На кухне уже разложены по тарелкам ароматные блюда. Не гречка!
Мама похоже отказалась от этой крупы. Со вчерашнего дня ее не видно на нашей кухне. За что ей благодарна неимоверно. До сих пор желудок скручивает в спазме, когда вспоминаю ее запах.
Вот так, привычные тебе продукты оказываются неприемлемыми и попробуй докажи организму, что ты не еж и ты это обычно ешь.
— И как? Какой результат? — мама стоит в напряжении, даже про выкладываемую еду уже забыла.
— Положительный, — отвечаю, не видя смысла тянуть с ответом.
Стоя в ванной я много о чем успела надумать. И что это ошибка и тошнит меня просто так, вот просто не понравился этот сорт гречки, но отчетливый плюсик прекратил все мои сомнения. Плюсик это те же две полоски только скрещенные.
Насущный вопрос — что теперь делать, не покидает мои мысли. Я не планировала эту беременность, но когда я думаю о ребенке, во мне начинает откликаться необычное щемящее чувство нежности и заботы. Во мне зародилась и растет новая жизнь, маленький человечек, высвобождая древний инстинкт матери — защитить и обогреть.
Кладу руку на свой плоский, пока еще, живот. Боже мой, мне столько нужно теперь дать этому малышу, но прежде свою любовь. Я чувствую как она изливается из моего сердца, это безусловная, материнская любовь и нежность к своему чаду, своему маленькому, самому любимому, родному и ненаглядному чуду, что уже растет в моем чреве. Я смахиваю навернувшиеся слезы — это слезы радости. Да, я давно этого хотела и это чудо свершилось. Он теперь мой, этот малыш и у него будет все для его счастья!
— Надо сказать Радиму. — категоричный тон мамы мне не по душе. — Надеюсь ты не будешь утаивать от него ребенка? Или это не его? — подозрительно прищуривается она.
— Его, конечно, мама! Ты так говоришь, будто не я твоя дочь, а он твой сын!
— Успокойся, Марина. Я просто хотела уточнить. Мало ли, вы давно не живете вместе, всякое может случиться.
— Со мной не может, — бурчу я. Представить даже себе не могу что-то с другим.
— И даже не думай избавляться от ребенка! Как бы там ни было дальше, ребенка мы вырастим, поднимем на ноги.
Я в отчаянии прячу лицо в ладонях, так горько думать, что мама обо мне такого мнения, я даже и не думала об аборте, а она уже.
— Ну что ты, Мариночка, — чувствую мамины, мягкие объятия и поглаживания по спине. — я же это говорю не для того, чтобы ты расстроилась, а чтобы знала, что мы с папой всегда на твоей стороне, всегда поддержим и поможем всем, что в наших силах. Не нужно плакать.
— А я и не плачу, мама. Просто горько очень на душе, — выныриваю из своих ладоней.
— Ничего, это пройдет, наверно гормоны уже шалят.
Я поджимаю губы. Не говорить же, что это ее слова задели меня за больное и так расстроили.
— Нужно же теперь встать на учет, найти хорошего врача. У меня есть одна знакомая на примете, — начинает суетиться мама, заставляя и меня задуматься об этом вопросе. Теперь столько всего нужно продумать для малыша. В груди поднимается волна радости, чистой, незамутненной. У меня появился еще один смысл моей жизни, новый и самый главный.