Офицер. Как? Теленочек? Что есть такое "теленочек"? А-а, маленький корова?!!
Михайла. Во-во... Уж тогда, я думаю, вам не одну, а десять этих Дунек сразу приведут.
Офицер. Да? О, это идэе... (Пишет.) "Живой корова и плюс живой маленький теленок"... Так. Дальше... "Тот же, кто иметь будет содействоват партизан, укрывать их в своем доме или способствовать их побегу или не-на-хож-дению - того германская армия будет безжалостно наказать, он сам, а также его семья - отец, мать и маленький дети - будут полючать смертный казнь через повешение". (Кончил читать.) А?
Михайла (мрачно). Н-да.
Пока офицер читал, Дуня выглядывала с печи. В руке у нее
блеснул револьвер, но, по-видимому, она не решилась
выстрелить. Офицер кончил читать, и она снова
спряталась.
Марья (ставит на стол самовар). Нате, хлебайте.
Офицер (весело). Так. Ну, хорошо. Теперь я буду хлебать чай, а затем буду немножко спать.
Михайла. Так где же вам, ваше благородие, спать-то устраивать? Знаете, вижу я, что хороший вы человек, - ложитесь-ка вы на нашу постель, а мы со старухой - на печь.
Офицер. А?
Марья. Правильно. Ведь, вы знаете, господин, у нас на печке-то... это самое...
Офицер. Что?
Марья. Тараканов много.
Офицер. Как ты сказать? Таракани? Что есть такое "таракан"? А-а, маленький клёп! Э, глюпости!.. У немецкий зольдат много свой есть - и клёп, и вошка, и блёшка... (Пьет чай. Михайле.) Принеси мне... как это называется? Много-много солёма!
Михайла. Чего принести?
Марья. Соломы, говорит, принеси.
Михайла. А, соломы... (Мрачно.) Ну что ж, соломы - это можно. (Уходит.)
Офицер кончает пить чай, встает, потягивается, снимает
мундир, кладет на стол пистолет, потом садится и
начинает стягивать сапоги. Марья, скрестив на груди
руки, стоит у печи, смотрит на него.
Марья (подходит к офицеру, оглядывается). Послушай... ты... как тебя... ваше преподобие. Чего я тебе скажу. Это вы насчет коровы-то - сурьезно или как?
Офицер. Что? Корова? О, да, да. Это серьезно. (Поспешно натягивает сапог, поднимается.) А что? Ты знать что-нибудь?
Марья. И... и теленочек, значит?
Офицер. Да, да. И теленочек. И один тысяча... Даже два тысяча рублей. Ты знаешь, да, где иметь быть Еудокия Огарёва?
Марья (подумав, кивнула). Знаю.
Офицер (напяливает мундир). Ну!
С огромной охапкой соломы появляется Михайла.
Марья (приложив палец к губам). Тс-с-с. (Делает офицеру знак молчать.)
Михайла, став на приступку, бросает на печь солому.
Марья и офицер наблюдают за ним.
Он уминает солому, потом спускается вниз и тяжело
вздыхает.
Михайла. Ох-хо-хо!
Офицер. Слюшай... ты! Ходи, принеси еще солёма! Больше солёма! Это очень мало.
Михайла. Солому-то, ваше благородие, всю снегом замело.
Офицер. А-а... (Нетерпеливо.) Ну, бистро!
Михайла. Ладно, принесу... (Вздыхает.) Ох-хо-хо! (Уходит.)
Офицер (к Марье). Ну?
Марья. Уж и не знаю, как... О господи!..
Офицер (стучит кулаком по столу). Ну, говорить! Бистро! Я слушать тебя. Где она?
Марья. Тут она... близко.
Офицер. Где?
Марья. Тут, одним словом... в одном доме... около колодца.
Офицер. Как?
Марья. Говорю, тут они, партизаны-то, по ночам собираются в одном доме. Слыхала, будто и Дуня там тоже бывает. Идем, одевайся, я тебе покажу.
Офицер (набрасывает на плечи шинель). Как ты сказать? У колёдца?