— Украла, — пожимаю плечами, озвучивая уже ставшую мне привычной версию.
— Угу. Я так и подумала, — качает головой Инна, затягивая пояс от пальто на талии.
Она уходит, больше не задавая никаких вопросов, а я еще несколько минут стою в прихожей, гипнотизируя закрывшуюся дверь взглядом и собираясь с мыслями. Будто блохи они скачут с места на место, мельтеша и окончательно запутывая меня.
— Ладно, — вздыхаю, шепча себе под нос. — Будем решать проблемы по мере их поступления.
И возвращаясь из прихожей, позволяю себе всего пару минут любования на чудо, которое осветило своими лучами мою квартиру. Всего пару минут, а потом громко хлопаю в ладоши, привлекая к себе внимание и произношу:
— Готов?
— К чему? — хлопает глазами дитя.
— Будем тебя отмывать, пока к нам тоже не заявился Мойдодыр, — произношу я и киваю на экран телевизора, где транслируют одноименный мультфильм.
8.2. Яна
«Сон мой — гостем непрошеным
В сердце тенью из прошлого,
Держат крепкие нити,
Мой ангел, мой хранитель.»
Валентина Бирюкова — Сон мой
Яна
— Мама! — истошный душераздирающий крик кромсает пустоту улиц. — Мама…
Вокруг ни души. Я бегу, не разбирая дороги, путаясь в подоле длинной ночной сорочки. Босые ступни скручивают судороги от холода, стоим мне угодить в очередную огромную лужу на асфальтном покрытии. Серый туман клубится под ногами, щупальцами пробираясь всё выше, опутывая меня будто бы в кокон.
— Мама!
— Саша! — мой вопль отчаянья эхом разносится по проспектам, отскакивает от стен, вонзаясь острым кинжалом прямиком в сердце. Где-то здесь мой сын. Он ищет меня, зовет, ждет. Я не могу его бросить. Не могу прекратить искать.
Туман уплотняется, а затем резко рассеивается. Вдалеке маячит одинокая фигура ребенка. И я бегу пуще прежнего, спотыкаясь, падая, раздирая колени в кровь. А не в силах подняться, продолжаю свой путь ползком и тяну руки к своему ребенку.
— Мама…
Но чем ближе я подбираюсь, тем отчетливее понимаю, что там в тумане стоит не мой сыночек.
— Тима?
Яркая вспышка заставляется зажмуриться, а когда я открываю глаза, понимаю, что стою посреди своей квартиры. Одинокая, сгорбленная, совершенно потерянная. Снова одна в хладной темницы, в которую сама себя и упекла навечно.
Просыпаюсь от собственного глухого крика в подушку вся в слезах. Подрываюсь на месте и спешу в свою спальню, чтобы увидеть мирно спящего ребенка и облегченно выдохнуть. Сон. Обычный плохой сон. Я же видела их миллионы, но впервые ощутила дикое желание забыть.
По-детски жмурюсь, будто это взаправду может помочь и, глядя в окно, под нос себе тихо шепчу:
— Куда ночь — туда и сон.
Самовнушение работает на ура. Тугая пружина где-то внутри меня наконец отпускает. Не до конца, но вполне достаточно для того, чтобы выровнять дыхание и найти для себя шаткое равновесие.
Я даже завариваю себе кофе и грея чашку в ладонях долгое время наблюдая в окно, как за верхушками крыш начинают неуверенно дребезжать первые солнечные лучи, и как с каждым сантиметром поднимающегося в высь солнца, они крепнут, расправляют невидимые крылья уверенности и освещают всё вокруг, бликами играя на стеклах окон.
Красиво…Когда я любовалась рассветом в последний раз? Кажется, в той далекой, прошлой жизни. Жизни, наполненной радостями, яркими красками, пустяковыми проблемами из которых порой я умело раздувала трагедии по меньшей мере мирового масштаба.
