— И не забудь документы. А после, сразу домой, понял?
Я стоял перед отцом, лишь кивая головой.
— И не вздумай учудить какую-то глупость, ты понял меня? Завтра свадьба!
— Я понял тебя, — пробубнил и взяв со стола документы, направился к выходу.
— Пойми, это очень важно для матери. Сделай это для нее, и не заставляй меня краснеть!
— Хорошо.
Молча выйдя из его кабинета, пустился на первый этаж и вышел из офиса. С того дня мое сердце не могло успокоиться. Это была Ева. Она не выходила из моей головы. Я бредил ей все время. От рассвета до зари. Мои мысли окутывал ее образ и болезненные воспоминания, которые лишь сильней разрушали меня изнутри. Положил документы в бардачок и надев шлем, зовем свой мотоцикл. Он издал характерное трещание, стоило мне только поддать газу. Усевшись и выжав сцепление, тронулся с места. Мою машину отец отобрал, точнее, конфисковал. Теперь мне оставалось лишь ездить на дурацком мотоцикле. Уже практически смеркалось, и время на часы показывало восемнадцать часов.
Доставив документы до нужного места, мне в голову пришла безбашенная идея. Пускай это будет последний мой глупый поступок перед тем, как я навсегда потеряю Еву. Я должен ее увидеть! Чего-бы мне это не стоило. Смотрю на время. Восемнадцать тридцать. Званый ужин состоится в девятнадцать тридцать, а я на мотоцикле, поэтому, более чем, успею съездить к Еве и вернуться обратно. Построив на навигаторе более короткий путь, рванул с места.
Я забыла вкус скорости. Вкус попутного ветра, и бескрайней дороги. Я чувствовал, как сердце вот-вот выскочит из груди, как ветер заберет мою боль без остатка. Скорость — мое лекарство, и почему я забыл об этом? Я летел со всех ног, нарушая все правила дорожного движения. На кону была моя любовь. И в этой схватке я не хотел проиграть.
Проехал половины дороги, тучи стали сгущаться и пошел мелкий дождь. Я прибавил газу и летел сквозь дождь. Видимость была нулевой, потому что шлеп постоянно приходилось протирать рукой. И вот, на перекрестке я понимаю, что тормоза начинают отказывать. Я пытаюсь сбавить скорость, но появляется пригорок, с потом спуск. Скорость набирается. Стараюсь на паниковать. Уже практически ничего не вижу. Дождь настолько сильный, что ехать на такой скорости — это самоубийство. Пытаюсь затормозить, но… Ничего не получается… Впереди, на перекрестке появляется грузовик, а мне горит красный свет. Я не вижу, сколько на спидометре и если не предприму ничего, в лучшем случае, меня смогут собрать по кускам. Столкновения не избежать. Перед глазами мелькает вся моя жизнь. Я будто бы смотрю ее по ускоренной перемотке. Мне страшно. Я в последний раз жму на газ.
Раздается оглушительный треск резины, отчего, мне закладывает уши.
Я падаю с мотоцикла, проезжая одной частью тела по мокрому асфальту, а после, качусь кубарем куда-то дальше. Мотоцикл ревет, рычит. Я дезориентирован. Не понимаю, что происходит. Слышится оглушительный рев машины. Скрип колодок.
Чувствуя, как немеет одна часть тела, приоткрываю глаза. Через шлем, запотевший и забрызганный каплями дождя, лицезрею, как передо мной, в двадцати метро остановился грузовик. Доносится запах жженой резины. На землю падают капли, увлажняя выпуклый темный асфальт. Звон в ушах усиливается, сдавливая виски. Я понимаю, что жив. Я дышу. Я слышу стук сердца. Ко мен кто-то подбегает, что-то говорит, открывая защитное стекло шлема.
— Вы в порядке? — слышу сквозь звон в ушах. — Вы целы?
— Да, — говорю, но понимаю, что они этого не слышат.
— Я сейчас вызову скорую.
Переворачиваюсь на спину и чувствую обжигающую боль левой части. Она щиплет и дергает. Сколько я так пролежал, не могу сообразить. Десять минут, двадцать. Час?
Со мной постоянно пытался поговорить мужчина, который был перепуган. Но вскоре, послышались звуки сирены и подъехала скорая. Я стал постепенно приходить в себя.
Меня осмотрел медик, и сказал:
— Вас нужно в больницу.
