Год, когда я влюбилась - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 12

Глава 11

Изабелла

К тому времени, как мы добираемся до Мейплвью, на часах уже почти десять. Индиго советует мне написать бабушке Стефи, чтобы та не взбесилась, когда вернется домой, а нас там не будет. Я посылаю ей сообщение, но она не отвечает.

— Она, наверное, еще в самолете, — говорит Индиго, стряхивая пепел от сигареты в окно. — Когда должен был приземлиться ее рейс?

— Не знаю. Хотя она сказала, что будет дома к одиннадцати.

— Надеюсь, что ее рейс не задержится. Иначе она вернется домой в плохом настроении. — Она замедляет машину, проезжая знак ограничения скорости. — На какой дороге эта заправка?

Я открываю приложение с заметками и сообщаю ей адрес.

— Я думаю, что это в восточной части города.

Она выбрасывает бычок в окно и сосредотачивается на дороге. — Этот город мертв. Ни один магазин не открыт, а сейчас только десять часов вечера в субботу.

— Мейплвью такой, — соглашаюсь я. — здесь еще тише, чем в Саннивейле.

Она хмуро смотрит на магазины, расположенные вдоль улицы. Все они закрыты, единственный свет исходит от фонарных столбов.

— Похож на город-призрак.

— В некотором роде так оно и есть. — Я ввожу адрес в приложение для карт, чтобы посмотреть дорогу. — Здесь, конечно, живут люди и все такое, но это такое место, где жители сделали что-то сомнительное или делают что-то сомнительное и не хотят, чтобы их нашли.

— Тогда почему Кай здесь?

— Он, вероятно, просто навещал кого-то. — Но я знаю, что это неправда. Он упомянул что-то о том, что Большой Дуг втянул его в эту историю. Я просто хотела бы знать, в какую передрягу он попал. — Сверни прямо здесь. — Я указываю на уличный знак.

Индиго делает то, что я говорю, и сворачивает на боковую дорогу. Чем дольше мы едем, тем более живописным становится район: все меньше фонарных столбов вдоль улиц, магазины превращаются в заколоченные склады, и люди, группирующиеся в тупиках улиц, делающие Бог знает что. К тому времени, когда я замечаю заправку, я готова схватить Кая и сказать «прощай» этому городу.

— Вот его машина. — Я указываю на нее, отстегивая ремень безопасности.

Она заезжает на стоянку и паркуется рядом с машиной Кая. Именно тогда я замечаю, что стекло со стороны пассажира разбито, капот помят, а фары все в трещинах.

Глаза Индиго практически вылезают из орбит, когда она смотрит на состояние машины Кая.

— Он попал в аварию?

— Понятия не имею. — У меня начинается паника. Что, если он ранен?

Я выскакиваю из машины и не останавливаюсь, даже когда Индиго кричит мне, чтобы я подождала минутку. К тому времени, когда я распахиваю дверь и, спотыкаясь, вхожу на заправку, я нервничаю, у меня дикие глаза и я пытаюсь отдышаться.

Мой взгляд скользит по заправке. Я замечаю Кая, сидящего за стойкой и играющего в покер с пожилым мужчиной, на котором рубашка на пуговицах с логотипом заправочной станции.

— Мне кажется, ты жульничаешь, — говорит Кай мужчине, глядя на карты, которые он держит в руках.

— Перестань ныть и делай ставку, — ворчит старик, — пока я не заставил тебя ждать снаружи.

Кай добавляет несколько красных фишек для покера в небольшую стопку в центре стола.

— Да, да, ты говорил это, наверное, раз двадцать.

— Ну, на этот раз я серьезно, — рычит он. — Что у тебя есть? Держу пари, ничего.

— Ха! — Кай раскрывает свои карты. — Фулхаус… — Он замечает меня. — Привет, ты здесь.

— Конечно, я здесь. — Я улыбаюсь в ответ, но моя улыбка меркнет, когда я вижу синяки и ссадины на его лице. Один его глаз так распух, что я задаюсь вопросом, может ли он видеть. Порез проходит вдоль линии его волос, на щеке засохшая кровь, а губа припухла. — Святое дерьмо, Кай! Что случилось с твоим лицом?

— Что? Разве он не всегда так выглядит? — спрашивает старик, ухмыляясь Каю. — Это та девушка, о которой ты болтал, что влюблен?

Ммм… Что?

Кая, кажется, не беспокоит то, что сказал мужчина, он ухмыляется, отодвигает стул от стола и встает.

— Перестань втягивать меня в неприятности, — говорит он мужчине, а затем поворачивается ко мне. — Я объясню тебе, что с моим лицом, в машине.

— Хорошо. — Я не спускаю с него глаз, пока он обходит прилавок, пытаясь определить, не ранен ли он где-нибудь еще.

Пятна крови усеивают его серую рубашку с длинными рукавами и джинсы, и его лицо выглядит ужасно, но, кроме этого, я больше ничего не вижу.

— Ты в порядке? Ты еще где-нибудь пострадал?

— Опять ты со своими вопросами. — Он цокает на меня, кажется, в странно хорошем настроении, учитывая, каким избитым он выглядит. — У тебя всегда их полно.

Я скрещиваю руки на груди.

— Ты звонишь мне с неизвестного номера, просишь меня приехать в Мейплвью на случайную заправку в глуши, и твоя машина вся в беспорядке, не говоря уже о твоем лице, так что вопросы сейчас совершенно оправданны.

В его глазах искрится веселье.

— У меня неприятности?

Мне приходится очень сдерживаться, чтобы казаться сердитой.

— Да. По крайней мере, до тех пор, пока ты не объяснишься.

Он закусывает губу, но на ней небольшая рана, и он морщится.

— Ты накажешь меня, если я этого не сделаю?

Я чувствую, как румянец заливает мои щеки.

