Изабелла
Прошло всего несколько минут с тех пор, как Линн бросила мне в лицо, что Белла — моя настоящая мама — была ужасным человеком, за что теперь гниет в своей могиле. Всего несколько крошечных минут, но мне кажется, что прошла целая вечность, как будто я вошла в портал, в котором время движется с замедленной скоростью.
У меня появляется слишком много времени, чтобы подумать о том, что, возможно, моя мама умерла, о том, как разозлился отец, когда я спросила о ней, о Линн и о том, как я толкнула ее после того, как она мне все высказала. Я выбежала из дома, не дожидаясь ее реакции. Пребывая в полнейшей истерике. Но слава проклятым звездам, что Кай нашел меня, иначе кто знает, что бы я наделала. В том душевном состоянии, в котором я находилась, я ничего так не хотела, как избавиться от боли, и была готова на все, чтобы она прекратилась.
Но каким-то чудесным чудом — серьезно, этот парень какой-то гениальный волшебник по отвлечению внимания — Каю удается меня успокоить. Он ведет меня внутрь своего дома, велит сесть на диван и ставит «Зомбиленд». Затем приносит мне миску попкорна и коробку молочных конфет и устраивается рядом на пол.
Я толком не объяснила Каю, что произошло, по крайней мере, не во всех деталях, но я вижу, что ему чертовски любопытно, по тому, как он продолжает смотреть на меня вместо того, чтобы обратить внимание на фильм. Это фильм о зомби. Никто так не отвлекается во время фильма о зомби, если только он о чем-то глубоко не задумывается. Или он полный чудак.
— Я не знаю, что делать, — бормочу сквозь зевок, когда на экране телевизора появляются титры. Я перекатываюсь на бок, чтобы посмотреть на Кая сверху вниз. Его светло-русые волосы зачесаны набок, а щека покраснела в том месте, где он прижимался лицом к подушке. — Не уверена, что смогу вернуться домой или могу ли вообще теперь называть это место домом. После того, как я толкнула Линн… — качаю головой. — Я даже не чувствую себя плохо. Каким человеком это делает меня?
Он ложится на спину и поднимает бровь, глядя на меня.
— Ты толкнула Линн? Когда?
— Сразу после того, как она высказалась о маме. — Реальность с новой силой накрывает меня. — Я в таком дерьме, Кай. Мой папа и так был очень зол, когда я попыталась узнать о своей настоящей маме. Он, наверное, уже сменил замки, чтобы я не смогла войти в дом.
Кай покусывает нижнюю губу, размышляя.
— Может быть, это и хорошо. Больше никакой Ханны. Больше никакой Линн. Ты бы, наконец, освободилась от них.
— Да, я знаю. — Переворачиваюсь на спину, убирая пряди своих каштановых волос с заплаканного лица. Уверена, что прямо сейчас у меня потрясающие енотовые глаза, и, вероятно, я выгляжу как настоящая горячая штучка. К счастью, здесь со мной только Кай. После того, как он извинился передо мной за инцидент в седьмом классе и я узнала о том, как он рассказал всем, что Ханна солгала о моем пребывании в психиатрической лечебнице, я знаю, что могу ему доверять. — Я знаю, что это прозвучит безумно — это звучит безумно даже в моей собственной голове, — но часть меня не хочет, чтобы меня вот так вышвырнули.
Когда он не отвечает, я наклоняюсь, чтобы посмотреть на него.
Он таращится на меня так, словно я только что прилетела с космоса.
— Я собираюсь списать твое временное помешательство на тот факт, что ты пережила кучу дерьма за последние пару часов, и дам тебе совет. Если ты сможешь выбраться из этого дома, тогда сделай это. Тебе будет лучше самой по себе, чем жить со своей психованной, жестокой семьей.
— Они не издеваются надо мной. Да, они чертовски злые, но они никогда не били меня или что-то в этом роде.
Кай выдерживает мой взгляд.
— Иза, слова иногда могут приносить такой же вред, как и действия.
Я сглатываю комок в горле, когда вспоминаю, сколько раз Ханна и Линн оскорбляли меня. Как мой отец игнорировал это. Как ужасно я себя чувствовала, какой маленькой и никчемной. Потом я думаю о Кае и о том, как его отец относится к нему.
— Тебе следует последовать своему собственному совету, — говорю я осторожно.
