Когда мне удавалось поговорить с девчонками — это было счастье. Когда во дворе началась весна — это стало счастьем. Когда я видела в окно его — моим единственным смыслом жизни.
Я всерьёз думала о том, чтобы уйти из жизни, но что-то будто нашёптывало мне — это во сто крат хуже, чем то, что сделал со мной Патрик. И я терпела.
Я превратилась в заключённую.
Он развёлся со мной, я это узнала от Нины — она слышала разговоры. Он не желал обо мне говорить ни с кем — всегда нервничал, когда кто-то из клуба спрашивал обо мне. И потому я ещё осталась жить — ему не всё равно, а значит, нет равнодушия — это уже кое-что.
Пришло и ушло лето, за всеми вечеринками я жадно наблюдала из окна, и видела рядом с ним других женщин — молодых и красивых. Поэтому все подоконники в моей большой пустой комнате — залиты слезами.
Я была похожа на королеву из сказки, которую заколдовала злая фея и заперла в башне. И никто меня не спасал, никто не вызволял.
Осенью я сильно заболела, из памяти выпали недели. Меня обнаружили уже с сильнейшей пневмонией, девчонки забили тревогу, и я чуть не умерла. Тогда я впервые за девять месяцев увидела его рядом с собой.
Он зашёл в комнату, долго смотрел на моё худое, заострившееся лицо, больные, плавающие в жару, глаза, и в его взгляде я на доли секунды поймала боль.
После этого меня стали выводить гулять, я была очень слаба, долго выздоравливала, и просто сидела на лавочке, прикрыв глаза и закутавшись в куртку. Выводил меня Павел, когда был не нужен Стасу, иначе говоря, когда был свободен, а босс дома. Мы с ним поначалу не разговаривали, слишком большую пустоту он видел в моём взгляде. Но потом однажды вдруг сказал: — Не мучайся так. Он никого не любит кроме тебя.
Я вздохнула. Мне очень хотелось спросить, почему он так считает, тогда почему я здесь, но промолчала. Наверное, боялась услышать пустые предположения человека, который хотел просто успокоить.
Лучше помечтать. Оставить себе надежду на закуску, вернее, на долгий, очень долгий вечер. До сих пор для меня было загадкой, почему же так Вадим боялся меня, что пришлось устранить. Сама себе я казалась безобидной мошкой.
В день рождения Стаса в доме был большой праздник, Павел прямо с утра оказался занят, и я осталась сидеть в комнате безвылазно. Вечер затянулся, спать всё равно я бы не смогла, и поэтому сидела в кресле и читала роман современной американской писательницы о любви. Принесла мне его Лиля — романтик в душе. Горел только нижний свет, настольная лампа, я вечером его любила включать, так больше чувствовалась ночь. Меня частенько одолевала бессонница от безделья, и я засыпала только к утру.
В коридоре то и дело я слышала смех, один раз даже чьи-то причитания, но к моей двери никто давно уже не совался. Поначалу несколько раз во время вечеринок кто-то из парней подходил и зло шутил про то, чтобы я впустила их, и они развлекут меня, а то я, наверное, скучаю там одна. Но постепенно обо мне забыли. Абсолютно все.
Я наверняка задремала, потому что даже не услышала, как повернулся в замке ключ, как открылась дверь. Вдруг резко открыв глаза, я увидела перед собой Стаса в чёрных джинсах и с голой грудью. Я испугалась и чуть не закричала, попытавшись поджать под себя ноги.
Он встал на колени перед креслом, молча глядел на меня и неровно дышал.
— С днём рождения, — медленно произнесла я, сжав коленки.
Он положил горячие ладони мне на ноги и развёл их в стороны, устраиваясь между ними и расстёгивая ремень на джинсах одной рукой.
Я, как под гипнозом, смотрела ему в его бездонные глаза и пыталась определить, издевается ли он, пришёл надругаться или с миром. Но кроме страсти и чудовищного желания я ничего не разглядела.
— Не надо, — опомнилась я, когда мой халат он сорвал одним движением.
— Хочу тебя, — выдохнул он в мои волосы и сделал то, за чем пришёл.