— Как ты можешь шутить прямо сейчас, когда твое лицо выглядит так, будто ударилось о камень и не один раз?

— На самом деле, это был чувак размером с сумоиста и лом. — Его плечи поникли. — Послушай, я знаю, что облажался, но шутки — это единственное, что удерживает меня от потери самообладания.

Его честность сбивает меня с толку. Обычно Кай шутит обо всем и почти никогда не признается в своих истинных чувствах.

— Нам нужно что-нибудь купить, прежде чем мы уедем? — Я оглядываю магазин. — Может быть, пластырь или пакет со льдом?

Он прижимает ладонь к щеке, как будто ему больно.

— Пакет со льдом звучит неплохо.

— Ладно, тогда я кое-что захвачу и встречу тебя у машины. — Я направляюсь в заднюю часть магазина.

Он плетется за мной по проходу.

— Меня только что ограбили прямо на улице и это было средь бела дня, так что я не позволю тебе бродить одной, когда стемнело.

Я открываю дверцу морозилки и беру бутылку воды.

— Ограблен борцом сумо?

— Знаю, звучит безумно, но это действительно произошло. — Он отключается, выглядя так, словно сам не совсем в это верит. — Я отошел от своей машины секунд на пять и тут появляется этот парень, разбивает мое окно, крадет… кое-что из машины, а затем бьет меня по голове ломом. Я отключился, а когда проснулся, моя машина была вся разбита. Он даже уничтожил аккумулятор и порезал шины. Тупой сумасшедший ублюдок.

Сразу несколько мыслей проносятся у меня в голове, но самое главное, что бросается в глаза:

— Он ударил тебя по голове ломом? — Я тянусь к его голове. — У тебя сотрясение мозга?

— Я не уверен. — Он щурит глаза, когда мои пальцы касаются линии его волос. — На что похоже сотрясение мозга?

— Не знаю. У меня никогда такого раньше не было. — Хорошо. Теперь я действительно начинаю беспокоиться. — Я думаю, мы должны отвезти тебя в больницу.

— Нет, — твердо говорит он. — Никаких больниц. Никаких врачей. Мои родители не должны знать об этом.

— Они узнают, когда ты появишься в таком виде, — я указываю на его лицо.

Он прикасается к уголку глаза и морщится.

— Знаю, что это плохо, но я не могу им сказать. Они уже… мой отец… Я не поеду домой. Я просто переночую в доме Большого Дуга или еще где-нибудь, пока мое лицо не заживет. — Кажется, он не слишком в восторге от этой идеи.

— Это может занять по меньшей мере неделю. Разве твои родители не разозлятся, если ты так долго не появишься дома? — Разве не так поступают нормальные родители?

— Им все равно, — говорит он. — Они будут рады, что меня нет рядом.

Я помню ту ночь, когда увидела, как отец Кая накричал на него и ударил. Мне было не по себе. Я задумываюсь, не поэтому ли он не хочет возвращаться домой. Возможно, он боится, что отец снова ударит его. И потом, Кайлер сказал в машине то, что его отец хочет, чтобы он занимался спортом. Очевидно, что он требовательный парень, полная противоположность моему отцу.

Я думаю о том, как боялась идти домой прошлой ночью, как Кай не ложился спать и смотрел со мной фильмы, и как мы в итоге заснули вместе на диване, когда я думала, что вообще не смогу заснуть.

— Ты можешь остаться со мной, если тебе нужно.

— В доме твоей бабушки?

— Она не будет против. Она милая. Она, вероятно, заставит тебя спать на диване, но он довольно удобный. И она готовит завтрак по утрам.

Когда он обдумывает мое предложение, на его лице проносится ряд эмоций: нерешительность, замешательство, благодарность и, в конечном счете, веселье.

— Ты будешь спать со мной на диване?

Я закатываю глаза.

— Нет. Ты должен быть большим мальчиком и спать один.

Он выпячивает губу, надувшись.

— Но я спал с тобой на диване. Разве это не значит, что ты должна отплатить мне тем же?

Я сжимаю губы, чтобы не улыбнуться и не подбодрить его еще больше.

— Я отплачу за услугу в другой раз. Моя бабушка крутая и все такое, но не настолько.

Ухмыляясь, он протягивает руку и проводит пальцем по кончику моего носа.

— Я собираюсь убедиться, что ты сдержишь свое слово.

От его прикосновения я чувствую себя так, словно проглотила стайку очень живых, очень возбужденных бабочек. И все это от одного гребаного прикосновения.

Боясь, что мой голос будет дрожать, я ничего не говорю и обыскиваю магазин в поисках пакета со льдом. В итоге я останавливаюсь на стакане со льдом и беру пару салфеток, чтобы вытереть кровь. Пластыри никуда не годятся, поэтому я беру пару шоколадных батончиков и содовую, надеясь, что небольшой прилив сахара поможет ему почувствовать себя лучше.

После того, как мы расплачиваемся, он машет на прощание кассиру, а затем мы направляемся к машинам. Кай достает из своей машины тонкую папку и куртку, прежде чем скользнуть на заднее сиденье машины бабушки Стефи.

Индиго поворачивается на сиденье, смотрит на его лицо и у нее отвисает челюсть.

— Ого. Ты выглядишь дерьмово.

— Ну и дела, спасибо, — сухо говорит он, а затем вздыхает. — Но серьезно, спасибо, что приехала и спасла мою жалкую задницу. Это было действительно круто с твоей стороны.

— Не беспокойся. — Индиго заводит двигатель. — Ты в порядке?

— Теперь да. — Он ерзает, откидываясь на спинку сиденья. — Я думаю, что это сиденье сломано. — Он протягивает руку и возится с защелкой, откидывая спинку сиденья вперед и заглядывая в багажник. — Твоей бабушке действительно нужно это исправить.