Он равнодушно пожимает плечами.
— Я работаю над этим.
Массирую ноющую грудь рукой, желая избавиться от стеснения.
— Я бы не была сама по себе, если бы съехала. Я бы переехала к своей бабушке Стефи.
— Хорошо. Судя по тому, что ты мне о ней рассказывала, она довольно классная. — Он садится и вытягивает руки над головой, отчего его черная футболка задирается ровно настолько, чтобы я могла мельком увидеть его пресс.
Я стараюсь не глазеть, как какая-нибудь фанатка группы, пялящаяся на солиста, но у моего взгляда своя жизнь. Я виню в этом свои гормоны. Когда они берут верх, я теряю самообладание.
— Да, она классная… — Перестань пялиться на него, Иза. Ты такая странная. — На самом деле она та самая бабушка, с которой я ездила в поездку этим летом. — Мне, наконец, удается оторвать взгляд от худощавых мышц Кая и мысленно дать себе пять за то, что восстановила самообладание. Но потом я съеживаюсь, когда обнаруживаю, что он наблюдает за мной с любопытством, написанным на его лице.
Он так просто меня поймал.
Я задерживаю свой следующий вдох в легких, ожидая, что он будет дразнить меня, но, как ни странно, он молчит. Может быть, он дает мне пропуск на свободу из тюрьмы, потому что ему меня жаль. Хотя я не большой поклонник жалости, я воспользуюсь этим пропуском.
— Все равно было бы отстойно переезжать, — говорю я. — Мне пришлось бы сменить школу… Я знаю, что у меня нет кучи друзей, но я только начала входить в хороший ритм.
Он хмурится.
— Зачем бы тебе понадобилось менять школу? Я думал, она живет в Саннивейле.
— Так и есть, но на другом конце города, в сообществе Саннивейл-Бей, которое находится в другом школьном округе. — Я сажусь и опускаю ноги на пол. — Это в тридцати минутах езды от нашей школы, так что мне пришлось бы перевестись.
Он упирается локтями в край дивана всего в нескольких дюймах от моих ног.
— Это займет всего тридцать минут, если водить машину, как пенсионер.
— Бабушке пришлось бы возить меня, — указываю я. — И я не хочу просить ее об этом. И даже если бы я это сделала, не думаю, что она сможет. Она позволяет Индиго одалживать ее машину для работы и всего такого. Всем было бы намного легче, если бы я просто перевелась. — Я вздыхаю, подсовывая руки под ноги. — Я просто хотела бы не быть такой социально нестабильной.
— Ты не социально нестабильная. Ты просто стесняешься.
— Застенчивость, социальная нестабильность, это все означает, что мне трудно разговаривать с людьми. — Я плюхаюсь обратно на диван. — Я хотела бы справиться с этим, но думаю, что навсегда останусь такой.
— Быть застенчивой не так уж плохо. — Он протягивает руку, чтобы прикоснуться ко мне, но затем отстраняется. — И я могу помочь тебе справиться с этим.
— Не каждый сможет быть такой красивой светской бабочкой, как ты, — я улыбаюсь, наверное, впервые с тех пор, как безумие разверзлось подо мной и попыталось поглотить меня целиком. — Ты как единорог, чувак.
Его лоб морщится.
— Единорог?
Я киваю, поглаживая его по голове.
— Такой же редкий и великолепный. Все тут же поворачивают головы, когда ты входишь в комнату, потому что ты такой красивый, и все хотят быть такими же красивыми, как ты.
Он лучезарно улыбается мне.
— Я довольно удивителен.
Ага. Нет смысла пытаться отрицать, что Кай великолепен. Он это знает. Все девочки, которые учатся в моей средней школе, знают это. Любители единорогов во всем мире знают об этом.
Его ухмылка становится шире, когда он поднимается на ноги и плюхается на подушку рядом со мной.
— У меня есть идея.
Я драматично закатываю глаза.
— О, нет, начинается.
Он прижимает руку к груди, притворяясь обиженным.
— Эй, не все мои идеи такие плохие.
Я фыркаю от смеха.
