Я прислушиваюсь к каждому звуку, разносящемуся по дому. Мама уже, наверно, спит. Она ложится рано, чтобы высыпаться и чувствовать себя бодро, а отец… Это мой самый страшный сон. Он может до самой ночи засиживаться в своем кабинете работая. И если он меня заметит, то мне не жить.
Осторожно ступая ногами по ковру, тихо открываю окно и выглядываю наружу. Мне нужно всего лишь спуститься со второго этажа и перелезть через забор. Я делала так не раз, но в последнее время мои ночные вылазки предотвращает любящий папочка. Он против наших отношений со Львом и настоятельно рекомендует мне прислушаться к его совету. Но как я могу последовать его совету, если люблю Льва?
Тихо, затаив дыхание, перелезаю через подоконник, держась руками за окно. Ступаю на крышу террасы, которая славу богу не скрипит. Прикрываю окно, создавая вид, что приподняла его лишь для того, чтобы поступал свежий воздух. На улице хорошо — теплый август, переходящий в столь же теплый сентябрь, по крайней мере, так нам обещают по новостям. На мне надет спортивный комплект черного цвета, а кроссовки с перевязанными шнурками я вешаю на шею, чтобы легче было спускаться. Подхожу к правому краю крыши террасы и спускаюсь по деревянной штуке, на которой красуются листья винограда. Оказавшись на земле, присматриваюсь и, выдохнув, радуюсь тому факту, что никакой охраны пока нет. Раз в час они обходят территорию, и, как я заметила, до следующего обхода оставалось минут двадцать. У меня предостаточно времени, чтобы сбежать. А по возвращении домой уже буду смотреть по ситуации.
Я специально не надеваю обувь, чтобы не задерживаться и, ступая ногами по мягкому газону, быстро подбегаю к бане, сзади которой можно отлично и без особых проблем перепрыгнуть через забор. Еще раз оглядываюсь на шорох, который слышится позади меня. “Никого”, — думаю про себя и карабкаюсь на забор, упираясь ногами о стену бани. Залезаю на забор и чувствую, как крепкая мужская рука держит меня за ногу.
— Пусти! — шиплю на него, дергаясь.
— Увы, Ева, Вас приказано доставить вашему отцу!
— Нет! — извиваюсь я и, чуть ли не сорвавшись, попадаю в крепкие руки охранника, который бережно снимает меня с забора.
Еще бы! Если хотя бы один волосок упадет с моей головы, мой отец убьет их, хоть это и в переносном смысле.
— Пожалуйста, Матвей! — перехожу на жалобный тон. — Пусти меня! — мужская рука крепко удерживает меня за запястье, так, что я морщусь от силы давления. — Я ничего не скажу отцу, честно-честно! Мне всего-то на часик нужно отлучиться…
Но тот молчит. Молчит как рыба в воде, совершенно не реагируя на мои слова, и тащит меня по-мягкому.
— Матвей, ну прошу тебя! Я последний раз такое делаю, — взмолилась я, как только мы подходим к главному входу. — Ну прошу тебя! — чуть ли не плача молю его, но все тщетно.
Охранник Матвей уже один раз получил за то, что не поймал меня, и это отразилось на его зарплате. Правда, недолго отец злился, мне пришлось убеждать его, что тот не виноват. Матвей был единственным более-менее разговорчивым охранником, лишь потому, что ему было велено присматривать за мной. Все остальные — будто бы воды в рот набрали: молчаливые, серьезные, грозные…
Мы входим в дом, и мужчина ведет меня в кабинет отца, расположенный в противоположном крыле дома.
— Матвей, ну пока не поздно, пожалуйста!
— Нет, — еще сильней сжимая моё запястье, тащит к отцу.
Я пропала. Просто пропала.
— А-а-а-а, — кричу я в полный голос.
От неожиданности Матвей разжимает руку, и мне удается вырваться. Но недолго я радуюсь побегу. Пока оглядываюсь назад, врезаюсь в чью-то крепкую грудь. Передо мной стоит отец, который даже не отшатнулся от моего удара, тогда как я приземляюсь прямо на пятую точку.
— Папа? — удивлённый, неровный стон срывается с моих губ.
— И тебе добрый вечер, дочка! — отзывается тот и бросает охраннику: — Дальше я сам, Матвей, спасибо.
Охранник стремительно покидает коридор, в котором мы находимся, но вдогонку получает распоряжение отца:
— Будь рядом, ты еще пригодишься.
— Так точно, — отвечает тот и скрывается за поворотом, видимо, давая возможность нам поговорить наедине.
— Вставай, Ева, — отец протягивает руку и я, облокотившись на нее, поднимаюсь на ноги. — Пойдем в мой кабинет.
— Пап, я…
— Замолчи, — сухо говорит он. — Молча пошла в мой кабинет.
Мне ничего не остается, как дойти до его кабинета, содрогаясь от тяжелых шагов позади, открыть дверь, дождаться, пока отец демонстративно обходит меня и свой большой стол, а следом садится за него.
— Ева, — начинает он слишком строгим тоном. — Мы же уже говорили с тобой на эту тему…
— Да, отец, — выдавливаю из себя. — Говорили, и что?
— Мне не нравится, что ты вот так вот безрассудно сбегаешь из дома ради какого-то мальчугана.
— Он не какой-то мальчуган, — возражаю ему, но отец и бровью не ведет. Он лишь складывает руки в треугольник и внимательно смотрит на меня. — Он мой парень!
— Как появился, так и исчезнет.
— Не тебе учить меня, как жить!