— Она не будет, — говорю я, опускаясь на сиденье рядом с ним. — Она скажет, что он старый и у него есть характер, и что починка только его испортит.

Кай откидывает сиденье назад, его взгляд останавливается на мне.

— Тебе не обязательно сидеть здесь со мной. Я обещаю, что смогу посидеть в одиночестве пару часов, не попадая в неприятности.

— Ничего не знаю. У тебя талант к неприятностям. — Ставлю сумку с покупками на пол и закрываю дверь. — Я попытаюсь очистить твое лицо, хорошо?

— О, моя личная шаловливая медсестра. — Он прижимает руку к груди. — Я всегда мечтал об этом.

Индиго хихикает, выезжая со стоянки.

— Я и забыла, какой он милый.

— Не поощряй его, — предупреждаю я ее. Обращаясь к Каю, я говорю: — Я не твоя шаловливая медсестра. Я просто пытаюсь перевязать тебя, а потом проверить, нет ли сотрясения мозга.

Он потирает губы, подавляя улыбку.

— Не порти мне веселье. Прямо сейчас я представляю тебя в обтягивающем, коротком белом халате. — Его взгляд скользит вверх по моим ногам. — В чулках, которые скрывают твои длинные ноги. Кстати, тебе бы пошло.

По моей коже пробегают мурашки, но я быстро отмахиваюсь от них. Не знаю, радоваться ли, что он в хорошем настроении, несмотря на все происходящее, или беспокоиться, что, возможно, это сотрясение мозга заставляет его так себя вести.

— Откинься на спинку сиденья, — инструктирую я, доставая салфетки и воду. — Я смою кровь с твоего лица. Затем ты можешь прижать одну из бутылок содовой к щеке, пока я буду искать в Интернете информацию о сотрясениях мозга. Что бы ты ни делал, только не засыпай. Кажется, я помню, как читала что-то на уроке здоровья о необходимости бодрствовать после сотрясения мозга.

Он надувает губы.

— А что, если я все же устану?

Я тычу в него пальцем.

— Мне все равно, устал ты или нет. Держи глаза открытыми. Если я увижу, что они начинают закрываться, я тебя ущипну.

Он поднимает руку, чтобы прикрыть рот и скрыть улыбку.

— Ты такая милая, когда командуешь.

Я осторожно втягиваю воздух через нос, стараясь оставаться безразличной. Но я не могу не думать о Кайлере и о том, как сегодня утром он назвал мои веснушки милыми. Хотя я знаю, что Кай просто дурачится со мной, мне все равно неудобно, что они оба называют меня милой в один и тот же день.

Успокоив дыхание, я откручиваю крышку с бутылки с водой и выливаю немного на салфетку.

— Итак, ты собираешься рассказать мне, что ты делал в Мейплвью? — Я осторожно прижимаю салфетку к засохшему пятну крови на его щеке.

Он вздрагивает, но не двигает головой, не сводя с меня глаз.

— Я кое-что делал для Большого Дуга.

— Что это за «кое-что»? — Я осторожно провожу салфеткой по его щеке, медленно перемещая ее к линии подбородка.

— Просто кое-что.

— Что-то незаконное? Потому что у Мейплвью не самая лучшая репутация, ничего хорошего здесь не происходит.

— Ты осуждаешь меня? — Он прижимает папку к груди, как плюшевого мишку, и выглядит обиженным.

— Что? Боже, нет… Я просто беспокоюсь о тебе. — Я придвигаюсь к нему на дюйм ближе, прижимаю пару пальцев к его другой щеке и наклоняю его голову, чтобы смыть кровь с другой стороны его лица. — Этим утром, когда мы были в коридоре, ты начал говорить мне, что между тобой и этим парнем Ти происходит что-то плохое, но у тебя так и не было шанса закончить.

— Потому что Кайлер нас прервал, — ворчит он, хмурясь.

— Знаю. Я бы предпочла, чтобы он этого не делал. Я хотела… хотела убедиться, что с тобой все в порядке.

— Я в порядке. — Его пристальный взгляд так напряжен, так сосредоточен исключительно на мне, что мои пальцы дрожат. — Вы, ребята, провели вместе весь день?

Я неохотно киваю.

— Ну, примерно до семи.

— Что делали? — спрашивает он, на самом деле не похоже, что он хочет знать.

Я пожимаю плечами и включаю потолочную лампочку, чтобы получше рассмотреть порез у него на лбу.

— Немного поиграли в баскетбол. Потом пошли на поле и поиграли в футбол с его друзьями.

— Фу, — говорит Индиго и я понимаю, что она слушала весь наш разговор. — Футбол? Это то, чем вы, ребята, занимались весь день?

Мне немного не по себе от того, что она уделяет так много внимания нам с Каем. Индиго слишком наблюдательна, да и она питает слабость к Каю. Она твердо решила, что мы с Каем подходим друг другу, хотя она никогда не встречалась с Кайлером и очень прямо высказывает свое мнение.

— Все было не так уж плохо. Я даже забила победный тачдаун. — Я осматриваю лицо Кая, чтобы убедиться, что вытерла всю кровь.

Когда я склоняюсь над ним, он начинает перебирать пальцами мои волосы. Это движение, хотя и неуловимое, концентрирует все мое внимание именно там. Я начинаю осознавать, что его лицо находится в двух дюймах от моей шеи, тепло его дыхания щекочет мою кожу.

— Забила или нет, он все равно поступил отвратно, заставив тебя играть со своими друзьями. Они такие придурки и я знаю, что они плохо обращались с тобой в прошлом. — Он корчит гримасу. — Держу пари, что сейчас они были очень добры к тебе, как и Кайлер, потому что ты горячая штучка. Они даже не знают тебя, по крайне мере так, как знаю тебя я, — бормочет он, зацикленный на игре с моими волосами. — У тебя такие мягкие волосы. Они напоминают мне шелк.

