— Прощаю. А вы, госпожа с интересным цветом волос?
Катька недавно покрасилась, цвет насыщенного баклажана ей очень идет, и, как видим, даже преподаватель обратил на это внимания. За год моя лучшая подруга стала еще красивее, изысканнее. Возможно, и я изменилась, только я этого не почувствовала и не поняла.
Все так же ношу спортивную обувь, удобные вещи и никаких каблуков.
— Я тоже, — Катька светится от счастья.
— Что тоже? — Валентин Семенович, хитро прищурившись, смотрит на девушку.
— Извиняюсь, — вполне серьезно отвечает. Вся аудитория взрывается от смеха.
— Прелестно. Раз вы можете говорить на лекциях, значит, уверены в своих силах, мадам. Ну что ж, тогда в понедельник с вас и начнем, — хлопает Катьку по плечу. — Я уже говорил, люблю коммуникабельность, но оценки на халяву не ждите. Не сдадите с первого раза, я еще подумаю, смогу ли я выделить для вас время.
Катька заметно напрягается. Для нее важна стипендия, а если не сдаст…
Я опять погружаюсь в свои мысли, когда преподаватель возвращается к проектору. Когда-то право было моим любимым предметом, а сейчас даже возникает желание прогулять. Если бы не подружка, меня уже б давно выгнали из универа.
Только она и мама помогли прожить мне этот год. Господи! Год! Уже год прошел!!!
— Он точно меня завалит, — возмущается Катька, когда нас отпускают за десять минут до окончания пары. У нас еще есть одна, но после обеда. Теперь можно погулять.
Я обещала к маме зайти. Она совсем недавно вернулась в больницу. Сказала, что поликлиника не для нее, там скучно и монотонно.
Я не против, тем более что, даже работая в поликлинике, она всегда помогала в больнице, даже дежурства брала, типа помочь подруге и так далее.
Она тоже переживала из-за расставания с Егором, вот и завалила себя работой.
— Ты сдашь! — успокаиваю подругу.
— Мил, ты опять в облаках, говорю тебе, завалит он меня, — мы выходим в коридор.
— С чего ему тебя валить? — я не понимаю почему, но злюсь. — У него таких, как мы, сотня. Он всем глазки строит. Или есть что-то, чего я не знаю? — набрасываюсь на подругу. Понимаю, она ни в чем не виновата, но владеть своими эмоциями я разучилась еще год назад.
— Мил, — притягивает к себе и обнимает, — не злись, будь сильной, — шепчет и гладит меня по волосам.
— Прости, — выдыхаю. Целую подругу в щеку, обнимая еще крепче.
Надо отдать должное, Катя многое для меня делает. Ее поддержка очень важна, и я вряд ли сама бы справилась.
Только благодаря ей я выкинула все наши совместные фотки с Алексом. Почти все. Одну не смогла. Там, где мы ремонт делали в его квартире.
Обнявшись, мы выходим на улицу. Не так давно выпал снег, немного, но все же лучше, чем слякоть и сырость. Украшает все легкий мороз и никакого ветра. Погода просто идеальная для прогулки.
— Ты сейчас куда? — спрашиваю почти у ворот.
— Не знаю, наверное, в кафе подожду, чтобы не ехать домой, — безразлично пожимает плечами. — А ты куда, красота моя? — Смешно кривится. Знает, что после такого фейса я всегда смеюсь. — Прошу, — пропускает меня вперед на выход.
Иногда мне даже не удобно, что они со мной как с маленьким ребенком, но именно такой я себя и чувствую сейчас. Маленькой, беззащитной и обиженной.
Выхожу первой, поднимаю глаза и как в стенку врезаюсь.
Не дышу. Не могу.
В глазах все плывет, ноги ватные, сердце в висках стучит и жгучая боль проносится жаром по всему телу.
— Алекс… — шепчу одними губами. Я столько раз себе представляла, что увижу его, но все, что я теперь чувствую, — злость.
Он стоит возле одной из машин, припаркованных на стоянке, смотрит прямо на меня.
Меня на две части разрывает.
Хочу пойти и обнять…
Хочу поцеловать и вдохнуть родной запах.
Но не менее сильно хочется орать, врезать пощечину и молча уйти, хоть и знаю, что потом буду жалеть.
Вдыхаю на полную грудь, забываю о Катьке и просто бегу. Скользкой дорожкой мчусь к автобусной остановке, забыв обо все на свете.
Но воздуха все равно не хватает. В груди жмет как от пресса. Слезы катятся по щекам словно сумасшедшие.
Запрыгиваю в первую маршрутку и, усевшись в самый зад, закрываю лицо руками. Вою, как волк на луну.
— Мил, — сердце пропускает удар. Поднимаю затуманенные глаза и не понимаю, как Алекс так быстро оказался здесь. Как назло, маршрутка почти пустая, только спереди два пассажира. — Нам нужно поговорить.
— О чем? — сжимаю руки в кулаки. — О том, что ты уничтожил нас? Забыл обо всех своих обещаниях и просто бросил меня, потому что твой всегда правдивый папочка соврал? — ору. Смотрю в его глаза и понимаю, что не смогу. Не могу сейчас я говорить. Не хочу, мне больно.
— Я дурак…
— Выходи или выйду я! — перебиваю.
— Детка, — шепчет, хватаясь за металлическую конструкцию. Он все такой же, не изменился, разве что плечи шире стали и взгляд унылый. Все такой же родной и… мой.
Сердце на куски разрывает! Я столько боли перенесла, а сейчас как последняя дура понимаю, что все еще люблю.
— Хорошо, выйду я! — вытираю рукавами куртки глаза и поднимаюсь.
— Я выйду, — останавливает меня. Ловит мой взгляд и через несколько долгих мгновений разворачивается. Как только маршрутка останавливается — выходит.
Смотрит, даже через окно я вижу в его глазах решительность, любовь и ту нежность, в которой еще год назад тонула.
Если я соглашусь поговорить, что это изменит? Что? Я не смогу забыть боль, что была моим спутником с того дня, как он исчез. А надо было просто со мной поговорить.
Успокоиться не выходит, меня трясет от эмоций, поэтому на следующей выхожу, перехожу на другой маршрут и уже через пятнадцать минут у мамы в больнице.
Без стука вваливаюсь в кабинет, всхлипывая, и падаю в объятья, несмотря на пациента.