Меня пронзила острая боль, я совсем не была готова и боялась его. Зажмуриваясь от неё и плача, отвернулась, держась руками за сильные плечи, вмиг покрывшиеся потом. Он был как безумный, действовал быстро, целенаправленно, обнимая меня и трогая изголодавшимися руками, стискивая волосы в ладонях и оттягивая их назад. Это было насилие, вот только разве может изнасиловать любимый человек? Это самое жестокое из насилий.
После этого он ушёл, загладив свою вину губами и руками, утолив и мою похоть после своей.
Ни слова мне не сказал, ни жеста не сделал, в котором бы я увидела прощение себе — только секс — безудержный и жестокий.
И так продолжалось несколько месяцев — раз или два в неделю он отмыкал своим ключом глухой ночью дверь и делал со мной всё, что хотел, а я не противилась, потому что это было бесполезно.
Я несколько раз пробовала с ним заговорить, плакала, умоляла простить, говорила снова и снова, что я ни на кого не работала, но он меня не слышал и не слушал — только моё тело. Как же мне было больно от этого, как тяжко. Я словно билась о дверь, а она не открывалась.
В мае я поняла, что со мной творится что-то странное, я снова заболела, и на этот раз, наверное, точно должна была умереть, потому что не могла и крошки взять в рот, похудела ещё больше, не могла встать с постели — сразу кружилась голова и рвало.
Лиля говорила, что надо вызвать врача, вдруг у меня что-то инфекционное, но Нина только покивала головой и принесла мне тест на беременность. Я сильно покраснела, ведь никому я не говорила, что меня посещает Стас с февраля.
Тест оказался положительным, и я испугалась вдвойне.
Он не верил мне, не слушал меня, возможно, и не любил— как же отнесётся к ребёнку?
Нет — я знаю. Он сделает со мной то же, что и Вадим с Кристиной.
Я зажмурилась от страха и зарыдала.
* * *
С девушек я взяла слово молчать, призналась, что ребёнок Стаса. Они лишний раз посочувствовали мне. Нина уверяла меня ни за что ему не говорить до поры до времени — заставит сделать аборт. Так я и сделала. Но этого не получилось. В один из вечеров, как раз на мой день рождения, Стас пришёл снова, а я сидела в ванной и обнимала унитаз — в канализацию уходил весь мой ужин, а это всё, что я отважилась поесть сегодня.
Он помог мне, умыл, положил на кровать, молча посидел возле меня и ушёл. На следующий вечер застал меня лежащей в кровати и плачущей. Мне было настолько плохо, что я не заметила, как он пришёл. Через минуту я снова побежала в туалет — сценарий повторился. Тогда он со мной впервые за это время заговорил: — Что с тобой происходит? Ты опять заболела?
Я отрицательно помотала головой, глотая слёзы, потом стала наоборот кивать.
— Немного, — стиснув зубы, произнесла я. — Отравилась чем-то.
— Это у тебя давно? Тогда это не отравление. Вызвать врача?
— Нет, уже почти прошло, — меня трясла мелкая дрожь от страха, что он может сделать с ребёнком, если узнает. Ведь насколько я помню, он всегда говорил, что дети ему не нужны.
Он стиснул мои дрожащие плечи и заглянул в глаза: — Температура? Почему ты дрожишь?
— Нет, нет, просто немного холодно от воды, я вся облилась, когда умывалась, — на самом деле у меня зуб на зуб не попадал.
— Завтра я пришлю врача, — убеждённо сказал он.
Наутро пришёл Мишин, внимательно меня осмотрел, расспросил о том, что я ела, какие симптомы, спросил о месячных, я сказала, что только что прошли, и ушёл. Я уже успокоилась, Стас вечером не пришёл, а меня и не тошнило в этот день. Зато утром следующего дня я всё время провела в ванной, сидела, обхватив колени руками возле унитаза, когда тошнота уходила. Мой завтрак стоял нетронутый на кофейном столике в комнате. И именно утром зашёл Стас. Он был в серой рубашке и чёрных брюках, весь надушенный, не то, что я, нечёсаное чучело в облаках собственной рвоты.
Он оторвал меня от пола, насильно умыл, вытер полотенцем, усадил в кресло, дал кружку с чаем, подождал, пока я выпью несколько глотков и коротко произнёс: — Что с тобой, говори, и не надо врать мне, как Мишину вчера.