Глупая…До чего же глупая я когда-то была. Верила, что моя любовь спасет нас. Сможет перебороть любые сопротивления, сотворит чудо. А чуда так и не случилось…
Отворачиваюсь, задумчиво прикусывая нижнюю губу и обвожу взглядом помещение, уделив слишком пристальное внимание холодильнику и газовой поверхности.
Неведомая сила подталкивает в спину. И вот я уже отставляю чашку, достаю из холодильника нужные мне ингредиенты, благо базовую продуктовую корзину Инна тоже привезла и начинаю колдовать. Руки живут своей собственной жизнью. Что-то взбивают, смешивают, ставят сковороду на газ, раскаляют масло.
Я будто бы отпускаю внутренние вожжи, оставаясь свободным наблюдателям за сей кухонной вакханалией. И один за другим на тарелке начинают появляться оладьи с красивой равномерной золотистой корочкой, а дом наполняется неповторимым ароматом мучного изделия.
А когда стопочка становится более внушительной на кухне появляется заспанный Тимка. Босиком, взъерошенный и в пижаме на вырост, ворот которой то и дело сползает с щуплого плеча, он громко шлепает по ламинату, не переставая сладко зевать.
— Садись, будем завтракать, — приглашаю к столу, отыскав где-то на дальних кухонных полках початую баночку с липовым мёдом. — Чай или молоко?
— Молоко, — неуверенно тянет Тимка, взбираясь на стул.
Мы приступаем к еде в тишине. Я маленькими неспешными глоточками тяну свой порядком остывший кофе из-под тени ресниц наблюдая за Тимофеем. Он больше не набрасывается на еду, подобно голодному дикому волчонку. Жует долго, вдумчиво, но несомненно с таким большим аппетитом, что я давлю в себе невольную улыбку, боясь вновь спугнуть эту минуту своей мизерной, но такой необходимой мне победы.
А потом нашу маленькую идиллию разрушает дверной звонок.
Я дергаюсь, будто от пощечины. Подскакиваю на месте и стараясь не шуметь, на носочках, едва дыша, крадусь к входной двери, припав к глазку.
Прикрываю глаза всего на секунду, и перевожу дыхание. Очередное испытание, не так ли? Все же не может быть просто хорошо.
— Яна, — громкий набат ударов в дверь, заставляет сбросить оковы оцепенения.
Я не хочу его видеть, не хочу снова бредить свои старые раны, которые с таким трудом штопала.
Я думала, что отболит. Правда, думала. И сидя в салоне его автомобиля, я вдыхала его запах и знала, что достаточно лишь протянуть руку, чтобы прикоснуться к нему. Погладить сильную шею, почувствовать его пульс, зарыться пальцами в непослушные темные волосы. Знала и поэтому боялась выдать себя даже хриплым, едва различимым дыханием. Кусала губы и старательно отводила глаза, глядя в окно. Господи, прошло столько лет, а иммунитет к бывшему мужу у меня так и не выработался.
— Здравствуй, Сергей, — дверь я все же открываю, пытаясь унять дрожь в руках и в голосе. — Зачем ты приехал?
— Так сразу? Даже на порог не пустишь?
Царёв, как обычно, одет с иголочки. До блеска начищенные туфли, серая водолазка под горло, темные брюки по фигуре. Широкие плечи обтягивает черное двубортное пальто прямого кроя. Красивый, успешный, без пяти минут женатый, мужчина. По сути чужой для меня. Этакий инопланетный гость из другой галактики, которую мне и подавно больше не постичь.
Но сердце от его хриплого баритона отчего-то сжимается, пропускает удар, а потом вновь ускоряет свой бег. И я не знаю, как это предотвратить. Как заставить предательский орган молчать? Заткнуться! Вновь замкнуться в криогенной капсуле для вечного сна.
Я действительно не хочу его пускать в квартиру, но выбора особого у меня не остается. К тому же шлепающие осторожные шажки за спиной, указывали на то, что у нашего диалога появился маленький свидетель, при котором я не желала скандалить.