И снова все собрались в гостиной. На этот раз некроманты продержались совсем недолго, но уже и не требовалось большего.
Мать, всё ещё крошечная девочка, изложила свой план.
— Будьте готовы. Это будет сложный момент, когда драться смогут только те, кто не является некромантом. Каннах, Део, Конрад, Терхаллоу, — Мать Некромантов вздохнула.
Мало, их слишком мало.
— И я, — сказал Киммельбобель, подтягивая штаны, сползшие под необъятное пузо.
— Барахло, — застенчиво произнёс кладовочный из тёмного уголка за диваном.
— И я, — заявила Наперстянка. — Мы можем, не сомневайтесь. Мир фейри не для слабаков.
Теренций с некоторым сомнением посмотрел на гнома, цветочную фею и кладовочного. Маленькие и смешные. Однако если они погибнут — беды не миновать.
Сам он твёрдо решил выйти, невзирая на раны. Будь что будет, а он в стороне оставаться не намерен. Увести несколько духов умерших на ту сторону Смерти он сумеет.
— А что вы можете? — спросил Ванильный.
— Путаться у всадников под ногами, — сказал Кимми. — Отводить им глаза. Отвлекать.
— Хорошо, — сказала Мать.
Она поднялась на крышу. Омегыч сидел, глотая воду из фляги, и смотрел в сторону сада.
— У него появилось лицо. И несколько рук, — сказал он. — Оно вот-вот начнёт двигаться по-настоящему.
— Дайте мне только подойти к нему, — промолвила Мать.
Её голос вдруг зазвучал в каждом воине маленькой армии. Каждый сейчас слышал слова Матери — все её дети и гости.
— Всем быть начеку. Сигналом вам будет столб огня, который сделает Альфред. За пределы купола никто из мёртвых не расползётся, но по саду и двору их может оказаться много. Паразит Гиердама рассыплется, всадники и их «кони», скорее всего, тоже. Умрах распадётся на части, но у каждой части будет дух — злой и беспощадный. Все души уже отравлены злом. Задача наша — разлучить тела с душами и проводить эти души во тьму, откуда они не вернутся. Мы это обсуждали.
Затишье заканчивалось. До двенадцати оставалось совсем немного. Все участники битвы отправились бить звенья и всадников, и только Омегыч и Мать задержались на крыше ещё на несколько мгновений.
— Сейчас мы с тобой будем там. Ты увидишь, как оно распадётся на белые хлопья. И тогда ты подашь сигнал. Что бы ни произошло со мной — ты его подашь.
— Оно может…
— Повтори, сын.
— Я подам сигнал, что бы ни случилось.
— Не надо бояться за меня. Я справлюсь. У нас всё получится, если мы будем действовать слаженно.
Омегыч кивнул.
— Тридцать, двадцать девять, двадцать восемь, двадцать семь…
Четырёхлетняя девочка в огромном свитере, который едва на ней держался и доставал до земли, подошла к белому плотному кокону, уже приобретающему обличие многоногой твари. Местами виднелся его хребет, местами из белого тумана торчали костлявые руки и ноги — с крючковатыми когтями, с разным количеством длинных белых пальцев. Огромная многозубая пасть источала отвратительный смрад.
Омегыч вскарабкался на яблоню и ждал. Смотреть на маленькую девочку, приближающуюся к чудовищу, было отчаянно, до боли страшно. У Омегыча сердце колотилось, отдаваясь безумным, болезненным стуком в горле, висках и кончиках пальцев.
Как можно было поверить ей, что она справится?
— Двадцать один, двадцать, девятнадцать…
Белёсое чудище медленно, очень медленно повернуло голову к девочке. Недовылупившийся паразит привык, что ему подают готовую пищу — души тех, кто уже умер. Но это живое, и оно притягивало, как всё незнакомое, оно манило невероятно приятным запахом, оно наверняка было вкусное…
— Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать, двенадцать, одиннадцать…
Паразит в коконе почти вылупился. Бережным, почти нежным движением он коснулся девочки, а затем проглотил её.
Омегыч вздрогнул и чуть не спрыгнул с дерева. Но замер, ожидая, когда будет можно подать сигнал. "Что бы ни произошло!" — приказала ему Мать. Губы его продолжали двигаться, и он считал, хотя по лицу безостановочно текли слёзы:
— Десять, девять, восемь, семь…
С последней секундой что-то произошло. Погасли все светляки. У Омегыча заложило уши и почернело в глазах. Белый кокон, словно сотканный из тумана, лопнул и разлетелся во все стороны.
Омегычу показалось, что пошёл снег. Но нет, это были те самые белые хлопья, о которых говорила Мать. Сглотнув слюну, Омегыч поднял руку, и столб пламени вырвался из кончиков пальцев — стал высоким, ярким, нестерпимо горячим. Жар огня высушил слёзы на щеках.
Омегыч держал столб пламени секунды три-четыре, а затем сорвался с дерева, не замечая, что ободрал кожу на животе и руках, и помчался к месту, где только что был кокон. По пути ему попалось одно из звеньев, оно словно было наполнено изнутри неприятным белым светом, оно металось и скрежетало зачатком рта. Почти не глядя, Омегыч сжёг его, не обращая внимания на то, что светлое пятно осталось висеть в воздухе призрачным клочком тумана. Он ничего не слышал и почти не разбирал того, что происходило вокруг.
