Ее слова откликаются глухой болью в сердце. Так мучительно слышать это, когда я сама, совсем недавно, переживала примет ли Радим нашего малыша.
— Прости за мои слова. Тебе итак нелегко сейчас. Но зачем тебе мужчина, которому не нужен свой ребенок?
— Люблю его. — отвечает она просто и отворачивается к стенке.
Даже не нахожусь, что ответить. Трудно что-либо противопоставить этому аргументу. Даже страшно представить выбор между любимым и ребенком.
Медсестра заходит в палату шурша бумагой, отвлекая от тяжелых мыслей.
— Ну Красновская, счастливица, цветы тебе. — улыбается от души, показывая мне пышный букет крупных, садовых ромашек и голубых гипсофил, обернутых в крафтовую бумагу и перевязанных в тон голубой лентой с красивым бантом. — Кажется, кто-то ждет не дождется пацана. — хихикает она.
Букет действительно похож на любовно обернутый кулек с младенцем, только вместо малыша цветы. Я медленно выдыхаю, как хорошо, что это не красные герберы, а белые, чистые ромашки. Не уверена, что смогу после аварии без содрогания смотреть на алый их аналог. Лежащий Радим и рассыпанные красные цветы по дороге надолго осядут в памяти.
Вечером, после отбоя, Радим снова появляется на пороге палаты. Не знаю чем он подкупил медсестер, но они не мешают нам и не выгоняют его из палаты. Даже моя соседка Лида, с которой мы все же познакомились, решает уйти в столовую с девчонками из других палат, оставив нас наедине.
Как только она выскальзывает из палаты мы как-то сразу притягиваемся друг к другу. Точнее Радим подкатывает к кровати, зарывается пятерней в мои волосы и уже не отлипает. Если можно было бы лечь он бы уместился рядом, но на узкой больничной койке не находится места нам двоим.
Его губы безошибочно находят мои и несколько минут жадно поглощают голодным поцелуем, от которого у меня начинает кружится голова.
— Подумала? — хрипло шепчет он в губы.
Это был нечестный прием. После его поцелуев едва ли могу вспомнить, о чем я там должна была подумать, но на всякий случай киваю.
— Вот и отлично.
Он еще раз долго целует меня. Отстраняется смотря мне прямо в глаза, проводя по моим волосам рукой.
— Люблю тебя и всегда буду любить.
Его признание разливается теплом по сердцу, откликаясь радостью в груди и сладким послевкусием поцелуя. Только главные слова, ничего лишнего, в этом весь Радим.
Он хмурится, вытирает незаметно для меня появившиеся мокрые дорожки.
— Не надо, не плачь.
— Оно само, — оправдываюсь я, улыбаясь, — это от счастья.
Он зацеловывает, стирая губами дорожки счастья, отстраняется и шутливо интересуется:
— Я, конечно, понимаю, что не заслужил ответного признания, но все же хотелось бы.
Ну что еще можно ответить этому невозможному мужчине?
Только:
— Я тоже. — шепотом, чтобы не спугнуть счастье.