— Помнишь, как однажды ты подумал, что было бы суперкруто, если бы я села к тебе на колени на этих ржавых качелях, потому что там было только одно место, а ты хотел, чтобы я качалась с тобой?! — Это было еще в седьмом классе, во время нашей мимолетной дружбы. Вспоминая то время, я понимаю, что делала много рискованных вещей благодаря Каю. По какой-то причине мне было трудно сказать ему «нет», даже когда его идеи кричали: «Опасность! Опасность! Ты можешь умереть!».
Он делает виноватое лицо.
— Да, возможно, это была не самая лучшая моя идея.
— Определенно нет. — Я изумленно смотрю на него. — Эта чертова штука сломалась, когда мы были в воздухе. Я чуть не сломала руку и не раздавила твои мужские причиндалы.
Он вздрагивает, его рука опускается на колени.
— Да, я слишком хорошо помню эту часть. — Он что-то обдумывает, прежде чем повернуться ко мне лицом. — Что, если я пообещаю, что эта идея не принесет тебе никакого физического вреда. Что единственное, что тебе будет угрожать, это слишком привязаться к своему сексуальному соседу.
— Какое отношение к этому имеет Оливер? — Я сдерживаю усмешку, когда говорю об одном из своих ближайших соседей.
Кай прищуривается, глядя на меня, затем нежно дергает за прядь моих длинных каштановых волос.
— Давай кое-что проясним. Единственный сексуальный сосед, который у тебя есть, — это я. Поняла?
Мне в голову приходит мысль о Кайлере Мейерсе, старшем брате Кая, в которого я была влюблена целую вечность. Я должна была быть с ним на свидании сегодня вечером — нашем первом свидании, если быть точной, — но мне пришлось его отменить, потому что я не могла перестать рыдать. Но я не сказала об этом Кайлеру. Я просто сказала ему, что кое-что произошло. Он был очень мил по этому поводу и пригласил меня на свидание в следующие выходные. Конечно, я ответила «да». Надеюсь, что к тому времени буду чувствовать себя лучше.
Не желая обсуждать это с Каем, так как Кайлер для него щекотливая тема, я драматически вздыхаю.
— Отлично, мой единственный сексуальный сосед, какая у тебя потрясающая идея?
Его глаза загораются.
— Я подумал, если бы ты переехала жить к своей бабушке, я мог бы подвозить тебя до школы и обратно.
Мое сердце тает, как теплый шоколад. Возможно, это самая милая вещь, которую парень когда-либо делал для меня. Ну, за исключением того момента, когда он опроверг весь этот слух о смирительной рубашке, который Ханна пыталась распространить обо мне.
— Ты сделаешь это для меня?
— Конечно. Это то, что друзья делают друг для друга, верно?
То, как он говорит «друзья», как будто это забавное слово, превращает меня в чрезмерно внимательную, читающую между строк слишком многое девушку. Почему это прозвучало так, будто он находит забавным, что мы друзья? Или, может быть, я просто переоцениваю это. Почему меня это волнует?
Гормоны, Иза, гормоны. Возьми себя в руки.
— Хотя я оценила твое предложение, я не уверена, что буду чувствовать себя комфортно при этом, — говорю я ему, хотя и не хочу отказываться от его предложения. — Я к тому, что тебе пришлось бы вставать примерно на час раньше, чем обычно.
— Час — не такая уж большая проблема, — настаивает он, беря пульт и выключая телевизор.
— Ты совсем не жаворонок, Кай. На днях ты сказал мне, что терпеть не можешь просыпаться раньше полудня. Что ты превращаешься в капризного монстра.
— Я не говорил «капризный монстр». Я сказал «придурок». И это только по выходным. По будням я встаю примерно в семь тридцать.
— Только когда ты вовремя идешь в школу. Ты обычно опаздываешь.
— Ну, я думаю, мне придется начать приходить вовремя. — Он небрежно пожимает плечами, делая вид, что это не имеет большого значения, хотя так оно и есть.
По крайней мере, для меня.
— Тебе действительно не нужно этого делать, — говорю я. Не хочу заставлять его проехать весь Саннивейл, чтобы забрать мою жалкую задницу и уложиться в график, когда он явно из тех парней, которые делают то, что хотят и когда хотят. — В любом случае, мне было бы полезно пойти в новую школу. Тогда мне придется завести друзей без потрясающего руководства единорога. — Я складываю ладони вместе и кланяюсь ему.
Он усмехается, качая головой.
— Это действительно не имеет значения. — Он сжимает мое колено. — Так что просто прими мое предложение.
