- Мы внуки племянников сыновей братьев Стругацких, а вы кто такие? выпалил Малинин, не моргнув даже глазом.
Девочка долго не могла разобраться, что это все значит и как все это надо понимать.
- И не запомнишь, и не выговоришь, - пожала плечами одна из девочек, которая назвалась Ниной, а другая сказала:
- Ну, если вы внуки племянников сыновей братьев Стругацких, то мы внучки племянников сыновей братьев Гримм... А теперь сказки в сторону! Говорите свои настоящие фамилии и что будете читать?
Баранкин представился Баранкиным, а Малинин - Малининым.
- А что будем читать? - повернулся Костя к Юре.
Так как Баранкин за всю свою и без того короткую жизнь не только не написал ни одного стихотворения, но и не прочитал (кроме, конечно, тех, что задавали на дом по школьной программе), то он ответил витиевато и непонятно: "Из ненаписанного!"
- Как это из ненаписанного? - удивилась та девочка, что была Ниной.
- Ну что тут непонятного? - пришел на помощь Юре Баранкину Костя. - У вас есть чистая тетрадь?
- Есть, - ответила Нина, доставая в доказательство из сумки, что висела через плечо, действительно школьную тетрадь.
Малинин взял тетрадь в руки, раскрыл ее и, указывая на чистый разворот, сказал:
- Вот это стихотворение мы и будем читать с Юрой...
- Но тут же ничего нет, - еще больше удивилась Нина.
- Не успеет ваш автобус доехать до места назначения, как все это, Малинин потряс в воздухе чистой тетрадкой, - все будет исписано стихами!.. И какими стихами!..
Девочки недоверчиво и даже подозрительно посмотрели на Юру и Костю. Нина сказала:
- Похоже, что вы и впрямь внуки племянников сыновей братьев-фантастов Стругацких!..
А "не Нина" добавила:
- Сочиняйте, только поскорей, нам ведь ваши вирши еще художественному руководителю нашей передачи нужно показать!
Малинин совершенно был не уверен в своих заявлениях, но он был уверен в том, что нет такого затруднительного положения, из которого не вывернулся бы его лучший друг Юра Баранкин, чего на этот раз нельзя было сказать, судя по выражению Юриного лица...
- Проходите в автобус на самые почетные места! - пригласила их, так, видимо, и не поняв степень родства со знаменитыми писателями-фантастами, Нина.
- Малинин, за кого ты нас выдал, что нас так принимают? - спросил Баранкин уже в автобусе, плюхнувшись на сиденье. - Значит, я - поэт, а ты - чтец? Хитрый какой! Я должен сначала написать стихи, а ты потом прочтешь! Но ведь читать легче, чем писать. По написанному-то просто... Ты же знаешь, что я ненавижу стихи, - продолжал ворчать Баранкин, - не только писать, но и читать!..
- Ну как, братья Стругацкие, - спросила девочка, подходя к ним и восхищенно разворачивая бумажку со списком участников. - А для чего же вы здесь, если не поете? А не в автобусе для речевиков?
- Мы здесь специально для повышения художественного уровня вашей самодеятельности и именно вашего автобуса!
В автобусе было шумно. Сзади, у последнего сиденья, где на плечиках висело множество всевозможных живописных костюмов и нарядов, были свободные места, и дружки пересели с таким расчетом, чтобы при случае можно было за эти костюмы и спрятаться, что они и сделали, когда в автобус, продираясь с силой через не пропускавших его мальчишек и девчонок, влез Венька Смирнов, разыскивая глазами Баранкина и Малинина. Не заметив их, он добровольно подчинился выдворению его из салона автобуса. В это время колдовавшая в первых рядах автобуса над корзиной другая девочка стала разносить на подносе булочки и стаканчики с "фантой".
- Баранкин, - вздохнул Малинин, - если ты сейчас скажешь, что я не должен есть булочку и пить воду, то я моментально упаду в обморок. - При этом он так многозначительно посмотрел на булочки, которые лежали на подносе у девчонки, и на кувшин с "фантой", что Баранкин тут же понял, что если он скажет не угощаться, то Малинин действительно упадет в обморок.
- Из-за тебя, - сказал с укоризной Баранкин Косте, - придется отрабатывать этот легкий завтрак!.. Угроза воздушного нападения пиратов двадцатого века миновала. Отбой! - скомандовал Баранкин. - Я пишу стихи!.. И кто только тебя за язык дернул сказать, что я поэт?!
- Баранкин, а ты вообще-то умеешь писать стихи? - спросил Малинин.
- Не знаю, - ответил Юра. - Не пробовал. Нет... вообще-то, я, конечно, все могу... Но, может, не до такой степени, - продолжал Баранкин, грызя, как Пушкин, но не конец гусиного пера, а колпачок шариковой ручки.