Холод закрался мне в душу, мне показалось, что живот свернуло от страха, будто защищая крохотное дитя.
— Ты мне обещал, — вырвалось у меня первое, что пришло в голову, что всплыло в памяти. — Ты обещал, что не убьёшь меня, как Кристи.
Он часто заморгал, брови его, невероятно красивые глаза нахмурились и тут же разошлись в догадке.
Стас сел на второе кресло рядом с моим: — Сколько уже?
Губы мои опустились в горькую линию. Зачем же он ещё спрашивает, кроме как сделать мне аборт…
— Ты обещал, пожалуйста.
— Ты мне тоже много чего обещала и клялась любить, — зло закричал он, и я замолчала, закрыв глаза и вдавившись в кресло.
— Сколько?
— Два месяца, наверное, — тихо-тихо произнесла я, неосознанно сжимая кулаки на животе.
После обеда пришёл Мишин вместе со Стасом и встал в дверях.
— Мне надо тебя осмотреть, чтобы определить срок беременности. Я акушерство знаю. Не бойся, я ничего плохого не сделаю.
— Не надо ничего смотреть, всё хорошо.
— Нет, не хорошо. Беременным женщинам надо наблюдаться, а если у тебя сильный токсикоз, это вдвойне опасно, ацетон из твоей крови может отравить ребёнка, вызвать выкидыш.
Я стояла у окна, крепко сложив на груди руки.
— Аглая, не дури, надо посмотреть.
— Если хотите аборт, убивайте тогда сразу меня, я не дамся.
Стас прошёл в комнату и кинул длинный шарф на кресло, хмуро глядя на меня.
— Ультиматумы будешь ставить? А может, поставим вопрос об отцовстве?
Моё дыхание сбилось, я задержала его от тупой боли в груди и снова проглотила обиду. На это я ничего не сказала. Стоять у открытого окна вдруг стало холодно.
Вдруг в распахнутую дверь вошёл Вадим с белой тростью и золотым набалдашником на ней. Я никогда не видела его, так тяжело опирающегося на трость, всегда лёгкий, спортивный, занимался на тренажёрах наравне со Стасом, а тут…
— Что за шум, а драки нет? — беззаботно спросил он, но в его глазах совсем не было той расслабленности, что в голосе.
Мишин скромно молчал, держа свой чемодан с инструментами и необходимыми медикаментами. Стас взял в руки шарф и стал его складывать. Он был шёлковый, мне было интересно, зачем он ему, и я напряжённо наблюдала за его руками, чувствуя, как страх поднимается от живота к горлу в виде тошноты.
— Воспитываю бывшую жену, — наконец ответил Стас.
— А, она бунтует? Считает свою участь незаслуженной?
— И это тоже. Придётся поговорить с ней подальше отсюда, расставить точки над I, — стиснув зубы, произнёс Стас, с ненавистью глядя мне в глаза.
Я забыла, что нужно дышать, заворожено смотрела на него, перед глазами возникла пелена из слёз. Губы что-то хотели произнести, но не могли — голос мне отказал от горя. Сквозь этот белый плотный туман боли я слышала, как Вадим сказал: — Стас, ты только аккуратно, не оставляй трупов, вся эта грязь ни к чему сейчас. Тихо как-нибудь. Как я, — и, помолчав, добавил, — не могло же это нытьё о любви вечно продолжаться. У нас есть свои правила, по ним и надо играть. Ну и бабы же — дуры.
Стас перевёл взгляд на него и подошёл ко мне почти вплотную.
— А что всё-таки случилось? — любопытствовал и не уходил Вадим. — Неужели эта маленькая шпионка и шлюшка что-то вытворила? Вроде сидела тихо сколько… год? Больше?
— То же, что и твоя, — коротко бросил Стас. — Причём неизвестно от кого.
Вадим округлил глаза и расхохотался в голос.
— Оригинально, но уже было. А обязательно это делать самому?
— Ну не Свену же, — с видом шутника сказал Стас и жестоко улыбнулся. У меня от этой улыбки поползли по спине мурашки. Я всё смотрела и смотрела на шарф с возрастающим ужасом.
Вадим вновь рассмеялся: — Слишком мёртв для этого.
Пришлось моргнуть от переполнившихся слезами век. Значит, Свена убили, а Патрика? Почему девчонки ничего не говорили мне об этом? Не знали?