Я сажусь поудобнее, чтобы получше его рассмотреть.

— Я думаю, мне нужно проверить симптомы сотрясения мозга.

— Я в порядке, — настаивает он, откидывая голову на спинку сиденья и опуская веки. — Совершенно… в порядке…

В панике я щипаю его за руку.

Его веки распахиваются и он пристально смотрит на меня.

— Ой. Это было больно.

— Я предупреждала тебя, что сделаю так. — Я достаю свой телефон. — Теперь держи глаза открытыми, пока я ищу.

— Да, босс, — бормочет он, кладя голову мне на плечо.

Индиго ловит мой взгляд в зеркале заднего вида, и, хотя я не вижу ее губ, я знаю, что она улыбается. Но мне не весело. Я начинаю беспокоиться. Кай ведет себя так, будто он пьян. Может быть, так оно и есть. Но я не чувствую запаха.

Мне требуется пятнадцать минут борьбы с пропадающей мобильной сетью, прежде чем я открываю нужную веб-страницу. Мне приходится трижды ущипнуть Кая, чтобы он не заснул, и каждый раз, когда он отвечает, в его словах становится все меньше смысла. Замешательство — это симптом и он определенно в замешательстве. Когда я задаю ему вопросы о последних двух часах, он даже не может вспомнить, что играл в покер с кассиром на заправке.

— А как насчет того, что тебя избил тот парень? — спрашиваю я его. — Ты можешь вспомнить, что случилось потом?

— Да, я отключился на минуту, проснулся, позвонил тебе, потому что запомнил твой номер. — Он прижимает два пальца к виску. — Все это здесь, внутри. Каждая цифра врезалась мне в память… И я знал, что если позвоню тебе, ты поможешь мне, не осуждая меня. — Он гладит меня пальцами по щеке. — Ты такая милая. Слишком милая, честно говоря. Слишком хороша, чтобы быть со мной или с моим братом, или с кем-то еще. Никто этого не достоин.

В этот момент его прикосновения и бессвязная болтовня меня не смущают. У него явно травма головы и, хотя он не хочет ехать в больницу, я не уверена, что буду в порядке, если не возьму его с собой. Не зная, что еще делать, я звоню бабушке Стефи.

— Где ты? — спрашивает она, как только берет трубку.

— Разве ты не получила мое сообщение? — Я спрашиваю. — Я тебе отправила.

— Да, но это не значит, что я просто буду в порядке, вернувшись в пустой дом после всего, что произошло сегодня. — Похоже, она сошла с ума от беспокойства. — И я пыталась позвонить тебе кучу раз, но твой телефон продолжал переключаться на голосовую почту.

— Прости. — Мне жаль, что я заставляю ее волноваться. — Мы были в Мейплвью, забирали одного из моих друзей, которого нужно подвезти. Это случилось в последнюю минуту. Его машина… сломалась, и он застрял там.

— Ты сейчас направляешься домой? — спрашивает она, немного успокоившись.

— Да, у нас около пятнадцати минут… — я заикаюсь над своими словами, когда Кай ложится и кладет голову мне на колени. — Эм, да, мы примерно в пятнадцати минутах езды.

— Хорошо, — говорит она. — Мне не нравится, что ты отсутствуешь так поздно, особенно когда такое случилось.

Я думаю обо всех тех безумных вещах, которые она позволяла нам с Индиго делать, пока мы были за границей. Не имеет смысла, чтобы она беспокоилась о том, что мы сейчас задержимся допоздна.

— Происходит ли что-то, о чем я не знаю? Неужели мои родители действительно не согласны с тем, что я остаюсь у тебя?

— Что? Нет, — говорит она. — Иногда я могу не договаривать правду, но я бы никогда не стала откровенно лгать тебе.

Я хочу верить ей — и я действительно верю, — но, учитывая, что она позволяла мне верить, что Линн была моей мамой все эти годы, я не совсем уверена, что она на сто процентов правдива. Я также знаю, что она солгала бы мне, если бы думала, что защищает меня от чего-то. Но попытка поговорить с ней по телефону ни к чему хорошему не приведет и мне нужно сосредоточиться на проблеме, лежащей у меня на коленях прямо сейчас. Я легонько щипаю Кая за руку, так как он снова начинает засыпать.

— Бабуль, ты что-нибудь знаешь о сотрясениях мозга?

— А что? — осторожно спрашивает она.

Я объясняю ей, что на Кая напали и ударили ломом по голове, а теперь он отказывается ехать в больницу, потому что боится, что родители разозлятся на него. Когда она спрашивает, почему он так беспокоится, что его родители разозлятся на него, я не знаю, что ей сказать.

— Разве он не должен был быть в Мейплвью? — спрашивает она. — Неужели его родители не знали, что он был там?

— Не знаю. — Я смотрю вниз на Кая, лежащего на боку, его лицо уткнулось в мои колени. У меня возникает безумное желание запустить пальцы в его волосы, сделать то же самое, что он делал со мной всего несколько минут назад. Однако я сдерживаю порыв, говоря себе, что у меня нет сотрясения мозга, поэтому у меня нет оправдания, чтобы прикасаться к нему вот так. — Я думаю, что он просто не очень хорошо ладит со своими родителями. Он беспокоится, что его отец разозлится на него за то, что машина испортилась и все такое.

— Похоже его отец тот еще мудак, — говорит она как ни в чем не бывало. — Если его ограбили, то это была не его вина.

— Его отец в некотором роде мудак. Он чем-то напоминает мне Линн, только не настолько. Он просто злой, злой парень. — Бедный Кай. Я рассеянно провожу несколькими пальцами по его волосам, но затем быстро отстраняюсь. Тпру. Что я делаю?

