Я подумал, что разговор привѐл нас, как я и предполагал, к
покрасочной мастерской коршуна, и невольно рассмеялся. Это
оказалось несколько неожиданным для совы, и тогда я, оправдываясь, поспешно добавил:
- Вот ведь как. Коршун открыл свою покрасочную мастерскую.
Наверное, у него были такие длинные руки, что ими было очень удобно
подхватывать окрашенный материал и складывать в чан.
- Вы совершенно правы, — ответила сова.
- Этот коршун был страшный ловкач. Без сомнения, он открыл
покрасочную мастерскую, предварительно просчитав всю выгоду от
неѐ. Действительно, у этого коршуна были длинные руки, и ему было
очень удобно помещать птиц в чан с краской.
- А-а, — вскрикнул я, — так окрашиваемым материалом было
само тело птицы! Какая, однако, это была опасная затея! — Я
невольно вскрикнул, но сразу осѐкся, потому что испугался, что это
опять обидит сову. Однако сова не обиделась, а даже, наоборот, с
удовольствием продолжила свой разговор.
В этот вечер в лесу ветра не было, тишина была как в омуте. На
восточном небосклоне уже висел золотой серп. Дуб железистый и
сосна стояли тихо, словно мѐртвые. А единственным неспящим
существом, внимательно слушавшим совиный рассказ, был я. Вся эта
обстановка приводила сову в необыкновенно хорошее настроение.
- Да, сложно передать словами, какова была радость птиц.
Особенно велика была радость воробьев, синиц, крапивниц, белоглазок, длиннохвостых овсянок и мухоловок — птиц, которых
постоянно все путали. Они кричали от радости, кружились, прыгали, взявшись за крылья, и скорее неслись в покрасочную мастерскую
коршуна.
«Интересные вещи она рассказывает», — подумал я.
-
Вот
ведь
как
это
было.
Да,
теперь
понятно.
Выходит, все птицы отправились на покраску?
- Да, все пошли. И орлы, и страусы, и даже большие птицы - все, не спеша, отправились к коршуну. Заказы у всех были разные. Одна
10
говорила: «Покрасьте меня как-нибудь, без особых прикрас», а
другая:
«А
меня
покрасьте
тщательно,
избегайте
дурных
тонов,
в