случае
я
могу
допустить
мышиный цвет».
Коршун с самого начала работы был в необыкновенном
расположении духа, хватался за работу и красил всех направо и
налево. На крутом берегу реки из красной глины он вырыл круглую яму
и залил туда краску. Он брал птицу в клюв и, широко расставляя ноги, опускал еѐ в чан с краской.
Конечно же, самым сложным делом была покраска головы и
лица. Смотреть на это было просто больно. Голова — ещѐ терпимо, еѐ
можно было покрасить, свесившись головой вниз. А при покраске лица
приходилось клюв птицы помещать в воду, что, конечно же, доставляло всем ужасное мучение. Если по невниманию во время
покраски какая-нибудь птица делала вдох, то весь желудок, все кишки
прокрашивались и становились либо красными, либо чѐрными.
Зная это, птицы, перед тем как поместить лицо в краску, делали
глубокий вдох. После погружения в груди у них оставалось много
дурного газа, который надо было выдохнуть. Тяжелее всего было
маленьким птицам, ведь у них и лѐгкие были маленькими.
Когда они не могли больше переносить погружения, говорят, они
поднимали своѐ личико и так страшно кричали, будто умирают. Ну и
тогда, понятно, лицо оставалось непрокрашенным. Например, у
белоглазки вокруг глаз остались белые непрокрашенные места, а у
длиннохвостой овсянки остались не погруженными в краску обе щеки.
Тут я решил подтрунить над совой:
- Вот как. Вот как. Вот оно что. А я думал, что белоглазка и
овсянка сами попросили, чтобы им не окрашивали эти белые пятнышки.
Сова немного растерялась и, переведя взгляд в глубину леса, куда-то в темноту, ответила:
- Нет, здесь ваше мнение ошибочно. Это всѐ произошло из-за их
маленьких лѐгких.
Тут я решил, что пришло время вставить своѐ замечание:
- Если всѐ так, как вы говорите, то почему же и у белоглазки, и у
овсянки с обеих сторон симметрично белые пятнышки одинаковой
11
формы и в одинаковых местах? Это было бы слишком хорошо, чтобы
быть правдой. Если бы им не хватило воздуха и они прервали покраску, то белое пятно осталось бы, скорее всего, либо с одной стороны у
глаза,либо сверху на лбу.
Сова на какое-то время закрыла глаза. Лунный свет спускался на
лес подобно свинцу — тяжѐлому, но светлому. Сова наконец-то
открыла глаза, голос еѐ звучал несколько ниже обычного:
- Наверное, они красили обе половинки лица отдельно.
Я рассмеялся:
- Если бы они красили обе половинки лица отдельно, то
получилось бы ещѐ хуже, не так ли?
Сова с чувством достоинства отвечала:
- Ничего здесь странного нет. Размер лѐгких был одинаково
маленький, как в начале покраски, так и в конце, и поэтому в одно и то
же время у них ощущалась нехватка дыхания.