— Не останавливайся, — бормочет он, беря мою руку и водружая ее себе на голову. — Это так приятно.

Я неуверенно смотрю на свою руку. Должна ли я это делать? Разве это не странно?

— Просто сделай это, — настаивает Индиго. — Он, вероятно, не вспомнит об этом утром, так что вам не придется беспокоиться о том, что все будет неловко, но он будет благодарен за это тебе сейчас.

Может быть, мне бы и не было неловко, но я провела день с его братом и позволила ему поцеловать меня в уголок рта. И что теперь? Я собираюсь сидеть здесь с Каем и играть с его волосами? Разве это не переходит черту? Но так как он ранен, я каким-то образом понимаю, что могу это сделать и слегка провожу пальцами по его волосам.

Они такие мягкие…

— Иза, что происходит? — говорит бабушка Стефи в трубку, пугая меня.

У меня вылетело из головы, что разговор еще не окончен.

— Ничего. — Нет, это определенно не так. — Что мне делать с сотрясением мозга? Как ты думаешь, с ним все будет в порядке, если я не отвезу его к врачу?

— Я не уверена. Я мало что знаю о сотрясениях мозга. — Она делает паузу. — У меня есть друг, врач на пенсии. Он живет в нескольких кварталах от меня. Давай я позвоню ему и узнаю, не спит ли он еще. Может быть, он сможет нам помочь.

Я откидываюсь на спинку сиденья, все еще запустив пальцы в волосы Кая.

— Спасибо, бабушка.

— Ты сможешь отблагодарить меня, доставив свою задницу домой. Я буду чувствовать себя лучше, когда ты будешь здесь.

Да, я тоже, но в основном потому, что я просто хочу убедиться, что с Каем все в порядке.

К тому времени, как я вешаю трубку, мы уже почти подъезжаем к жилому комплексу. Кай все еще держит голову у меня на коленях, когда мы сворачиваем на парковку, а я все еще расчесываю пальцами его волосы. Не знаю почему, но я начинаю находить это движение почти таким же успокаивающим, как и он.

— Кай, — шепчу я, когда Индиго выключает двигатель. — Мы на месте. — Когда он не отвечает, я говорю громче, наклоняясь ближе. — Кай, мы приехали к дому бабушки. Тебе нужно встать, чтобы мы могли зайти.

Единственный ответ, который я получаю, — это тихий звук его дыхания.

— Кай. — Я щипаю его. Ничего. Паника. Паника. Паника. — Кай, ты должен проснуться.

— Я проснулся, — стонет он. — Так что перестань кричать.

Облегчение накрывает меня волной при звуке его голоса. — Давай же. Я помогу тебе выйти, но я не могу нести тебя.

Он перекатывается на спину, и его веки трепещут, когда он открывает глаза. Он моргает, глядя на меня, ошеломленный и сбитый с толку. — Где мы?

— У дома моей бабушки, — говорю я ему. — Помнишь, я сказала, что ты можешь остаться здесь.

Похоже, он понятия не имеет, о чем я говорю, но все равно садится. Он молчит, когда открывает дверь и, спотыкаясь, выходит наружу, на прохладный ночной воздух. Я спешу и выскакиваю, преследуя его, когда он бредет по траве, направляясь в неправильном направлении.

— Не туда. — Я хватаю его за руку и тащу в противоположную сторону.

Он следует за мной, оглядываясь по сторонам, и ведет себя странно тихо для Кая. Я не расслабляюсь, когда завожу его внутрь. Во всяком случае, я волнуюсь еще больше. При свете он выглядит намного хуже. Его глаза покрасневшие, выражение лица ошеломленное. К счастью, друг — врач моей бабушки — уже там.

Он немного старше, лет семидесяти, с волосами цвета соли и перца. Он кажется достаточно милым, когда говорит Каю сесть на диван, затем придвигает стул и задает ему ряд вопросов. Кай отвечает как можно лучше. Затем доктор проверяет его рефлексы. Я решаюсь упомянуть доктору, что, по-моему, Кай повредил ребра, чтобы он тоже их осмотрел. Я не утруждаю себя упоминанием о том, что это было вчера, потому что даже не хочу пытаться объяснить, почему Кая так сильно избили. Я не смогла бы, даже если бы попыталась, так как Кай еще не объяснил, что произошло.

— Я уверена, что с ним все в порядке, — пытается успокоить меня Индиго.

— Да, знаю. — Но я не знаю наверняка. Я уже ничего не знаю. Я становлюсь самой невежественной девушкой в мире. Изабелла Андерс, невежественная девушка, которая не знает, кто ее мать, которая играет с волосами парня после того, когда она вроде как поцеловала другого парня, которая так сильно волнуется, что ее сейчас вырвет.

Индиго предлагает мне немного печенья.

— Тебе нужно поесть.

Я хватаю горсть и засовываю их в рот, но почти не чувствую вкуса.

— Я буду чувствовать себя лучше, когда узнаю, что с ним все в порядке.

— Интересно, почему. — Ее обвиняющий взгляд сверлит дыру в моей голове, но я отказываюсь смотреть на нее.

После того, как доктор заканчивает, он встает со стула, обращаясь к бабушке Стефи.

— У него легкое сотрясение мозга и порез на голове, возможно, потребуется наложить пару швов. — Он смотрит на меня. — Я пытался ему это втолковать, но он уверен, что с ним все в порядке. У меня нет ничего, чтобы зашить его здесь, поэтому я предлагаю попытаться заставить его прийти утром. Что касается ребер, то, возможно, он сломал одно, но я мало что могу с этим поделать. Ему просто нужен будет покой. Он мог бы пойти и сделать рентген, чтобы подтвердить это, но на этом все.

Я киваю, но, учитывая, как непреклонно Кай настаивал на том, чтобы не ехать в больницу, я не думаю, что смогу его убедить.