Вдруг Вадим решил подойти ко мне, встал недалеко и долго, изучающе смотрел.
— Выглядишь ты, честно сказать, не очень цветуще. Похожа на ту малолетку, которую чуть не поимел братец Антон. Кстати, неглупый малый. Но слишком ленивый, чтобы что-то делать. А ты оказалась предприимчивее, молодец. Деньги почуяла, — он кивал, брезгливо улыбаясь, — думала, будешь руководить Стасом и всеми, так?
— Вы людей судите по себе, везде ищете подвох и обман. — Я глубоко вздохнула: — Везде интриги. Всё это глупо, всё гораздо проще. Иногда просто бывает — люди любят друг друга. Вам не понять.
Он поднял брови и рассмеялся издевательски, долго, до слёз.
— Посмотрите на неё — жалкая сучка высказалась. Да что ты знаешь о жизни, девочка? Ты же наивна, как младенец. Твоя любовь — это пыль, придуманная твоими мозгами канареечными. Ты же совсем не знаешь его, ну ничего, сейчас узнаешь, как узнала твоя подруга Кристина, которая связалась с тобой, потому что видела в тебе себя. Глупую маленькую девочку, не смотрящую дальше своего носика. Принца из сказки им подавай. Ребёнка, семью и все атрибуты общества. Чушь, трата времени и сил на глупости. И ты возомнила, что он, — Вадим указал на Стаса, — человек с богатым опытом, влюбится в тебя, жалкую интриганку?
— Он любил меня, вам не понять. Но ответьте мне на один вопрос, — грубо перебила я, — почему вы придумали папку с документами, которые я якобы собрала для кого-то против вас? Неужели вы меня так боитесь, раз я жалкая девочка?
Вадим самодовольно улыбнулся: — Не надо было мне ничего придумывать, всё есть, как есть. Ты сама виновата. Надо было жить тихо по нашим правилам.
— Хватит, — поднял, наконец, руку Стас и завязал на моих руках шарф. — А ты не дёргайся, будет больнее. Пошли.
Он сильно стиснул предплечье моё и повёл из комнаты. Я пыталась успевать за ним, но он буквально тащил меня волоком со злобой и раздражением.
Меня вывели во двор, было пасмурно сегодня и прохладно, накрапывал дождь. Я почему-то подумала, что сейчас точно такая же погода, как и в тот вечер, когда я впервые увидела Стаса.
Он посадил меня в машину на заднее сиденье, сам сел рядом, вёл Павел. Они ни о чём не говорили, Мишин с нами не поехал.
Я сидела и глотала нервный ком в горле, хотела многое сказать, столько слов крутилось на языке, а не выдавила и звука. Меня колотило, бросало то в жар, то в холод.
Ехали мы долго, очень долго, у меня затекла спина от напряжённого сидения, но странное дело, не затошнило и не укачало. Просить остановиться не пришлось. Хотя не знаю, может быть, они убили бы меня там же. Часа через два пути машина остановилась. Я вцепилась ледяными пальцами в сиденье, опустив голову.
Стас снял шарф с рук и долго смотрел на меня. Я была напугана, челюсти свело от подступивших рыданий.
— Стас… не надо, — еле выдохнула я и повернулась к открывшему с моей стороны дверь Павлу.
Вышла. Мы оказались в каком-то маленьком городке на подъездной дорожке перед домом. Я думала, меня везут в глухой лес.
— Заходи, — кивнул Павел серьёзно.
Я прошла во двор, зябко поёжившись. Дождь усилился, небо повисло прямо над головой. Тогда острая догадка пронзила меня — здесь мне сделают криминальный аборт. Я буду сопротивляться, а меня свяжут… Господи!
Дом был большой, но не новый, в один этаж с красивой черепичной крышей бардового цвета. Рядом во дворе стояла летняя кухня поменьше дома, флигелёк, из которого вышла женщина лет пятидесяти в красном фартуке поверх спортивного костюма.
— Привезли? Хорошо. А она худая сильно, это ненормально. Должна хорошенько кушать, — первой заговорила женщина, разглядывая меня лучистыми синими глазами.
Я смотрела на неё исподлобья, обхватив себя руками.
