка Ирине Александровне сумки принести, а я пойду, прилягу, устала сегодня. А, кызым, завтра я пораньше с работы буду, могу с тобой в райцентр и съездить.
— Очень хорошо, Наиля-апа, я только рада!
— Лешка, чтоб сумки помог перенести, и рысью к себе! Девочка устала.
— Слушаюсь, Наиля Ильдусовна! — отдал честь полицейский. — Ярканата бы мне поймать, в выходные обещал беседку помочь доделать.
— Телефон опять потерял, растяпа? Позвони дружку своему, напиши, я его давно за уши не держу.
— Да привычней спросить. А телефон дома оставил, — бесхитростно улыбнулся парень.
— Когда ж вы уже остепенитесь, женами обзаведетесь…
— А вот у нас Ирина Александровна не замужем? Готов хоть завтра! Или на следующей неделе, можно через месяц, года не пройдет, по первому свистку!
— Тьфу, шураленок[2], вырос с елку, все без толку, — Наиля беззлобно щелкнула по носу парня, уходя.
— Ну что, Ир, пойдем разгружаться? Какая у тебя машинюка знатная, Хаммер?
— Он самый, тройка. Это машина отца, потом свою перегоню, у меня попроще аппарат. Кстати, а где заправка в округе?
— Десять километров чуть дальше, да, а ты, главное, как в старом анекдоте, мотор заглуши, когда заправляться будешь, а то так Хаммер и не заправишь, правду говорю.
— Знаю этот прикол. Да, жрет, скотинка, за троих, но и пашет безотказно.
— Кстати, мы же на «ты»? А то в нашем возрасте выкать смешно, верно? Ты же меня лет на десять младше, да? Мне вот в мае — тридцать будет, самый сок!
— Это ты так технично мой возраст пытаешься узнать? Леш, я совершенно не стесняюсь, в июне двадцать семь стукнет.
— Надо же, я б тебе и двадцати не дал! Ну, так что, женимся? Я — умный, молодой, красивый, — стал загибать пальцы Леша.
— А чего до сих пор в холостяках?
— Ир, я ж говорю: я — умный!
Хохот после его слов слышала вся округа. Общаться с Лешкой было легко, спокойно. Пока носили сумки и устанавливали колонки, болтали на разные темы, подначивая друг друга, смеялись до слез, как будто были знакомы всю жизнь. Алексей помог снять ставни с окон, сложил аккуратно в кладовке под лестницей, ведущей на мансарду.
— И это все твое хозяйство? — удивился Лешка, когда последняя коробка перекочевала в дом. Чайник-то есть?
— Напрашиваешься?
— Ну да, пока Ярканата жду, можно и по чайку.
— А нет пока чайника. Представляешь, практически все купила, а чайник забыла! Завтра с Наилей-апой поедем в райцентр, куплю. Слушай, Леш, она пирожков принесла, я столько не съем, возьми с собой?
— А возьму. Но предложение на чай остается в силе. Будет скучно — приходи ко мне без стеснения, хорошо?
— Договорились, Леша!
[1] Просторечное выражение «как дела?», часто встречаемое в Татарстане.
[2] Шурале́ — антропоморфное мифическое существо татарских и башкирских сказок, персонификация духа леса.