Врач составляет список симптомов, на которые следует обратить внимание, и говорит, что, если у него появятся какие-либо признаки, немедленно отвезти его в больницу. Потом он собирает свои вещи и бабушка провожает его.

Взгляд Кая встречается с моим с другого конца комнаты, и он похлопывает по подушке рядом с собой.

— Иди, посиди со мной и погладь меня по голове. — Он выглядит лучше, чем в машине, но раны на его лице более заметны при свете.

Когда я колеблюсь, Индиго толкает меня локтем в спину, подталкивая вперед.

— Иди и позаботься о своем сладком мальчике.

Я бросаю на нее убийственный взгляд, но она только смеется надо мной.

Покачав головой, я прохожу через комнату и сажусь на стул рядом с Каем.

— Тебе что-нибудь нужно? Доктор сказал, что ты можешь принять пару обезболивающих, но я думаю, что у моей бабушки найдется пакет со льдом в морозилке.

Он ложится и снова кладет голову мне на колени.

— Я просто хочу вот так полежать.

— У меня такие удобные колени? — шучу я, улыбаясь ему сверху вниз.

Он мотает головой вверх и вниз, глядя на меня снизу, такой серьезный и напряженный, каким он иногда становится.

— Лучше, чем подушка.

— Я сильно в этом сомневаюсь.

— Ха. Тогда ты явно раньше не отдыхала на своих коленях.

— Это вроде как невозможно.

— Может быть. — Он кладет руку на лоб, прикрывая глаза от света, и смотрит на меня. — Тогда тебе следует попробовать мои колени. Может быть, они такие же удобные.

— Но как мы можем знать наверняка? Не получится сравнить.

— Верно. Но я думаю, что мы должны, по крайней мере, попытаться. — Он начинает садиться, наверное, чтобы я могла лечь к нему на колени.

Я кладу руку ему на грудь и тяну его обратно вниз.

— Мы можем попробовать это завтра. Сегодня ты должен отдыхать.

— Обещаешь?

— Обещаю что?

— Что завтра ты положишь голову мне на колени.

Я думаю о том, как Индиго и доктор сказали, что Кай, возможно, мало что будет помнить о сегодняшнем вечере.

— Конечно.

Он улыбается мне.

— Ты такая красивая, когда серьезная, просто великолепная. Я уже некоторое время об этом думал.

Индиго давится смехом, выплевывая кусочки печенья на ковер.

— Он очарователен, даже когда совершенно не в себе.

Он довольно обаятелен, если вы спросите меня, но, хотя обычно он флиртует не так сильно, он никогда прямо не говорил мне, что я великолепна.

Не зная, что еще сказать, я провожу кончиком пальца линию вокруг пореза на его лбу.

— Ты должен послушать доктора и наложить швы. Он сказал, что у тебя может остаться заметный шрам, если ты этого не сделаешь, и на заживление уйдет больше времени.

Он отмахивается от меня.

— Шрамы — это круто.

— Но не на твоем лице.

— Ага. Это показывает, что ты крутой, что ты делал сумасшедшие вещи. И это помогает тебе вспомнить, когда ты делал эти сумасшедшие вещи.

— Ты действительно хочешь помнить все то безумие, что произошло сегодня?

Выражение его лица мрачнеет.

— Иза, я думаю, что я все испортил. — Он протягивает руку, обхватывает запястья и убирает мою руку от своего лица. Сначала я думаю, что это потому, что я причиняю ему боль, но потом он кладет ее на свою потрепанную, опухшую щеку и вздыхает. — С этим парнем Ти… с тем, что произошло сегодня вечером… с тем, о чем я тебе еще не рассказал…

Мой лоб морщится.

— Что ты мне еще не рассказал?

Его губы приоткрываются, глаза наполняются беспокойством, но, прежде чем он успевает что-либо ответить, входит моя бабушка. Она бросает один взгляд на меня и Кая на диване, а затем качает головой.

— Ладно, парень спит на диване, — объявляет она, указывая на коридор. — Иза, ты будешь спать в комнате для гостей. Можешь установить будильник, чтобы прийти и проверить его через пару часов. — Она хватается за ручку чемодан, прислоненный к стене возле двери. — Я пойду приму душ. Иза, прежде чем ты ляжешь в постель, нам с тобой нужно поговорить. — С этими словами она выходит из комнаты, волоча за собой чемодан. Индиго начинает открывать рот, но, прежде чем она успевает что-то сказать, бабушка кричит: — Индиго, дай Изе минутку поцеловать своего милого парня на ночь.

Индиго давится еще одним кусочком печенья, в то время как на моем лице отражается унижение. О, Боже, она что, серьезно только, что это сказала?

Мое смущение только усиливается, когда Кай хихикает.

— Она думает, что мы встречаемся, — поет он с закрытыми глазами, похоже, полностью увлеченный этой идеей. — И что я милый.

— Она так думает про всех, — говорю я ему, желая заползти в нору и умереть.

Его веки медленно открываются, и он щурится от света, фокусируясь на моем лице.

— Да, но неужели она думает, что каждый парень — твой бойфренд?

Я почти говорю: «Да, так и есть. Она говорила подобные вещи и при Кайлере». Слава Богу, мне удается остановиться, иначе я бы сделала ситуацию еще более неловкой.

— Ты должен отпустить меня, чтобы немного отдохнуть, — говорю я Каю. — Я приду и проверю тебя немного позже.

Он протестующе хмыкает, но садится и позволяет мне подняться с дивана. Я иду к бельевому шкафу и достаю ему одеяло и подушку. К тому времени, когда я возвращаюсь, он уже крепко спит на боку. Я подсовываю подушку ему под голову, а затем накрываю одеялом, прежде чем уйти в коридор.

Индиго на кухне, достает содовую из холодильника. Она смотрит на меня, когда я прохожу мимо.