Пока Малинин, пересев на соседнее кресло, уплетая булочку и запивая ее "фантой", говорил какой-то незнакомой школьнице всевозможные глупости и выслушивал от нее еще большие и просто даже невозможные глупости, пока Зина Фокина с Эрой Кузякиной и Светой Умниковой в сопровождении Марины успели выскочить из здания ГАИ и поспешили к телефону-автомату, выслушивая от Марины, в общем-то фантастические, невероятности насчет того, что в кино "голос Баранкина" был, а самого его не было, пока Венька Смирнов заглядывал в водопроводный колодец, что находился впереди автобуса и в котором, по расчетам Веньки, могли схорониться Баранкин и Малинин, но обнаружил там водопроводчиков, ремонтировавших чтото под землей и шумевших своей паяльной лампой, как картошкой, жарившейся на сковороде, Баранкин уже закончил, к своему удивлению, небольшую поэму в стихах примерно на двух с половиной страницах. Подсев к Баранкину и прочитав стихи, Малинин просто обалдел и замер, как дети в цирке, с разинутым от удивления ртом, и если бы ему не нужно было высказывать Баранкину свое обалдение и восхищение, то он бы так и просидел неизвестно сколько времени.
- Переписывай! - сказал Баранкин. - С цифрой один читаешь ты, с цифрой два - я! С буквой "В" читаем вместе!..
Малинин стал с интересом переписывать стихи в свой блокнот.
- Ну, Баранкин, - сказал Малинин, - если ты написал стихи, то ты все можешь!..
Баранкин подумал и сказал:
- Ну, Малинин, я не потому все могу, что написал стихи, а потому что я все могу, поэтому я и написал стихи.
Костя не знал, что Баранкин имеет в виду, говоря все это, но что Баранкин что-то имеет в виду, это он понял. Как раз к этому времени автобус подъехал к московской школе поблизости от Москвы-реки и Киевского вокзала. Началась суматоха высадки и переселения автобусного населения из автобуса в помещение школы, возле которой уже стояла машина - ретранслятор с лакированной семицветной радугой на бежевом корпусе. Черные кабели, уже раскатанные и еще не раскатанные, как змеи, лежали и грелись на асфальте. Суматоха переселения в школу еще более усилилась. Все бегали - кто вдоль по коридорам, кто поперек. Сталкивались. Расходились и снова налетали друг на друга. Баранкин и Малинин даже и представить не могли, как из всего этого может получиться организованная и благоустроенная телепередача.
- Может, сбежим? - предложил Малинин Баранкину, но тот в ответ только сердито сдвинул брови.
Разыскав Баранкина и Малинина и отняв на ходу у Кости Малинина Юрино стихотворение, девочки - "внучки братьев Гримм" - исчезли и вскоре так же бегом вернулись обратно.
- Художественный руководитель сказала, что это стихотворение поднимет нашу телепрограмму на космическую высоту! - сказала Нина, а "не Нина" попросила: "Можно я его спишу?"
- Я это сделаю лично для вас своею собственной рукою, - пообещал Малинин предельно любезным голосом.
Тем временем большая суматоха, разделившись на маленькие суматошки, достигла своего накала и неразберихи. Поудивлявшись всему этому, Малинин спросил Баранкина уже в который раз: "Может, сбежим с концерта?.." Только теперь - еле слышно. В горле у Кости пересохло от волнения с тех пор, как они вошли в здание школы, и он уже не мог говорить во весь голос.
- Сбежим?! - передразнивал его то и дело Баранкин. - Если бы ты не съел незаслуженно не принадлежавшую тебе булочку и не выпил стакан "фанты", мы бы могли не сбежать отсюда, а преспокойно уйти!
Малинин, уязвленный справедливым обвинением своего друга, тяжело вздыхая, пытался сглотнуть уже несуществующую слюну.
Передача началась с того, что стоявшие в актовом зале перед занавесом школьники из Москвы и подмосковного совхоза долго жали друг другу руки, обменивались школьными вымпелами и обещали приезжать друг к другу в гости и помогать друг другу.
Малинин, стоявший в задних рядах рядом с Баранкиным, понял, что школьники из Москвы будут приезжать к подмосковным школьникам и помогать им работать на поле, но он никак не мог понять, что будут помогать делать в Москве ребята из Подмосковья?
- Как же ты не понимаешь, Малинин? - удивился Баранкин Костиному вопросу. - В подмосковном совхозе они помогут нам с тобой решить задачу, решение которой мы с тобой не понимаем, а у нас в Москве они помогут нам выкопать ямы под деревья!..
- Законно! - поддержал слова Баранкина Малинин.
Затем начался концерт, который вели Федя Редькин (высоченный худющий мальчик) и Редя Федькин (мальчик маленький и толстенький). Интермедия, которую они разыгрывали, Косте и Юре понравилась, потому что она была из школьной жизни. Речь в ней шла о том, как одного мальчика выбрали старостой класса. Они говорили, какой он умница, что его все уважают, что им гордятся. Мальчику это все нравилось, и постепенно в разговоре с ребятами он начинает зазнаваться, просит называть его на "вы", не слушает ничьих советов, всем только приказывает, перечеркивает всю программу художественной самодеятельности и составляет свою, никуда не годную. Ребятам это не понравилось, и через десять минут они переизбрали старосту. Он пробыл в этой должности десять минут и девять секунд - рекордное время.
- Наша Фокина, как только ее выбрали старостой, тоже начала зазнаваться, вроде этого, - сказал Малинин.
- Только, к сожалению, она чересчур медленно зазнается, а то мы могли бы ее тоже вот так свергнуть!.. - добавил Баранкин.