— Здравствуйте. Укройте нас от дождя. Да и проголодались мы, — Стас обнял меня одной рукой, как в старые времена и провёл в дом.
Большие светлые комнаты, всё чисто, мебель простая, но хорошая, хотя и не новая. Меня посадили в столовой за стол и оставили одну. Я огляделась, ища признаки мерзких дел, которые творятся в этом доме — детоубийство на любом сроке.
Внезапно сзади появился Стас, наклонился и поцеловал меня в макушку. Сел напротив, сложил руки на столе и медленно произнёс: — Сейчас я попрошу тебя выслушать меня и понять. Я буду говорить долго. Но теперь у тебя очень много будет свободного времени, потому что с этого момента ты мертва. Для Вадима. И всё это был сыгранный мною спектакль, начиная с того дня, как тебя изнасиловали подонки Патрик и Свен. С того дня, как Вадим пришёл ко мне и потребовал твоей головы взамен на информацию, которую он собрал о тебе, якобы шпионке. Мне пришлось делать тебе больно, чтобы сохранить тебе жизнь, а согласно статусу я должен был убрать тебя. Если уж Вадим уверен в твоей лживости. Я сделал по-своему, запер тебя, отверг публично, он был удовлетворён. Но я не выдержал. Я сам сломался, пришёл к тебе и еле сдержался, чтобы обо всём не рассказать. Сконцентрировался на сексе — так было легче играть свою роль, даже ты не должна была ни о чём подозревать. Ты не знаешь Вадима. Он мог бы заподозрить, если бы мы виделись или ты не достаточно бы переживала. Он наблюдал за тобой, это точно. Я оступился в своей игре, ты забеременела, но это было бы прекрасно при других обстоятельствах. Теперь мне придётся тебя спрятать и продолжить игру, пока я не завершу её. Для Вадима я убил тебя.
Он замолчал и просто смотрел на меня. А я вдруг ощутила сильное головокружение и вцепилась в стол, зажмурившись. Стас вмиг оказался возле меня, подхватил на руки и отнёс в глубину дома, уложив на пышную широкую постель.
— Всё-таки тебя должен осмотреть доктор. Елена Максимовна в прошлом акушер-гинеколог, я её специально нанял. Она будет ухаживать за тобой, контролировать и жить здесь.
Я чуть улыбнулась: — А я думала, она мне сделает криминальный аборт.
Он хмыкнул: — Значит, я немного переиграл, что ты так напугалась.
— Я не верю, мне было так страшно, так больно. Я полтора года жила в кошмаре, — сумела спокойно сказать я и разрыдалась в голос. Будто с этими слезами уходили и все мои несчастья, горе и одиночество.
Через несколько часов он уехал, оставив меня со спокойной душой с Еленой Максимовной в тихом местечке. Завтра к нам должен был ещё переехать и наш охранник — Михаил, который бы с нами жил постоянно.
Врач осмотрела меня и сказала, что срок приблизительно девять-десять недель, но нужно УЗИ обследования, чем мы на неделе и займёмся. По документам я теперь была Алёна Викторовна Поплавская. Так меня все и называли. Аглая ушло в прошлоё. Надеюсь, не навсегда.
После того, как мы пообедали все вместе — я, Стас, Павел и Елена Максимовна, а я действительно с удовольствием ела впервые за долгое время, мы со Стасом лежали на той самой пышной кровати в моей теперь комнате и долго разговаривали.
Конечно, мне было не по себе оттого, что Стас теперь рядом со мной, снова любящий и нежный. Это было похоже на странные нереальные превращения, я не могла ещё свыкнуться с этой мыслью. Я поймала себя на мысли, что вся напряжена, натянута, как тетива, словно опять ожидала подвоха. Не зло ли он шутит таким образом, не окажется ли это моим сладким сном, а я снова проснусь в той гулкой холодной комнате в правом крыле третьего этажа и буду одна много-много дней, и ничего не изменится, пока он не придёт и не убьёт меня.
Это были безумные мысли, я говорила и говорила о них, не могла их выносить сама. Нужно было освободиться, нужно было, чтобы Стас успокоил меня.