Мое колено вздрагивает от его касания и я поспешно прочищаю горло, не зная, что ответить.
Хотя он продолжает называть нас друзьями, я не уверена, что наши отношения настолько просты. Да, мы с Каем друзья, но мы пьяными поцеловались один раз и чуть не поцеловались в другой раз. Хотя поцелуй был коротким, клянусь Богом, фейерверки и взрывы пронзили меня насквозь. Я чувствовала себя так, словно попала в один из этих дурацких романов. Однако, по словам Кая, он целует всех, когда пьян. Но потом он чуть не поцеловал меня в нашем старом убежище, в выдолбленном стволе дерева. И это было, когда он был совершенно трезв. Он не пытался придумать для этого оправдания. Мы просто притворяемся, что этого никогда не было.
— Итак, что ты скажешь? Пожалуйста, просто позволь мне быть твоим шофером, — просит он, возвращая меня к реальности.
Его пальцы все еще на моем колене, очерчивают нежные круги по моей коже, кончики его пальцев движутся выше по моему бедру к низу юбки. Я даже не уверена, что он осознает, что делает это. Наверное, мне следует пошевелить ногой, прежде чем он заберется выше, но я, кажется, не могу ни двигаться, ни дышать. Делать что угодно на самом деле, кроме как по-идиотски таращиться на его пальцы.
Заметив, куда я смотрю, он опускает взгляд на свою руку. Он смотрит секунду или две, прежде чем быстро отстраняется и кашляет в кулак.
— Извини, я…
Неловкое молчание повисает между нами.
Эм… Можно ли назвать его неловким?
Что немного странно, так как обычно Кай владеет ситуацией.
Моя кожа горит в месте прикосновения и я прочищаю горло.
— Не беспокойся.
— Кроме того, начать новый учебный год в выпускном классе — это полный отстой, — продолжает он, как ни в чем не бывало. — У каждого уже будет своя компания. Было бы лучше, если бы ты закончила здесь, а потом просто начала все сначала в колледже.
— Но ты уверен, что хочешь взять на себя такие обязательства?
— Я никогда ничего не говорю вслух, пока не буду на сто процентов уверен, что готов к этому.
— Хорошо. Я принимаю твое предложение быть моим водителем. — Унция веса спадает с моих плеч. Теперь, если бы я могла также просто избавиться от всего остального, жизнь была бы сплошным печеньем и ванильной глазурью. — Но ты же знаешь, что это значит, верно? Я буду командовать тобой постоянно.
Его глаза сужаются до щелочек, но это игривое движение.
— Я беру свои слова о водителе обратно. Как насчет того, чтобы просто друг помог другому другу.
О, ради всего святого, почему он все время говорит «друг»? Каждый раз, когда он это делает, я вспоминаю наш поцелуй и почти поцелуй, чего не делают друзья.
— Почему ты краснеешь, Иза? — В его глазах искрится веселье.
— Ничего подобного. — Я опускаю голову, тянусь за стопкой DVD-дисков на полу и прячу румянец. — Мы можем посмотреть еще один фильм, прежде чем я разберусь с этим переездом? Мне нужно подумать о том, что я собираюсь сказать всем.
Его взгляд практически прожигает дыру в моей голове.
— Если ты этого хочешь.
Я киваю, беру DVD-диски и выпрямляюсь.
— Я не хочу возвращаться в свой дом. Мне немного страшно.
— Я не виню тебя. — Он бросает напряженный, я-пытаюсь-прожечь-дыру-в-твоей-голове-так-чтобы-я-мог-прочитать-твои-мысли взгляд, смотрит на меня достаточно долго, чтобы я начала нервничать. Это глоток свежего воздуха, когда он, наконец, отводит взгляд, выхватывая DVD-диски из моей руки. — Какой из них будем смотреть?
— Я позволю тебе выбрать, так как ты позволил мне выбрать предыдущий.
Он перебирает DVD-диски и заканчивает тем, что выбирает «28 дней спустя».
— Ты действительно хочешь посмотреть еще один фильм о зомби? — спрашиваю я, когда он встает, чтобы вставить DVD в плеер.
Он вставляет диск внутрь.
— Конечно. Зомби — это круто.
Моя грудь снова сжимается, но по-другому, более приветливо.
— Кай…
— Да? — Он возится с кнопками на DVD-плеере.