— О-хо-хо, — смеется он, показывая мелкие морщинки от улыбки на лице. — Раз ты такая взрослая, значит, пора выдать тебя замуж.
— Это еще с какой кстати? — сложив руки на груди, я злюсь на своего отца.
— Потому что я не хочу, чтобы тебе разбили сердце и ты угробила время на неперспективного курьера!
— Отец! — шипя на папу, не могу поверить в его слова. — Я не игрушка и давно выросла, чтобы беспрекословно подчиняться каждому твоему приказу!
— И деньги тоже зарабатываешь сама?
— Если будет нужно, то да, — развернувшись к выходу, кидаю через плечо, — и их буду сама зарабатывать.
Дергаю ручку двери, но та не поддается. “Что с ней такое?” — мелькает в голове мысль.
— Ты пойми, солнышко, — начинает ласково говорить отец. — Я делаю это лишь из добрых побуждений…
— Ты пытаешься контролировать мою жизнь, будто бы я маленький ребенок! — кричу в ответ. — А я давно выросла, отец! Я уже не тот папин ангелочек, что нуждался в смене памперсов!
— Ошибаешься, солнышко, — настойчиво продолжает отец. — Но раз ты считаешь себя взрослой, то через неделю выходишь замуж.
— Что? Нет! — протестую я. — Ты не посмеешь!
— Разговор окончен, — размашистым шагом отец подходит к двери и кричит через нее: — сопроводите юную Еву в её комнату.
— Что?! Да как ты смеешь! Я не маленькая!!! Пустите!!!
— Ты под домашним арестом, дорогая, — на лице отца не дрогнул и мускул, пока охрана подхватывает меня под руки. — До тех пор, пока не выйдешь замуж!
— Это абсурд! — не прекращая сопротивляться, пытаюсь вырваться из крепких рук двух амбалов. — Отец! ОТЕЦ!
Но мужчина совершенно не слушает меня. Он будто пропускает все слова мимо ушей. Лишь целеустремленно разворачивается и направляется обратно к своему столу. А меня волокут как последнюю проказницу-негодяйку в сторону комнаты.
— А ну, пустите! — извиваюсь в крепких мужских руках. — Матвей! Прошу тебя!
Но мой давний товарищ лишь с грустью на меня, и практически на пороге комнаты он беззвучно роняет:
— Прости.
Толстая массивная белая дверь закрывается перед моим носом. Я кидаюсь к окну и, взглянув вниз, обнаруживаю трех человек, которые наблюдают за мной.
— Просто супер! — тягучий ком обиды спускается по горлу, как груз переживаний и предвестник чего-то по-настоящему ужасного.
Я кидаюсь на кровать, заваливаясь на живот и набрая номер Льва, переворачиваюсь на спину, слушая гудки, монотонные, тяжелые, долгие. Я не понимаю, почему он не отвечает мне…
Но практически в тот момент, когда я уже собираюсь положить трубку, слышу:
— Алло?!
— Привет, Львенок…
— Привет. Что-то случилось?
— Да, — признаюсь ему и не хочу тянуть с объяснениями. — Меня отец запер дома…
— Что, — усмешка в мой адрес от моего парня звучит слишком неестественно, — таки закрыл тебя дома?
— Да, ты представляешь, — жаловаться я не люблю, однако, мне необходимо выговориться именно сейчас.
— И за что он запер тебя, если не секрет?
— А ты не догадываешься? — игриво шепчу в трубку, немного оттягивая момент правды.
— Слушай, я… я немного устал, поэтому, лучше скажи…
— Все в порядке? — тон Льва кажется мне… странным и слишком обеспокоенным. Будто бы над ним кто-то стоит и мешает разговаривать.
— Да, — равнодушно отзывается Лев. От тона его голоса я начинаю ни на шутку переживать.
— В общем, — произношу я и понимаю, что между нами повисает неловкое и напряженное молчание. — Отец запретил мне видеться с тобой. Ты представляешь? Полный абсурд!
— Он правильно сделал, — сухой и монотонный голос Льва заставляет меня всполошиться. Откуда такое спокойствие? Опять его шутки?
— Чего? — переспрашиваю я, сменяя игривый тон на более серьезный.
— Слушай, — Лев мнётся и теряется в словах, и от этого в моем горле образовывается ком мокрой ваты, который мешает нормально дышать. — Твой отец прав, нам не стоит больше видеться.
— Это еще почему?
— Потому что я не подхожу тебе!
— Лев, — мой голос дрожит. Я слышу это как эхо в ушах. — Что ты такое говоришь?
— Нам не стоит больше видеться.
Твердость его намерений заставляет меня расплакаться. Но слезы ведь не выход, так? Подступающие соленые капли щипают глаза, но, собрав всю силу в кулак, я переспрашиваю:
— Ты сейчас шутишь, да?
Молчание. Тяжелый вздох.
— Нет, Ева. Я на полном серьезе.
— Я что-то не то сделала?
— Нет, — останавливает он меня своим отрицанием. — Ты была лишь последним приключением перед свадьбой.
— Я… была… чем?
Слова путаются, словно язык не хочет поворачиваться. В горле пересыхает. Кончики пальцев начинает покалывать, а в груди разрастается огромный ком одиночества, боли и обиды.
— Я желаю найти тебе счастье и парня, который будет лучше, чем я.
— Стой, Лев!
— Пока.
В трубке повисает тишина. Кромешная, полная, бездонная. Именно такая пустота заполняла каждый уголок сердца, отнимая у меня все. То, что любила. То, что хотела построить. То, о чем мечтала. То, что имела.