Он молча обнимал, прижимал к себе, целовал мои воспалённые от слёз глаза, пока я не затихла в его руках и не уснула. Но перед этим я задала очень интересующий меня вопрос — почему Вадим так поступил со мной, к чему эта папка, изнасилование? (Стас был уверен, это не только личное желание Патрика, без поддержки Вадима он бы никогда на такое не пошёл.) Зачем эти шаги по моему уничтожению, если он видел — Стас счастлив со мной.
— Я не судья, Аглая. Люди бывают разные, и я думаю, что я для Вадима почти как сын, существо, которое он вытащил из грязи много лет назад, которое он создал по своему образу и подобию. И он теперь хочет, чтобы я поступал так, как мечтается ему. У меня нет своей жизни, разве ты не заметила? Он решает, что мне делать и даже с кем жить.
— Дело в Виолетте? — спросила я нетерпеливо.
— Не только, и это тоже. Ты только одна пешка, как и бедная Кристина, которая и правда его любила. Понимаешь меня? Он пытается руководить моей жизнью.
— Не только твоей, с Кристиной было то же.
Стас согласно закивал, и моя голова задвигалась, лежа у него на груди: — И что ты собираешься делать?
— Есть мысли, но нужно ждать удобного момента. Не знаю, сколько придётся ждать. Но в последнее время Вадим сдал, ты заметила?
— Ты будешь ждать его смерти? Он ещё лет пятьдесят проживёт, — вырвалось у меня. Я ничего не имела в виду, но… Стас хитро улыбнулся этой своей жестокой улыбкой, стало неуютно: — А что ты предлагаешь? Убрать его?
Я испугалась своих слов и порывисто закачала головой: — Нет, а… как-то разоблачить, подставить, его же методами.
— Слишком ты умная для девчонки, которая школу бросила, — засмеялся Стас, и у меня от души отлегло.
Он мне так и не признался, а просто занялся со мной любовью.
* * *
Дни текли медленно в новой обстановке, тяжело было привыкнуть, что я уже совсем в другом доме, окружают другие люди, а Стас далеко, и часто приезжать не обещал.
Я много читала, готовить не приходилось, хотя я напрашивалась помочь в чём-нибудь на кухне Елене Максимовне. Миша оказался весёлым парнем и постоянно меня развлекал, рассказывал анекдоты, которых нахватался за службу по контракту в армии. Ему было тридцать, говорил, что в сорок женится. Может быть.
Я быстро стала раздаваться, и к следующему приезду Стаса продемонстрировала явный животик. Он пробыл у нас два дня, и был всё время мрачный, мало разговаривал, только оставшись со мной один судорожно обнимал и вздыхал. Ничего не вытянув из него, я старалась загрузить его своей информацией, говоря без умолку. Рассказывала, как я провожу время, что читаю и как люблю ходить мимо детских магазинов и детских площадок, где много молодых мам с детками. Как я им завидую, у них уже благополучно завершилась беременность, и родился малыш — сильный и здоровый.
У меня было ощущение, что я не могу пробиться сквозь этот полог депрессии Стаса. Он явно был чем-то расстроен, но не говорил, чем.
Только через два месяца он смог вырваться ко мне под видом другой поездки, боялся, что обман станет явным, где он бывает и что делает — не должна знать ни одна душа, а особенно Вадим.
На этот раз дело обстояло лучше, но всё равно Стаса трудно было расслабить, он был Королём, за плечами которого всё время стоял экс-король, всё ещё жаждущий власти.
Однако всё было ещё сложнее, об этом Стас проговорился однажды и тут же клял себя — не хотел, чтобы я расстраивалась и думала о чём-то. Виолетта вернулась в страну и откровенно отравляла ему жизнь, предлагая ему себя в качестве Королевы. Кого была это инициатива догадываться не надо, тот был доволен положением вещей.
Стас признался, что не знает, когда в следующий раз приедет, он чувствовал себя бедным мужем, встречавшимся с любовницей и так и ждущим, что его застукают. Мне же пообещал, что с Виолеттой у него ничего не будет, как и ни с кем, пусть Вадим хоть лопнет.
— У Вадима могут возникнуть подозрения, почему ты ни с кем не встречаешься или хотя бы не спишь. Или — спишь? — пытала его я. Мне было больно знать правду, но я должна была.
Стас сидел на моей постели, обхватив голову руками: — Прошу тебя, малышка, я скоро сойду с ума, так мне тяжело. Нет, я ни с кем не сплю, не спал, как женился на тебе.
