«Хитрая бестия, логично придумала, удалось тебе улизнуть».
- Вот какие дела, — оборвала сова свою речь на полуслове.
«Да, сейчас я проиграл», — подумал я раздражѐнно, и у меня
пропало всякое желание разговаривать.
Однако мне опять стало стыдно перед совой, и я решил
продолжить разговор:
- Ах вот, оказывается, в каком духе всѐ это происходило. И в
завершение такие птицы, как журавль или цапля, так и остались
неокрашенными.
- Нет, это всѐ было по заказу, по личному заказу журавля.
Господин журавль сам приказал покрасить только самый краешек
хвоста в чѐрный цвет. Его покрасили согласно собственному приказу,
— ответила сова и удовлетворѐнно рассмеялась.
Уже в который раз отметил я про себя, как ловко эта бестия
использует то, что сказал собеседник, но вслух ничего не ответил, помня о том, что изначальной причиной, побудившей меня продолжить
разговор, было желание порадовать сову.
И сова продолжала:
- Однако коршун становился всѐ наглее и наглее. Деньги у него
12
появились, социальный статус вырос. Ходил он теперь с важным
лицом: я, дескать, среди птиц и есть самый первый труженик. И как
следствие — совершенно перестал работать. Себя он покрасил в
такую жѐлто-синюю, эффектную полоску, чем очень хвастался. Таким
образом, прошло два или три дня, манера его работы становилась всѐ
вальяжнее и вальяжнее. Просит его, например, птичка сделать узор, состоящий из пятнышек коричневого, белого и чѐрного цвета, а он
чѐрный забудет положить; или попросят его сделать элегантную черно-
красную полоску, а он сделает какую-нибудь раскраску попроще, вроде
как у ласточки. Другими словами, стал он работать спустя рукава.
Хотя птиц-то неокрашенных к тому времени осталось не так-то
много. Ворона, цапля и лебедь — всего-то три птицы и осталось.
Ворона каждый день приходила в покрасочную коршуна и устраивала
скандал: хочу, дескать, чтобы меня именно сегодня покрасили. А
коршун ей неизменно отвечал: «Да, обязательно завтра покрашу». И
так продолжалось ежедневно. Ворона разозлилась и в один
прекрасный день решилась дать отпор коршуну. Пришла она к нему и
стала кричать: «Ты, вообще, о чѐм думаешь? Ты сделал вывеску
покрасочной мастерской, к тебе птицы поэтому и приходят. Если ты не
работаешь, не порядочнее ли тогда отказаться от вывески? Сколько
дней подряд всѐ прихожу и прихожу, а слышу в ответ только "завтра"
да "завтра". Если ты продолжаешь работать, то покрась меня сегодня
же. Если ты не сделаешь ни того ни другого, то я объявляю тебе
войну».
Коршун и в этот день, как всегда, сидел, уставившись в одну
точку, с утра изрядно напившись масла, но, услышав такое откровение, призадумался: «Даже если я закрою покрасочную мастерскую, то с
деньгами у меня проблем всѐ равно уже не будет, однако с именем так
расставаться не хочется. С одной стороны, работу бросать ещѐ не
хочется, а с другой стороны, работать уже не нужно». Так он
раздумывал и отвечал: «Да, вы правы. И как же вы хотите, чтобы я вас