Мое сердце бешено колотится.
— Спасибо, что позаботился обо мне сегодня.
— В этом нет ничего особенного. — Он пожимает плечами, но, клянусь Богом, я слышу улыбку в его голосе. Он нажимает кнопку воспроизведения, затем возвращается на диван. — Конечно, это своего рода заноза в заднице, заботиться о твоей зависимости от сахара и зомби. — Он садится рядом со мной и игриво толкает меня плечом. — В какой-то момент обстановка стала довольно напряженной. Я боялся, что ты превратишься в Гремлина и откусишь мне руку, если я не позволю тебе добавить карамельки в попкорн, но, думаю, я хорошо разрядил ситуацию.
— Вместе они вкуснее, — протестую я. — От жары они становятся таятельными, липкими и вкусными.
— Таятельными, да? — Он опускает руку на спинку дивана и кладет ладонь мне за спину. — Это звучит как слово, которому место в Невероятном словаре Изабеллы.
Улыбаясь, я тянусь за миской с попкорном, стоящей на столике рядом со мной. Я кладу ее на колени и запихиваю пригоршню в рот, когда начинается фильм.
Но примерно через пять минут мои мысли начинают витать где-то в другом месте, и это впервые у меня во время просмотра фильма о зомби. Но я позволяю своему временному помешательству сойти на нет, так как у меня много чего на уме.
Я хочу верить, что моя мама не умерла, что то, что сказала мне Линн, было ее больным, извращенным способом поиздеваться надо мной. Но даже если моя настоящая мама не умерла, я беспокоюсь о том, почему все думают, что она такой ужасный человек. Что она могла сделать, чтобы они так говорили? Что случилось четырнадцать лет назад, когда я оставила жизнь, в которой выросла, и переехала жить к своему отцу, Злой Ведьме из дома Андерсов, и ее Злобной дочери?
Внезапно Кай застывает рядом со мной. Мне кажется, он сходит с ума от кровавой сцены на экране, пока я не замечаю, что он смотрит в угол комнаты. Единственное, что там есть, — это миниатюрный гном, так что, если только у Кая внезапно не развился страх перед маленькими существами с глазами-бусинками, я предполагаю, что он переживает из-за чего-то другого.
— Все в порядке? — спрашиваю я его.
Он моргает, глядя на меня.
— М?
— Ты был в отключке. — Я пытаюсь понять его настроение, но иногда Кай бывает таким загадочным. — Мы можем не смотреть, если тебе скучно. — Я начинаю вставать, но он кладет руку мне на ногу, заставляя оставаться на месте.
— Расслабься. Я сказал, что хочу посмотреть фильм, и я это и имел в виду. — Он отпускает меня из своих объятий только тогда, когда я расслабляюсь. — А теперь смотри фильм.
Я подчиняюсь, но десять минут спустя он снова погружается в свои мысли, выглядя крайне обеспокоенным. У Кая какие-то неприятности с парнем по имени Ти, и мне интересно, думает ли он сейчас об этом. Однако он не хочет сообщать подробности. Поверьте мне, я пыталась.
Не могу не думать о том, как несколько часов назад, обнимая меня перед своим домом, он поморщился, как будто ему больно. Когда я спросила его об этом, он пошутил, что мои крошечные ручки имеют крепкую хватку. Но, может, я причинила ему боль?
— Иза, пожалуйста, перестань на меня пялиться. — Его взгляд скользит по мне, и он прикусывает нижнюю губу. — У меня развивается комплекс.
— Я знаю, что это неправда. Никто никогда не заставит Эгоиста комплексовать, — парирую я, используя прозвище супергероя, которое дала ему сегодня ранее, пытаясь поднять ему настроение.
— Это неправда. — Он пристально смотрит мне в глаза. — У каждого супергероя есть криптонит.
— Ты хочешь сказать, то, как я смотрю на тебя и есть твой криптонит? — скептически спрашиваю я.
Он пожимает плечами, но ничего не говорит, снова отключаясь.
— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — не унимаюсь я.
Он кивает, затем встает и направляется к двери, как будто бежит от огня.
— Я пойду приготовлю еще немного попкорна. Сейчас вернусь.
Я смотрю на миску у себя на коленях, наполовину наполненную попкорном. Он явно хотел выйти из комнаты, но зачем? Что он скрывает от меня?