— Галина Никадимовна, может, вам еще чаю? — вертелась вокруг Надиной свекрови Мира.
Мать Алексея глянула на эту сикильдявку с раздражением, но былой агрессии во взгляде не было. Она любила, когда вокруг нее плясали с танцами и бубном, и добрела, если видела к себе правильное отношение. Таким она считала только поклонение ее важной персоне.
Надя к ней относилась вежливо, но ровно, не лебезила, и оттого слыла нелюбимой невесткой. Будто у нее их было несколько.
Иногда Надя жалела, что у Леши не было братьев. Может, будь в семье несколько жен, к ней было бы не настолько пристальное внимание.
— Нарежь-ка мне еще тортику, дорогуша, — ткнула пальцем в лакомство свекровь, и Мира поспешила выполнить ее поручение.
Гдальская на племянницу посматривала с удивлением, никогда не наблюдая за ней такого рвения в выполнении домашних дел. Откровенно говоря, та и готовила из рук вон плохо, а тут прям расстаралась, даже сбегала за любимым тортиком Галины Никадимовны сама, хотя когда Надя просила ее спуститься за молоком на первый этаж, где у них находился продуктовый, она чуть ли не умирала, лежа на кровати со страдальческим видом.
— Приляг, Мир, тебе надо больше отдыхать.
Она беспокоилась за здоровье племянницы, ведь та была беременной. Видимо, гормоны шалят, и та, как и многие женщины, стремится к гнездованию. За свое раздражение Наде даже стало на секунду стыдно. Пока свекровь не села на своего конька.
— Глупости. Мы в наше время с пузом наперевес ходили и на огороде пахали, а сейчас женщины только и знают, что свешивают ножки на мужнину шею, типа занимаются хозяйством. Тьфу это, а не хозяйство. Сейчас всё за женщин делает техника.
Это был камень в сторону своей нерадивой невестки. И хотя имена не назывались, все всё прекрасно понимали.
Надя хотела съязвить, о каком таком батрачестве та говорит, ведь, насколько она знала, физическим трудом свекровь себя никогда не утруждала. Учительница младших классов считала это зазорным и уделом пролетариата.
— Согласна с вами, Галина Никадимовна, — залепетала, подпевая старой женщине, Мира.
Надя кинула на нее недовольный взгляд, но сдержалась, не высказывая свои мысли вслух. Знала, если пойдет наперекор, скандала не избежать, а ей так хотелось лечь на кровать и прикрыть хотя бы ненадолго глаза, и вступать в спор у нее не было сил.
Никого, казалось, не волновало, что она еще не выздоровела, и все эти три дня, прошедшие с момента приезда Миры и свекрови, она была вынуждена вставать пораньше, чтобы приготовить на работу Лешу. Раньше он делал это сам, ведь по утрам Наде было тяжело просыпаться, но под неусыпным оком свекрови ей нельзя было проявлять слабости даже во время болезни.
После ухода мужа приходилось обслуживать Галину Никадимовну, ведь что попало, как она любила выражаться, она не ела, только свежее и не жирное.
С каждым днем терпение Нади натягивалось, словно струна, и она уже не могла сдержать гнева, но держалась из последних сил.
Леша, как назло, стал приходить позже обычного, но она его понимала. Даже будучи любимым и единственным чадом, мать не видела в нем взрослого человека и спустя сутки уже начала читать нравоучения, от которых он и скрывался на работе. Ей хотелось того же, и она впервые пожалела, что уволилась.
— А ты, дорогуша, девка правильная, смотрю, нравишься ты мне, поэтому мой тебе совет, пойди к жене своего мужика, который тебе ребенка заделал, и всё ей расскажи. А то ишь, удумал, тебе жизнь испортил, а сам к жене под бочок, — скривилась свекровь, впервые затрагивая тему беременности Миры не в негативном ключе.
Наде уже несколько раз пришлось выслушать, что она заставляет Лешу приютить чужой приплод, но Гдальская устала повторять, что инициатива в последний раз исходила как раз от ее сына. Та не верила, а переубеждать ее больше она не хотела.
Благо сама Мира Галине понравилась, и ей мозги на этот счет она не сносила, считала ее жертвой обстоятельств и укоряла при этом Надю, дескать, они девчонке жизнь портят, заставляя ее рожать для них. Про аборт, правда, она не заикалась, и это единственное, что заставляло Надю молчать.
— Он меня еще больше возненавидит, Галина Никадимовна, да и всё уже решено, дядя Леша станет отцом ребенку, — качнула головой Мира.
Свекровь поджала губы, но комментировать эти слова не стала. Впрочем, Надя знала, как только Мира уйдет, она всю плешь проест ей, своей невестке.
— А сейчас что, любит, что ли? Хотя бы о ребенке знает?
— Да. Я ему сразу сказала, а он на аборт меня отправил, — всхлипнула племянница, прикрывая рукой рот, а вот Надя стиснула кулаки, желая убить этого мужика, который считал, что имел право портить жизнь молодой девушке.
— Тогда тем более тебе нечего терять. Раскрой его жене глаза на этого кобеля. Пусть знает, какую змею на груди пригрела.
— Я его люблю.
Застыла, не веря в то, что услышала. Мира никогда не говорила мне этого.
— Вот уйдет от жены, родишь мальчонку, он к тебе и прикипит. Слюбится-стерпится, как говорится.
— Думаете?
В глазах племянницы зажглась надежда, а вот Надя вспомнила предупреждения Леши.
— Не нужно совершать опрометчивых поступков. Вдруг жена его в состоянии аффекта навредит тебе, и что-то случится с ребенком?
Это был Надин самый большой страх, и она не смогла его скрыть.
— А ты в кои-то веки дельные вещи говоришь, Надежда, — кивнула свекровь, впервые соглашаясь с невесткой. — Ну-ка Мира, давай, рассказывай, какая у него жена. Отомстить сможет?
— Она ущербная, Галина Никадимовна, но вдруг психичка, я этого больше всего и боюсь. Мой мужчина давно хотел бы от нее уйти, но живет только из жалости. Уверена, если бы он меня полюбил, то бросил бы ее, но я не та самая. Мне всего восемнадцать, аборт я делать боюсь, а ребенка не потяну, так что вы не ругайте дядю Лешу, что они с тетей Надей хотят усыновить моего ребенка. У меня нет выхода.
Надя сделала глоток чая. Ее руки тряслись, а глаза слезились от бушующих эмоций. Вот только что-то смущало ее в рассказе Миры — возможно, интонация, но ее не покидала мысль, что будь всё иначе, ребенка она бы им с мужем не оставила.
Надя лишний раз убедилась, как он был прав, считая, что с тем мужчиной им самим связываться не стоило, как бы это ни было эгоистично по отношению к племяннице.
Их взгляды с Мирой в этот момент встретились, но младшая свой тут же отвела, смотря на мать Леши.
Мире доставляло особое удовольствие унижать мифическую жену отца своего ребенка и выставлять ее в невыгодном свете. И пусть только она одна знала, что речь шла про Надю, но ее веселило, что эти две старые клуши кивали с таким видом, словно уверяли ее, что она права, и они за нее.