Он упал на колени в траву, покрытую изморозью в том месте, где был кокон. И принялся шарить руками, ища тёплое живое тело. Но ничего не было.
— Мааа! — голос Омегыча сорвался на высокой ноте.
Ночь выдалась морозная. Хрустела под ногами трава, сияли крупные звёзды, и ни одна ветка не колыхалась от даже самого слабого ветерка.
Бой закончился. Мёртвые были упокоены. Мышцы наливались усталостью так, что казалось — рукам больше не поднять меча или топора, а ногам больше не ступить ни шагу. Первый Некромант боялся, что не сможет собрать себя воедино, но всё-таки сумел сгуститься достаточно, чтобы предстать во плоти.
В саду горел костёр, у которого неподвижно сидел Омегыч. Его руки бессильно лежали на коленях, и с кончиков пальцев стекали струйки пламени.
— Все целы? — спросил Первый громовым голосом.
— Ещё б не целы, — звонко откликнулся Винни. — Я вылил весь запас зелья неуязвимости в компот. Концентрация, конечно, получилась небольшая — но вроде бы сильно никто не пострадал…
— А я не пил, — сказал Теренций.
Их голоса звучали невыносимо буднично. Омегыч поднял голову и одними губами произнёс:
— Мать…
— Давайте-ка все в дом, все быстренько в дом, — поспешно сказал Первый Некромант. — Кое-кто вон уже и на ногах не стоит. А я проверю, всё ли здесь в порядке.
Но Теро-Теро всё-таки остался. Он один был таким же, как и всегда. Разве что доспехи его стали изрядно поцарапанными.
— Не устраивай истерики, парень. Ты видишь — дом стоит? — садясь рядом с Омегычем, спросил Первый. — Видишь — мы все здесь? Видишь?
Омегыч угрюмо кивнул.
— Это означает, что она жива, хоть и развоплощена, — объяснил Первый. — Не стоит предаваться скорби. У нас очень много работы. Есть раненые и обессилевшие, есть куча мусора, которая раньше была Умрах. Не время устраивать похороны — тем более, она не умерла.
— Тогда где она? Где? — спросил Омегыч тихо и отчаянно.
— Не знаю, — вздохнул Первый. — Но она вернётся, потому что мы все её не отпустили. А ведь мы некроманты. Даже ты, хоть и был рождён огненным магом. И твоё сердце тебе должно подсказывать, что…
— Моё сердце — камень! — резко возразил Омегыч.
Теро-Теро скрипуче засмеялся.
— А у меня вовсе нет сердца, — сказал он. — Но любит-то человек на самом деле не сердцем, а всей своей сущностью.
— Гаси костёр и пойдём в дом, Омегыч. И не вздумай там изображать вселенскую скорбь. Сказать, почему? — спросил отец.
Омегыч понимал. Чтобы создать взрыв изнутри монстра, Мать развоплотилась. Её больше нет, но пока её не отпустили, и она, вернее всего, станет теперь сгустком чёрного дыма, как Первый Некромант. Но это в том случае, если её будет держать вся семья. А если в них всех, особенно в детей, внедрится мысль, что Мать умерла, они отпустят. Может быть — не сразу. Но отпустят. И тогда…
— Ты прав, отец. Ты потерял своё тело точно так же? А ты, брат?
Теро-Теро со скрипом покачал головой.
— Нет. С нами всё было иначе. Отец растворялся медленно, по мере того, как магия дома тянула из него энергию. Сейчас, после того, как он держал защиту несколько часов, от него осталось ещё меньше.
— Но с матерью произошло нечто другое, — добавил Первый.
В глубокой черноте густого дыма неожиданно блеснули ясные голубые глаза.
— Сейчас всем нам надо отдохнуть и набраться сил — как следует набраться сил, их понадобится очень много. Через пару дней мы соберёмся здесь и создадим её сами. Созидание — это то, что редко удаётся некромантам, но у нас есть преимущество.
— Это какое же? — недоверчиво спросил Омегыч.
В нём уже зажёгся слабый огонёк надежды, и он начал его обжигать изнутри. Но пока не сильно, так, чтобы дать хозяину возможность дышать.
— С нами двое воинов света. Они не маги, а воины, да, но их светлая суть нам поможет. Поэтому я повторю: не время устраивать похороны и скорбеть. Время надеяться.
Омегыч нетерпеливым движением руки погасил огонь костра, вобрав в себя пламя до последней искорки, и поднялся на ноги. Слова Первого Некроманта подбодрили его, но, когда они вошли в дом, где больше не было Матери, огонь внутри Омегыча снова почти погас, уступив место пустоте. Растерянные лица, обращённые к нему, Теро и отцу, вопросы: «А где Мать?» и всеобщая растерянность погасили пламя надежды, и огнемаг не выдержал.
Он снял с шеи медальон, удерживающий его от проявлений магии исчезающего камня, и развеялся в воздухе.