— Это было мило с твоей стороны. Любящая девушка так и сделала бы для своего парня.

Я хмуро смотрю на нее, но улыбаюсь, чтобы она знала, что на самом деле я не злюсь.

— Я не собираюсь просто оставлять его там без одеяла. Бабушкин дом становится очень холодным по ночам.

— Это потому, что у нее приливы жара. — Она открывает крышку банки с содовой. — Еще хуже, когда Гарри ночует у нас. Они вдвоем занимаются этим, как кролики, всю ночь, а потом выключают обогреватель, когда заканчивают, потому что им становится слишком жарко.

Я закрываю уши руками.

— СМИ. (2)

Она смеется, делает глоток содовой, а затем жестом приглашает меня следовать за ней, направляясь в свою спальню.

— Нам лучше поспать. Завтра мы все равно пойдем по магазинам, даже если ты будешь жаловаться, что слишком устала.

— Может быть, нам стоит поехать в следующие выходные, когда все успокоится.

— Нет. Я всей душой мечтаю о новой паре туфель и мое сердце всегда получает то, что хочет. — Она снимает резинку с запястья и скручивает волосы в беспорядочный пучок. — Кроме того, последнее, что тебе нужно делать, это сидеть в этом доме и думать о всякой ерунде. Тебе нужно выйти и подышать свежим воздухом — подышать воздухом, наполненным солнечными лучами.

— Хорошо, я пойду. — Я вздыхаю. — Но Каю, вероятно, придется пойти с нами, так как я сказала ему, что он может остаться здесь на некоторое время.

— Меня это полностью устраивает. Он кажется милым и веселым. Честно говоря, если бы он не был так влюблен в тебя, я бы, наверное, попыталась к нему подкатить.

Я чувствую легчайший укол ревности при мысли о том, что Индиго и Кай могли бы встречаться.

— Он не влюблен в меня. — Хотя, по словам капризного старика на заправке, так оно и есть. Но у Кая, вероятно, было сотрясение мозга в то время, пока он с ним разговаривал, и, вероятно, в этом не было большого смысла.

— Ты сейчас серьезно? — Она останавливается перед дверью своей спальни. — Потому что, если это так, то я явно ничему тебя не научила. — Она указывает пальцем в конец коридора. — Поверь мне, этот парень влюблен в тебя. Все, что он наговорил в машине… — На ее лице появляется эта обморочная, глупая улыбка. — Боже мой, что бы я отдала, чтобы парень сказал мне что-то подобное.

— У него сотрясение мозга. Он даже не понимал, что говорит.

— Он может не помнить, что он сказал, но его слова говорят мне, что он думал о тебе раньше: о том, что знал твой номер, о том, что никто не был достаточно хорош для тебя, о том, какая ты великолепная и удивительная.

Я смущенно ерзаю.

— Не думаю, что ты права. — Но в глубине души крошечная часть меня хочет, чтобы это было так. Я не знаю, что делать с этим чувством. Или стоит ли мне вообще что-то делать с этим.

— Конечно, ты этого не видишь, потому что выросла в гребаной семье, которая лишила тебя каждой унции уверенности. — Выражение ее лица смягчается. — Извини, я не хотела, чтобы это прозвучало так грубо.

— Ты не была грубой. Они испортили мне жизнь. Я осознаю это. — Я проглатываю комок в горле и поворачиваюсь к гостевой спальне напротив спальни Индиго. — Мне, наверное, стоит приготовиться ко сну, а потом пойти и поговорить с бабушкой, иначе я не смогу уснуть.

Она вздыхает, но позволяет мне уйти. Когда я вхожу в комнату, я закрываю дверь и прислоняюсь к ней. Все, чего я хочу, — это лечь в кровать и заснуть, забыть об этом дне и о том, что произошло вчера. Но у меня такое чувство, что эти последние двадцать четыре часа откровений и стресса — это только начало.

После того, как я натягиваю майку и красные клетчатые пижамные штаны, я прохожу по коридору и стучу в дверь бабушки Стефи.

— Зачем ты стучишь? — кричит она. — Открывай дверь и затаскивай сюда свой зад.

Я поворачиваю дверную ручку и вхожу. Она сидит в изножье кровати, одетая в пижамный костюм. Горит лампа, а дверь в смежную ванную комнату открыта, позволяя задерживающемуся пару увлажнять воздух.

— О чем ты хотела со мной поговорить? — Я спрашиваю. — Это из-за того, что Кай спит здесь? Потому что я не думала, что это будет так уж важно.

Она отмахивается от меня, похлопывая по месту рядом с собой.

— Меня это не волнует. Хотя мне любопытно, как ты оказалась с ним, когда сказала мне, что была с Кайлером сегодня днем.

— Это долгая история, — говорю я, зевая. — Я рада, что ты не против, если Кай останется здесь хотя бы потому, что я вроде как сказала ему, что он может рассчитывать на диван на неделю.

— Я похожа на управляющую отелем?

— Извини. Я знаю, что это много — принять меня, Индиго и позволить ему жить здесь, — но он не хочет возвращаться домой, пока его лицо не заживет и я не хотела бы, чтобы он стал бездомным.

— Ему больше негде остаться?

Я пожимаю плечами, не желая лгать ей, но и не желая говорить правду. По какой-то причине, а я действительно не могу объяснить почему, мне не нравится мысль о том, что Кай будет ночевать у Большого Дуга. Может быть, это потому, что то, ради чего он был в Мейплвью, имело какое-то отношение к Большому Дугу. Или, может быть, это потому, что я даже не знаю, где живет Большой Дуг. Единственный раз, когда я встретила его, был в том захудалом домике у бассейна, и мысль о том, что Кай будет спать там, выводит меня из себя.

— Мне все равно, останется ли он здесь, главное, чтобы он спал на диване, а ты спала в спальне. — Она бросает на меня строгий взгляд.

