Звонок от мамы разрушает все мои наполеоновские планы по "завоеванию" рынка труда.
Она сообщает, что отцу плохо. У него снова приступ. Леночка, наверное, уже поседела за мои отгулы, но я не могу иначе. Здоровье отца для меня важнее всего.
Я мчу в родной город. На рейсовом автобусе это не так-то быстро. Два часа по кочкам и ухабам разбитой междугородней дороги. Оказывается, я отвыкла от не комфортности передвижения автобусом и частому отсутствию сидячих мест. Радим всегда возил меня к родителям на своей машине. Сейчас меня охватывает давно забытое чувство — ностальгия по студенческим временам, когда я, вот также, ездила домой на выходные.
Пока я еду, в груди не перестает трепетать беспокойство за моего самого близкого и родного человека. Вопреки мнению, что девочки мамины, я выросла папиной дочкой. Папа всегда лучше меня понимал. В спорах с мамой вставал на мою сторону. Мама считала, что дочь нужно воспитывать в строгости и держать в ежовых рукавицах, а папа всегда холил и лелеял, как нежный, всегда любимый цветочек.
На пороге меня встречает мама. Она делает знак "тише".
— Отец отдыхает, — предупреждает она, провожая в гостиную, — Боже, что ты сделала со своими волосами? — тут же атакуя вопросами.
Мама не могла не заметить смену моей прически. Пожимаю плечами. Мне так захотелось. Кручу головой, чтобы она оценила весь образ. До сих пор не могу привыкнуть к легкости, которая появилась после стрижки.
Мама округляет глаза, заметив окраску, качает головой. И снова шепотом:
— Марина! Почему мне звонит Анна Николаевна и сообщает, что Радим ушел из дома. Ты, что его выгнала?!
Мама как всегда. Строит самые невероятные догадки.
— Мама, конечно же, нет! Как ты могла так подумать?!
— Что происходит тогда? Почему вы не живете вместе, и почему Анна Николаевна говорит, что ты не хочешь возвращать Радима?
Ох, уж эта Анна Николаевна. Я вздыхаю. На плечи наваливается такая тяжкая безысходность. Теперь понятно, почему папе стало плохо. После таких новостей немудрено. Ведь он всегда переживал за меня.
— Мам, — я устало тру виски, — Он к другой ушел… И она беременна.
Мама садится со мной рядом на диван. Участливо сжимает ладонь.
— Беременность посторонней девки еще не повод отпускать мужа.
Они, что сговорились со свекровью?
— Мама! Услышь меня, пожалуйста. Он к любовнице ушел, у них семья.
Мама недовольно морщится.
Звук шаркающих шагов заставляет нас прерваться. Папа появляется в гостиной, спасая меня от дальнейших расспросов. Я кидаюсь к нему.
— Ну, папа, зачем ты встал, тебе нужен покой и лежать.
Он тяжело оседает в кресло у двери и вымученно улыбается. Сердце сжимается, когда я вижу, как ему это трудно дается.
— Да, проснулся, слышу голос твой, на радостях вот и подскочил. Давно ты в гости не приезжала, доченька. Соскучились мы.
Как меня умиляет, эта папина привычка. Он до сих пор говорит про них с мамой "мы". Мама уже хлопочет рядом с отцом.
Такая нежность заполняет сердце. Как возможно пронести свою любовь сквозь терни прожитых лет и выпавших на их долю испытаний?
Я помню папу до того, как его подкосила болезнь — бравым, крепким мужчиной, который катал меня на плечах. Рассказывал удивительные истории и кормил мороженым в нашем парке.
Счастливое, беззаботное детство, когда небо всегда было безоблачным, а проблемы легко решались, стоило только с ними прийти к папе. И дом у меня всегда ассоциируется с папиным заразительным смехом и маминой хмурой улыбкой, когда невозможно удержаться от отеческих шуток-прибауток.
— Как ты, папуль? — я по привычке глажу его руку, присаживаясь на подлокотник его кресла.
— Держусь пока. Прическу сменила, — улыбается папа, — мне нравится, тебе очень идет.
Как я люблю своего папу. Даже в тяжелые минуты он найдет добрые слова.
— Врачи сказали, нужно срочно обследоваться, — мама как всегда — сразу к делу.
— Ну, что ты, Верочка, — пытается урезонить ее папа.
— Но ты же знаешь, своего отца, он категорически отказывается. Хоть ты повлияй на него. Он же совершенно меня не слушает.
Еще одно беспокойство за родного человека в копилочку моих переживаний.
— Папуль, давай ты все-таки пройдешь все нужные процедуры, — говорю я мягким голосом и смотрю на папу укоряюще.
Он и сам уже все понимает. Перед дочкиными жалобными глазками он не может устоять. С тех пор как выросла, я стараюсь не пользоваться этим преимуществом. Но сейчас, другой случай, когда отец действует во вред себе, я не могу не воспользоваться всеми возможностями.
— Я ж, не против, дочка. Только они хотят, меня на свою больничную койку заманить. А это, уже другой разговор. Понимаешь?
Я обнимаю отца за шею, применяя "запрещенный" прием дожимая:
— Я все знаю, но и ты пойми, нам ты нужен здоровым и крепким. Как мы без тебя?
— Ну, хорошо, — сдается он.
— Нам уже сказали, готовить деньги, некоторые обследования платные. — сообщает мама.
— Сколько нужно, мам? — я смотрю на нее, в надежде.
Мама переводит взгляд на отца, поджимает губы, но все же отвечает.
— Конкретной цифры никто не называет. Мы рассчитывали на вашу с Радимом помощь.
Здесь, мне нечего ответить. Как опрометчиво я стерла все его сообщения. Стоит лишь, винить себя, за недальновидность.
— Про Радима я не знаю… Не могу до него дозвониться. — начинаю я неуверенно. — У нас еще долг по ипотеке висит.
— А он заходил тут, неделю назад, ни словом не обмолвился. Странно. — задумчиво говорит папа. — Обещался помочь.
Я вскидываю голову, неверяще глядя на папу:
— Радиму, вы, неделю назад сказали, а мне только сейчас?
— Мы же не знали, что вы не общаетесь, — оправдывается мама.
"Не общаетесь", так завуалировано мама сказала о нашем расставании.
— Ты могла бы тоже, нам помочь, ты нам дочь или не дочь?
— Мама, я работу сейчас ищу, на мою старую зарплату я даже платеж за ипотеку не могу погасить.
Мама, снова, недовольно отворачивается.
— Не переживай, дочка, если что Сашку попросим. Наладится все.
Сашка это папин брат. Если кто и может помочь, то это он.
Домой я возвращаюсь в раздрае, полном смятении чувств и беспокойстве. Так хотелось остаться еще немного рядом с отцом. Переживания за его здоровье, так и не отпускали. Но нужно выходить на работу, такую нежеланную, но такую необходимую, сейчас.