— Я не могу, — сказал ему, снимая шлем. Оглянул меня и заметил, что вещи порваны. А вся левая сторона в глубоких ссадинах.
— Вы можете сами идти?
— Не знаю, — признаюсь медику и запрокидываю голову. Моя кожа ловит холодные капли падающие с неба.
— Давайте я помогу Вам встать!
Меня поднимают два рослых человека, поддерживая под руки. Немного так постоял и понял, что могу идти сам.
— Вам нужно обработать раны, — говорит медик.
— Хорошо, — соглашаюсь с ним, медленно дохожу до машины. Залезаю внутрь садясь на кушетку.
— У вас есть родственники? Кому-то позвонить?
— Да. Есть…
Легкое головокружение мешает сосредоточиться.
— Сами позвоните или мне позвонить?
Я диктую номер матери, отказываясь сам звонить. Я знаю, что меня ждет, поэтому, пускай принимает удар медик. Тот же, немного поговорив с мамой, сбрасывает звонок, добавив:
— Вас заберут из больницы. Нам нужно провести кое-какие процедуры.
— Делайте, как знаете! — Говорю ему укладываясь на кушетку.
Я сижу в процедурной, где мне зашивают небольшую рану, как вдруг, влетает мать.
— Господи, сынок! Ты цел?
— Женщина, сюда заходить нельзя, это процедурный кабинет!
Но мама проигнорировала слова медсестры и придвинув стул, сказала:
— Оставьте нас, пожалуйста.
— Мне нужно доделать работу.
В проеме появился отец, накинув на себя белый халат. В его взгляде я отчетливо видел недовольство. Он мне ничего не сделает, потому что, как он понял, последний свой шанс я профукал. Глупо. Бестолково.
— Ладно, но после, — сказала мать тыча пальцем в медсестру, — вы оставите нас наедине!
— Разумеется, — сказала медсестра.
Быстро закончив работу, она наложила мне повязку и убрав все грязные инструменты, удалилась из помещения.
Как только дверь закрылась, мама начала:
— О чем ты только думал?!
— Мам…
— Что мам? А если ты погиб бы? Ты хоть представляешь, как разрывалось мое сердце, пока мы мчались сюда?
Я перевел взгляд на отца, который стоял как скала: вечно не проронивший эмоций на лицо, только лишь глазами выдавал свое недовольство.
— Лев! У тебя завтра свадьба! Сегодня у нас была твоя будущая жена, а использовал свой шанс, увидеть эту прекрасную девушку до свадьбы!
— Не очень уж и хотелось, — огрызнулся, кое как одевая на себя рваную куртку.
— Я доверял тебе, — наконец-то сказал отец. — А ты снова, предал меня.
— Если бы сдох, то тебе было бы лучше? — выплеснув из себя эти слова, не чувствовал за них вины. Отец молча посмотрел на меня, и только тихо вздохнув, сказал:
— Нет.
— Врешь!
— Лев, хватит пререкаться с отцом! Мы хотели как лучше!
— Вот до чего вы меня довели, — кричал я так, что кажется, сотрясались рядом пробирки. — Вот до чего! — показывая на зашитые только что раны, которые слегка кровоточили. — Хотели как лучше?!
— Лев, — начала мама. — Не нужно так…
— Да? Серьезно? — Продолжал я кричать. — Тогда кто в этом виноват? А?
Из глаз материли полились слезы и та, через какую-то долю секунды начала реветь.
— Посмотри на себя, — тихо сказал отец. — Довел мать до истерики. Не стыдно?
— Это тебе должны быть стыдно! Это все твоя затея! Если бы ты не был таким циничным и узколобым, то ничего бы этого не было!
Батя промолчал. А мать, завывала самой высокой нотой. Я принялся ее успокаивать, а вот он… Он просто взял и вышел из палаты. Так всегда. Сын виноват в том, что планы отца не свершились. Какая ирония!
Через час меня выпустили из больницы, и мы поехали молча до дому. Мать все еще всхлипывала, вытирая слезы рукой. В то время, как отец, просто хранил молчание. Доехав до дому, отец помог мне выйти из машины, потому что болела нога. Мы зашли в дом и мама будто бы переменилась:
— Кушать будешь?
— Да, — машинально ответил я. Отец ничего не сказав, проследовал с нами в кухню. Она накрыла на стол и мы молча сели ужинать.