Что, по ее мнению, может произойти?

— Ты же знаешь, что он просто друг, верно?

— Друг или нет, я все равно не хочу, чтобы вы двое соприкасались. Он выглядит как парень, который мог бы это сделать.

— Он не так плох, как кажется. У него просто была тяжелая ночь. Такое может случиться с каждым из нас. Прошлая ночь была тяжелой, и он был рядом со мной.

Она делает вопросительное лицо, скрещивает руки на груди и смотрит на меня сверху вниз.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что он был рядом с тобой? Ты ночевала у него дома прошлой ночью?

— Нет. — Ложь сквозит в моем голосе. — Ладно, ладно. Я сделала это, но ничего не произошло. Мы просто смотрели фильмы, пока не заснули. Мне совсем не хотелось возвращаться домой.

— Ты могла бы позвонить Индиго, чтобы он приехала и забрала тебя, — говорит она. — Ты всегда можешь позвонить нам, Иза, несмотря ни на что.

— Я знаю это, но… — Пожимаю плечами, не зная, что еще сказать. — Кай помог мне успокоиться, и я не знаю… Я действительно не особо задумывалась о том, чтобы позвонить кому-нибудь еще.

— Хммм… — Она поджимает губы, внимательно изучая меня.

Ее пристальный взгляд заставляет меня нервничать. Какого черта она хочет выяснить?

— Что ж, я рада, что с тобой был кто-то рядом, — наконец говорит она. — Но с этого момента больше не проводи ночи с парнями, поняла?

Я салютую ей.

— Да, мэм. И спасибо, что позволила мне остаться здесь. И Каю. И за то, что позвонила своему другу-врачу и моим родителям. Правда, спасибо за все. Я обещаю, что заглажу свою вину перед тобой.

— Не волнуйся об этом, — она притягивает меня к себе, чтобы обнять. — Прямо сейчас все, чего я хочу, чтобы ты беспокоилась об окончании средней школы и о том, с каким парнем ты хочешь встречаться. Я знаю, кажется забавным встречаться не с одним, но поверь мне, когда я говорю, что это может быть довольно сложно.

Здорово. Теперь она вбила себе в голову, что я встречаюсь с Кайлером и Каем. Я могла бы поспорить с ней, но не вижу в этом смысла. Она просто будет продолжать говорить одно и то же, пока я не соглашусь с ней, а у меня есть более серьезные проблемы, о которых нужно беспокоиться.

— А мой отец. — Я откидываюсь назад, чтобы посмотреть на нее. — По телефону ты сказала, что его компания в беде. Что ты хочешь этим сказать?

— Не в курсе всей истории, но я знаю, что они делали сомнительные вещи и теперь компания находится под следствием. Я бросила это ему в лицо по телефону, потому что знала, что это напугает его настолько, что он отступит. Последнее, что ему нужно, — это чтобы полиция копалась в его личной жизни помимо его бизнеса. — Она гладит меня рукой по голове. — Я не хочу, чтобы ты беспокоилась об этом. Как я уже сказала, я просто хочу, чтобы ты сосредоточилась на том, чтобы быть обычным подростком.

— А как насчет моей мамы? Линн сказала, что она умерла, но я все равно хочу узнать о ней больше.

— Мы это сделаем. У меня есть друг, полицейский в отставке. Возможно, он знает, с чего мы можем начать.

— Ба, у тебя много потрясающих друзей, не так ли?

— Я говорила тебе. Эти пенсионные сообщества — то место, куда ходят все крутые ребята.

Мы обмениваемся улыбкой и объятиями, а затем она выпроваживает меня из комнаты, велев тащить свой зад в постель.

Но я задерживаюсь в дверях и сбивчиво рассказываю о машине, которую видела несколько раз.

— Что ты об этом думаешь? — спрашиваю я, заканчивая свой рассказ.

Ее лоб морщится, когда она качает головой.

— На самом деле я не знаю, дорогая. Возможно, это просто Ханна пытается издеваться над тобой, как сказала Индиго, но я думаю, что мы должны держать ухо востро и быть предельно осторожными. Не уходи никуда в одиночку. Если ты увидишь ее снова, попробуй запомнить номер машины.

— Зачем? Ты хочешь попросить своего друга-копа пробить номера? — Я говорю не всерьез, поэтому меня удивляет, когда она кивает.

— Да. Я, определенно, сделаю это, — говорит она. — Если кто-то домогается тебя, я выслежу этого ублюдка или суку.

Я улыбаюсь в ответ на это.

— Люблю тебя, бабушка.

Она взбивает подушку, собираясь забраться в постель.

— Я тоже люблю тебя, милая. Я рада, что ты здесь.

Ее слова согревают мою душу.

Выхожу из ее комнаты, чувствуя себя лучше, чем сегодня утром. Прежде чем отправиться в комнату для гостей, я проверяю, как там Кай. Он крепко спит, откинув одеяло, бормоча что-то о ниндзя, надирающем кому-то задницу. Я хихикаю себе под нос над тем, как мило он выглядит, затем направляюсь в комнату для гостей и забираюсь в кровать.

Лежа там, пытаясь заснуть, я говорю себе, что все будет хорошо, что мне просто нужно делать то, что говорит моя бабушка, сосредоточившись на том, чтобы быть подростком. Но на самом деле я знаю, что не смогу этого сделать, учитывая все происходящее.

Я боюсь, что никогда не узнаю, кем на самом деле была моя мама. Я боюсь, что узнаю, что Линн была права, что она была ужасным человеком и делала ужасные вещи и отдала меня отцу, потому что больше не хотела меня. Я сразу же понимаю, что может стать одним из моих самых больших страхов.

Что моя мать, возможно, никогда не хотела меня.

(2) — слишком много информации