— Мы разведены.
— Нет, это фарс…
Я удивилась
— Я играю вот уже несколько лет такую комедию, что как бы она не оказалась трагедией. Я на пределе. Если бы ты знала, чего мне стоит в вечеринку так напоить девушку, чтобы она и не вспомнила, было у нас что или не было. А просто просыпалась, одевалась и уходила. А Виолетта? Но долго так продолжаться не может, а я никак не могу…, - он прикусил язык и больше ничего не сказал.
Я ощутила чувство вины. Как я могу не доверять ему, когда так тяжело?
— Прости меня и мои глупые подозрения. Я очень люблю тебя. Иди лучше потрогай, как толкается твоя дочь.
Он поднял голову, его лицо разгладилось впервые за последнее время и просветлело: — Дочь? А откуда ты знаешь?
— На УЗИ сказали. Ты хотел сына?
Он пожал плечами: — Нет, просто уже знать — это необычное ощущение.
Он приложил ухо к животу, я откинулась назад, опираясь на руки и выпячивая довольно большой живот вперёд. И в этот момент изнутри малышка постучала папе по уху. Стас вздрогнул и улыбнулся, расслабившись.
* * *
До родов оставались считанные дни, и Стас примчался как в агонии. На своём мотоцикле, сам. Вошёл в дом взъерошенный, постоянно озиравшийся по сторонам, нервный. Я сразу ощутила, что что-то произошло, от него чувствовались сильные эмоции и страх. В глазах любимого я прочла страх.
— Привет, ты вовремя, скоро мы родимся, совсем скоро.
Он попытался улыбнуться, хотел крепко обнять, но не смог близко подойти ко мне из-за нашей дочери. Было начало декабря, стояли холода, и я жила в каждодневном ожидании, изводившим и меня, и всех домочадцев.
Стас сел на постель и на одном дыхании произнёс: — Всё, я должен лететь за границу, теперь я официально мёртв, меня нет в списках выживших.
— Выживших? — переспросила я, чувствуя, как на меня опять накатывает знакомая волна боли в груди — он снова уезжает, а я остаюсь.
— Произошёл пожар у нас в доме во время вечеринки, много человек погибло, были все пьяны. В том числе и Вадим, — Стас посмотрел прямо мне в глаза долгим взглядом.
Я поняла, что пожар пришлось подстроить специально. Я подняла одну бровь в немом вопросе.
— Нет, пожара я не делал. Всё произошло случайно. Но Вадиму не повезло, он не смог выйти из своей комнаты, у него как раз случился сердечный приступ. Дом сгорел почти дотла.
Я смотрела на мужа, пытаясь определить, где правда, а где вымысел: — А Виолетта?
— Улетела в Париж.
— Марина, девчонки — прислуга?
— Живы и здоровы, — твёрдо сказал он, порывисто вставая, шагая по комнате. — Несколько дней я поживу здесь, а потом уеду. Ты приедешь с ребёнком позже, как только можно будет её везти…
… В следующий раз я увидела Стаса в аэропорту Нью-Йорка через два года. Он сменил причёску, теперь его тёмные волосы ложились на плечи, отрастил короткую бородку и усы. Серые глаза стали ещё глубже и напряжённее. Он нежно поцеловал меня в губы и взял на руки насторожившуюся Анжелику. Она широко распахнула свои серые глазки на отца и разглядывала его.
— Я надеюсь, ты не приехал, чтобы сообщить нам, что ты передумал, — улыбнулась я.
— Передумал?
— Ну, семья, ответственность, тяжело. Здесь у тебя новая жизнь, — я шла рядом с ним, запахивая тёплое пальто, и чувствовала его взгляд на своём лице.
— Аглая, новая жизнь у меня началась, когда я встретил тебя, — неожиданно сказал он и замолчал. Я знала, что он не из тех мужчин, которые много выражают свои эмоции и мысли.
— И ещё вот она — новая жизнь. Получилась от нас. Красивая девочка, — с удовольствием отметил он и поцеловал маленькую ручку дочери. — Принцесса.
— Конечно, отец же у неё — Король дорог.
Он выразительно посмотрел на меня и засмеялся.
Больше книг на сайте - Knigoed.net