— Я рада, что с тобой все хорошо, — произнесла тихо мать и краем глаза, я заметила, что она пнула отца, который чуть ли не подавился.
— Я тоже, — пробурчал тот.
Ничего не ответив и доев свой ужин, я произнес:
— Спасибо, — и удалился в свою комнату.
Принимать душ было сложно. Я кое как разделся и стараясь не намочить повязки, стоял под струей холодной воды. Капли съедали всю грязь и пот, спуская в отверстие. Словно, это была моя старая жизнь. Я ругал себя за то, что в действительно, веду себя как глупец. И быть может, судьба никогда не была согласна с тем, с кем я хотел быть. Если бы я не поехал к Еве, то не случилась бы авария. Я бы увидел свою будущею жену, и быть может, успокоился. А может быть, я сделал все правильно, попытал судьбу, встав наперекор всему. Не смотря на угрозы отца, и истерики матери. Только… было слишком поздно. Слишком поздно я осознал, что потерял. И никогда больше не обрету снова.
Уснуть я не мог. Мысли не давали мне покоя. Практически до утра я не смыкал глаз, а как только встало солнце, меня потянуло в сон.
***
Я вижу, как лечу на всей скорости к Еве, по мокрому асфальту. Передо мной возникает тот страшный грузовик. Но по щелчку пальца, он исчезает и я проезжаю дальше. Доезжаю до ее дома, а дождь лишь усиливается. Оставляю мотоцикл у ее ворот и прохожу внутрь. В доме пусто, ни единой души.
— Ева? — спрашиваю я у тишины. — Ты дома?
В ответ тишина. Я прохожу дальше, и зайдя в комнату, перемещаюсь в офис, когда мы с ней столкнулись. Она проходит мимо меня, не замечая. Я вновь кричу ей:
— Ева! Постой!
Но она будто бы не слышит меня. Идет дальше по коридору. Я хотел было пустится за ней вслед, как чувствую, что проваливаюсь в тягучую черную дыру. Опускаюсь на ноги и передо мной кинотеатр. Она с кем-то, но не со мной. Они держатся за руку. А после… целуются. Картинка в миг сменяется другой. Теперь мы на озере. Точнее, она и еще кто-то. Он ее трогает, целует, обнимает. Чувствую, как внутри закипает злость. Делаю шаг и вновь, картинка сменяется другой. Она стоит передо мной, а рядом, лежащий байк, что горит. Она плачет.
— Ева, — шепчу ей.
— Ты… ты… — говорит она отходя от меня на шаг.
— Ева, давай поговорим!
— Нет! Ты чудовище, — срывается с ее уст. — Ты монстр! Зачем ты так со мной? Посмотрим, в кого ты меня превратил!
И я просыпаюсь….
Меня будит мать, которая сидит на краю кровати.
— Доброе утро. Вставай, — говорит она нежным голосом. — Пора собираться.
Я чувствую усталость. Ужасную, ломающую. Мне ничего не хочется, а после сна… Когда назвала меня Ева чудовищем, мне уже плевать, что будет со мной дальше.
Мать помогла мне собраться и нацепить костюм. Вся левая сторона болела адской болью, и дергала при соприкосновении ткани. Я выпил несколько таблеток обезболивающего.
— Нет, так не пойдет, — сказал мать и усадила меня за свой столик. — Ты должен выглядеть отлично! Знаешь, сколько инвесторов и друзей компании там будет?
Я взглянул на себя в зеркало. Потухший взгляд, темные круги под глазами. Мать быстро нанесла мне какую-то смесь, которую размазывала по лицу, потом еще, и еще. Что со мной делают и что будет после, уже все равно. Я на дне своей жизни, и выйти оттуда, в ближайшее время, навряд ли смогу.
— Ну вот, так лучше, — закудахтала она. — Взгляни!
Я посмотрела на себя. Цвет лица стал свежее, синяки под глазами исчезли. Но только глаза выдавали безразличие. Полное. В них каждый мог бы это прочитать. Они — зеркало нашей души. Этого я вряд ли, замаскирую.
Встав со стула и выйдя из комнаты, на лестнице меня ждал отец.
— Хорошо выглядишь, сынок!
На нем был новый костюм, сшитый с иголки. Мама подошла к ней и поцеловав в щеку, сказала:
— Ну давайте, поедем же! А то опоздаем!